Следующие шесть недель Кей переходила из отдела в отдел, изучая основы издания толстого ежемесячного журнала. Она сидела на совещаниях редколлегии, где обсуждались темы новых статей, посещала фотосеансы, наблюдая тщательную подготовку к достижению идеального равновесия между изображением «кошечек» как секс-символом и одновременно здоровых реальных молодых женщин. Она проводила недели в отделах рекламы, распространения и информации.

Вскоре Кей стало ясно, что кроме высокопрофессиональной подготовки сотрудников Орина Олмстеда были и другие причины успеха «Томкэта».

В течение многих лет журнал был вынужден защищаться от законов, направленных против порнографии и постоянных запрещений на право издания. Каждая победа укрепляла мысль о том, что «Томкэт» бросает вызов старомодным ограничениям и расширяла границы определенной истинной свободы, а Орин Олмстед постепенно превращался в пророка эры освобождения американской сексуальности.

Но Кей вовсе не была уверена, сможет ли проникнуться искренней убежденностью в значительности «Томкэта» до такой степени, чтобы стать истинным представителем журнала. Она соглашалась с мнением, что «Томкэт» имеет право на существование без цензуры, но считала, что Олмстед весьма самонадеянно воображает себя революционером.

Чтобы лучше познакомиться с его идеями, Кей решила прочитать все, что написал Олмстед в своей «Философии «Томкэта» о различных отношениях к сексу и их воздействии на жизнь американцев. Серия статей, начатых несколько лет назад, насчитывала много сотен страниц. Во всех комнатах «Элли» лежали переплетенные экземпляры – как Библии издательства «Гедеон» в отелях.

Когда девушка впервые попыталась вникнуть в так называемую философию Олмстеда, она ожидала унылых, стандартных, оправдывающих секс утверждений, опубликованных только потому, что автор был одновременно владельцем издательства, но обнаружила, что они были хорошо написаны и чаще всего увлекали читателя. Начало относилось к истории секса в Америке со времен, когда страна была колонией. Далее описывались сексуальные повадки животных, толковалась теория Дарвина об эволюции организмов применительно к сексу, рассказывалось о социологии секса среди дикарей. Длинный раздел касался истории изданных в Соединенных Штатах законов против секса, рожденных религиозными и ханжескими предрассудками, приводилось подробное изложение законов в различных штатах, запрещавших и сейчас мужчинам и женщинам вступать в связь, если они не женаты, а женатым людям заниматься оральным сексом или вступать в брак людям разных рас; в некоторых южных штатах неграм не позволено иметь сношения с белой женщиной, даже с ее согласия, но вполне допустимо белому мужчине иметь сношения с негритянкой, при условии, что она идет на это добровольно. Даже если эти законы уже не действовали, их все равно никто не отменял. Рассматривалось даже различие между отношением к сексу американцев и европейцев, например, в Штатах проституция считалась преступлением, а за границей была узаконена и находилась под контролем государства.

Многое из написанного Олмстедом близко касалось самой Кей. Интерес, подогреваемый статьями Олмстеда, побудил ее прочесть книги, на которые тот ссылался, – все они были в библиотеке издательства: «Сексуальное поведение мужчин» и «Сексуальное поведение женщины» Альфреда Кинси, зоолога, всю жизнь изучавшего повадки животных и применившего те же самые методы к исследованию обычаев и привычек людей. Она познакомилась с работами Зигмунда Фрейда и его теорий о значении сексуальных побуждений при определении нормальной и извращенной личности, проштудировала учебник по сексопатологии, написанный немецким психиатром Ричардом Крафт-Эбингом, описавшим случаи резких отклонений в сексуальных привычках с точки зрения опытного врача.

Поняв истинное значение откровенных, не искаженных лицемерием сексуальных потребностей человека, Кей согласилась с доктриной Орина Олмстеда: журнал, удовлетворяющий интерес молодых здоровых мужчин к красивым сексапильным женщинам, а кроме того, достаточно информативный и печатающий прекрасные литературные произведения, завоевал право на существование в отечественной культуре.

