– Ну что ж, может, поговорим немного о той ночи?

Виктор Кессел мерил шагами толстый жемчужно-серый ковер своего кабинета на одном из верхних этажей «Сиэрс Тауэр». Лет шестидесяти, высокий и жилистый, с густыми, зачесанными назад волосами и хитрым напряженным лицом, одетый в черный костюм в тонкую полоску, подчеркивающую длинные ноги, адвокат напоминал Кей паука, ткавшего паутину, чтобы поймать очередную жертву.

Большая, элегантно обставленная комната говорила об успехах и связях хозяина. Конечно, если Кессел собирается выступить против Рэнделла Уайлера, очень известного адвоката, он, вероятно, сам должен быть одним из лучших специалистов в области права.

Сейчас Кей сидела в кресле, поставленном в центре комнаты, перед красивым письменным столом с крышкой из полированного мрамора, лицом к окну, из которого открывался вид на панораму города с высоты птичьего полета. Кей чувствовала себя одновременно и на скамье для дачи свидетельских показаний, и в прекрасном, выстроенном на облаке замке.

– Сейчас увидим, правильны ли сведения, которыми я располагаю, – продолжал Кессел. – Вы вместе с отцом и миссис Смайт – тогдашней женой отца – были на обеде в честь…

Следующие полчаса он излагал обстоятельства, приведшие Кей в дом отца, расспрашивал об ее отношениях с отцом и мачехой в течение тех двух лет, что она провела с ними. Адвокат был вежлив, не пытался запугать Кей. Его помощник, Арнольд Джиллием, вкрадчивый лысеющий мужчина лет сорока, сидел сбоку с толстой папкой на коленях и говорил только, когда Кессел спрашивал его о каких-нибудь деталях из досье. До сих пор Кей не ощущала никакой неловкости в отношении с ними.

Утром она проснулась, чувствуя себя довольно неплохо после вчерашнего приключения. На ночном столике лежала записка от Джима, с сообщением, что он весь день будет занят, но позвонит позже. Через час принесли великолепный букет цветов с еще одной запиской:

«Разве это не потрясающе – остаться в живых? С любовью – Джим».

– Да, о да, – думала Кей, выбирая из одежды, все еще ожидавшей ее, модный бежевый костюм.

Она уже собиралась уходить, когда позвонил Митч и сказал, что прошлой ночью несколько раз пытался поговорить с ней.

– Мне сказали, что ты спишь, и просили не будить.

– Я действительно спала, – подтвердила Кей. – Ужасно измучилась. – Наверное, это Джим позаботился, чтобы ее не беспокоили.

– Но я не сдавался и наконец-то меня соединили. Кто этот парень в твоем номере? – допрашивал Митч.

– Просто попутчик, привез меня в отель.

Митч удовлетворился полученным ответом и пригласил Кей провести с ним вечер. Та не знала, что сказать, хотя подразумевалось, что они встретятся в Чикаго; ей больше хотелось побыть с Джимом.

– Лучше завтра, Митч, – решила она наконец. – Сейчас я встречаюсь с адвокатами и не знаю, как долго задержусь. Может, потом не захочется никуда идти.

Митч нехотя согласился. Теперь, слушая замечания Кессела относительно той ночи, Кей мгновенно выбросила из головы все мысли о ближайшем будущем и выпрямилась, напряженно закусив губу, готовясь воскресить самые мрачные страницы прошлого.

…– Александра с друзьями решила выпить по стаканчику, – продолжал Кессел, – но мистер Уайлер, сказав, что должен готовить речь, вернулся домой вместе с вами.

Адвокат остановился и взглянул на Кей.

– Это верно?

Та помолчала минутку, пытаясь найти правильный ответ. Может, сказать, что Александра, скорее всего, была с любовником, а не с друзьями? Нет, она не знает, правда ли это.

– Я действительно уехала домой с отцом, – выговорила наконец Кей, – и не знаю, где была Александра и что собирался делать отец.

– Но когда вы приехали домой, он не работал?

– Не работал, – призналась Кей.

– Что он делал? – настаивал Кессел.

По спине Кей прошел легкий озноб. Только теперь она вспомнила слова Лоры о том, что имеет право взять адвоката – в эту минуту она сильно пожалела, что некому защитить ее интересы. Что она может сказать, не опасаясь за последствия? Как не скомпрометировать себя? Однако сейчас уже слишком поздно. Остается поскорее покончить с этим.

