ГЛАВА 25
Сойдя с трапа самолета в аэропорту Лос-Анджелес, девушка направилась к выходу, где уже стояла толпа встречающих. Как условлено, Кей должен был встречать ассистент Синклера, чтобы привезти ее в Санта-Барбару на встречу с доктором, но ни имени, ни примет ассистента она не знала. Казалось, никто не собирается подойти к ней, ни у кого не было плакатика с ее именем. Девушка подождала, пока толпа у ворот не рассеялась, и, решив, что, должно быть, произошла путаница, направилась к стойке бюро проката машин.
В этот момент к ней подошла молодая женщина.
– Мисс Уайлер! – окликнула она. – Это я… мисс Уайлер!
Невысокая, довольно полная, с растрепанной шапкой курчавых светло-каштановых волос, живыми темными глазами под густыми бровями, широким ртом и острым, чуть безвольным подбородком, она искрилась такой энергией и жизнелюбием, что хотя Кей так и не поняла, красива ли она или нет, нашла женщину несомненно привлекательной. Просторный бумажный спортивный свитер с эмблемой «И. С.» поверх джинсов усиливал сходство с мальчишкой-сорванцом.
– Элси Рот, – пропыхтела она, протягивая руку. – От доктора Синклера.
И, пожимая ладонь Кей, продолжала весело болтать:
– Застряла в ужасной пробке на шоссе. Нужно было пораньше выезжать. Плохо бы мне пришлось, проворонь я вас. Доктор Синклер ненавидит, когда людей заставляют ждать.
– Ничего страшного, Элси, – ободряюще улыбнулась Кей. – По крайней мере теперь, когда все разошлись, вы сразу меня узнали.
– О, это труда не составило! Дэйв Джелли, один из выпускников, тоже ассистент доктора Синклера, раздобыл ваши старые снимки из «Томкэт» и показывал всем и каждому.
Но тут Элси запнулась на полуслове, с ужасом сообразив, что должна почувствовать Кей, когда узнает, как ее фото передавались из рук в руки.
Кей весело засмеялась:
– Успокойтесь, Элси, я к этому привыкла. Эти проклятые штуки вечно вылезают на свет Божий в самый неподходящий момент.
– Не пойму, чего тут стыдиться. Конечно, с точки зрения феминисток, вам не следовало позволить использовать себя как объект сексуального вожделения. Но я бы тоже не прочь сняться в голом виде, особенно с таким потрясным телом, как у вас… то есть…
Элси снова умолкла, сгорая от смущения. Казалось, она из тех людей, которых всегда подводит собственная безграничная искренность.
– Моя машина вон там, – поспешно объяснила она. Полисмен как раз заканчивал выписывать штрафную квитанцию для припаркованного в неположенном месте проржавевшего зеленого «фольксвагена» с поднимающейся крышей. Элси, рассерженно завопив, ринулась вперед и, очевидно, черпая вдохновение из слышанных раньше феминистских речей, обозвала несчастного полисмена «типичным шовинистом мужского пола, хулиганом, пытавшимся довести женщину до отчаяния своей проклятой бумажонкой и тем самым заставить ее покориться». Но полисмен спокойно дописал квитанцию, сунул ее под ветровое стекло и отошел.
Элси, все еще пылая гневом, включила зажигание. Кей размышляла над контрастом между мальчишеской внешностью ассистентки доктора Синклера и твердой решимостью любыми способами защищать права женщин.
По пути Элси рассказывала о себе. Хотя она училась в колледже университета Беркли перед тем, как переехать в Санта-Барбару, чтобы писать дипломную работу по биологии, она выросла на Восточном побережье в предместье Нью-Йорка. Отец был владельцем химчистки, мать пожертвовала блестящей карьерой исследователя биологии, чтобы воспитывать Элси и ее младшего брата. Элси чистосердечно признавалась, что именно судьба матери, умной одаренной женщины, вынужденной пожертвовать любимой работой ради унылой участи домохозяйки, была основной причиной, побудившей ее выбрать Беркли, известный терпимостью к активистам-радикалам. В колледже Элси была участницей движения за права женщин.
– Не желаю жертвовать своей карьерой, – объяснила она, – то есть, конечно, если у меня будет таковая.
Теперь, в двадцать восемь, Элси работала над докторской диссертацией, хотя, по ее словам, была не совсем уверена в правильности выбранной профессии биолога. Иногда ей приходило в голову, что она стала заниматься биологией из желания следовать по стопам матери.
– Грустная правда состоит в том, что в науке я ноль. Мне нравится проводить эксперименты, но пока добьешься результатов, семь потов сойдет. Я извелась, пока поступила в аспирантуру. Но, когда уже готова сдаться, вспоминаю, что придется вернуться домой, работать в химчистке, слушать нытье матери, повторяющей, что я упустила шанс в жизни, потому что не смогла выскочить замуж, пока училась в колледже.
И, взглянув на Кей, добавила:
– Бьюсь об заклад, ваша мать никогда не вбивает вам в голову подобные мысли!
– Нет, – просто ответила Кей, надеясь отвлечь от себя внимание.
Но Элси не пыталась скрыть ненасытное любопытство, полная решимости узнать, каково это – быть сексапильной женщиной, и хотя Элси показалась Кей дружелюбной и симпатичной, она в конце концов почувствовала раздражение от бесконечных вопросов о том, как и почему стала «кошечкой» и что это значило в ее жизни.
