Глава 14

Стоя в середине хозяйской спальни вечером накануне свадьбы. Тори не испытывала уже такой уверенности, что осуществит план отмщения. Стены и мебель, казалось, подступили к ней вплотную. С высокого потолка огромной комнаты свисали две красные лампы гаремного типа, язычки газовых горелок отражались в них от красных бархатистых обоев. Большой бронзовый купидон примостился на спинке просторной кровати, дабы наблюдать, что происходит на ее роскошной поверхности… и, возможно, давать какие-нибудь непристойные советы. Кровать была завешана просвечивающим многоцветным стеклярусом, который позванивал и поблескивал от малейшего движения. Господи, не использует ли он одну из бечевок с нанизанными бусинками, чтобы удавить ее? Она содрогнулась и отвернулась от кровати.

И в остальном комната выглядела так же безрадостно. Перед большим передним окном стояла большая статуя языческого бога Пана, играющего на флейте, и непристойно подмигивала девушке. Стены завешаны огромными зеркалами с выгравированными завитушками на позолоченных рамках. Даже ковры усиливали ощущение удушья. Они были изготовлены из экзотических шкур леопардов и тигров. Были сохранены оскалившиеся пасти и выпущенные когти.

Когда она рассматривала отдельно каждую вещь и отбирала их с детским ревностным азартом, то ей представлялось, что они ярко продемонстрируют Рису Дэвису, что она думала о его грубых потугах достичь утонченности. Он бахвалился своим богатством и купил себе жену, чтобы она была эдаким украшением. А Тори в ответ превратила их комнату для медового месяца в настоящую пародию помещения для новобрачных. Но теперь, когда все было расставлено и разложено по своим местам накануне того дня, когда Тори должна была поступать в его распоряжение на всю оставшуюся жизнь… собственная мелочность вызвала у Тори отвращение.

И она испугалась. На какое-то мгновение она даже подумала, не убрать ли кое-что из обстановки. Два специально нанятых рабочих трудились весь день, чтобы собрать и установить тяжелые предметы. Нет, она не может разбирать теперь то, что создавала с таким усердием.

— Он станет моим мужем. Сможет делать со мной все, что захочет, и жаловаться мне будет некому, — слова Тори глухо отразились в большой, чересчур заставленной мебелью комнате. Возможно, он побьет ее — или с позором прогонит. Тогда ее жертва ради Сандерса и попытка спасти честь семьи окажутся напрасными. Нет, Рис Дэвис слишком горд и упрям, чтобы публично признать свое поражение. Азартный картежник захотел даму. Он пошел на сделку, хотя знал, что она о нем думает. Тори распрямила плечи и направилась к двери. Позолоченная дверная ручка издала скорбный щелчок, когда Тори открыла и закрыла дверь. Ни разу не оглянувшись назад, она решительно спустилась вниз по широким ступенькам к ожидавшей ее карете.

Рис стоял при входе в церковь, наблюдая, как к нему приближается прекрасное видение в белом шелке и кружевах. Лицо Тори скрывали целые ярды белого тюля. Рис ничего не мог определить по выражению ее лица, но заметил, как она прижималась к руке отца, который медленно вел ее по проходу церкви. Богато украшенная церковь была заполнена до отказа и людьми, и цветами. Вся элита Старлайта и близлежащих мест сидела на передних скамейках. Многие друзья Риса из менее респектабельных и набожных районов города толпились в конце: Джинджер среди них не было. Но Лиззи Кастус и Кармелита Санчес сидели в углу, по столь торжественному случаю они скромно оделись и закрыли лица вуалями.

Тори смотрела на Риса из-под опущенных ресниц. Судьба неумолимо приближала ее к важному рубежу. В одном отношении Лаура была права. Жених выглядел великолепно. Солнечные лучи, проникавшие через запыленные окна над алтарем, золотили его кудрявые каштановые волосы, придавая им красновато-коричневый оттенок.

Она чувствовала, что зоркие голубые глаза оценивают ее, пытаются угадать ее сокровенные мысли. Неужели он хочет завладеть не только моим телом, но и душой!.