Девушка медленно начала говорить, пытаясь справиться с обуревавшими ее эмоциями:

– Отец хотел отпраздновать успешно прошедший обед и велел приготовить шампанское.

– Уточните, мисс Уайлер, – перебил адвокат, – вы пили шампанское сразу после приезда?

– Да. Было уже довольно поздно.

– Ах, да, вы же весь вечер провели вне дома. Но шампанское лучше пить холодным. Вам пришлось ждать, пока оно охладится?

– Нет, бутылка уже стояла в ведерке со льдом, – пояснила Кей.

– Понятно. Продолжайте.

Кей почувствовала нечто зловещее в вопросе, но она тут же решила что это, должно быть, просто типичная для адвоката любовь к мелочам, и продолжала вспоминать, как пошла к себе, легла и почти заснула, когда отец появился в ее комнате.

– И тогда, – мягко вмешался Кессел, – он лег в вашу постель?

Кей непонимающе уставилась на него. Может, она ослышалась?

– Он вошел в комнату и сел на мою постель, – поправила она.

– Прекрасно. И что произошло потом? Расскажите все. Нет смысла оттягивать неизбежное.

– После моего ухода он продолжал пить, – выпалила Кей, – и не совсем понимал, что делает. Постоянно думал о моей матери и в таком вот состоянии перепутал нас и хотел… хотел лечь со мной… то есть, не со мной, конечно, а с матерью. Я пыталась сопротивляться, но он был слишком силен и к тому же пьян, скорее всего, просто не знал, что делает. Когда я поняла, что он не остановится, не выслушает меня, я… схватила самое тяжелое, что попалось под руку, – лампу и ударила его.

Она замолчала, тяжело дыша.

– Он… он упал, и отсюда шла кровь. Кей коснулась виска.

– Я подумала, что убила его – то есть была уверена – и убежала из дому. Больше я отца не видела.

Наступила тишина. Кессел с любопытством посмотрел на Кей, потом, прежде чем вновь обратиться к Кей, обменялся недоуменным взглядом с Джиллиемом.

– Говорите, истекал кровью? И потерял сознание?

– Сказала же: думала, что он мертв.

Кессел опять перестал вышагивать по комнате и остановился перед Кей:

– Сколько времени прошло с той минуты, как вы ударили отца, и до вашего бегства?

– Не знаю… минута, может, две. Я почти ничего не взяла с собой – слишком испугалась.

– Значит, Александра Смайт говорит правду, утверждая, что вы сбегали по лестнице, когда она вернулась домой?

– Да, – тихо подтвердила Кей.

Кессел сделал шаг к креслу и слегка наклонился над Кей.

– Вы ранили отца так сильно, – мгновенно ужесточившемся голосом начал он, – что посчитали его мертвым, однако, когда две минуты спустя мачеха заходит в дом, поднимается в вашу комнату и видит Рэнделал Уайлера, целого и невредимого?

– Нет, это неправда…

– Неужели? Вы были там? Я считал, что вы к этому времени скрылись.

– Да. Да, конечно. Но… я знаю, в каком состоянии оставила его. Отец был ранен, тяжело ранен.

– Видимо, нет, если верить свидетелю, единственному, кроме вашего отца, конечно.

– Свидетелю?

– Александре Уайлер.

Кей недоуменно тряхнула головой.

– Но этого не может быть. Она должна была обнаружить отца в том же состоянии, в каком я его оставила.

– Возможно, но она заявляет, что Уайлер был в вашей спальне и в добром здравии.

Несколько секунд Кей беспомощно глядела на адвоката, но потом вспомнила о доказательствах.

– Я ударила его лампой, и кровотечение было таким, что он был вынужден отменить все выступления, назначенные на следующий день.

– О да, мы знаем об этом.

Кессел, не глядя, протянул руку в сторону Джиллиема, который немедленно вложил в его ладонь несколько газетных вырезок. Кессел просмотрел верхнюю:

– В прессе об этом сообщалось. Несчастный случай дома. Но это произошло только утром.

– Нет. Это сделала я. Все эти сказки насчет падения с лестницы – только для того, чтобы не дать разгореться скандалу. Сплошное вранье.

Кессел надвигался все ближе, угрожающе нависая над девушкой:

– Вранье? Или лжете вы? Может, именно вам нужно скрыть свой грех?