– Позвольте мне коротко объяснить, Элси. Может, некоторые женщины и считают, что подобные вещи помогают пробиться наверх, но я не из таких. И не очень отличаюсь от вас. Сражаюсь, чтобы завоевать свое счастье и не зависеть от того, подвернется ли выгодный брак или нет. Я скорее проживу одна, чем стану чьей-то любимой киской. Четыре года я проучилась в колледже, и все это время жила как монахиня. Надеюсь, что ответила на все ваши вопросы?
Столь неожиданный взрыв настолько ошеломил девушек, что обе замолчали.
День стоял ясный и солнечный. Крыша маленького автомобиля была открыта яркому солнцу и безоблачному голубому небу. Почувствовав теплое дыхание ветерка на лице, Кей поняла, что впервые за много лет вновь увидела пальмы. Глядя на белые гребешки океанских волн, Кей вновь и вновь спрашивала себя, когда и как она опять увидит Гавайи. Теперь она была гораздо ближе к родине, но денег все так же не хватало, а гордость удерживала от попыток вернуться. Презрение Мака по-прежнему больно ранило, и она не собиралась молить о прощении, прежде чем не сможет предъявить список достижений, имеющих ценность в глазах старика, заставить его позабыть о тех несчастных снимках. Впервые Кей сообразила, что, если сумеет убедить Пола Синклера присоединиться к ней и Лоре, потенциальной наградой может быть не сама радость работы на получение звания; нет, успех необходим для того, чтобы залечить раны, нанесенные прошлым.
Элси в конце концов призналась, что в лаборатории ходят слухи насчет того, что Кей попытается уговорить Синклера заняться другим проектом.
– Вы вовсе не обязаны вводить меня в курс дела, – прошептала она, – но я просто хотела знать, правда ли, что Пол…то есть доктор Синклер, уезжает отсюда…
В ее голосе звучали трогательно-тоскливые нотки. Несмотря на феминистское стремление Элси к независимости, Кей заподозрила, что перед ней классический случай безрадостной влюбленности аспирантки в наставника.
– Я собираюсь попытаться убедить его переехать в Балтимор, – призналась Кей.
Элси серьезно кивнула и вновь смолкла.
Через два часа показались ряды домиков в испанском стиле с красными черепичными крышами, типичные для пейзажа Санта-Барбары. Но вместо того, чтоб направиться в город, где находился университетский кэмпус, Элси свернула с шоссе и помчалась через поросшие дубняком каньоны гор Санта-Инез. Собирается показать окрестности?
– Я должна встретиться с доктором Синклером, как только приеду, – напомнила Кей.
– Знаю, но он просил привезти вас на ранчо. Вы остановитесь у него?
Кей собиралась снять номер в отеле, но теперь засомневалась, стоит ли сердить Пола Синклера, отказываясь от его гостеприимства.
Элси проехала еще шесть-семь миль по дороге, вьющейся у подножий покрытых зеленью холмов Санта-Инез, и, снова свернув, направилась к воротам в длиной деревянной ограде. Машина запрыгала по длинной грязной тропинке. Кей по-прежнему не замечала никаких признаков дома, кругом расстилались огромные бугристые поля бледно-зеленой, высушенной солнцем травы. Кое-где встречались крошечные рощицы. Пара ястребов парила на неподвижно раскинутых крыльях в безоблачном небе.
– Где ранчо? – спросила Кей, боясь, что студентка заблудилась.
– Мы на ранчо.
Элси обвела рукой окружающие просторы.
– Оно ужасно огромное – почти двести тысяч акров.
Кей припомнила прочитанные статьи – покойная жена Пола была богатой наследницей.
– Я всегда думала, что ранчо – это то место, где бродят бесчисленные стада.
– Должно быть, тут имеется несколько коров – гуляют, щиплют травку. Но док, в основном, держит лошадей, всего с дюжину, принадлежавших когда-то его жене. Вы знаете о ней?
Элси искоса взглянула на Кей. Та кивнула.
– Бедняга, – тихо пробормотала Элси. – Не знаю, сможет ли он когда-нибудь справиться с этим.
Казалось, девушка пытается сказать, что, если это произойдет, она будет рядом и готова ждать хоть сто лет.
Грязная тропа поднялась на холм и спустилась в пологую долину. За четверть мили впереди Кей увидела дом, построенный в стиле испанской гасиенды, с крышей из терракотовой черепицы и крытой лоджией, выступающей над патио. Рядом отливал небесной синевой небольшой пруд. Вокруг центрального особняка были разбросаны хозяйственные постройки; за ними виднелись загон и пастбище, орошаемые широким ручьем, так что трава здесь была гуще и зеленее, чем на остальных полях. По пастбищу бродили лошади. Между зданиями находились фруктовые сады и огороды. За особняком росла рощица лимонных деревьев.
При виде дома Пола Синклера Кей заранее приготовилась к решительному отказу. К чему Полу покидать этот рай?
Когда Элси остановила машину, Кей заметила ряд деталей, делавших здание гораздо проще, менее величественным. Старый колодец, окруженный кирпичным цилиндром; рядом колода для поения лошадей. Входная дверь сделана из неполированных дубовых досок, а не резных, покрытых лаком панелей; деревянные вазы для цветов при ближайшем рассмотрении оказались просто распиленными бочонками, расколовшимися от времени и погоды. Краска на ставнях облупилась, по штукатурке вились трещины. Во всем виднелись следы небрежения и отсутствия ухода.
