Кей пробудилась от долгого глубокого сна, встала с постели, открыла занавески и впустила солнце. Прошлой ночью, когда Уайлер привел девушку в отель, она была слишком измучена, чтобы как следует осмотреться. Теперь она увидела, что номер довольно удобен, хотя и выглядит уныло: огромная кровать, телефон, нечто вроде гостиной.

Разговор в кондитерской закончился тем, что отец согласился признать ее, хотя это потребовало нескольких часов хитроумных переговоров. Со стороны они, вероятно, походили скорее на адвокатов, обсуждающих условия контракта, чем на отца и дочь, встретившихся после долгой разлуки.

Уайлер сказал, что Кей будет жить с ним, но необходимо несколько дней, прежде чем он сможет предпринять какие-то конкретные шаги. У него семья – жена, трое детей. Не так-то легко пытаться объяснить прошлое, особенно жене – женщины бросали мужей за меньшие проступки.

Глядя на часы, вделанные в ночной столик, Кей поняла, что проспала почти весь день – было уже четыре часа. Она пошла под душ, натянула чистую одежду – голубую безрукавку и белые джинсы, туго обтягивающие бедра – обычный наряд островитян. Уайлер оставил на комоде триста долларов. Кей сунула деньги в карман и вышла из комнаты. Очевидно, в этом отеле не останавливались делегаты съезда – здесь царило относительное спокойствие. Вестибюль был маленьким и обшарпанным, зато имелся кафетерий, где Кей съела гамбургер перед выходом на улицу. Солнце ярко сияло в голубом небе, дул легкий ветерок с озера, находящегося всего в нескольких кварталах, принося свежую прохладу и отдых от гнетущей жары.

Кей добралась до пересечения улицы с широкой авеню, откуда можно было издали разглядеть небоскребы деловой части города. Ближе виднелись более низкие здания со сверкающими стеклянными витринами, похожие на магазины. Кей решила купить новую одежду, такую, которая поможет быстрее приспособиться в новой жизни; жизни за воротами богатого особняка.

Она отошла всего на один квартал от отеля, когда услышала музыку, доносившуюся из большого парка на другой стороне авеню, и направилась туда. Прямо на зеленом газоне были припаркованы несколько полицейских машин, рядом стояли полицейские кордоны. В глубине парка на открытой эстраде при большом скоплении зрителей, в основном, молодежи, выступала рок-группа. Юноши и девушки подпевали, ритмично хлопали в ладоши, кое-где даже танцевали.

Кей бродила среди них, ощущая удивительную атмосферу дружелюбия, словно оказалась не среди незнакомых людей, а на вечеринке, где знала всех и где все знали ее. Встречаясь с ней глазами, девушки и молодые люди приветственно улыбались, отовсюду неслись оклики.

– Эй, бэби… привет, сестричка… Иди сюда, побудь с нами…

Кей улыбалась в ответ и продолжала проталкиваться вперед, пока не добралась до самой сцены.

Рок-музыкантов, закончивших играть, наградили оглушительными аплодисментами. Их место занял исполнитель блюзов и спел последний хит Рея Чарлза «Время плакать», объявив перед началом, что «в Америке время плакать не кончится до тех пор, пока мы не уйдем из Вьетнама».

Кей забыла о покупках. Между выступлениями произносились речи – иногда страстные протесты против войны, иногда забавные и смешные. Толпа ревела от хохота, когда молодой человек по имени Эбби, с непокорной шевелюрой, объявил, что поросенок, которого он держал в руках, будет баллотироваться в президенты от его Интернациональной молодежной партии, сокращенной «йиппи». Солнце опускалось все ниже, зажглись фонари. Народу прибавлялось, многие расстелили одеяла на траве. Людей объединяло не только сходство политических мнений и возможность повеселиться вместе – в воздухе чувствовалось еще что-то – вызывающая гордость правомерно выражать собственное мнение.

Но по мере того, как сгущалась тьма, атмосфера все сильнее накалялась, словно между людьми проскакивали искры статического электричества. Кей заметила, что все больше полицейских машин стягивается к парку; фары были включены, образуя стену света. Сердце девушки тревожно забилось.

– Знаешь, ты спокойно можешь уйти, – заметила девушка, стоявшая позади. – Нет такого закона, чтобы оставаться и позволить копам надрать тебе задницу.