– Мой…

Кей подняла голову, ощущая, как панический страх сдавливает горло.

– Не понимаю, почему вы так стремитесь исказить мои слова? Я рассказала о случившемся. Отец набросился на меня, я его ударила и не собираюсь это скрывать. К чему мне лгать, все это и так достаточно ужасно.

– Потому что, – загремел Кессел, – вам известно, что истина еще ужаснее!

Кей была даже не в силах отвечать и могла только смотреть на адвоката, онемев от ужаса и недоумения, ожидая объяснений.

– Вы знаете, – продолжал он, – что, рассказывая о героическом сопротивлении, сможете выглядеть жертвой, невинной жертвой, застигнутой врасплох, когда на самом деле по доброй воле вступили в инцестные отношения со своим…

– Нет! – в бешенстве выкрикнула Кей, но адвокат неумолимо продолжал:

…начавшиеся задолго до этой ночи, возможно, даже вскоре после того, как вы стали жить в доме…

Кей вцепилась в ручки кресла, словно боясь, что окончательно потеряет самообладание.

– Это безумие! Почему вы смеете говорить подобные вещи?! Неужели верите, что это правда?

– Я обязан верить всему, что говорит мой клиент, мисс Уайлер, – очень спокойно заявил Кессел. – Можно понять, что вы попытаетесь отрицать все… и даже сфабриковать собственную версию, с целью скрыть свою роль в этой грязной истории.

– Я говорю правду! – отчаянно настаивала девушка. Но Кессел не обращал на нее никакого внимания.

– Суть этого дела в том, что на карту поставлена судьба ребенка, и следовательно, должна быть определена степень риска, угрожающего этому ребенку. Является ли ваш отец человеком, всего однажды потерявшим контроль над собой, или настолько порочным, что может искалечить духовно и физически собственное дитя, заботясь лишь о своих удовольствиях? По нашему мнению, Рэнделла Уайлера необходимо не только лишить родительских прав по отношению к дочери Ванессе, но и запретить даже видеться с ней, чтобы он не развратил девочку, как развратил в свое время вас.

Наконец туман непонимания начал рассеиваться. Кей проникла в злобную логику инсинуаций Александры. Обвинить Рэнделла Уайлера в единственной глупой ошибке, совершенной к тому же в состоянии опьянения, недостаточно, чтобы отнять у него Ванессу – слишком легко доказать, что Уайлер находился в состоянии стресса, объяснить с точки зрения психологии, почему его рассудок был временно помрачен. Но заклеймить его, выставить хладнокровным кровосмесителем, порочным до мозга костей развратником, означает не только лишить всякой надежды когда-либо увидеться с младшей дочерью, но, возможно, и засадить на долгие годы в тюрьму. Уайлер не сможет доказать, что был оклеветан.

И какой бы гнев на отца все еще ни тлел в сердце Кей, она не могла позволить оболгать этого человека.

– Я сказала вам правду, – твердо повторила она. – Алекс лжет, и я не допущу, чтобы это сошло ей с рук.

– Суд определит, насколько вы искренни, мисс Уайлер, – бесстрастно объявил Кессел. – Но думаю, мы можем представить доказательства, которые позволят вам принять верное решение.

Верное решение? Для адвокатов это означает подтверждение самой гнусной клеветы.

– Доказательства? – взвилась Кей. – Что вы имеете в виду?

– Ваши собственные слова. Вы заявили, что мистер Уайлер солгал жене, когда сказал, что собирается этой ночью работать, решив таким образом остаться наедине с вами.

– Нет, я не то…

– Вы утверждали еще, что, зная, будто его жены не будет дома, он оставил шампанское охлаждаться для ночного свидания.

– Господи, неужели вы в самом деле считаете, что это что-то доказывает? Он хотел отпраздновать удачно проведенный вечер, вот и все.

– Но не со своей женой, – вставил Джиллием.

Кей переводила взгляд с одного мужчины на другого. Неужели вот так принимаются решения, весы правосудия регулируются измышлениями и подозрениям, а не фактами?!

– У вас ничего не выйдет! – яростно закричала она. – Я буду давать показания в суде! И заставлю их мне поверить! Я убежала из дому той ночью, мистер Кессел. Убежала, когда испугалась, что убила отца. Почему бы еще я это сделала?