Рис протянул большую теплую руку к ее холодной маленькой руке. Он ободряюще пожал ее пальчики, взяв Тори за руку, помогая ей встать на колени перед епископом Греем. Когда священник начал длинную, тщательно отработанную церемонию. Тори охватила дрожь. Он исподтишка глядел на изящный профиль девушки и перехватил ее взгляд, когда она посмотрела на него. Она тут же отвела глаза, опустив ресницы.

Рис произносил слова клятвы глубоким, звучным голосом, который отдавался в толпе мелодичным эхом. Тори повторяла их тихо, почти шепотом, как будто механически декламировала их, не испытывая никаких эмоций. Когда пришло время надеть тяжелое золотое кольцо на ее палец рядом с экстравагантным бриллиантом о помолвке. Рис предполагал, что невеста попытается уклониться или проявит сдержанность. Но Тори удивила его и положила свою узкую, изящную ручку на его ладонь. Он надел кольцо, а другой рукой нащупал ее пульс на запястье. При его прикосновении пульс резко участился, у Риса это вызвало еле заметную улыбку.

Когда были произнесены последние благословения и новобрачных попросили встать. Тори подумала, что не удержится на ногах, если Рис перестанет поддерживать ее локоть. По-хозяйски взяв Тори под руку, он повел ее вдоль длинного прохода. Она высоко несла голову, не обращая внимания ни на завистливые взгляды ветреных красавиц, вроде Лиззет Джонсон, ни на завуалированное неодобрение многих видных граждан.

Рис тоже видел, что собравшиеся испытывают весьма разнообразные чувства. Это могло бы его позабавить, если бы не бледность и дрожь невесты. Примерно в середине прохода, поравнявшись с Чарльзом Эвереттом. Тори заколебалась и даже оступилась, но быстро оправилась. Рис любезно кивнул надменному глупцу, ведя Тори к выходу из церкви.

Роскошный прием был устроен в особняке Лафтонов на деньги Дэвиса. Все детали Рис оставил на усмотрение Хедды и Тори. Повсюду было море живых цветов. В хрустальных бокалах пузырилось французское шампанское, столы ломились от яств: жареной говядины, английских фазанов, копченых устриц, запеченой горной форели. Один стол был уставлен исключительно мороженым, которому придали самые фантастические формы. Оркестр исполнял легкий вальс, а элегантно одетые мужчины и женщины ели, пили и тихонько судачили о самой невероятной паре в историй Колорадо. В Колорадо не было такого свадебного фурора с тех пор, как серебряный барин Лидвиля Хью Тейбор женился на разведенной актрисе Бэби Досам, даже не потрудившись развестись с предыдущей женой.

Друзья Лафтонов, банкиры и скотоводы, потягивали шампанское и лакомились холодным фазаном. Закадычные приятели Риса, публика из салуна и овцеводы, поднимали тосты за свадьбу, в больших количествах поглощали пиво и виски и мгновенно уничтожали большие блюда с устрицами. Переполненный зал разделился на два враждующих лагеря, но Лаура Эверетт грациозно переходила от одной группы к другой, смягчая накалившуюся атмосферу своим необыкновенным обаянием. В этой ей помогала вся семья Лорингов.

Как видный республиканец, поддерживающий деловые отношения с командиром времен Гражданской войны, генералом Уильямом Джексоном Палмером, Стив Лоринг легко чувствовал себя в любой среде. Кэсс выглядела жизнерадостной и элегантной в бежевом шелковом платье, которое прекрасно гармонировало с ее удивительным цветом кожи. Если некоторые сплетники и нашептывали, что у нее скандальная репутация и она, якобы, руководит компанией по перевозке грузов, никто не осмелился заявить об этом вслух. Сорванец Кили — и та превратилась в милую молодую девушку в модном, хотя и скромном бледно-зеленом платье. Рис обещал потанцевать с ней на приеме, и даже шалости двух ее младших братьев не могли умалить восторга Кили.

Хедда и Стоддард, как и полагалось, стояли у входа, встречая гостей; они стояли рядом со своим зятем, принимая поздравления — и искренние, и лицемерные — с натянутыми улыбками и напряженными кивками. Рис чуть не поперхнулся, когда Майк Меньон галантно поцеловал руку Хедды, расточая ирландскую лесть, клапаны которой он мог открывать и закрывать по своему усмотрению.

— Ухо надо держать востро с этими плутоватыми валлийцами, одного из которых вы прикрыли покрывалом респектабельности, мадам. Он может делать вид, что склоняется к республиканской партии, но поступит так только до следующих выборов.

