ГЛАВА 3

Корова не собиралась сдвинуться с места. Она смотрела широко раскрытыми печальными глазами на человека, махавшего на нее широкополой шляпой. Перед коровой лежал мертвый теленок. Время от времени корова жалобно ревела.

– А ну, двигайся, мешок с костями, – ругался на нее Джеб, который не мог позволить этой корове упасть и умереть рядом с ее детенышем. Вряд ли она долго протянет и сможет пережить даже небольшой переход на север, к Красной Реке. От голода она совсем истощала.

– Иди же, черт побери! – кричал он на корову. Он не мог ее бросить – у нее было полно молока, такого необходимого для какого-нибудь индейского ребенка или старика, которые скоро покинут резервацию.

Джеб нервничал из-за того, что он вообще оказался здесь, в этой жаре и пыли, и к тому же еще и скотину приходится уговаривать. Он всего-навсего техасский полицейский, а не ковбой. Впрочем, винить ему было некого, это была его собственная идея.

Хотя что могло быть хуже, чем необходимость охранять индейцев, которые были слишком подавлены, чтобы представлять кому-либо угрозу, наблюдать, как переругиваются между собой и капитан, и посредник от индейцев.

Джеб увидел, что корова наконец сдвинулась с места и побрела в сторону резервации, которая располагалась через несколько отмелей. Он надел шляпу на голову и повернул своего гнедого за коровой. День был дьявольски жарким, и струйки пота стекали по шее за воротник.

Внезапно он уловил какой-то звук. Он замер и вслушивался, пока не различил, что это был топот лошадиных копыт. Когда шум приблизился, он различил звуки судорожно рвущегося дыхания – кто-то бежал перед лошадью. Внезапно взору Джеба предстал юноша команчи, который испуганно стал отступать боком, стараясь побыстрее улизнуть. Однако единственный путь ему преградил глубокий овраг. Увидев появившегося преследователя, который к тому же вытаскивал револьвер, юноша рванулся от него, но споткнулся и упал. Когда гнавшийся за ним охотник понял, что добыча уходит, он выругался, но, обнаружив, что юноша бесславно растянулся на земле, вновь прицелился в него.

Ну и сукин сын! Джеб стал вытаскивать свой пистолет, затем наставил его на солдата, который наконец-то заметил полицейского.

Солдат уставился на короткий ствол наведенного на него оружия.

– А, это вы, Уэллз, – начал он, прикидывая, насколько серьезна была грозившая ему опасность.

– Да, Уилкинс, – Джеб знал, что прозвучавшее в его голосе нескрываемое презрение кого угодно привело бы в ярость. Джеб всегда недолюбливал Уилкинса, и инцидент с проповедником Барнсом ничего не добавил к его отношению. Большинству солдат, охранявших резервацию, была неприятна их миссия. А Уилкинсу именно такая служба доставляла удовольствие.

Джеб и не пытался скрыть свое раздражение.

– Я должен арестовать этого воина, – попытался оправдаться Уилкинс. – Он решил убежать.

Джеб вгляделся в воина. Мальчику было лет десять, может одиннадцать. Безоружный, запыхавшийся и напуганный до смерти ребенок, его босые ноги были все в мозолях. Джеб внимательно изучал подростка, и, когда он посмотрел выше, на грудь, глаза у Джеба округлились. Он знал, что Уилкинс дурак, но сейчас он понял, что он просто сущий глупец. Так, значит, он думал, что это был воин? Возможно, ему и трудно было что-либо заметить на обнаженной смуглой коже груди, но все же можно было бы различить женскую линию плеча и ключиц. Это не был воин, может быть, это была будущая мать воина. Джеб опять взглянул на нее, раздетую, и подумал, что вот так бегать ей, с обнаженной грудью, уже поздновато.

Джеб повернулся к Уилкинсу.

– Я сам займусь этим делом. – В голосе его прозвучало отвращение. Убирая пистолет в кобуру, он жалел, что не может заехать рукоятью в безобразную рожу Уилкинса.

– Вы не имеете права, вы ведь не старший по званию, – яростно запротестовал Уилкинс.

Однако Джебу достаточно было лишь взгляда, чтобы Уилкинс все понял и затих. Да, Джеб действительно не был старшим по званию, но лишь потому, что всякий раз, когда ему предлагалось очередное повышение, он отказывался от него. Джебу поручались самые ответственные и сложные задания, которые давали ему как его непосредственное начальство, так и губернатор Техаса. И за свою работу он получал всегда втрое больше, чем любой другой полицейский.