Кессел, улыбнувшись, вновь протянул руку Джиллиему. Тот отдал ему большой картонный квадрат, к которому была приклеена фотография обнаженной Кей, вырезанной из вклейки «Томкэт».

– Мы можем только гадать о причинах вашего бегства, мисс Уайлер. Но у нас нет сомнений, какого рода деятельностью вы занимались после ухода из дома. Прошло совсем немного времени, а вы начали позировать для подобных снимков. Вы покинули кров отца, чтобы стать… как это сейчас говорится, «секс-кошечкой» – вполне обычный символ современной развращенности. И, конечно, если ваша родословная, я имею в виду история вашей матери, станет широко известна, думаю, вам будет крайне трудно заставить судью или присяжных поверить вам, а не такой всеми уважаемой женщине, как миссис Смайт.

Прилагая все усилия, чтобы не показать, как унижена и потрясена, Кей встала.

– Вы, ублюдки, – прошипела она. – Думаете, меня так легко сбить с ног? Ну что ж, показывайте снимки кому угодно, но будь я проклята, если струшу! Всякий, кто даст мне возможность объяснить, поймет, что существует огромная разница между решением позволить людям разглядывать меня в чем мать родила, такой, как явилась на свет я, и не только я, а и чертовы адвокаты в их модных костюмчиках с жилетами и галстуками и способностью делать те вещи… которые, по вашему утверждению, делала я!

Развернувшись, она направилась к двери.

– Увидимся в суде, джентльмены!

Когда Кей возвратилась в отель, ее по-прежнему трясло от ярости, но напряжение немного спало, оставив только невыносимую головную боль. Она долго гуляла пешком, пытаясь успокоиться, но ничего не помогало. Как она хотела, чтобы в городе остался хоть кто-нибудь из подруг, кому можно было бы поплакаться, но Сильвия давно исчезла, Джил Эванс, с тех пор как Орин перевел туда все издательство, переехала в Калифорнию, а Терри тоже жила на Западном побережье. Некоторое время они поддерживали отношения – переписывались, звонили друг другу, но год назад она вышла замуж за многообещающего молодого актера, и с той поры их пути окончательно разошлись.

Портье передал, что звонил Джим, но теперь, как ни странно, ей почему-то не хотелось видеть его – гнусные обвинения Виктора Кессела достигли цели. Кей, против собственной воли, чувствовала себя запачканной, нечистой. Что может такой человек, как Джим Болтон, достигший в жизни всего, иметь общего с ней? Секс-кошечка. Лицо и тело – по крайней мере в глазах любого мужчины, – ничего больше. Кей понимала, что всего лишь храбрилась и на суде не сможет победить Виктора Кессела – тот постарается очернить ее всеми возможными способами. И, конечно, судя по тому, как складывается обстановка, поверят Александре, а не ей, и исход дела заранее предрешен.

Горничная прибрала в номере, но красивая одежда была по-прежнему разбросана на диване и креслах. Кей собрала платья, намереваясь вернуть все, кроме самых необходимых вещей. Ей хотелось как можно скорее покинуть Чикаго. Вряд ли ее попросят дать письменные показания. Возвращаясь мысленно к сегодняшней встрече, она чувствовала, что истинной целью этого допроса перед судом было не получение сведений, а стремление показать, у кого на руках все козыри, – унизить и запугать ее. Часть стратегического плана – любой ценой добиться победы клиента.

Кей хотела позвонить в магазины и попросить забрать вещи, но в это момент раздалась телефонная трель.

Девушка поколебалась, но все же подняла трубку, подумав, что это, конечно, Джим или Митч, но услыхала женский голос:

– Кей?

– Да.

– Это Александра.

Кей швырнула бы трубку, но была настолько ошеломлена наглостью бывшей мачехи, что невольно застыла от изумления. Видимо, адвокаты уже успели дать Алекс полный отчет о сегодняшних переговорах.

– Что вам нужно? – машинально спросила девушка.

– Я бы хотела поговорить с тобой. Звоню из вестибюля.

Кей замерла, парализованная сомнениями. С Алекс она всегда чувствовала себя не в своей тарелке и, подавляемая ее богатством, ощущала ее превосходство во всем – начиная с ума и воспитания и кончая обыкновенной житейской хитростью.

– Я могу подняться, – настаивала Алекс, – или подожду здесь. Это не отнимет много времени.