Кей вышла из машины и встала, наслаждаясь мирной сценой. Теплый воздух был так неподвижен, что с большого пастбища ясно доносились топот копыт и ржанье. Заметив, что Элси вынимает ее чемодан из багажника, Кей твердо решила остаться. Здесь так чудесно, и Синклер ее пригласил. Элси открыла входную дверь.
– Док… вы здесь?
И, появившись через минуту, недоуменно пожала плечами.
– Странно, не могу его найти… Он должен был вас ждать.
Но тут из-за угла поспешно вышла просто одетая женщина средних лет со смолисто-черными волосами и коричневой от загара кожей.
– Сеньорита Элси! – воскликнула она.
Элси подбежала к женщине, о чем-то поговорила и тут же вернулась. Женщина отправилась в город.
– Это Роза, домоправительница. Говорит, доктора срочно позвали зачем-то, но он скоро вернется…
Элси снова оглядела Кей и в глазах появилось выражение обреченности. Если в ней еще и теплилась наивная романтическая мечта, теперь девушка поняла, что встреча Кей и Синклера сулит ей мало хорошего.
– Надеюсь, вы не обидитесь, если я не смогу составить вам компанию? – поспешно спросила она. – Мне нужно вернуться в университет.
Кей не захотела ждать Синклера в доме и направилась к пруду. Завернув за угол, она поднялась на лоджию, услыхала отдаленный топот копыт. Она встала под одной из арок и вгляделась вдаль. По полю галопом мчался всадник. Подлетев к пруду, он бросил поводья, спешился. Лошадь опустила голову к воде, незнакомец зашагал к патио. Кей узнала Пола Синклера. В поношенных джинсах и ковбойке, с разметавшимися седеющими каштановыми волосами, он совсем не походил на свои фото, где его высокая худощавая фигура обычно была скрыта белым халатом, а каждый волос был на месте.
Кей не поняла, видит ли он ее, поэтому выступила из тени на свет. Хотя Синклер был еще в двадцати-тридцати ярдах, он взмахнул рукой, громко поздоровался и пошел еще быстрее, небрежно ставя длинные ноги, широко улыбаясь; по лицу неожиданно разбежались морщинки, словно вытравленные солнцем на загорелом лице. С каждым шагом он выглядел все более привлекательным и энергичным. Ни следа скорби, как на снимках.
– Мисс Уайлер! – воскликнул он, протягивая руки. – Я Пол Синклер. Жаль, что не смог вас встретить. Пришлось чинить поломанную ограду.
Она вложила пальцы в его ладонь. На какой-то бесконечный, бездонный момент глаза их встретились, и ни у кого не было сил отвести взгляд.
– Что ж, – сказал он наконец, – я должен радоваться, что доктор Кук уговорила меня позволить вам совершить это путешествие.
– Уговорила? – переспросила Кей, отдергивая руку. – Я не знала, что вы сопротивлялись.
Синклер огорченно поморщился.
– О Боже, опять мой язык! Боюсь, я из тех людей, которым по крайней мере следовало бы постоянно носить с собой намордник! Поверьте, я вовсе не желал, чтобы вы почувствовали себя нежеланной гостьей. Собственно, я… имел в виду… что встреча с вами… ваш приезд…Я искренне рад познакомиться, даже если мы не будем работать вместе.
– Не будем? – охнула Кей. – Никогда не думала, что приеду зря! Именно это вы сказали доктору Кук – что уже приняли решение?
– Но вы ведь знаете, я занят другой работой, – извиняющимся тоном объяснил Синклер.
Кей затрясло от гнева. Очевидно, Лора скрыла правду в уверенности, что Кей пустит в ход все свои чары и сумеет заставить Синклера передумать.
Раздражение, вызванное этой мелочной ложью, было так велико, что, если бы Элси Рот уже не уехала, Кей тут же повернулась бы и покинула Ранчо.
Синклер, видно, почувствовал, какие эмоции обуревают Кей.
– Послушайте, вы уже здесь, и я очень рад. Правда. Так что почему бы нам не начать все сначала? Я с большим интересом прочитал ваши предложения и действительно считаю, что это исследование может внести большой вклад в науку. Я не хотел присоединяться к вам чисто по личным причинам, но думаю, нам ничего не мешает сесть и все обсудить. Я объясню, почему предпочитаю воздержаться, а вы приведете свои контрдоводы. Обещаю без предубеждения все выслушать. Хорошо?
– Кто я такая, чтобы отказываться? – улыбнулась Кей, стараясь снять напряжение.
Оба зашагали к дому.
– Не собираюсь даже скрывать, что вы – наш последний шанс. Если деньги на ваши исследования ПМС не будут переданы нам, нашему проекту конец.
– Сомневаюсь, – покачал головой Синклер.
– Почему? Вы должны понимать, насколько спорна эта тема.
– Но фонд Джеррона – один их самых богатых – выделяет почти миллиард долларов на научные разработки. Даже если я не соглашусь, Лора может добиться выделения средств.
– Не думаю. Она сказала, что из кожи вон лезла, лишь бы добиться передачи денег.
Синклер задумчиво хмыкнул:
– Думаю, проблема в ее брате. Он банкир и гораздо более консервативен, чем сама Лора.
– Брат? О чем вы?
– Эндрю – председатель семейного фонда, и именно его слово последнее при распределении субсидий.