Стоддард громко засопел, а Хедда отдернула руку, будто ее ужалила змея. Майк как ни в чем не бывало повернулся к Рису и Тори.

— Ну, хвастунишка, вы все-таки добились своего. Женились на самой очаровательной даме к западу от Миссисипи.

— Приходилось ли вам бывать к востоку от Миссисипи, мистер Меньон? — спросила Хедда с легкой снисходительностью.

Приземистый ирландец почесал затылок.

— Можно ли, мадам, причислить сюда две мои недавние поездки в Нью-Йорк или учитывается только мое путешествие в Европу? — простодушно спросил он.

— Где он встретился с королевой Викторией и вручил ей экземпляр своей газеты «Плейн Спикер», как он уверяет, — подмигнув, подхватил Рис.

— Совершенно верно, парень. А королева недурна, хотя и челюсть великовата. Но вы, — шепнул он Тори, — самая прекрасная из всех королев и принцесс Европы.

— Уходите, уходите, ирландский негодяй, не соблазняйте мою молодую жену, — добродушно пошутил Рис, когда Меньон пожимал ему руку.

После этого журналист направился к группе немецких шахтеров, которые вооружились тяжелыми глиняными кружками с пивом.

— Не сердись на Майка, Тори, он хороший друг и ты ему нравишься, — сказал Рис.

— Сомневаюсь, Рис, — прошептала Тори в то время, как к ним приближались с поздравлениями богатые землевладельцы из У рея.

К тому времени, когда они сели за стол, нервы Тори напряглись до предела, а желудок совсем свело от голода. Она двигала туда-сюда по тарелке ломтик розовой говядины. Рис протянул ей бокал искрящегося золотистого шампанского, потом поднял свой и чокнулся с ней.

— За мою прекрасную жену. Тори Дэвис, — он зачарованно глядел бездонными голубыми глазами в ее аквамариновые.

Она тоже подняла бокал и посмотрела на его красивое улыбающееся лицо через опущенные золотистые ресницы.

— За вашу победу, мистер Дэвис, — шепнула она в ответ и пригубила шампанское. На ее вкус вино отдавало горечью, напоминая хурму После свадебного обеда встревоженный молодожен поторопился поговорить один на один с Лаурой Эверетт.

— Долго ли еще нам надо оставаться на виду, Лаура? Тори побелела, как полотно, и нервничает, будто загнанная на дерево кошка, — тихо сказал Рис. Они посмотрели в другой конец комнаты, где молодая жена подавленно беседовала со старыми друзьями ее родителей.

— Она не съела ни кусочка, и я не могу уговорить ее выпить хотя бы несколько глотков шампанского, — пожаловался Рис.

Лаура безмятежно улыбнулась.

— Возможно, это и к лучшему, иначе она слишком рано заснет в вашем присутствии. Я распоряжусь, чтобы оркестр поскорее возобновил игру и вы бы могли побыстрее выполнить этот дурацкий обычай и потанцевать с невестой. Да, и не забудьте о своем обещании Кили Лоринг. Она милое дитя. Когда вы будете танцевать с ней, я позабочусь, чтобы Хедда потанцевала с несчастным, обездоленным Чарльзом. Потом я увлеку Тори к заднему выходу. А вы можете незаметно выйти через боковую дверь и встретить нас на двуколке с задней стороны дома.

— Вы просто золотце, и если бы я не был женатым человеком, то сделал бы вам непристойное предложение, — воскликнул Рис и чмокнул ее в щечку.

— Ты уверен, что за нами никто не последует? — спросила Тори, нервно оглядываясь через плечо на удаляющийся город, огни которого мигали в сумерках. — Некоторые из твоих неотесанных приятелей с ранчо болтали о громких серенадах под окнами нашей спальни.

Тори содрогнулась от ужаса, думая о том, что будет, когда он увидит спальню. Она не хотела, чтобы ее унижение усугублялось толпой хриплых, беснующихся пьяниц возле их дома.

— На этот счет не беспокойся, любовь моя. Я оставил четкие указания. Сегодня нас никто не побеспокоит. Мы будем одни. До утра на второй этаж даже не ступят кухарка, горничные или дворецкий.