– Я спущусь, – как во сне услыхала Кей собственный голос. Она не могла заставить себя отделаться от Александры, но попросту боялась остаться с ней наедине в номере.

В вестибюле толпились депутаты, прибывшие на очередной съезд, но Кей, выйдя из лифта, без труда отыскала глазами Александру, стоявшую недалеко от входа и одетую в соболье манто почти до полу; через плечо свисала на позолоченной цепи большая сумка из кожи аллигатора. Соболий берет был залихватски сдвинут на ухо. Одной рукой в перчатке она держала сигарету в длинном мундштуке, вроде тех, которые считались одним из любимых аксессуаров женщины-вамп в кино тридцатых годов. Но и сейчас он казался не устаревшей декорацией, а модным и красивым. Глаза скрывали темные очки.

Завидев Кей, она повернулась. Сквозь черные стекла было невозможно разглядеть выражение ее глаз, но Кей увидела, как губы, выкрашенные темно-алой помадой, слегка одобрительно покривились.

– Колледж пошел тебе на пользу, – кивнула Александра.

– Я в ваших комплиментах не нуждаюсь, – холодно отрезала Кей. – Во всяком случае, от меня их не дождетесь.

Теперь красный рот дернулся в улыбке, словно Алекс восторгалась стойкостью Кей.

– Могу я угостить тебя?

Алекс кивнула в направлении гостиничного бара. Но Кей покачала головой.

– Давайте покончим с этим поскорее. Объясните, зачем пришли?

Они продолжали стоять у двери, не обращая внимания на бурлящую вокруг толпу.

– Должно быть, дорогая, ты сама уже догадалась, чего я хочу. Мне нужна дочь, и я желаю быть уверенной в том, что отец больше никогда не изнасилует ее.

Кей ледяным взглядом окинула Александру:

– Вы действительно так обеспокоены судьбой Ванессы или хотите уничтожить Рэнделла Уайлера? – осведомилась она. – Сомневаюсь, что он мог совершить подобное преступление. Слишком уж много лжи вы наговорили своим адвокатам.

Александра пожала плечами.

– Пришлось домысливать многое из того, что произошло между тобой и отцом…

– Бросьте молоть чушь, Алекс, – гневно оборвала Кей. – По вашей милости я выгляжу в их глазах добровольной соучастницей инцеста, хотя вы прекрасно знали, что я сопротивлялась.

Алекс не сделала попытки отрицать очевидное.

– Ну что ж, это упрощает довольно сложную историю. И гораздо выгоднее мне – по крайней мере более сильный аргумент в мою пользу. Все что угодно – лишь бы отобрать у него Ванессу.

И жестко добавила:

– Мне необходимо мое дитя, Кей. Не буду вдаваться в причины, Ванесса – моя, и я ни с кем не желаю делить ее. Со времени моего второго развода Рэнди твердит, что я недостойная мать, и угрожает отнять ребенка. Ну так вот, я тоже умею показывать зубы!

– Зачем вы пришли сюда, Алекс? Ваш адвокат, должно быть, сказал, что я буду отстаивать правду, – бросила Кей.

– Посчитала, что стоит еще раз попытаться. Зачем позволять втягивать себя в грязный скандал, Кей? Даже если тебе поверят, испытание будет не из легких. Я хотела уладить дело самым выгодным для нас обеих путем.

Алекс сунула руку в сумку и вынула большой конверт из оберточной бумаги.

– Это письменные показания, подготовленные моими адвокатами. Если подпишешь, тебе не понадобится еще раз приезжать в Чикаго и появляться в суде – возможно, и суд не состоится. Все будет улажено спокойно и без излишнего шума. И для твоего отца так будет лучше.

Кей неодобрительно посмотрела на конверт. Александра вытянула руку.

– Ну же! Возьми его, и я уйду. Ты ничего не потеряешь, если посмотришь, что там. В конце концов, всегда можешь порвать.

Кей поколебалась еще несколько мгновений и взяла конверт.

– Видишь? – спросила Александра. – Не так уж это трудно. Прощай, дорогая. Не думаю, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Развернувшись так, что полы роскошного манто взметнулись вокруг ног, Алекс вышла из отеля. Кей наблюдала через стеклянную дверь, как шофер открыл дверцу «роллс-ройса», припаркованного у обочины.