Кей сделала еще несколько шагов, прежде чем слова Синклера, наконец, дошли до нее. Брат. Семья. Тут девушка резко остановилась и повернулась к Синклеру.
– Лора – одна из Джерронов?
– Разве вы не знали? – изумился Синклер. Кей в немом оцепенении покачала головой.
– Черт! Опять я лезу не в свое дело!
Они оказались у ряда высоких стеклянных дверей, ведущих в дом с лоджии. Синклер замер на пороге.
– По-моему, она даже что-то сказала по телефону… вроде того, чтобы я не распространялся насчет фонда. Ради Бога, не проговоритесь, что я распустил язык.
– Ни за что, – заверила Кей машинально – мысли вихрем кружились в голове; как перенести последний, самый жестокий обман Лоры?!
Синклер повел Кей в гигантскую гостиную с высоким потолком, обставленную столами и креслами из резного дуба. На полу лежали индейские ковры ручной работы, в углу стоял концертный рояль с целой выставкой фотографий в серебряных рамках на крышке. Кей заметила несколько снимков молодой женщины, напряженно пригнувшейся в седле коня, распластанного в прыжке над барьером. Ей показалось, что портрет, висевший над камином и словно царивший в комнате, был написан с этой необыкновенно красивой стройной рыжеволосой женщины.
– Сейчас покажу вашу комнату, – пообещал Синклер. – После того, как устроитесь и немного отдохнете, можно заняться обсуждением проекта.
Они поднялись по широкой лестнице в одну из комнат для гостей, большую, уютную, обставленную в старомодном мексиканском стиле.
– Только больше не уезжайте вдаль и к горизонту, – попросила она. – Мне не терпится взяться за дело.
– Буду ждать вас в кабинете, – улыбнулся Синклер и объяснил, что обычно работает в маленьком отдельном домике рядом с конюшней.
Кей развесила вещи, приняла душ и сменила дорожный костюм на джинсы и мужскую рубашку в тон простой одежде хозяина. Направляясь из ванной в комнату, девушка размышляла о поведении Лоры. Может, нет ничего страшного в том, что она не желает говорить о своей семье. Возможно, Лора просто хотела сделать себе имя и добиться успеха, не давая окружающим повода думать, что за каждую ступеньку лестницы, по которой она поднимается, заплачено деньгами Джерронов, особенно еще и потому, что университет большинство субсидий получал именно из этого фонда.
Случайная нескромность Синклера мгновенно все объяснила – роскошный образ жизни Лоры, дорогой дом в богатом квартале, стипендию, выделенную Кей, и связи в фонде Джеррона – ведь в остальных им уже наотрез отказали. Однако все-таки непонятно, почему Лора так тщательно сохраняла тайну от коллег и все рассказала Синклеру, с которым была едва знакома.
Кей без труда нашла однокомнатную деревянную лачугу, нечто вроде бывшего амбара, где Синклер устроил себе кабинет. В домике оказалась и «голандская» дверь из двух поперечных половинок. Верхняя была открыта. Кей нагнулась. Пол сидел в углу за письменным столом лицом к двери и, согнувшись над блокнотом, что-то сосредоточенно писал.
Подождав, пока перо замрет, она спросила:
– Готовы к разговору? Синклер поднял глаза.
– Конечно, заходите.
Он бросил ручку и встал из-за стола. Комната оказалась довольно уютной; перед каминным очагом стояли стол и пара мягких кресел.
Составленный Кей реферат лежал на столе, открытый на середине. Кей заметила нацарапанные на полях примечания. Неплохой знак; видимо, он все-таки решил подумать над предложением.
Они уселись; в течение следующего часа Пол обсуждал страницу за страницей, объясняя свое отношение к прочитанному. Он признал, что непосредственное научное наблюдение – полный и единственный метод определения до сих пор существовавших неясностей и «белых пятен» в мотивации сексуального поведения человека, но все же не мог согласиться с тем, что все сводится лишь к чистейшей технике, несмотря на кажущуюся точность эксперимента: в подобных случаях всегда больше теряешь, чем находишь. Разве не должны все явления в природе оставаться частично окутанными тайной?
Кроме философских существовали и чисто практические проблемы, препятствующие успешному завершению исследования, и самая главная – соблюдение полнейшей секретности. То, что работающими над проектом будет рассматриваться как чистый эксперимент, покажется нездоровой сенсацией любому постороннему.
Как только сущность проекта станет известна широкой публике, он привлечет всеобщее внимание, не говоря уже о неизбежном осуждении, и продолжать опыты будет невозможно. Следовательно, необходимо все держать в секрете до окончания работы. В описании методологии, включенном в реферат, об этом даже не упоминалось.
Кей поняла точку зрения Синклера, однако возразила, что тема не может считаться закрытой, тем более секретной, поскольку к экспериментам будет привлечено достаточно большое количество мужчин и женщин.
– Вот и еще одна проблема, которую придется решать, – вставил Синклер, – каким образом убедиться, что они сумеют хранить секрет. Наука или нет, но слухи об этой работе распространятся, и если нас не так поймут, разразится публичный скандал. Репутация университета может пострадать, и поверьте, все это крайне меня беспокоит, поскольку я не желал бы начинать того, что не смогу закончить.
Кей согласилась, что о конфиденциальности они не подумали, но в душе была уверена – все это не так уж сложно исправить. Что же до философии – тут можно только сказать, что, сколько бы люди ни узнавали о сексе, главная тайна всегда остается скрытой.