На протяжении многих лет он с удовольствием выполнял свою работу, однако в последнее время, особенно за последний год, он все меньше и меньше получал от нее удовлетворения. Когда-то, защищая границы Техаса от мексиканцев и дома простых жителей от нашествия враждебно настроенных индейцев, он не чувствовал скуки, но сейчас ему все это претило. Некогда гордых команчи уже однажды согнали, как скот, на отведенные им земли в резервации, а теперь их выживают и отсюда. Джебу все это не нравилось, и он был здесь, чтобы помочь переселить оставшиеся племена из резервации Бразос к северной границе Техаса, где находились территории, принадлежащие индейцам. И он стремился к тому, чтобы это произошло с наименьшим кровопролитием. И он будет творить справедливость, даже если ему придется столкнуться с безнаказанностью Уилкинса за издевательство над беспомощным ребенком. Уилкинс уже ушел от ответственности за убийство мирного жителя Техаса.

Джеб наблюдал за Уилкинсом, который с недовольным видом повернул свою лошадь обратно.

– Уилкинс! – крикнул ему вдогонку Джеб. Уилкинс придержал лошадь и взглянул через плечо.

– Я буду следить за каждым твоим шагом, пока мы не уедем отсюда. Каждую минуту.

Уилкинс злобно взглянул на него, затем посмотрел на девочку, чье безмятежное лицо было доказательством того, что, по крайней мере, ребенок не понял слов Джеба. Слегка успокоившись оттого, что явных свидетелей его унижения нет, Уилкинс кивнул головой и, подгоняя лошадь, уехал.

Наивно было бы думать, что Уилкинс забудет о нанесенном ему оскорблении. Джеб подъехал к девочке, которая поднялась с земли навстречу ему. Он протянул ей руку, и, к его удивлению, она оперлась на нее и запрыгнула сзади него на лошадь. Так же ловко и легко, как это делают обычно воины. Впрочем, она сразу ухватилась за талию Джеба, а не за луку седла, на что Джеб ухмыльнулся. Хорошо, что она не видела его лица.

Когда показался лагерь индейцев, он наконец спросил:

– Куда же ты направлялась?

Он задал вопрос по-английски, и девочка ответила ему на том же языке:

– На охоту. Моя мать больна, ей нужно мясо.

– Разве нет отца или старших братьев, которые должны заботиться о ней?

Она молчала, и Джеб понял, что обидел ее.

– Вашему народу нужны сильные женщины, так же как и сильные воины, – произнес он, подумав, что хуже не станет, если он покажет свое понимание нравов и обычаев индейцев.

Девочка молчала, пока они не подъехали к первому вигваму индейцев, и тут она презрительно заметила:

– Оказывается, не все «голубые мундиры» глупы. – Но я не ношу голубого мундира, – подчеркнул Джеб, так же обидевшись сейчас, как она раньше обиделась на его слова.

– В сердце ты все равно остаешься «голубым мундиром», – мудро изрекла она.

Перед Джебом раскинулось последнее поселение команчи в Техасе, и у него сжалось сердце. При виде этих жалких остатков великого народа, он не мог согласиться с несправедливыми словами девочки-индианки. Она считала, что все белые хладнокровны и высокомерны. Но Джеб не был таким. Хотя, к сожалению, большинство белых были именно таковы. Сначала Техас дал землю команчи, а сейчас Техас забирает ее обратно.

За последние два года каждый случай грабежа, совершаемого бродячими бандами команчи, всегда приписывался резервационным индейцам, хотя их представитель Нейборс всячески доказывал, что это не так. Команчи из резервации Бразос готовы были даже стать союзниками, но кровопролитие продолжалось, и обвинения также продолжались.

Ненависть техасцев к резервационным индейцам достигла наивысшего предела. Они стремились прогнать индейцев из Техаса, и правительство всячески способствовало этому. Гнев жителей Техаса был подобен бомбе замедленного действия, которая вот-вот могла взорваться. Именно поэтому Джон Генри Браун направил группу конной полиции для поддержания мира и спокойствия, пока команчи не покинут резервацию. Джеб был послан с этой группой. Он удивился, что такой самолюбивый человек, как Браун, решился назначить Джеба, простого рядового, своим советником по индейскому вопросу. Конечно, у Джеба был многолетний опыт общения с команчи, однако Браун видел в нем неудачника, так как по служебной лестнице он совсем не продвигался, и новых знаков отличия у него не прибавлялось. К тому же Джеб часто не соглашался с решениями Брауна. Как не согласился он и с этим, не позволявшим команчи без сопровождения белых самим перегнать свой скот на новое место, где разместится их резервация. Нейборс понимал, что это обидит его подопечных, и не разрешил людям Брауна конвоировать индейцев. А. в результате индейцам не разрешили разыскать разогнанное стадо. Потому-то Джеб и был здесь по собственной инициативе с тем, чтобы вернуть индейцам хотя бы что-то.