— Тогда, как же я смогу… — она замолчала, и ее щеки загорелись на холодном осеннем ветру.

— А-а, понимаю. Ты вспомнила, как я в последний раз расстегивал твое платье. На сей раз все будет иначе, Виктория. Обещаю не шлепать тебя.

«Не давай обещаний, которые ты не сумеешь сдержать, Рис», — с горечью подумала она.

Когда коляска остановилась возле дома, то ее принял и отогнал во двор поджидавший конюх. На его молодом лице играла понимающая улыбка.

— Для милой дамы я могу заменить горничную, — подтрунивая, проговорил Рис и подхватил жену на руки перед дверью огромного, похожего на крепость дома.

— Да, у тебя большой опыт по раздеванию женщин, не так ли. Рис? — Она почувствовала, как от его небрежного замечания в душе ее вскипел гнев, и решила, что это поможет ей укрепить волю.

Он только усмехнулся, пронося ее мимо каменных драконов на парадной лестнице.

— Ну вот мы и на месте, и теперь, любовь моя, попридержи свою вуаль, — Рис повернулся боком, чтобы не задеть ее длинное платье и покрывало на голове, когда проносил ее через открытую дверь в прихожую.

Слуга заранее открыл парадную дверь и наверняка должен был закрыть ее, когда они поднимутся на второй этаж.

— Миссис Крейтон приготовила в задней гостиной вино и легкий ужин для нас… или, если ты того пожелаешь, мы можем послать за едой позже;

Рис опустил Тори на пол прямо под сверкающей, великолепной хрустальной люстрой.

Тори чувствовала себя преступницей, очутившейся перед виселицей. Зачем оттягивать неизбежное? Она бросила ему перчатку, когда обставляла спальню. Конфронтации все равно не избежать.

— Сначала ты должен познакомиться с моим небольшим сюрпризом., А потом, возможно, тебе захочется выпить, — ответила она с напускной храбростью.

Озадаченно улыбнувшись. Рис потянулся к Тори, намереваясь отнести ее по ступенькам на второй этаж. Но она покачала головой и отступила назад.

— Уж не боишься ли ты меня, миссис Дэвис? — насмешливо спросил он.

— Нет, что ты, — она постаралась говорить спокойно. — Нисколько, мистер Дэвис.

Произнеся это, она скромно приподняла край своего длинного шелкового платья и направилась к извивающейся лестнице.

— Приступим, Макдуф, — церемонно продекламировал он.

Услышав строчку из пьесы Шекспира, она на мгновение замерла и сказала:

— Этому вас научила мисс Голдшток?

— Макбет, акт пятый, сцена восьмая, — невозмутимо ответил он, поднимаясь вслед за ней по ступенькам лестницы. Неужели она до сих пор ревнует его к Флавии? Впрочем, нервы у молодой жены сегодня вполне могут шалить… Рис тщательно продумал все, что было связано с их первой брачной ночью.

Лаура предупредила его о повышенной чувствительности благовоспитанной девицы, которую чопорная Хедди держала в ежовых рукавицах. Ему придется пригасить свет, чтобы не смущать ее девственную стыдливость, и не проявлять торопливости. Вначале — никакой экзотики, никаких причуд! Потребуется время, чтобы в Тори пробудилась страсть. Азартный игрок, Рис умел терпеливо ждать, когда того требовали обстоятельства. Виктория была девственницей, его первой и единственной благородной дамой, и он будет дорожить ею.

Длинные пряди золотистых волос покачивались под вуалью, когда Виктория поднималась по ступенькам. Его жена величава, как принцесса, но при этом злобна, как ошпаренная кошка. На Риса опять навалились сомнения: может, не стоило жениться на Тори против ее воли? Но он решительно отмел их, убеждая себя в том, что он гораздо больше подходит ей, чем Чарльз Эверетт или любой другой слюнтяй, которого могли бы выбрать ее родители.

Когда они приблизились к спальне, отвага начала покидать Тори. Однако теплое дыхание Риса, которое она ощутила, когда он приподнял ее вуаль и нежно поцеловал в шею, побудило ее к действиям. Она должна показать ему поскорее комнату, пока обольщение не зашло слишком далеко. Повернув ручку, Тори толкнула и отворила массивную дверь орехового дерева.