Кей круто развернулась.

– Вы со мной разговариваете?

– Ну да; по-моему, ты начинаешь дергаться, – продолжала девушка. – И к тому же, видно, не очень привыкла получать в морду… за просто так.

Кей на несколько мгновений потерянно уставилась на незнакомку, без сомнения, самое удивительное создание из когда-либо виденных ею. Начать с того, что глаза оказались огромными, густо-синими, совсем как у героев мультфильмов. Их величина подчеркивалась толстенным слоем туши на ресницах и бровях, выщипанных до тончайших ниточек. Эти невероятные глаза ярко выделялись на бледной коже; светло-желтые волосы неровно обкромсаны, должно быть, собственноручно. Рот маленький, губы тонкие, зато намазаны ослепительно яркой, режущей глаза помадой. Девушка была на пять-шесть дюймов ниже Кей, но прекрасно сложена, с фигурой идеальных пропорций, обтянутой пестрой тенниской и полосатым комбинезоном с широкими лямками, усеянными значками всевозможных форм и размеров, – некоторые остались от старых избирательных кампаний, призывающих голосовать за Трумена и Гувера, некоторые – просто сувениры для туристов, с Ниагарского водопада и Эйфелевой башни. Брючины комбинезона были обрезаны сантиметров на двадцать выше колен, открывая удивительно длинные, стройные ноги, благодаря которым девушка казалась выше, чем на самом деле. Обута она была в тяжелые армейские ботинки, по-видимому, купленные на распродаже, отбеленные и раскрашенные во все цвета радуги. Картина дополнялась кроваво-красной лентой, завязанной бантом вокруг торчавшей вверх пряди волос, напоминавшей пшеничный сноп. Наконец к Кей вернулась способность говорить.

– Не думаю, чтобы кто-то особенно привык к побоям, – выдавила она.

– Что же, некоторые из нас не в одном сражении побывали! Мы знаем, как вести бой и не попасть под пулю.

– Может, вы и меня научите, – попросила Кей, чувствуя себя задетой бахвальством девушки и загоревшись желанием показать собственное мужество, а не прятаться за чужие спины.

Девушка продвинулась к Кей, другая оглядела с ног до головы.

– Ну уж нет! Я уже давно за тобой слежу, и носом чую: будет лучше всего, если смоешься домой, да побыстрее!

Кей иронически усмехнулась, подумав, что у нее нет дома.

– Я так же, как и вы, хочу, чтобы война окончилась как можно быстрее, и вовсе не собираюсь трястись от страха и бежать, если мое присутствие может чем-то помочь.

Несколько секунд девушка с серьезным видом изучала Кей, потом лицо расплылось в широкой улыбке.

– Эй, а ты права, – кивнула она. – Меня зовут Сильвия! А тебя?

– Кей.

– Запугала я тебя, верно? Ты впервые на демонстрации?

– В общем… да, боюсь до смерти, – призналась Кей. – Думаешь, полиция в самом деле на нас набросится?

– Ага, особенно теперь, когда стемнело…

– Но мы всего-навсего пели и веселились! – удивилась Кей.

– Именно это они и ненавидят больше всего, – объяснила Сильвия. – Полисмены продолжают нападать на нас, а мы по-прежнему радуемся и не теряем присутствия духа – это заставляет их чувствовать собственную слабость и глупость. Конечно, не все копы так уж плохи – черт возьми, они всего-навсего люди, просто мы страшно раздражаем их, потому что молоды и сильны, а они старые, толстые и хотят, да ничего не могут.

Она хлопнула Кей по плечу.

– Держись рядом, и все будет хорошо. Как на любой войне – выживет тот, кто знает все уловки.

Разговор с Сильвией подогрел одновременно и страхи Кей, и ее решимость стоять до конца. Беспокойство немного улеглось, когда Сильвия объяснила ей несколько основных приемов защиты от самых грубых методов нападения. Полицейские, чтобы очистить парк, наверняка применят слезоточивый газ.

– Не паникуй, – предупредила Сильвия, – и помни: нужно дышать через рот. Хуже всего, если бросишься бежать, потому что приходится дышать чаще, и в легкие попадает больше газа. Глаза начнут слезиться, только ради Бога, не три их, будет в десять раз хуже.

Сильвия вытащила из большого кармана на груди баночку вазелина.