Все это время Кей по-прежнему жила в «Элли». Терри, после того как закончила съемки, уже успела устроиться официанткой в один из клубов «Томкэт», в надежде на лучшую карьеру после выхода в свет апрельского выпуска. Обычно девушкам не позволяли оставаться в «Элли» дольше месяца, но Олмстед сказал Кей, что та может здесь жить сколько угодно. С того дня, как девушка призналась в истинной причине, заставившей ее уйти из дома Уайлера, Орин относился к ней гораздо покровительственнее, чем к остальным. Олмстед часто присылал записки с просьбой прийти к нему в спальню. Сначала эти посещения продолжались всего несколько минут – он спрашивал, как идут дела в издательстве, но когда она начала задавать вопросы или пыталась обсуждать прочитанное в его статьях и других работах, беседы становились все длиннее.

– Ты действительно изучаешь предмет, – заметил он, явно довольный, когда Кей призналась, что проштудировала серьезную книгу Крафт-Эбинга по сексуальным отклонением, и спросила Олмстеда, каковы его собственные критерии в определении степени патологии, сексуальных привычек.

– Дело не в том, противозаконно ли это и запрещено ли, – заметила она, – как вы говорили, закон во многом стремится наказать людей за самые обыкновенные поступки, лишь только потому, что они вообще связаны с сексом.

Их спор по поводу определения «патологического» секса продолжался больше часа и прервался лишь потому, что Олмстеду нужно было работать. Но он прислал записку с приглашением прийти на следующий день, а когда Кей явилась, дал несколько книг: «Тропические» романы Генри Миллера и «Любовника Леди Чаттерлей» Дэвида Лоуренса и велел приходить, как только она их прочтет.

– Мне интересно знать, посчитаешь ли ты их непристойными или порнографическими!

Кей не только прочла их, ей удалось найти несколько трудов, описывающих, как автору «Леди Чаттерлей» пришлось бороться с многочисленными судебными исками и требованиями запретить «непристойную» книгу.

Вернувшись с выполненным заданием, она втянула Олмстеда в дискуссию относительно того, что можно считать порнографией и непристойностью, гораздо более оживленную, чем первая, продолжавшуюся вдвое дольше.

– Может, вы правы относительно снятия всякой цензуры, – спорила Кей с Олмстедом, заявившим, что такого понятия, как непристойность, вообще не должно существовать. – Это только возбуждает в людях нездоровое любопытство. Но можно писать о сексе как об одной из естественных сторон человеческой деятельности и делать это таким образом, что женщина показана существом, намеренно унижаемым, чем-то средним между жертвой и рабыней. Не находите, что это огромная разница?

– Но что, если женщине нравится, когда ей причиняют боль? – возразил Олмстед.

Было очевидно, что он наслаждается этим неожиданным поединком и задает так много вопросов, просто чтобы развлечься.

Приглашения становились все более частыми, а разговоры – долгими, но все же Кей никогда не ощущала, что он хочет от нее чего-то большего, чем удовольствия обменяться мнениями. Сам Олмстед по-прежнему жил с Патти, и все знали его безусловную верность каждой из очередных «кошечек».

Шел уже второй месяц работы Кей, когда она, наконец, встретилась с Джил Эванс и сообщила, что готова занять место в отделе связей с общественностью.

Джил оценивающе оглядела Кей.

– Ты явно выглядишь подготовленной к должности.

Кей выбрала для встречи простой красный костюм-двойку и туфли на каблуках в тон, желая показать наставнице, что период стажировки окончен.

Первые две недели, когда Кей начала ходить по магазинам в поисках подходящей одежды, Джил отвергала каждое приобретение. В офисе Кей каждый день подвергалась критическому осмотру, словно неуклюжий рекрут перед строгим сержантом. Платья, туфли, косметика, перчатки, сумочки… ничто не ускользало от придирчивых глаз Джил. Она безжалостно заявляла, что все вещи слишком велики, бесформенны, ужасного покроя и неподходящих тонов.

– Это саботаж! – как-то воскликнула она. – Ты делаешь все, чтобы скрыть собственную сексуальность!

Наконец Джил, потеряв терпение, потащила Кей по магазинам.

– И еще хочешь представлять журнал?! Будь я проклята, если позволю тебе выглядеть младшей сестрой матушки-Гусыни! Ты должна мужчин с ума сводить, Кей, это входит в твои обязанности – либо соглашайся, либо уходи.