Даже не заглянув внутрь. Рис подхватил ее и внес в спальню. Тори от удивления вскрикнула и задрыгала ногами. Но он, не отпуская ее, дошел до середины спальни. Оглянувшись по сторонам. Рис вдруг напрягся. Но по его лицу ничего нельзя было прочесть. Оно не отражало никаких эмоций. И все же, когда Рис медленно опускал ее на ноги, она почувствовала, как в нем вскипает ярость. Он крепко прижал ее к своей широкой груди, обвив стройный стан крепкой, как железо, рукой.

Рис недоверчиво покачал головой.

— Говоришь, особый для меня сюрприз? — Он обвел рукой комнату. — Очень изобретательно. Тори. Проку, правда, от твоей изобретательности мало. Джинджер не притащила бы такой хлам в свой бордель, можешь мне поверить.

— Мне пришлось импровизировать, ведь у меня нет опыта помещений борделей, — резко ответила она.

— Вот, значит, как ты представляешь себе наш брак? Ты чувствуешь себя шлюхой и готова распутничать ради спасения своей драгоценной семейки? За деньги? Что ж, дорогая, ты наверняка станешь заламывать высокую цену. Если я доживу до семидесяти, то, пожалуй, каждая интимная связь с тобой обойдется мне примерно в тысячу.

Тори машинально влепила ему пощечину, пораженная его грубостью.

— Да как ты смеешь…

— Я смею многое, дорогая Тори. Ты еще меня попросишь…

Он отпустил ее, позволил ей отпрянуть. Она дрожала от страха.

— Это все фарс, Рис! Я здесь тебе не нужна, — Тори кивнула в сторону кровати с пологом из бусинок. — Тебе нужна хозяйка, украшение, нечто такое, что можно показать твоим новым деловым партнерам.

Теперь выражение его лица изменилось, на нем медленно появилась хищная улыбка.

— Ничего у тебя не выйдет, дорогая! Хочу тебе сразу об этом заявить. Если ты желала продемонстрировать мне этим убранством, насколько ты замаралась, выйдя за меня замуж, тебе придется и дальше играть выбранную роль грязной голубки. Ты будешь потаскухой! А я — сутенером!

Он скинул пиджак и бросил его на плотоядно взирающего Пана. Потом расстегнул массивные рубиновые запонки и парчовый жилет, который тоже сбросил с плеч и кинул на пиджак. Шелковый галстук приземлился на полу после того, как Рис вынул из него рубиновую заколку. Он расстегнул рубашку, обнажив свою упругую, волосатую грудь, и кинул дорогие запонки на ковер с тигровой головой. Яркие рубины подпрыгнули, и во все стороны посыпались злобные искры огней. Тори вышла из охватившего ее оцепенения. Она задыхалась от страха и понимала, что умолять бесполезно. Она кинулась к двери. Но Рис настиг ее в три прыжка в тот момент, когда она споткнулась о громоздкую лапу тигра. Дэвис подхватил жену, прижал к голой груди, поднес к кровати и швырнул через тинькающие нитки занавески на кучу мягких бархатных подушек.

— Наверное, мы запачкаем их, — грубо заметил он, пожал плечами и продолжил методически сбрасывать с себя одежду.

Тори слышала шуршание его шелковой рубашки и носков, звук брошенных на пол ботинок. Рис присел на край кровати, раздвинув надоедливые ниточки с бусинками, чтобы лучше рассмотреть прекрасную, бессердечную стерву, на которой он женился. Его девственная жена лежала с крепко зажмуренными глазами, отвернув от него лицо, готовая «покориться» скотскому изнасилованию. Под ее густыми золотистыми ресницами скопились слезы, но она не хотела поднимать крика. Поглядев на упрямую верхнюю губу Виктории, Рис с горечью подумал, что это сущий брамин из Бостона, готовый сопротивляться до последнего.

— Когда мы вошли, здесь горел свет. Сколько людей могли увидеть этот миниатюрный бордель. Тори? Г-м, может быть, нам стоит устраивать экскурсии по дому?

Тори открыла глаза, и это послужило ему наградой.

— Никто, кроме двоих рабочих из Денвера, не видел спальни! А они уехали. Даже извозчики, которые доставили груз, ничего здесь не распаковывали. Рис улыбнулся и стал похож на акулу.