– Я захватила немного, на случай если копы пустят в дело «Мейс» – кожа мгновенно облезает, но если смазать руки и лицо, все обойдется.

На сцене по-прежнему выступали певцы и ораторы – пели песни, произносили речи. Кей и Сильвия слушали, делясь сведениями друг о друге и о том, что привело их в Чикаго.

Из рассказа Сильвии Кей поняла, что участие в антивоенном движении заполнило вакуум, оставленный исчезновением из существования той знакомых и привычных элементов – семьи, школы, романтических увлечений. Ее полное имя было Сильвия Трембле – французского происхождения. Отец, кажется, лесоруб, чьи предки прибыли когда-то из Франции, встретил ее мать, уроженку северной части Вермонта, работавшую кухаркой в лагере лесорубов и забеременевшую от какого-то дровосека. Парочка не разлучалась до самой смерти отца Сильвии, погибшего от несчастного случая двенадцать лет назад. С той поры, как Сильвии исполнилось девять лет, ее воспитывала одинокая мать, перебивавшаяся в перерывах между запоями случайной работой в ресторанах быстрого обслуживания.

Шесть лет назад Сильвия удрала из школы, чтобы отправиться в Нью-Йорк с приятелем, мечтавшим стать актером. Приятель получил призывную повестку, а Сильвия начала бродяжничать.

– Некоторые девушки повсюду следуют за рок-группами, – объяснила она, – а я с теми, кто борется за мир. Правда, везде почти одно и то же – встречаешь умных людей, бываешь в разных городах, и все ради великого дела.

– И это все, чем ты занимаешься? – удивилась Кей. – Ходишь с демонстрации на демонстрацию?

– Этой весной и летом дел было – не продохнуть. Я добралась до Калифорнии, когда Бобби Кеннеди баллотировался на первичных выборах. – Здорово было… пока его не пристрелили. Тогда я отправилась на демонстрацию в Майами, там был съезд республиканцев. А между съездами перебиваюсь кое-как. Уж работу официантки всегда можно найти. Иногда удается поиметь парня. Вчера встретила такого… ну просто шик! Ночь провели в его палатке на побережье: Иисусе, давно уж меня так не трахали – обалденный мужик… только связываться с копами побоялся. Смылся, как тебе это понравится? С такими здоровыми причиндалами и такой трусливый хорек!

Кей не знала, восхищаться Сильвией или жалеть ее. Девушка казалась храброй, находчивой, доброжелательной, но какой-то… потерянной. И ее, Кей, ожидала бы такая же бесцельная жизнь, без корней и привязанностей, не согласись отец признать ее.

– А как у тебя с парнями? – спросила Сильвия. – С такой мордашкой, как у тебя, должно быть, отбоя нет!

Кей не знала, что ответить. Она не стыдилась признать полное отсутствие опыта в этой области, просто не желала затрагивать тему секса. Прежде чем она успела сказать что-то уклончивое, откуда-то из темноты раздался пронзительный вопль, потом изо всех углов парка послышались рассерженные крики.

– Идут!

– Свиньи паршивые!

– Осторожно, газ!

Моторы полицейских автомобилей включились одновременно, патрульные машины и джипы двинулись по траве; свет фар выхватывал из темноты испуганные лица. Открытые жестянки со слезоточивым газом полетели в демонстрантов.

Сильвия выудила баночку с вазелином, запустила туда пальцы.

– Быстрее, мажь! – велела она и начала энергично растирать по лицу и рукам жирную мазь.

Молодой человек, стоявший недалеко от них, вскрикнул от боли – один из снарядов со слезоточивым газом ударил его в плечо и отлетел на землю. Кей бросилась к юноше, чтобы помочь, но в эту секунду вокруг нее заклубилось облако едкого дыма, начавшего мгновенно разъедать нос, глаза и легкие. Девушка застыла, не зная, что делать. На память пришли наставления Сильвии: только не паниковать! Смаргивая слезы, Кей всматривалась в желтоватый туман.

– Сильвия!

Оклик затерялся среди сотен других, люди выкрикивали имена, предостережения, приказы.

– Сюда!

Задыхаясь и кашляя, Кей побрела на голос Сильвии. Она вспомнила о парнишке, ушибленном жестянкой со слезоточивым газом, и взглянула туда, где он стоял, но ничего не увидела, кроме неопределенных фигур, пробиравшихся сквозь дым. И тут она на кого-то налетела.