Джеб, конечно, не был таким же альтруистом, каким слыл майор Нейборс в отношении своих подопечных, но Джеб не смог согласиться с чересчур жестким обращением с индейцами. Фактически Джеб очень во многом не соглашался с Брауном, и вообще это прикомандирование к Брауну не нравилось ему, несмотря на го, что это было временное назначение. Но все равно он томился пребыванием здесь.

Джеб признавался себе, что ему в последнее время стало как-то неуютно в Техасе, особенно с тех пор как Слейд забрал жену и переехал в Нью-Мексико. За последние десять лет Джебу и Слейду пришлось много поработать вместе. И сейчас тот время от времени соблазнял его предложением перебраться на новое место. Джеба все больше и больше искушала мысль – сменить обстановку. Слейд был единственным представителем закона в поселке, который быстро превращался в город. Это местечко уже долгое время являлось прибежищем уголовных элементов. Ему сейчас казалось более чем когда-либо привлекательным предложение Слейда. Избавлять землю от уголовников – это лучше, чем наблюдать, как унижают и оскорбляют человеческое достоинство индейцев.

Джеб едва заметил, когда худенькая темнокожая девчушка, соскользнув с его лошади, направилась к разбросанным вигвамам индейцев. Она ступала так же грациозно, как молодая лань.

Думая о последнем письме Слейда, Джеб не заметил, как быстро добрался до лагеря конной полиции. Самый младший из команды полицейских Брауна, увидев, как Джеб подъехал, ухмыльнулся и съязвил по поводу того, как трудно пришлось Джебу с той коровой, которую он пригнал обратно в стадо.

– Если вы желаете поспорить по поводу стада, то капитан будет рад вас видеть.

Джеб посмотрел в сторону палатки, которая являлась штабом Брауна. Сомнения не было: Уилкинс или его командир уже успели побывать здесь.

– Благодарю, – с некоторой долей сарказма ответил Джеб и направил своего коня вперед. Идея насчет Нью-Мексико выглядела теперь для него еще более привлекательной.

На протяжении всей службы Джон Генри Браун не терпел какого-либо неповиновения. Меньше месяца он общался с Джебом Уэллзом, который все время оспаривал его решения. Браун старался подавить внутреннее восхищение этим сидевшим напротив него полицейским. Смелость этого парня была под стать смелости целого воинского подразделения.

Джеб Уэллз был одним из лучших, а может быть, даже самым лучшим из всех людей Рипа Форда, претендовавшего на пост начальника конной полиции Техаса. Он был лучшим разведчиком, лучшим преследователем, лучшим в бою, у него всегда находились четкие аргументы, он правильно рассуждал, и, как слышал Браун, его очень любили женщины. Последнее, правда, несколько удивляло Брауна. Джеб не отличался исключительной фигурой, избегал носить форму, а его засаленный кожаный жилет и шляпа оставляли желать лучшего. Лишь одна только вещь у Уэллза – это шестизарядный револьвер Уитни – была всегда начищена и в идеальном состоянии.

– Переселение команчи начинается через два дня на рассвете. Капитан Пламмер просит, чтобы вы были прикомандированы к этой операции на все время следования, – произнес Браун, совершенно не надеясь, что Уэллз охотно согласится на это.

– Нет, – прозвучал прямой, бескомпромиссный ответ Джеба.

Браун даже слегка улыбнулся, он действительно правильно предугадал реакцию Уэллза. Затем обычным тоном он продолжил.

– Я ведь могу направить вас туда по приказу. Джеб также чуть улыбнулся ему в ответ:

– Два дня тому назад, может быть, вы и могли мне приказать. А сейчас не тратьте слова понапрасну.

Оживление исчезло с лица Брауна. Он знал, что срок службы Уэллза истек, он лишь надеялся, что тот пока не вспомнил об этом. Находясь на такой службе, невозможно уследить за временем. В рапорте, полученном от Рипа Форда, отмечалось, чтобы Браун незамедлительно переоформил Уэллза на сверхсрочную службу. Но Браун понимал, что это будет не так легко сделать, как думал Форд. Конечно, Уэллз находился на этой службе девять из двадцати семи своих лет, и, кажется, он не собирался менять свой образ жизни. Поэтому Форд был уверен, что Уэллз непременно останется еще послужить.