— Значит, ты все же подумала о том, чтобы эта обстановка не породила скандала — после того, как снизошла до брака со мной? Неужели чудачества не закончатся. Тори? — цинично упрекнул он ее.

— Ты все равно поступишь, как хочешь. Вы всегда так делали, мистер Дэвис. Мне надоело играть в кошки-мышки, — обреченно вымолвила она и почувствовала, как от его негромкого смеха затряслась кровать.

— Так, — произнес он, и его теплая рука погладила шею Тори и прошлась вокруг ее груди. — Ты думаешь, я собираюсь напрыгнуть на тебя и взять тебя силой, миссис Дэвис, а ты зажмуришься и будешь думать об Англии — или о чем-то другом, о чем помышляют избалованные девственницы Америки? Он протянул руку и развязал ее головной убор. Вуаль и драгоценная диадема упали на кровать. Рис перевернул Тори на бок, вытащил из-под нее головной убор, откинул его, и он полетел, как осенняя паутина, к изножию кровати.

— А знаешь ли ты. Тори, что мне всегда нравились твои волосы? Такие мягкие и благоухающие, словно лепестки в лунном свете, — шептал он, вынимая заколки из локонов на ее макушке. Волосы девушки рассыпались по подушке. Рис запустил пальцы в сверкающую копну, массируя чувствительную кожу головы. Взбитые парикмахером, волосы спутались.

Он гладив их нежно; а говорил сурово:

— Я уже сказал, что заставлю тебя просить. Я не имел в виду, что изнасилую тебя или побью. Я имел в виду интимную близость с тобой… Ты сама попросишь меня об этом!

Она гневно замотала головой, но его пальцы еще крепче зажали ее голову, и он медленно приблизил к ней свои губы. Одной рукой Рис крепко держал Тори» не позволяя ей шевелиться, а губами скользил по ее вискам и щекам; язык Риса дразняще касался ее горла, прокладывая путь к трепещущим губам.

— Я вижу, ты запомнила, — шепнул он, когда она приоткрыла рот, чтобы вскрикнуть. Его язык проник ей в рот, осторожно, как ночной воришка, лизнул ее маленькие белые зубки и убрался.

Рис поднялся и изучающе посмотрел на ее горевшее лицо, обрамленное растрепавшимися золотистыми волосами. Мысленно он проклинал ее нежную, удивительную красоту и в то же время восхищался ею, потому что она принадлежала ему. Он дотронулся до изящного колена Тори, утопавшего в шелках и кружевах. Рефлексивно она брыкнулась, но он зажал хрупкую голень в своей большой руке, и девушка сразу успокоилась.

Рис снял атласный тапочек сначала с одной ее ноги, потом с другой. После чего остановился, раздумывая, как поступить.

— Раздевать мне тебя, начиная с нижнего белья… или начнем с платья? — одновременно с вопросом он провел рукой по ее покрытой шелком ноге, погладив икру.

— Ты презренный, грубый, вульгарный, отвратительный… — она сыпала оскорблениями до тех пор, пока он не притянул ее к себе и не посадил на кровать.

Он расстегнул ей пуговицы до самой талии. Он и вправду не уступал в ловкости умелой горничной, так что похвалялся не зря. Ловкие проворные пальцы картежника, которые перебирают карты с такой быстротой, за какой не способен уследить глаз, с такой же легкостью отстегивали пуговицы. Он погладил через корсет тонкий позвоночник, потом принялся быстро распускать тесемки корсета.

Почувствовав, как ее спину обдуло прохладным воздухом, Тори впала в панику. Скоро он разденет ее догола! Она попыталась оттолкнуть его, но он быстро стащил платье с ее плеч, сковав тем самым руки. Когда развязанный корсет соскользнул вниз, грудь Виктории обнажилась. Осталась только нижняя кружевная рубашка, через которую все было видно.

«Точнее, почти все», — поправил он себя, дотрагиваясь сперва до одного маленького кораллового соска, потом до другого. У Виктории вырвался негромкий испуганный возглас. Он накрыл ладонями ее небольшие, прелестные груди, нежно поглаживая и сжимая их.

У нее захватило дух от такой откровенности, Тори парализовал стыд. Рис взял ее за руку, пощупал пульс и отстегнул белые шелковые пуговички на манжете. Повторив то же самое на другой руке, он одним движением снял рукава ее рубашки. Она автоматически вскинула руки, чтобы закрыть грудь.