– Кей, это ты?

– Да!

– Хватайся за руку! Сейчас я тебя выведу отсюда.

Сцепившись пальцами, они двинулись туда, где пелена казалась не такой густой. Крики тех, кто остался позади, постепенно стихали, становилось легче дышать. Но тут внезапно, словно девушки вслепую описали круг и вернулись на прежнее место, громкие панические вопли боли поднялись с новой силой где-то впереди. Строй полицейских в бронежилетах волной цунами ворвался в толпу, размахивая дубинками, словно цирковые укротители – кнутами.

– Иисусе, – испуганно пробормотала Сильвия, – так еще никогда не бывало!

Кей увидела впереди надвигающиеся фигуры в шлемах с дубинками и попыталась ускользнуть, но они были повсюду, словно неумолимые призраки в мареве газа, казалось, светившегося от десятков фар, сиявших в конце парка. Девушка подняла руки и попыталась защититься. Удар пришелся в предплечье. Она боялась, что сейчас начнется настоящее избиение, но, подождав немного, подняла глаза и увидела, что полисмены промчались мимо, словно бушующий ураган. И в этот момент Кей поняла, что Сильвии нет рядом. Она всматривалась в туман, не в силах удержаться от того, чтобы не тереть зудящие глаза, отчего их щипало еще сильнее. Теперь Кей увидела Сильвию, скорчившуюся на земле в нескольких футах от нее.

Бросившись на колени около девушки, Кей в ужасе охнула, увидев струйку крови, просочившуюся через густые белокурые волосы и стекавшую по щеке. Глаза Сильвии были открыты, но ее, очевидно, оглушили.

– Дерьмовые ублюдки, – пробормотала девушка.

– Вставай, нужно убираться отсюда, – велела Кей. Она была достаточно сильна, чтобы поднять более миниатюрную девушку на ноги, и, поддерживая ее, потащила к выходу. Вокруг все разбегались, останавливаясь только, чтобы помочь раненым.

– Взгляни-ка, – простонала Сильвия, – сколько крови они выпустили из нас!

И рассмеявшись, повторила:

– Они проиграли, Кей! Вонючие копы выпустили из нас слишком много крови! Я не сразу додумалась, но теперь поняла – победители мы!

Сильвия снова засмеялась и оттолкнула руку Кей.

– Все в порядке, я могу идти. Кей нерешительно отстранилась.

– По-моему, ты ранена. Мы немедленно идем в больницу.

– Нет!

– Но, наверное, нужно наложить швы, сделать рентген и…

– Никаких больниц, – завопила Сильвия и голосом обиженной маленькой девочки, добавила.

– Пожалуйста…

– Ну ладно, – успокоилась Кей, – мой отель совсем рядом.

В обычных обстоятельствах администрация отеля ни за что не позволила бы постояльцу привести окровавленного человека к себе в номер. Но сегодня в этом не было ничего необычного. Хотя отель был маленьким и расположенным на тихой улочке, к тому времени как Сильвия и Кей переступили порог вестибюля, там уже было полно раненых, набившихся в умывальные и телефонные будки.

Уложив Сильвию на постель в своем номере, Кей намочила полотенце в холодной воде, протерла рану и смыла кровь. На голове оказалась рана длиной дюйма в два.

– Нужны швы, – твердо сказала Кей.

– Говорю в последний раз, не пойду я ни в какую гребаную больницу. Скорее умру!

В голосе девушки звучала такая яростная убежденность, что Кей сдалась.

– Ну ладно, – вздохнула она, – пойду куплю каких-нибудь антисептиков и бинты, а потом посмотрю, что можно сделать.

По пути в аптеку она просмотрела почту. Хотя Уайлер предупредил, что может пройти несколько дней, прежде чем все уладится, она постоянно ожидала от него вестей. Но записки не было.

Кей пыталась отогнать мысль о том, что отец снова попытается исчезнуть из ее жизни Несколько сотен долларов, номер в дешевом отеле на пару ночей – возможно, просто захотел откупиться. Сейчас, должно быть, решает, какие доводы привести в свою защиту и как убедительнее отрицать все, что дочь может рассказать репортеру.