– Наука, вовсе не нужна дабы сказать: секс, в его лучшем смысле, является выражением любви, – добавила она. – А любовь – это главное свойство, присущее человеку. Почему и как влюбляются люди – тайна, и всегда остается тайной. Но если люди больше узнают о природе физического наслаждения, это может помочь им дольше оставаться влюбленными, вместо того чтобы отдаляться друг от друга. Не будь я твердо убеждена в пользе наших экспериментов, я не заинтересовалась бы этой работой.
Истовая убежденность, звучавшая в речи девушки, заставила Синклера упомянуть еще об одном доводе против его участия. Очевидно, что для любого труда необходима внутренняя мотивация, побуждающая работать и основанная на опыте и приоритетных задачах исследователя. Никто не может целиком посвятить себя решению задачи, которое может занять годы, без подобного рода эмоционального стимула, а он сам слишком долго стремился поскорее начать эксперименты, связанные с ПМС.
Синклер объяснил, что основной причиной его интереса к предменструальному синдрому было его воздействие на покойную жену Элизабет. Веселая, жизнерадостная, уравновешенная, любящая пошутить женщина за несколько дней до месячных становилась легко возбудимой и зачастую агрессивной. Подобная раздражительность до некоторой степени не представляла ничего необычного в дни интенсивного выброса гормонов, ведь и у мужчин бывают свои подъемы и спады, связанные с гормональной перестройкой. Но перемены в Элизабет можно было считать разительными.
– Бет всегда очень бережно обращалась с лошадьми, – пояснил Синклер. – У нее был особый талант общения с ними, но в такие дни она становилась раздражительной, более требовательной и менее терпимой.
На секунду замолчав, Пол задумчиво опустил глаза.
– Думаю, это и убило ее.
Ошеломленная словами Синклера, Кей не могла заставить себя допытываться, что означают эти слова. Синклер несколько минут не поднимал головы, потом, вздохнув, объяснил, что именно в один из таких плохих дней жена выступала на роковых соревнованиях, закончившихся падением и полной неподвижностью Элизабет. Лошадь два раза остановилась перед препятствием, по-видимому, слишком высоким для нее, но Элизабет, ударив животное хлыстом, сделала третью попытку, и конь ее сбросил.
– Ее жизнь… наша жизнь… на самом деле кончилась в тот день, – тихо пробормотал он, не пряча повлажневших глаз. Кей поняла, что Синклер не забыл жену. Скорбь никуда не ушла – она рядом.
Но в следующее мгновение Пол сумел справиться с меланхолией.
– Именно это и заставило меня заинтересоваться ПМС, – пояснил он. – Вероятно, во мне говорит глупая сентиментальность, но хочется думать, что, если мы сумеем больше узнать о химическом механизме этого явления и найти способы его исправления, можно спасти многих людей от напрасных страданий. Моя последняя работа по искусственному оплодотворению была тоже чем-то вроде мемориала в память Бет. Я всегда жалел, что у нас нет детей, и потому, наверное, так хорошо понимал боль людей, которые не могут зачать младенца.
В дверь постучали; Кей, оглянувшись, заметила Розу, державшую большой поднос с графином, стаканами и тарелкой крекеров. Она поставила поднос на стол, обменялась с Синклером несколькими фразами на испанском и удалилась.
– Лимонад, – объявил Пол. – Из наших собственных лимонов. Хотите?
Кей кивнула.
– Я должен был раньше предложить освежиться, – сказал Синклер, наливая стаканы. – Но Роза знает, что хозяин из меня никудышный, и берет на себя инициативу.
Он смущенно улыбнулся.
– Она особенно радуется, когда меня посещают красивые девушки.
Польщенная, Кей мгновенно вспыхнула, но Синклер, казалось, ничего не замечая, подал стакан и тут же вновь заговорил о делах.
– Теперь ваша очередь. Откуда такой интерес? Почему именно эта тема, а не какая-нибудь другая?
Кей всегда считала, что источник ее стремления выполнять эту работу кроется в разрушительном непонимании природы собственной сексуальности, которую она наблюдала в матери, подкрепленном, к тому же, желанием лучше понять свою природную притягательность, бывшую причиной многих бед. Но только, отвечая Синклеру, Кей обнаружила, что впервые сознательно сплетает отдельные нити в единое целое. Быть дочерью женщины, чью жизнь определял и диктовал секс, лишиться отца из-за скандала, связанного с сексом, обнаружить, что сексуальные потребности и претензии мужчин постоянно влияют на выбираемые ей пути, пока Кей сама не стала символом новых сексуальных стандартов, царивших в обществе, – все это подогревало ее интерес к столь нетрадиционной теме. Возможно, сделав секс предметом лабораторного исследования, Кей надеялась победить силу, всегда бывшую доминирующей в ее жизни.
Закончив рассказ, Кей с удивлением заметила, что солнечный свет за окном начинает меркнуть. Она и Синклер проговорили целый день.
– И как, – вздохнула она наконец, – заставило ли вас что-нибудь, сказанное мной, изменить свое решение?
Пол задумчиво уставился на нее, словно взвешивая ответ.
– Скажем, я теперь не так чертовски уверен, как раньше, что этим мне заниматься не стоит.