Кей предположила, что под сногсшибательным туалетом Джил подозревает нечто короткое, яркое, обтягивающее, с огромным вырезом. Нечто подобное и в самом деле было куплено, чтобы носить в торжественных случаях. Но в большинстве своем Джил выбирала приталенные костюмы, слаксы, блузки с высоким воротом, простые, но элегантные платья. Это заняло немало времени, но в конце концов Кей поняла основные принципы – нужно выглядеть как можно лучше, носить модные, оригинальные, подходящие к случаю вещи. Совершенно необязательно носить платья вызывающего покроя, чтобы привлекать внимание мужчин. Неприступность может быть так же соблазнительна, как доступность и открытый призыв.

– Принцесса может быть гораздо сексуальнее шлюхи, – подытожила Джил. – Самое главное быть самой собой и не стыдиться того, что у тебя есть.

Этот урок словно окончательно освободил Кей. Она больше не пыталась намеренно скрыть или сыграть на собственном обаянии, которые, как ей говорили, было ее прирожденным достоинством.

– Итак, с чего мне начать? – спросила Кей.

– Мы получаем множество просьб колледжей, юридических школ и различных организаций прислать кого-нибудь из журнала выступить на семинарах и лекциях. Просмотри приглашения и выбери, что пожелаешь. Я помогу составить график. Кроме того, мы можем предложить программу, связанную с сексуальным воспитанием в городских школах, – обсуждение вопросов секса с детьми, прямо в классах. Но самое главное задание – выступление на заседании комиссии Сената в следующем месяце в Вашингтоне относительно стандартов и методов показа секса и насилия на телевидении. Мы хотели бы прислать представителя, потому что О. О. хочет наладить контакт с телевидением. Он услышал о существовании экспериментальных кабельных каналов, которые, возможно, со временем займут значительное место, где ограничений гораздо меньше, чем на обычном телевидении. Наш парламентский корреспондент считает, что мы сможем обогнать всех в создании канала «Томкэт», если пошлем представителя в Вашингтон.

– Думаешь, я смогу справиться лучше, чем сам О. О?

– Послать тебя, – это его идея, – улыбнулась Джил. – Из того, что он рассказывал о ваших беседах, я поняла, что ты в курсе всех его дел. И кроме того, больше тебе не придется волноваться, что это выглядит как столкновение интересов, – добавила она, намекая на стремление Рэнделла Уайлера стать сенатором. По этическим соображениям Кей вряд ли могла появиться перед законодателями, если бы Уайлер имел шансы стать их коллегой. Но за последнее время кривая его рейтинга резко пошла вниз – было общеизвестно, что избиратели отвернулись от него, когда дочь отказалась от участия в избирательной кампании и начала работать в скандально известном журнале.

Джил сказала Кей, что отведет ей отдельный кабинет и секретаря, чтобы справляться с бумажной работой. Кей направилась было к порогу, но остановилась.

– Джил, надеюсь не сердитесь, что О. О. предложил именно мне отправиться на заседание комиссии… то есть, я имею в виду, что это работа руководителя… Именно вы должны были, то есть…

Несколько мгновений Джил недоуменно глядела на девушку, но лицо ее тут же прояснилось.

– Поняла, – засмеялась она. – Думаешь, что я ревную… или даже гадаешь, что между мной и боссом?

Джил даже вышла из-за стола.

– Наверное, тебе немало порассказали – что я была когда-то одной из его кошечек и все еще безумно влюблена в О. О., правда?

Она пересекла комнату и встала перед Кей. И, как всегда, глядя в ясные зеленые глаза Джил, девушка чувствовала, что неспособна обмануть ее, даже из соображений такта.

– Я слышала что-то вроде этого, – призналась она.

– Ну что ж, это правда… насколько можно судить. Я все еще люблю его и, возможно, всегда буду любить… но только часть, доказывающую, что он настоящий мужчина… я, конечно, не имею в виду анатомические детали. Он может быть очаровательным, блестящим, зажигательным… и знает все на свете о том, как доставить женщине наслаждение. Но в О. О. так много осталось от избалованного, испорченного мальчишки. Он требует, чтобы все было, как он пожелает. Ведет себя так, словно убежден, что солнце поднимается и заходит по его приказу. Я так жить не могу.

Джил долго молчала, уставясь в ковер.