Кей открыла дверь номера и обнаружила, что Сильвия уже не лежит на покрывале, одежда беспорядочной грудой валялась на полу, а сама девушка забралась под одеяло. Глаза Сильвии были закрыты, дышала она глубоко, хотя немного неровно и, казалось, спала. Кей осторожно тронула ее за плечо, боясь, что новая подруга потеряла сознание.

Веки Сильвии, затрепетали, приоткрылись; взглянув на Кей, она улыбнулась и пробормотала:

– Надеюсь, ты не возражаешь? Такая огромная кровать!

Кей покачала головой, и Сильвия вновь задремала. Кей осторожно бинтовала ей голову, думая о невероятных событиях последних суток. Она не только отыскала отца, но и обрела другие – утерянные – части собственной личности, о существовании которых не ведала до сегодняшнего дня. Она отстаивала собственную точку зрения, право иметь свое мнение; сделала все, чтобы помочь незнакомой девушке, дремавшей сейчас в ее постели.

Случившееся должно было уверить Кей, что она сможет преодолеть любые трудности, ожидающие впереди, но девушка по-прежнему тревожилась – что делать, если Уайлер не позвонит?

А если все-таки пришлет за ней… если придется бороться за место в его доме… легче ли это будет перенести?

У Сильвии, по-видимому, все-таки оказалось небольшое сотрясение мозга; утром у нее кружилась голова; не успев встать, девушка повалилась на колени. Кей помогла ей добраться до ванной и уложила в постель.

Когда она снова заикнулась о том, что Сильвии следует обратиться к врачу, та со слезами умоляла оставить ее здесь и только потом объяснила Кей, почему так боится больниц. В четырнадцать лет она забеременела от одноклассника в высшей школе и попросила помощи у местного доктора, практиковавшего тайные аборты, но тот так небрежно провел операцию, что ухитрился занести ей опасную инфекцию, так что матери пришлось поместить дочь в больницу.

– Когда врачи поняли, что у меня, – рассказывала Сильвия, – эти жлобы рассказали матери. Считали, она имеет право знать. Ну что ж, как только эти проклятые поганцы все выложили, мать просто спятила. Ввалилась в палату и избила меня до полусмерти – прямо там, перед сестрами и пациентами. Хорошо еще, что двое интернов успели довольно быстро ее оттащить. Но это еще не конец. Ей стукнуло в башку, что меня лучше всего… как это… стерилизовать. Мол, тогда у меня не только не будет детей, но я и секса не захочу, ничего не буду чувствовать. Отвела в сторону врачей. Спрашивала, не смогут ли сделать операцию, деньги предлагала. Мне потом один интерн сказал. После того как я провела в больнице несколько дней, мы с ним частенько трахались. Он забирал меня из палаты, якобы для того, чтобы обследовать… ну мы и занимались этим, а потом он снова укладывал меня в постельку. В общем, я до смерти перепугалась, когда узнала, каким образом мамаша желает позаботиться обо мне, словно я кошка уличная! Думала, она может сделать со мной все, что захочет, стоит только попросить, ну и мне конец! Как только меня выписали, тут же сбежала, но до сих пор не могу одолеть этот безумный страх, что она когда-нибудь поймает меня… что по всем больницам разослала приказ выпотрошить меня, как только туда попаду.

Кей с готовностью ухаживала за Сильвией весь день. Они заказали обед в номер и весело болтали или смотрели телевизор. Днем в выпуске новостей передали, что присяжные вынесли Лумису оправдательный приговор. Репортаж сопровождался короткими интервью с Уайлером и его подзащитным.

– Значит, этот сукин сын и есть твой отец, – кивнула Сильвия, когда на экране появился Уайлер. Кей рассказала ей свою историю.

– Слушай, потрясный мужик, этого у него не отнимешь.

– Руки прочь! – полусерьезно предупредила Кей. Рассказы Сильвии о больнице и разных похождениях убедили Кей, что в отношении секса и мужчин у той нет предрассудков. О чем бы ни упоминала девушка – путешествиях, постоянно меняющихся местах работы, родном городе, – любая история изобиловала подробностями о множестве мужчин, с которыми она спала при любой возможности. Футболисты из команды высшей школы, учителя, дружки ее матери, официанты в ресторанах, где она работала, активисты движения за мир, встреченные во время маршей, женатые, холостые, красивые, уродливые – список был бесконечным. Но сейчас Сильвия поспешила успокоить Кей:

– Эй, ведь ты подруга. Все, что твое, – для меня свято, не волнуйся!