Браун резким движением подал Джебу сложенный лист бумаги. Джеб не спеша взял его и развернул, так же неторопливо он перевел взгляд на листок, чтобы еще раз прочитать то, что вот уже почти пять лет он прочитывал каждые шесть месяцев. Он молча сложил лист и вернул его обратно Брауну. До этого момента он сам не знал, как отнесется к сверхсрочной службе.

Некоторое время Браун изучающе всматривался в Джеба, пытаясь понять, что же у того на уме, затем он спросил:

– Почему же нет?

– Я могу назвать три основные причины и сотню еще других, – угрюмо сказал Джеб.

– Нельсон, Шоу и Уилкинс. – Браун знал, что эти трое встали Уэллзу поперек горла, потому что их освободили и не наказали. – Это дело военных, как поступить с ними.

– Все это ложь!

Браун нервно постукивал пальцами по поверхности стола:

– Нет никаких доказательств, Джеб. А что, черт побери, вы ожидали от Пламмера? Он, что, должен повесить этих троих только потому, что вы чувствуете, будто они виновны.

– Мое внутреннее чутье, не раз спасало мою шею.

– И шеи других также, – не колеблясь, признал Браун, – но вы не можете винить Пламмера, что вашей репутации для него недостаточно, чтобы пойти на такое наказание. Он, значит, должен поверить на слово этому плешивому проповеднику, человеку, который даже не разглядел лиц обвиняемых.

– Я видел их лица.

Браун чувствовал себя как-то неуютно под пристальным, почти гипнотическим взглядом Джеба. Да и голос его звучал очень неприятно.

– Они виновны, – сказал Джеб уже спокойнее. – И они опять попались на моем пути.

Может быть и умышленно, но Браун согласился с Джебом. Он видел глаза тех трех, когда их освободили и они вернулись к выполнению своих обязанностей. Во взгляде каждого сквозила ненависть к Уэллзу. Жизни они не лишились, а вот тепленькое местечко службы, возможно, потеряют. Когда закончится срок их службы, их явно не оставят на сверхсрочную службу. В этом случае Пламмер обязательно вспомнит о словах Уэллза.

Браун попытался сменить тему разговора.

– Какие же еще сто причин, о которых вы упомянули, мешают вам продолжить службу? – Браун понимал, что он имеет в виду резервационных индейцев. Странно, почему же Уэллз так заботился о народе, хотя сам только что боролся с его свирепым нравом?

– Эти несчастные сукины дети поверили на слово американскому правительству, когда им давали эти земли, с которых сейчас прогоняют. Техасские конные полицейские представляют это правительство, – говорил Джеб. – Будь я проклят, если я буду продолжать служить здесь.

Несмотря на то, что Браун уважал чувства Уэллза, он никогда не позволил бы себе этого показать.

– Вы не сможете остановить ночь, опускающуюся на этот народ, Джеб. Для него все кончено, во всяком случае, в Техасе.

– Вы думаете, что в Техасе с уходом индейцев станет спокойно? Мы сами подталкиваем их в Калифорнийское море, а затем станем наблюдать, как они тонут.

– Половину своей жизни вы стреляли в команчи, – сказал Браун, чувствуя, что начинает раздражаться. Так бывало всякий раз, когда разговор с Уэллзом заходил чересчур далеко.

– Да, это так. Они защищали свою землю, метая стрелы в тех, кто занимал их земли. Проклятье, но у меня не было проблем, когда я защищал невинных фермеров, однако я не хочу участвовать в том, чтобы посылать этих людей на верную смерть. Присмотритесь внимательней и ответьте: сможет ли большинство этих женщин или их детей вынести это тяжелое путешествие или выжить, когда наступит зима? – Понимая, что он не в силах остановить развитие событий, Джеб больше не хотел продолжать этот разговор. Он встал и надел шляпу.

Браун тоже поднялся. Он проиграл. Он думал, чем еще можно спасти ситуацию:

– Вы не хотите что-либо еще написать Форду? Джеб покачал головой:

– Я полагаю, что возврат моих неподписанных документов будет предельно ясным ответом.

С чувством явного облегчения, которое он не испытывал уже много месяцев, Джеб направился к двери. В мыслях он уже был в Нью-Мексико, однако, когда Браун окликнул его, Джеб повернулся.

Браун замешкался.

– Пламмер доводит до вашего сведения, что служба для Нельсона, Шоу и Уилкинса закончится в ближайшее время;– Браун прокашлялся и затем добавил: – Будьте осторожны.

– Я всегда был осторожен, все эти годы, – ухмыльнулся Джеб, опять направившись к двери, затем он опять обернулся. – Однако спасибо за заботу и передайте мою благодарность Пламмеру.

Браун смотрел Джебу вслед, сознавая, что для техасской конной полиции это будет невосполнимая потеря.