– Раньше я надеялась, что он когда-нибудь вырастет и мы снова будем вместе, станем нормальной семьей. Но теперь знаю: все это лишь глупые мечты.

Она подняла глаза на Кей.

– Так что, если между вами что-то есть, Кей…

– Ничего, – поспешно вставила девушка. Но Джил упрямо продолжала:

– Ну что ж, если это когда-нибудь случится… наслаждайся… пока все продолжается… и потом будь счастлива, когда кончится и ты сможешь найти себе взрослого мужчину.

Она снова улыбнулась.

– Но я не стану ревновать. Ни секунды.

Кей быстро стала известна в Америке как Посланница Доброй Воли журнала «Томкэт». Всякий раз, когда возникал вопрос об ужесточении цензуры эротических изданий, отдел по связям с общественностью давал поручения Кей. Поскольку девушка была достаточно фотогенична и широко известна благодаря злосчастной роли в избирательной кампании Уайлера, внезапному бегству и появлению в «Элли», журналисты и телевизионщики вечно осаждали ее. Кей всегда была выразителем того мнения, что обществу давно уже пора отказаться от традиции подавлять то, что так долго правило Америкой со времен пуритан. И хотя вряд ли она могла многих обратить свою веру – слишком глубоко укоренились предрассудки, – тем не менее, Кей получала для «Томкэт» бесценную возможность бесплатной рекламы. Но чем больше Кей ратовала за либеральные взгляды, тем больше у нее прибывало работы. Со всех концов страны поступали приглашения посетить студенческие конференции, различные семинары, деловые обеды и завтраки. И девушке становилось все труднее видеться со старыми подругами.

Продюсер, посещавший «Томкэт Клаб», предложил Терри маленькую роль в низкобюджетном фильме, и она переехала в Калифорнию. Оставалась Сильвия.

Кей много раз пыталась помириться, но Сильвия по-прежнему держалась отчужденно. Она сняла новую квартирку – всего-навсего студию, но в приличном доме на берегу озера Мичиган – и всегда отвечала на телефонные звонки холодно, односложно и старалась побыстрее повесить трубку. Сильвия никогда не откликалась на приглашения посетить вечеринки в «Элли», а однажды, когда Кей поздно вечером пришла посмотреть представление «Уинди Сити Плейерз», Сильвия, поспешно поздоровавшись, тут же исчезла с очередным дружком.

Поэтому Кей обрадовалась и удивилась, когда ее секретарь объявила как-то утром, что в приемной ждет какая-то Сильвия.

– Попросите ее войти, – немедленно велела Кей.

Появилась Сильвия в ярко-желтой мини-юбке, розовой блузке, без рукавов и спинки, завязывающейся на шее, и ковбойских сапогах.

– Ничего обстановочка, – заметила, она оглядывая кабинет. – Смотрю, ты преуспела в жизни, милочка.

Кей снова попыталась перевести разговор в более дружелюбные тона.

– Ужасно рада видеть тебя, Сил. Садись. Хочешь кофе или…

– Я пришла попрощаться, – перебила Сильвия, меряя шагами пушистый ковер. – «Плейерз» предложили ангажемент в Нью-Йорк на пару месяцев. Уезжаем завтра.

Отдавая дань сентиментальному обычаю прощаться, Сильвия одновременно ухитрялась говорить холодно и взволнованно. Кей подумала, что подруга, возможно, сконфужена непривычной обстановкой, и столь нетипичными для нее жестом и решила немного подбодрить ее:

– Нью-Йорк! Потрясающе! Я искренне рада за тебя!

– Да, такой шанс подвернулся, и в самое время. По-моему, я уже перетрахалась со всеми парнями в Чикаго! Мне бы кого-нибудь новенького!

Когда-то Кей, услышав этот деловитый сухой тон, только рассмеялась бы. Но сегодня было очевидно, что Сильвия вознамерилась испытать подругу, бросив перчатку, чтобы посмотреть, осмелится ли Кей снова осудить ее поведение.

Кей поспешно вышла из-за стола.

– Сильвия, прости, если обидела тебя. Поверь, все, что я сказала о твоем… твоем образе жизни только потому, что ты мне небезразлична и я очень волнуюсь.