В любом случае у Кей были большие сомнения относительно того, что Сильвия когда-нибудь встретится с Рэнделлом Уайлером. Прошло уже больше суток, а от него ни слуху ни духу.

К вечеру Кей отправилась на автобусную остановку станции «Грей хаунд» и взяла из камеры хранения большой рюкзак с вещами Сильвии. После целого дня, проведенного вместе с Сильвией, та стала уже не просто человеком, нуждающимся в помощи, а другом. Сильвии было двадцать два года, но разница в возрасте вовсе не оказалась препятствием к сближению. Однако из-за страха перед сексом Кей одновременно завораживали и отталкивали постельные истории Сильвии. Когда Кей за поданным в номер ужином призналась, что она еще девушка, изумление подруги было безграничным и искренним:

– Чтоб мне пропасть! – охнула она, роняя сэндвич на тарелку. – Иисусе, Кей, ты же можешь заполучить любого парня, когда и где захочешь! С тобой что-то неладно? Господи, да тебе уже семнадцать! Я куда раньше начинала!

Кей смущенно пожала плечами.

– Слушай, быть целкой – еще не самая худшая вещь в мире, – поспешила утешить ее Сильвия. – Мы все с этого начинаем. Но, черт, неужели неопределенность не убивает тебя? Неужели не умираешь от желания узнать, каково это на самом деле?

– Могу и подождать, – улыбнулась Кей.

– Кого? Прекрасного принца, а? Что ж, я тоже верила в это, давно, когда сказки читала, да с тех пор забыла. Просто на стенку лезу, если не перепихнусь хоть разок в день.

Кей призналась, что ее нерешительность не имеет ничего общего с прекрасным принцем, и объяснила Сильвии, почему так ненавидит все, что связано с сексом.

Та слушала, честно пытаясь понять и посочувствовать, но, обладая совершенно иным мировоззрением, никак не могла вникнуть в суть проблем Кей.

– Черт, – озадаченно протянула она, – не вижу ничего ужасного в том, что этот тип проделывал с твоей мамашей. Я позволяла парням связывать себя – знаешь, как здорово! Попробуй как-нибудь сама – то есть, когда начнешь.

Выслушав рассказ о Лью Паркере, Сильвия заметила:

– Погоди, а что, если он в самом деле пытался помочь тебе расслабиться? Знаешь, Кей, ты не должна считать, что каждый парень, которого ты заводишь, обязательно такой уж ублюдок паршивый, особенно из-за того, что при виде тебя они сразу вспыхивают, как рождественская гирлянда! Может, ты этого не сознаешь, но поверь, ты чертовски сексуальна – я таких женщин еще не встречала.

Кей залилась краской.

– Понимаешь, – продолжала Сильвия, – у одних голос хороший, другие рисовать умеют, а у тебя – это самое, Кей, притягательность, что ли? Как это… обаяние. Поэтому я и заговорила с тобой в парке. Конечно, я не мужик, но знаешь, как чувствую такое?

– Но мне это вовсе не нужно, – вскинулась Кей. – Это не талант, здесь вовсе нечем гордиться и нечего использовать!

Сильвия сочувственно покачала головой.

– Бедняжка! Пока все беспокоятся насчет войны и мира, ты ведешь войну с собой. Нельзя изменить свою природу, Кей, и если от своей чувственности не спрячешься, остается только с ней примириться.

– Как ты? – съязвила Кей, – ложиться в постель с каждым, кого встретишь?

Сильвия грустно улыбнулась.

– Для меня это означает примирение с собой. Я не пытаюсь перебороть себя и не ненавижу себя за это. Есть вещи гораздо худшие, чем быть нимфоманкой.

– Кем?

Кей никогда не слышала этого слова раньше.

– Нимфоманки – это те, кому повезло настолько, чтобы все время хотеть мужика.

– По-моему, это везением не назовешь, – заметила Кей.

– Может, я и соглашусь… если не удастся трахнуться, когда захочется. Но пока не жалуюсь.