Тори обняла себя руками, а он потянул ее к изножию кровати и перевернул лицом вниз. Запутавшись в своих собственных юбках, она оказалась в безнадежной ловушке; Тори брыкалась и приглушенно кричала, но все без толку. Рис начал развязывать бечевки ее панталонов и закончил распускать корсет.

— Ты такая тоненькая, что не нуждаешься в этих дурацких вещах, — произнес он и, стащив с нее приспособление из китового уса и кружев, кинул его на пол. Бусинки занавеса согласно звякнули.

Она повернула голову, кашлянула и зашипела на него:

— Все порядочные дамы носят корсеты. Рис опять повернул ее на спину и холодно улыбнулся.

— А вот потаскухи не носят, и ты тоже впредь не будешь носить его. Я единственный мужчина, который будет к тебе притрагиваться, Тори… отныне и навеки.

Чтобы подтвердить это, он погладил ее руки, потом скользнул к грудям. Она ахнула, когда его проворные пальцы схватились за твердый кончик соска, который выглядывал из-за неплотного щита ее рук.

Тори посмотрела ему в лицо. Его глаза горели страстью, губы были твердо сжаты. От ловкого обольстителя или дразнящего ухажера не осталось и следа. Им овладел холодный гнев и вместе с тем сладострастное желание. Рис намеревался лишить ее девственности, но не так, как поступил бы джентльмен со своей невестой, а как мужчина берет шлюху… именно так он, должно быть, обращался с этой ужасной Голдшток.

С трудом проглотив слюну. Тори собралась с духом — Рис между тем продолжал нахально ее разглядывать — и прошептала:

— Пожалуйста, не так… не надо…

— Что не надо. Тори? Не надо требовать от тебя выполнения супружеских обязанностей? Но ты знала, когда согласилась выйти за меня замуж, что жена обязана позволить своему мужу интимную близость. Даже Хедда должна была сказать тебе об этом! — презрительно добавил он.

— Да, она говорила… Но не надо так, только не в гневе…

— Ты ждешь от меня почтительного отношения к твоей утонченной чувствительности после всей этой комедии? — Рис откинулся назад и обвел рукой комнату под тиньканье занавески из бусинок. — Ты четко показала, какие у тебя ко мне чувства, Тори… по крайней мере, какими ты их себе представляешь. Может быть, я смогу показать тебе, что ты ошибаешься, — загадочно добавил он.

Он взялся за расстегнутое платье и развязанные панталоны и одним рывком сорвал с невесты все эти тряпки. Он бросил их на купидона, примостившегося на спинке изножья кровати.

— Никто, кроме меня, не будет любоваться тобой, — заявил он с подобием улыбки, но его взгляд оставался по-прежнему холодным, когда он изучающе рассматривал ее худенькую, почти голую фигуру.

Она лежала, затаив дыхание, на ней оставались лишь шелковые чулки, кружевные трусики и нижняя рубашка.

— В реке ты выглядела лучше, когда материя намокла и прилипла к твоему телу, но тогда ты была холодная… ты дрожишь и теперь, любовь моя; Опять замерзла? — спросил он с притворной заботой. — Давай я тебя согрею! Поверь мне, я раскалился, как печка!

Рис растянулся рядом с ней на кровати и одной рукой крепко прижал ее к себе. Вторая оставалась свободной и могла сновать по всему ее телу. Тори уперлась руками в твердые мышцы его груди. Рис не преувеличивал. Он весь пылал, стук его сердца передавался ей. Она зажмурилась, отдаваясь новым, ужасающим ощущениям. Упомянув про тот день на реке, он, казалось, воскресил в ее воображении все, что произошло между ними тогда, когда они почти голые, чуть ли не задыхаясь, прижимались друг к другу… как сейчас.

Но теперь они лежали в кровати, он прикасался к ней руками и губами, притрагивался к ней в таких местах, где никто никогда ее не трогал. Груди Виктории ныли, сердце стучало. Мускулистые бедра Риса сладострастно терлись о нижнюю часть ее тела, а растопыренную ладонь он положил на ее ягодицы. Цепочка влажных поцелуев протянулась от ее уха к шее, потом к ресницам, носу, губам. О да, она помнила, на что он способен… его губы коснулись ее губ, а зубы стали легонько, терпеливо покусывать их. Он хотел, чтобы она приоткрыла рот. Тори сопротивлялась, пока его рука не прошлась по ее бедру и, просунувшись между их телами, не нащупала грудь и не погладила ее.