Только очутившись у себя в номере, Кей открыла конверт. Внутри находились скрепленные вместе три копии аффидевит, довольно короткого, всего в одну страничку, и простой белый конверт с ее именем, напечатанным на нем. Сидя в гостиничном номере, она сначала прочитала аффидевит, два абзаца, начинавшиеся с традиционной юридической формулировки «Я, Кейулани Тейату Уайлер, сим заявляю и подтверждаю…»

Вся суть была изложена во втором абзаце – признание, что Рэнделл Уайлер регулярно принуждал ее к половым сношениям все то время, что она жила в его доме. Насилие совершалось «против ее воли», но она «все выносила и молча страдала», поскольку зависела от отца и боялась быть выгнанной из дома. Наконец Кей «не смогла больше терпеть издевательств и скрылась».

Кей стало тошно. Но она понимала, почему Алекс считает, что она может подписать. В отличие от истории, которую угрожал рассказать в суде адвокат, тут Кей представлялась невинной жертвой. Теперь она заподозрила, что истинной целью разговора с Виктором Кесселом было запугать ее и заставить принять другой, гораздо более выгодный вариант. Положив бумаги на стол, она было поднялась, но тут заметила белый конверт, который перед этим отложила. Разорвав его, Кей увидела содержимое – чек на свое имя, на сумму двести тысяч долларов, подписанный Александрой. Кей не помнила, сколько времени бродила по комнате в состоянии совершенного отупения, без всякой цели, в голове был сплошной туман и ни единой связной мысли. Так легко, призвав на помощь моральные принципы, разорвать чек и гнусные бумажонки, выбросить все и забыть. Истина есть истина. Но чего она добьется, сказав правду? И поверят ли ей в конце концов? И уж несомненно ее прошлое и жизнь матери будут облиты грязью. И за кого и что она так благородно сражается? За отца, бросившего мать и на самом деле пытавшегося изнасиловать ее?

Но важнее всего то, что на карте стоит судьба сводной сестры. Предположим, Уайлеру позволят постоянно видеться с младшей дочерью. А что, если не все обвинения Алекс были ложью? Все может быть – если Уайлер способен наброситься на одну дочь, почему не на другую?

А если Кей возьмет деньги? Она получит в дар полную независимость, сможет полностью посвятить себя исследовательской работе. Ей не придется жертвовать собственной честью ради куска хлеба.

Кей не имела представления, как долго мучилась над проблемой выбора. Если бы только она могла поговорить с отцом – насколько бы легче далось решение! Но слишком глубока была пропасть, разверзшаяся между ними.

Когда зазвонил телефон, грубо вернув к печальной действительности, Кей схватила трубку и сдавленно ответила. Это оказался Джим. Кей обрадовалась, ей почему-то мгновенно стало легче.

– С вами все в порядке, Кей? – спросил он. – Вы, кажется, чем-то взволнованны.

– У вас прекрасный слух, – вздохнула Кей.

– Несколько лет на флоте – и вы тоже научитесь слушать. Очень помогает… если, конечно, вы заботитесь о своих людях.

– Такому командиру, как вы, должно быть, легко подчиняться – пошутила она.

От звука его голоса сразу стало легче, а в сердце вновь затеплился тихий огонек.

Но Джим по-прежнему оставался серьезным.

– Не хотите рассказать, что вас так расстроило? Я могу быть у вас минут через десять.

– Приходите. Буду ждать.

– Вы сказали, что часто гадали, нашла ли я отца, – начала девушка.

Джим молча слушал, пока Кей говорила. Прошло несколько часов, и на город успела спуститься тьма, прежде чем она, наконец, почувствовала, что объяснила все случившееся, открыла прошлое и связанное с ним безрадостное настоящее.

– Итак, что посоветуете, коммандер?

Он был так терпелив, не перебивал Кей, только иногда задавал вопросы, чтобы воскресить в ее памяти тот или иной эпизод.

– Мой совет – позвольте пригласить вас на ужин. Я знаю великолепное тихое местечко, где можно отдохнуть и расслабиться… а кроме того, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что следует делать, и не нуждаетесь ни в чьих подсказках.

Сообразив, что Джим, скорее всего, не поведет ее в роскошный ресторан – сам он был без галстука, в спортивной куртке и кожаном пальто, – Кей выбрала простую серую юбку с блузкой и вязаным узорчатым свитером, приняла душ, оделась и накинула сверхмодное красное шерстяное пальто с большим воротником и широкими лацканами.