На этом они расстались. Синклер сказал, что должен закончить письма, которые писал, когда пришла Кей. Кей возвратилась в дом, охваченная предвкушением новой встречи, всего через час – другой. Ни один человек, кроме Джима Болтона, не притягивал ее так, как Синклер. Но одновременно девушку терзало чувство вины. Однако она не могла сказать, нравится ли Синклеру или тот попросту заинтересовался работой. Нетрудно понять, что покойная жена все еще продолжает жить в его сердце. Однако Кей подумала, что Синклер готов ответить на ее призыв, окунуться в океан чисто физического наслаждения. Рассчитывала ли на это Лора, когда уговаривала поехать? Но теперь, чувствуя, что неравнодушна к Полу Синклеру, Кей еще более возмутилась при мысли, что ее поведение может быть истолковано как стремление воспользоваться добрыми чувствами Синклера и перехитрить его.
Она так устала за сегодняшний день, что решила немного подремать. В беспокойном полусне Кей видела, что дверь открылась, в комнату вошел мужчина, лег на нее, срывая одежду. Она задыхалась под тяжестью его тела, чувствуя, как не хватает воздуха.
Кей в ужасе проснулась, хватаясь за грудь, словно кошмар и впрямь едва не задушил ее. Прошло несколько минут, прежде чем древние страхи окончательно улеглись, хотя в пурпурном закатном свете комната казалась тихой и пустой.
Намереваясь пробыть здесь всего два дня и думая, что проведет это время в серьезных научных дискуссиях, Кей не привезла с собой нарядных платьев, но все же надела белую шелковую блузку, синюю юбку и накинула дорогой цветной шарф, оставшийся с тех времен, когда Джил учила ее умению одеваться и создавать имидж привлекательной деловой женщины. Она также надушилась сильнее обычного, и не только шею, но и запястья и ложбинку между грудями.
Возможно, из-за сна… потребности изгнать мрачный образ отца, вытеснить его более светлой реальностью девушка ощущала, как желание все больше охватывало ее, а все сомнения и тревоги куда-то исчезают. И хотя неизвестно, что заставило Джима Болтона так быстро забыть Кей, она не допустит, чтобы это случилось снова.
Когда девушка спустилась вниз, Синклер читал газету в гостиной, отхлебывая золотистую жидкость из изящного хрустального бокала, из стереопроигрывателя доносилась испанская музыка – соло на гитаре. Кей была почти разочарована, когда он встал, чтобы приветствовать ее – мирная сцена была такой уютной, что девушка с удовольствием бы понаблюдала еще несколько минут.
Пол налил ей стакан шерри; они немного поговорили – обо всем, кроме работы. Потом он повез ее ужинать. Они ехали через холмы в старой английской двухместной спортивной машине «МГ», принадлежавшей, по словам Пола, его жене.
Кей заметила, что машина в прекрасном состоянии.
В конце концов девушка решилась задать вопрос, неотступно терзающий ее с того момента, когда он упомянул о семье Лоры.
– Лора так скрывает родство с Джерронами, но почему все рассказала вам?
– Она ничего не говорила мне, Кей. Я знаю Лору давно, и ее родных тоже. Она была подругой Бет. Они познакомились в пансионе, знаете, одной из тех школ на Восточном побережье, где девушки приходят в класс в белых перчатках. С тех пор они были очень близки. Бет была подружкой на свадьбе Лоры, а Лора – на нашей. Потом связь оборвалась. Бет всегда считала, что Лоре трудно дружить с ней из-за того, что та развелась с мужем, и теперь не может видеть, как мы счастливы. Во всяком случае, ей было тяжело поддерживать контакт.
– Почему?
Синклер едва заметно помедлил, словно выбирал слова.
– Видите ли, мы жили в противоположных концах страны…, а кроме того, Лора была занята своей карьерой.
Кей почувствовала, что Синклер чего-то недоговаривает. А может, как истинный джентльмен, защищает старую подругу жены, скрывая истинный гнев на Лору, изменившую дружбе в трудные времена. Ответ Пола заставил Кей вспомнить о странной сдержанности Лоры. По-видимому, их отношения, ставшие, казалось, такими близкими за последнее время, отнюдь не были полностью искренними.
Возможно, Лора так скрытна потому, что не желает выставить напоказ всем известное богатство Джерронов. И эти настойчивые уговоры приехать сюда. Зная теперь, что Лора давно знакома с Синклером, Кей увидела все происходящее в совершенно ином свете. Почему Лора не поехала сама? Неужели ревность пережила даже смерть подруги? Или надеялась утешить скорбящего мужа, сосватав ему новую любовницу?
Добравшись до маленького городка Лос-Оливос, Пол остановился перед ресторанчиком «Маттеи», бывшим когда-то постоялым двором, где всего девяносто лет назад останавливались почтовые дилижансы.
– Странно, как время все изменяет, – заметил Пол, когда они уселись. – Прошло чуть меньше века – не такой уж долгий период в истории мира, – но почтовых дилижансов больше не существует, а мы обсуждаем, как лучше исследовать отношения между мужчиной и женщиной, зная, что пару сотен лет назад нас бы просто повесили за подобные вещи.
Он сказал «нас». Кей наслаждалась этим коротким словом. Может быть, он собирается быть не только беспристрастным судьей, но и заинтересованным участником?
Что за прошедшее после их разговора время могло изменить его решение? Только одна причина приходила на ум Кей: Пол бьется в тисках того же желания, что так безжалостно терзает и ее. Но оба старались скрыть свои чувства, держаться в границах чисто профессиональных отношений.