Тори конвульсивно изогнулась, отстранясь от его ласк, и одновременно приоткрыла рот. Язык Риса быстро проник туда, он засовывал его и вынимал, пока Тори не почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Она не сразу сообразила, что он делает, когда Рис навалился на нее, вдавив в мягкий матрас и растянулся во весь рост. Его поцелуй никак не кончался, язык проникал в ее рот все глубже… Постепенно Тори-начало овладевать чувство апатии, вялость. Другого пока он ничего не делал, лишь целовал ее… но Господи, как же это было упоительно! Она слышала ровный стук его сердца, ощущала пленительную теплоту его тела. Рис лежал, опираясь на локти, чтобы не раздавить ее. Тори было покойно, почти приятно, такая близость была совсем не похожа на грубое насилие, которого она опасалась. Наконец он прошептал, обдав своим дыханием ее губы:

— Тори, обними меня за шею. — И снова стал целовать взасос. Она поразилась тому, что послушалась его. Он слегка переменил положение, и напряженные мышцы его спины расслабились.

Медленно, совсем медленно его левое колено раздвинуло ее ноги. Потом одна рука скользнула по ее животу и принялась гладить шелковистые завитки на лобке. На мгновение Тори напряглась, потом, когда он плотно прижал ладонь к лобку и замер, она опять отдалась его ласкам и поцелуям. Рис опустил руку пониже, гладя ее тело через шелковое нижнее белье, пока она инстинктивно не шевельнула бедрами.

У Тори ныло все тело. Напряжение, возникшее у нее в грудях, неумолимой волной распространилось теперь ниже, на живот и на срамное место, над которым колдовал Рис, шокируя и в то же время завораживая Тори. Это было приятно, но все ныло.

Постепенно он оторвался от ее губ и принялся целовать груди, пока они не набухли, пока соски не затвердели. У Тори вырвался невольный глубокий стон, который как бы застрял в ее полуоткрытом рту. Рис взял твердый сосок в зубы, возбуждая его через тонкий шелк. Когда он перешел к другому соску и начал сосать его, Тори изогнулась, подняв голову. Рис приподнялся на руках.

— Теперь ты мокрая с обоих концов, почти так же как тогда, на реке.

На его губах промелькнула улыбка, которая так и не достигла глаз. Он слез с кровати и начал расстегивать брюки. Тори была совершенно ошеломлена тем, что он способен настолько ее взволновать. Слова Риса она не запоминала, а вот обжигающая теплота его тела помнилась очень хорошо. Как зачарованная. Тори смотрела на него, когда он за поблескивающей занавеской сбрасывал с себя последнюю одежду.

Когда он отодвинул в сторону бусинки и поставил голое колено на край кровати, она наконец очнулась от транса. Лаура упоминала, об этой штуке, но она не сказала, что она такая огромная! Тори инстинктивно сжала ноги и закрыла руками пах. Потом до нее дошел все-таки смысл его слов. Она взмокла! Тонкий шелк прилип к ее телу. Ужаснувшись, она посмотрела на свои груди, которые он увлажнил своим ртом. Сквозь рубашку просвечивались небольшие упругие розовые точки, которые отчетливо просматривались через тонкую ткань. Она попыталась вспомнить щекотливые объяснения Лауры. Но чувство стыда захлестнуло все.

Рис усмехнулся. — Тебе больно, Тори, правда, любовь моя? Теперь ты хоть немножко поняла, что я испытывал все эти последние месяцы?

Тори попыталась отпрянуть, испытывая острое чувство унижения. Он схватил Викторию за шнурок на ее рубашке и развязал его. Еще легче оказалось развязать шнурок на ее панталонах. Рис привычными движениями стащил их с бедер, потом приподнял Тори и снял с нее рубашку. Она не сопротивлялась. Тонкое, как паутинка, нижнее белье почти ничего не скрывало, а влажные места служили приговором ее предательскому телу.

Ты у меня еще попросишь… Эти слова вспышкой промелькнули в ее сознании. Она начинала понимать, что он имел в виду.