Сильвия прекратила метаться и остановилась прямо перед Кей. Жестокое выражение лица чуть смягчилось.

– Знаешь, ты была мне как сестра, Кей. Я просто не смогла перенести, когда ты на меня напала. Я очень хотела помириться, но ты сделала все, чтобы этого не допустить.

– Я?! Сильвия, я сто раз звонила, приходила…

– Верно, верно, – отмахнулась Сильвия. – Ты ведешь себя как полагается. Но как ты могла влезть в это Томкэтово дерьмо? Знаешь ведь, этот гребаный журнал подстрекает всех мужиков обращаться с нами как с безмозглыми секс-игрушками! Ты предаешь собственный пол!

Скрестив руки, Сильвия пригвоздила Кей осуждающим взглядом.

Кей даже пошатнулась от столь неожиданного обвинения и не сразу нашлась, что ответить.

– Именно поэтому ты пришла сюда, отплатить мне за…

– А ты что думала? – огрызнулась Сильвия. – Не хотелось уезжать из города, не высказав, какой паршивой лицемеркой я тебя считаю! Читала мне благочестивые проповеди, несла всю эту чушь насчет самоуважения, а сама помогаешь продавать грязь, заставляющую мужчин забыть об уважении к женщине.

Кей в полном недоумении потрясла головой.

– Ничего не понимаю, Сильвия. Сердишься на журнал, который прославляет красоту женского тела, злишься на меня, поскольку я считаю, что каждая женщина имеет право выбирать по собственной воле, стоит ли без стыда и притворства гордиться этим. А сама позволяешь сотням и тысячам мужчин делать с тобой все, что им угодно!

Бледное лицо Сильвии залилось краской; глаза сузились и превратились в щелки.

– Моя личная жизнь тебя не касается. Я никому не причиняю зла; в отличие от тех, кто наживается, превращая всех женщин в объекты сексуальных игр! Неужели не понимаешь, Кей? Мужчины, которые заводятся от этих картиночек, никогда не научатся смотреть на нас как на людей.

– Просто ушам не верю, – пробормотала Кей, – что именно ты повторяешь эту ерунду!

– Так вот лучше тебе поверить, крошка. Я должна была снять груз с души, прежде чем смыться из города.

Сильвия запнулась, глаза подозрительно заблестели.

– Иисусе, мне так не хватало тебя, Кей. Кей рванулась к подруге:

– Тогда будь сама собой, я сделаю то же самое, а остальное неважно.

– Нет, – с прежней враждебностью возразила Сильвия. – Не выйдет, потому что я не знаю тебя теперешнюю – только лицемеры могут здесь работать.

Волна гнева охватила Кей. Она сделала все, но Сильвия, казалась, твердо вознамерилась оскорбить ее.

– Думаю, я имею право верить во что-то другое и иметь свое мнение, не боясь получить ярлык лицемера, – отрезала она.

– Лицемер, Кей, это тот человек, который делает одно, а говорит другое. Ты расписываешь, как много хорошего в «Томкэте» и объясняешь, что там прославляют женскую красоту. – Воинственно выдвинув подбородок, Сильвия надвигалась на Кей. – Но я что-то не вижу тебя на страницах этого журнала! Если считаешь «Томкэт» таким потрясающим изданием, почему не пойти до конца и не показаться людям, в чем мать родила?

– Я могла бы! – выпалила Кей не думая, лишь чисто интуитивно защищаясь.

– Ну конечно, – иронически кивнула Сильвия, – ты вполне могла бы… а я вполне могу стать монахиней.

Она пошла к двери, но у выхода обернулась:

– Пока, Кей. Жаль, что не сумела помочь тебе. Язвительные слова подруги эхом отдавались в мозгу Кей еще долго после ухода Сильвии. Кто из них двоих больше нуждался в помощи? Кей всегда считала, что Сильвия. Но теперь она уже не была так уверена.

– Я могла бы! – громко повторила она пустой комнате.

Орин сразу согласился принять ее, но прежде, чем Кей успела объяснить причину прихода, захотел выслушать еженедельный отчет о всех выступлениях. Кей рассказала о речи на съезде издателей газет в Нью-Орлеане, о нескольких интервью на телевидении. Орин молча кивал, сидя, как всегда, в центре огромной круглой кровати, в темно-золотой с коричневым пижаме осенних тонов.