Утонченные муки весь вечер не давали покоя. Несколько раз Кей едва удерживалась от соблазна протянуть руку и сжать эти худые изящные пальцы, хотела и боялась, что это сделает Пол, но невидимая стена не исчезала.
Пока Синклер отвечал на вопросы о своих ранних работах, Кей начала фантазировать, представляя себя и Пола в постели, обнаженных, занимающихся любовью… Она никогда не предполагала, что можно возбудиться, просто сидя рядом с мужчиной… возбудиться до такой степени, что было почти невозможно поверить. Может, это нечто иное, чем взаимная симпатия? Слишком много разговоров о сексе или реакция на сон?
Как бы то ни было, но Кей показалось, что она сойдет с ума, если и дальше придется сдерживаться. Она уже была готова сказать об этом, когда Пол неожиданно отложил вилку.
– Я на распутье, Кей, и сейчас, глядя на вас, могу думать только об одном: если соглашусь на ваше предложение, смогу все это время быть с вами рядом. Дни, месяцы, даже годы.
– Годы, – повторила Кей шепотом, словно умоляла его открыть ей душу. Руки их встретились под столом.
– Я… сам не знаю, как это получилось… я заворожен, потрясен вами, вашей красотой, вашим очарованием и простите, но вы, конечно, не можете не сознавать того, что неотъемлемо от вас – вашей невероятной сексуальной притягательности.
– Думаете, я не испытываю того же? – тихо спросила Кей.
– Это… это кажется таким безрассудным, – продолжал он. – Не уверен, что готов к этому… обвалу. Четыре года я скорбел по Бет и ни разу не пожелал другую женщину. Мне кажется, я тоже по-своему был мертв и все время жалел, что не ушел с ней. Даже когда она была парализована и…
Покачав головой, Пол опустил глаза.
– Я так любил ее, и думаю, потому и отказывался от всех радостей жизни, что хотел разделить с Бет ее страдания.
Кей сжала руку Пола; он вновь взглянул на не.
– И теперь считаете, что нехорошо, неправильно вновь испытывать эти чувства?
– Я не должен был их испытывать. Может, это несчастное стечение обстоятельств. Вы приезжаете сюда обсуждать исследование сексуальных отношений между взрослыми людьми, и я мгновенно изнемогаю от страсти, словно… словно школьник, у которого впервые случились поллюции.
Пол смущенно поморщился, – по-видимому, сам не ожидая от себя такой искренности.
– Должен сказать, это не началось именно сегодня вечером или даже днем. Прочтя ваш реферат, я ознакомил с ним одного из своих ассистентов. Он увидел ваше имя, узнал его и на следующий день принес мне экземпляр журнала, который покупал чуть ли не с детства.
– Элси сказала мне, – спокойно перебила она, пытаясь дать понять Полу, что не стыдится.
Но выражение лица Синклера по-прежнему оставалось страдальческим.
– Послушайте, я заговорил об этом не потому, что осуждаю вас. Дело во мне. С той минуты, как я увидел эти снимки, во мне что-то всколыхнулось. Не мог дождаться встречи с вами, Кей. И дело не в работе. Не могу сказать, что больше затронуло душу – вы сами или то, что вы представляете. Сексуальную свободу. Но, может, все это произошло, потому что я давно не…
– Для меня это не имеет значения, Пол. Я тоже хочу вас и не спрашиваю себя, почему. Хотите также честное признание? Лора просила меня приехать к вам в надежде, что произойдет нечто подобное. Она практически велела мне соблазнить вас, и я отказывалась ехать, потому что не люблю, когда мной торгуют.
Она наклонилась над столом.
– Но сейчас мне хочется быть только здесь.
Пол прижал ее тонкие пальцы к губам. Глаза его на мгновение закрылись, будто Пол стремился забыть обо всем, кроме запаха и вкуса ее кожи.
– Если мы позволим этому случиться, – сказал он наконец, – тогда какое ждет нас будущее? Я имею в виду работу.
Кей немедленно поняла его обеспокоенность. К чему может привести такая внезапная связь – ведь они даже не знают, любовь ли это или просто неодолимое сексуальное притяжение. Как эта внезапная вспышка повлияет на их объективность ученых?
– В данный момент, – бросила Кей, – мне абсолютно все равно.
Несколько минут он не сводил с Кей лихорадочно-блестевших глаз. Потом отвернулся и позвал официанта таким отчаянным, громким голосом, будто кричал «пожар!»
На обратном пути они держались за руки; электрический ток желания пронизывал обоих, нетерпеливая жажда освобождении от сладкой муки все росла. Иногда они обменивались взглядами, но не произнесли ни слова, словно находились в гипнотическом трансе, который боялись разрушить.
Но, не успела за ними закрыться дверь, сдержанность растаяла. Пол схватил Кей в объятия, она прижалась к нему; они поцеловались, жадно, ненасытно, срывая друг с друга одежду. Невозможно было сказать, чья годами копившаяся жажда была сильнее, но именно Кей неожиданно отступила от Пола, сознавая, как бесстыдно-нетерпелива эта погоня за наслаждением. А ей так хотелось нежности. Она не могла, не желала любить его здесь, на полу, в путанице полуснятых одежд – ей нужно было прикасаться к его обнаженному телу своим, ощущать его жар, запах, силу, лежать рядом на прохладных свежих простынях. Чуть уняв нетерпение, но не умерив страстного желания, Кей повела Пола по ступенькам, полуобернувшись, не сводя с него взгляда. Когда они оказались наверху, Пол потянул ее к двери своей комнаты, но девушка, покачав головой, высвободилась и пошла к двери спальни, где отдыхала днем, маня Пола за собой. Он понял, что девушка права – нельзя заниматься любовью на той постели, где когда-то лежала его жена – ведь её призрак по-прежнему витал в этой комнате.