– Не стоило бы мне, конечно, носить все это, все равно отсылать в магазин, – призналась она, выходя из номера.

– Я же сказал, что дам вам взаймы.

– Все равно, такие вещи мне не по карману, – вздохнула Кей и в это мгновение поняла, что приняла решение. Она не возьмет денег Александры и не станет подписывать фальшивку.

Они взяли такси и отправились на Диерборн-стрит, на другой берег реки Чикаго. Машина остановилась перед маленьким зданием с кирпичным фасадом и старомодной мигающей неоновой вывеской в окне: «Эддиз Плейс».

Ресторанчик оказался совсем непритязательным, как снаружи, так и внутри: два ряда кабинок вдоль стены, а между ними круглые столы, накрытые клетчатыми скатертями. Жизнерадостный человек в галстуке бабочкой приветствовал их у входа, совсем по-свойски жалуясь на погоду, усадил их в одну из свободных кабинок и подал меню.

Бифштексы, рыба – простая здоровая еда.

Кей здесь нравилось, но она все же недоумевала, почему Джим выбрал именно это место. В Чикаго полно хороших ресторанов и многие гораздо ближе к отелю.

Она удовольствовалась гамбургером и пивом, Джим, заказал то же самое. Когда официант снова ушел, Джим разрешил загадку:

– Мой отец когда-то работал здесь, последние годы перед смертью. Он занимался этим.

Джим кивком показал на мужчину в галстуке, который как раз усаживал вновь прибывших за другой стол.

– Создавал атмосферу уюта, заставлял людей почувствовать себя в домашней обстановке. Поверьте, Кей, это труднее, чем кажется. Всегда быть приветливым, высоко держать голову и улыбаться, даже если день был тяжелым и босс срывает на тебе зло, потому что из-за снега или дождя дела идут плохо. Я всегда восхищался папой и тем, как он выполняет это простое дело.

– Какое, должно быть, счастье, – с завистью вздохнула Кей, – гордиться своими родителями!

– Я не сказал, что преклонялся перед всем, что он делает, просто объяснил, какую черту считал в нем лучшей. Вы можете делать то же самое, Кей.

– Если бы у моего отца были какие-то хорошие стороны…

– Возможно, вам следует повнимательнее приглядеться. Если бы вы захотели поговорить с ним, это, наверное, помогло бы решить, чью сторону занять в этом процессе.

– Я уже решила. Плохо это или хорошо, я должна сказать правду, и будь что будет.

Она дотянулась до руки Джима, сжала его ладонь.

– Вы были правы, коммандер. Я не нуждаюсь в подсказках, чтобы самой определить, каким путем идти. Просто нужно было выговориться.

Он сжал ее пальцы свободной рукой.

– Понимаете ли вы, что, если бы какой-то безголовый кретин не поджег самолет, вы и я могли даже не встретиться.

– Понимаю, – улыбнулась Кей.

– И подумайте еще вот о чем: не будь ваш отец негодяем, бросившим вашу мать, вы не отправились бы искать его и мы никогда бы не познакомились.

– Если пытаетесь втолковать, что мне нужно его простить, наше знакомство, пожалуй, самый лучший довод.

– Просто в который раз удивляюсь, как иногда самые ужасные события могут привести к чудесным последствиям.

Официант принес заказы, и остаток вечера был проведен в рассказах о себе. Оба старались как можно больше узнать друг о друге. Джим вспоминал войну, Кей говорила о студенческой жизни, занятиях психологией и исследовательской работе, которые решила провести. Кроме того, она незаметно для себя начала рассказывать о работе в «Томкэт» и, упомянув о том, что была «кошечкой», обнаружила, что Джиму совершенно не было известно о преследующей ее «славе», – он никогда не видел фото.

– Теперь вы будете хуже думать обо мне, правда? – не выдержав, спросила она.

– С чего это? Вы необыкновенно красивая женщина, Кей. Нельзя же винить художника за желание нарисовать вас или любого мужчину за стремление взглянуть на вас. И если вы хотели, чтобы все увидели вашу красоту – и лицо, и тело, – не пойму, что в этом плохого. Вы можете назвать такой поступок великодушным.

– Знаете, я как-то не рассматривала это с подобной точки зрения. Но рада, если не считаете меня… дешевкой.