– Ты многое успела, – заключил он. – Прекрасная работа! Хотя кое-что мне не нравится.

– Что именно? – расстроилась Кей.

Она знала, что трудится не покладая рук и с неплохими результатами. Тираж «Томкэта» увеличился на двадцать процентов, в значительной мере благодаря усилиям Кей.

– Джил говорит, якобы ходят слухи насчет того, что эти ловкачи из «Козмо», хотят переманить тебя вести колонку для молодых женщин и вроде бы кинокомпания собралась отправить тебя в Голливуд на кинопробы.

Кей весело засмеялась.

– По-моему, я начинаю приобретать широкую известность! Именно это вас беспокоит?

– Меня волнует то, что ты можешь принять одно из этих предложений.

Кей снова расхохоталась.

– У меня нет актерского таланта, О. О., а даже если бы и был, все это неинтересно. Кстати, не бойтесь, что я уйду в другой журнал. Неужели воображаете, что у меня нет представления о лояльности? Вы дали мне настоящий дом, когда идти было некуда!

– Ну, с моей души просто камень упал, – улыбнулся Орин.

– Только я хотела взять на себя еще одну обязанность.

Кей оперлась локтем о меховое покрывало.

– Собираешься попробовать вести колонку?

– Нет, – покачала головой Кей, – хочу быть «кошечкой».

Орин с сомнением оглядел Кей.

– Как тебе это в голову пришло?

– Один раз подруга сказал, что я не имею права говорить от всего «Томкэта», если не готова стопроцентно поддерживать все, за что он ратует.

– Значит, вот оно что? Подруга поддразнила тебя и теперь боишься потерять лицо?

– Нет, дело не только в этом, – медленно протянула девушка. – Мне важно не быть лицемеркой, не говорить одно, а делать другое.

Именно так отец поступил с Локи; именно потому что лицемерие было для девушки немалым преступлением, она не могла перенести таких упреков.

Орин задумчиво молчал. Кей резко села.

– Ну? – поторопила она. – Почему нет?

– При первой встрече я подумал, что из тебя выйдет одна из самых потрясающих кошечек, которые появлялись когда-либо на страницах журнала, но…

Он замолчал.

– Но? – не сдержалась девушка, чувствуя боль отказа в почти равнодушном голосе О. О.

– Теперь я лучше узнал тебя. Ты уже оставила свой след… создала совсем иной имидж. Не уверен, что это хорошая идея, Кей. Помни, миллионы людей увидят эти снимки.

Кей по достоинству оценила почти отцовское беспокойство, выказываемое О. О. Но предположение, что это может повредить ее «имиджу», казалось, идет вразрез с его философией.

– Хотите сказать, они посчитают меня нехорошей девочкой? – с ехидцей спросила она.

– Нет, Кей, просто не хочу, чтобы ты поступала так под влиянием минутного желания. Ты должна подумать о последствиях. Я даю этот совет всем женщинам, которые хотят сниматься для нас. Нужно глядеть вперед, помнить о том времени, когда ты сможешь выйти замуж, иметь детей, преуспеть в жизни и карьере… что, если тогда придется пожалеть о сегодняшнем?

О. О. выпрямился, провел рукой по волосам, взъерошив смешной хохолок на затылке, сразу сделавший его похожим на маленького озорника-мальчишку. Хотя он явно выступал в роли отца, Кей вспомнила предупреждения Джил – во многих отношения О. О. так и не стал взрослым.

– Вот что я предлагаю, – сказал, наконец, Орин. – Не принимай поспешных решений. Если к Рождеству все еще будешь стоять на своем, проведем съемки в танжерском доме.

Зимой О. О. в сопровождении своей свиты обычно отправлялся на отдых в Аспен, Беверли-Хиллз, острова Большого Каймана и Танжер, где у него имелись резиденции для отдыха. Кей еще никогда не участвовала в этих празднествах, только слышала о непрекращающихся вечеринках, где царило безумное веселье, с которым не шло в сравнение все происходящее в «Элли». Но девушка не жалела об этом. Она – полноправный сотрудник «Томкэта», не какая-нибудь девочка для развлечений, чтобы рваться на эти знаменитые оргии.

– Рождество, – кивнула Кей, – никаких сожалений.