Забыв закрыть дверь, не зажигая света, лившегося из коридора на них и на кровать, они, не переставая целоваться, раздели друг друга и вновь обнялись, нетерпеливо, жадно, ощущая игру мускулов под кожей, все впадины и возвышенности и округлости, словно неизведанные доселе земли и страны.
Пол медленно опустился на колени перед ней, словно молящийся перед иконой, воздавая хвалу ртом и руками ее грудям, соскам, животу. Его губы осторожно коснулись рыжеватого треугольника волос, потянули за тугие завитки. Кей ощутила, как Пол глубоко вдыхает аромат ее возбужденного тела, язык неспешно скользил все ниже, пока не окунулся в нее. Застонав, Кей откинула голову, вцепилась в волосы Пола, шепотом снова и снова повторяя его имя. Дрожь пронизала ее тело, ноги ослабели, подогнулись, она тоже оказалась на полу и, упершись руками в плечи Синклера, осторожно опрокинула его на ковер.
Перевернувшись так, чтобы он продолжал пить из источника ее женственности, Кей взяла его в рот, вспомнив, что Пол годами мучился без любви, словно дерево в засуху, ожидающее дождя, и изнемогая от желания дать ему столько же, сколько он давал ей.
Убыстряющийся ритм их движений, изменчивая музыка стонов и вздохов, лихорадочные ласки говорили яснее слов, что миг высвобождения близок – не сговариваясь, словно почувствовав это кончиками нервов, они оказались лицом к друг другу. В последнее мгновение, уже поднявшись над Кей, Пол замер, чтобы взглянуть на ее тело, освещенное тонким лучом, падавшим из коридора, и она почему-то поняла, что Пол рассматривает ее сейчас, как ожившую фотографию.
– Ты великолепна, – прошептал он. Ничего не ответив, Кей быстро протянула руку и, сжав его пульсирующий фаллос, ввела в себя. Она не желала поклонения, не сейчас, и хотела лишь быть женщиной наедине с этим мужчиной, ничего больше. И когда фаллос скользнул в нее, Кей изо всех сил прижала его к себе, втягивая глубже, еще глубже, изгибаясь всем телом, чтобы принять его до конца, полностью, целиком, только его. Наконец она поглотила Пола так, что он коснулся средоточения нервов, пробудив ощущения, каких никогда не удавалось добиться Орину. Возможно, его слишком совершенная техника не давала Кей возможности выпустить на волю собственные эмоции; Кей было лишь дозволено восхищаться приносимым ей даром. Здесь и сейчас она не просто принимала, но одаривала сама, и это обострило ее чувствительность, как никогда раньше. И как только Пол окунулся в эти неизведанные глубины, плотина, сдерживающая волны ощущения, казалось, прорвалась, бурный поток нахлынул на них и понес куда-то, и в этот момент Пол врезался в нее еще один, последний раз, еще сильнее и глубже; горячая струя спермы ударила в натянутую плоть. Закричав, Кей прильнула к нему, задыхаясь, боясь, что лавина экстаза поглотит ее, что она затеряется и пропадет на веки вечные… но тут ураган стих, и еще через несколько мгновений невыносимой боли-наслаждения, Кей медленно возвратилась на землю. Она лежала в его объятиях, капли пота, смешиваясь, охлаждали разгоряченные тела.
– Господи, – прошептала Кей, – как нам это удалось?
– Попытаемся выяснить, – улыбнулся Пол. – Хорошо?
Так продолжалось всю ночь – пиршество секса, чтобы утолить многолетний голод. Первые розовые отблески прорезали тьму; тени, лежавшие по углам комнаты, начали исчезать, когда они, наконец, заснули.
В полдень Кей проснулась и обнаружила, что ее голова лежит на груди Пола. Прикосновение голого мужского тела было таким непривычным! При ярком свете дня Кей чувствовала себя странно – каким образом она оказалась в постели с ним? В этот момент Кей поняла – что бы ни свело их вместе, какова бы ни была природа этих бурных ощущений, ее и Пола не связывала любовь. Уважение, симпатия, признательность и, конечно, физическое влечение, разожгли их взаимную ненасытную жажду. Будь это любовь, вряд ли Кей чувствовала то, что испытывает сейчас, – удовлетворение, бесстыдное, полное удовлетворение. И в то же время она была способна думать о прошлой невероятной ночи всего лишь с удивлением и любопытством – неужели такое возможно?
Приподнявшись на локте, чтобы взглянуть на Пола, Кей обнаружила, что тот тоже проснулся, и, посмотрев в его глаза, поняла, что он думает о том же. Она нужна ему, и еще будет необходима и желанна. Но в сердце Синклера по-прежнему царил образ другой. И он знал, что Кей это известно.
– Думаешь, мы все же сможем работать вместе? – спросил он.
– Еще лучше, – кивнула девушка, и Пол, улыбнувшись, вновь наклонился над ней – им еще так много нужно было изведать и понять друг в друге.