– Единственное, что в ваш дешевого – боязнь ввести меня в расходы. Ну что это за еда – гамбургеры и пиво? Я бы предпочел омары и шампанское.

К тому времени, когда они уходили из ресторана, Кей уже решила, что хочет провести с ним ночь. Она не забыла тех мгновений в самолете, когда катастрофа казалась неминуемой, и сожаление о том, что в жизни так мало сделано. Девушка не знала, как будут развиваться ее отношения с Джимом в дальнейшем, но чисто физическое притяжение между ними было невозможно отрицать, а она так давно не хотела ни одного мужчину.

– Давайте вернемся ко мне, – сказала Кей, когда Джим спросил, куда она теперь хочет пойти.

Не успела за ними закрыться дверь, как Кей повернулась и поцеловала его, не в силах больше ждать. Джим безмолвно обнял ее, прижал к себе – их губы встретились, древний танец переплетающихся языков говорил о желании и страсти. Да, он тоже хотел ее. С трудом оторвавшись, Кей взяла его за руку и сделала несколько шагов к спальне. Но Джим остановился.

– Нет, Кей, не сегодня.

Сбитая с толку девушка разочарованно покачала головой.

– Я тебе не нравлюсь?

Джим, улыбнувшись, вновь привлек ее к себе.

– Считаешь, что мужчина не хочет тебя только потому, что готов подождать?

– Мы уже ждали, так долго ждали. Я помню нашу первую встречу девять лет назад. Уже тогда притяжение между нами существовало.

Джим кивнул. Он тоже помнил все.

– Но тогда тебе было семнадцать.

– А ты был офицером и джентльменом. Но теперь нам ничто не препятствует.

– Ошибаешься. Кей затаила дыхание.

– У тебя кто-то есть?

– Нет. Давно не было. Слишком много работаю и не сижу на одном месте.

– Тогда почему же?

– Потому что, если между нами суждено чему-то произойти, пусть это будет по-настоящему хорошо… нет, не просто хорошо – сказочно, великолепно, чудесно. Поверь моему опыту, спешка никогда ни к чему хорошему не приведет. Всему свое время. Эти девять лет не считаются. Мы стали иными и знаем друг друга только два дня.

– Для меня и одного дня достаточно.

– Когда-то и для меня тоже. Но не сейчас. Джим отстранился, немного отступил.

– Мне так легко влюбиться в тебя, Кей. Но, если это произойдет, я хочу, чтобы секс… постель была только частью этой любви, а не чем-то совершенно отдельным.

– Да, вот это называется переменой ролей, коммандер, – улыбнулась Кей. – Обычно леди хочет слышать красивые слова перед тем, как скажет «да», а на этот раз именно мужчина нуждается в уверениях.

– Нет, Кей, я нуждаюсь в чувствах. Пока мы оба не будем уверены в том, что испытываем друг к другу, я могу подождать остального.

Кей хотела его отчаянно, но все-таки Джим был прав – слишком рано утверждать, что желание рождено любовью, а не всего лишь физической потребностью. Возможно, Джим понимал, какую разрушительную роль всегда играл секс в ее жизнь; пока в основе их отношений не будет лежать безграничное доверие, секс, словно смертельное оружие, скорее уничтожит их любовь, чем усилит ее.

– Даже сняв мундир, – весело объявила она, – вы, кажется, все еще отдаете приказы… и по-прежнему джентльмен.

Подвинувшись чуть ближе, она прислонилась щекой к ее широкой груди.

– Но стоите даже долгого ожидания.

Руки Джима вновь обвились вокруг ее плеч, и они поцеловались с еще большей, чем раньше, страстью. Кей почувствовала, как, напрягаясь, взбухает его мужское естество. Очевидно, желание его было так же велико. Сильные пальцы скользнули вниз, вцепились в запястья. Наконец Джим, словно последним усилием воли, оттолкнул ее.

– Когда я снова увижу тебя? – спросила Кей.

– Позвоню завтра. Нужно встретиться с банкирами насчет этой сделки с авиакомпанией. В зависимости от того, как это затянется…

Они подошли к двери; Джим наклонился, слегка коснулся губами ее губ и попрощался.

Позже, лежа в темноте, Кей все еще чувствовала вкус этих губ и еще больше уверилась, что для нее, черт возьми, для ее сердца, одного-двух дней с Джимом вполне достаточно для того, чтобы не сомневаться в своих чувствах.