Именно эта пропасть между ними оказалась непреодолимой. Но существовало многое другое, роднившее девушек, – исковерканное детство, жизнь без отца, матери, слишком занятых собственными проблемами. Вечером, когда Сильвия заснула, Кей еще долго лежала в большой постели, думая о том, что нашла не просто подругу – слишком они разные, чтобы стать друзьями. Теперь Сильвия казалась чем-то вроде сестры.

Когда на следующее утро, когда Кей проснулась, Сильвия уже встала. Кей нашла ее в ванной перед зеркалом, где та пыталась подстричься маникюрными ножницами.

– Ну как тебе нравится моя новая внешность! – спросила она.

Кей потеряла дар речи. Центральной деталью оказался тщательно выстриженный круглый островок вокруг раны. Несколько других проплешин были разбросаны в океане светлых волос – треугольник, квадрат, пара пятиконечных звезд. На марлевой наклейке, закрывавшей порез, розовой губной помадой был нарисован символ мира.

– Тебе идет, – искренне сказала наконец Кей.

В этом белокуром сорванце с огромными синими глазами было нечто, позволяющее прекрасно выглядеть в любом, самом дурацком наряде или обличье; от этого девушка только казалась еще более прелестной и беспомощной.

И хотя Кей постаралась этого не заметить, но деталью «новой внешности» Сильвии было муу-муу, которое та вытащила из чемодана подруги.

Они провели вместе и этот день, только на этот раз не сидели в номере.

– Я получила боевые ранения, – объявила Сильвия, – и теперь с чистой совестью заслужила право на отдых и развлечения.

В любом случае, волна демонстраций постепенно спадала. На очередном заседании съезда демократов вчера вечером кандидатом в президенты был выдвинут Хьюберт Хамфри; автобусы с деморализованными активистами движения сторонников мира уже покидали город. После завтрака девушки отправились за покупками в нижнюю часть города на Магнифисент Майл, где располагались лучшие магазины Чикаго.

– Я делаю это только ради тебя, Кей, – с шутливо-страдальческим видом объявила Сильвия. – Мне сюда ходить не по карману! Но папаша тебе денежки дал… одежда так и так нужна.

– Мне есть что носить.

– Все это хлам! – категорически объявила Сильвия.

Вспомнив о, мягко говоря, странных костюмах подруги, Кей предположила, что та предложит обзавестись футболками в тюремную полоску или костюмом акробатки на трапеции, но, к ее удивлению, Сильвия заявила, что Кей нужны более строгие, «серьезные» вещи, чтобы не слишком выделяться в доме отца.

– Нужно произвести хорошее впечатление, – объяснила она. – А твоя новая семейка – наверняка все большие шишки, нельзя появляться в таком виде! Ты же не бродяжка какая!

– В данный момент я не уверена, стоит ли тратить для этого даже пятицентовые. Отец так и не позвонил, Сил, и может, это к лучшему. Я хотела найти его, поскольку думала, что могу что-то для него значить. Но, видно, это не так. Особенно, если он хочет избавиться от меня. То, что он мой отец, имеет не больше значения как… как если бы ты забеременела от одного из тех мужчин, с которыми спала за последнее время.

– Не дай Бог!

– Нет, я просто хочу сказать, это всего-навсего ошибка, несчастная случайность. Теперь я понимаю, почему мать не хотела назвать его имя. Она знала, что я сделаю, если узнаю его, и решила уберечь от ненужных разочарований.

– Ты так говоришь, словно уже собралась простить этого человека, – заметила Сильвия. – Что было, то было, брось мучиться. Он обязан сделать для тебя все на свете, хочешь ты этого или нет.

– Знаешь, я тоже так считала. Даже шантажировала его… ну что-то вроде, угрожала рассказать эту историю репортерам. Только все мои усилия ничего не стоят. Даже если он возьмет меня к себе, это еще только полдела. Придется попытаться расположить к себе его семью.

Они стояли перед великолепным фасадом здания в стиле рококо. «Карсон Пайри Скотт» считался лучшим и старейшим универмагом города, еще с начала века находившемся в центре торгового района Чикаго.

– Покупай одежду, – настаивала Сильвия. – Ставлю об заклад любимые сапоги, что папочка вот-вот объявится.

– Почему ты так уверена?

– Политика – вещь серьезная. История о том, как папа почти двадцать лет назад отвернулся от собственного ребенка, будет дурно выглядеть, если ты так и останешься на улице, хуже собачонки бездомной.

– Он может отречься от всего, сказать, что ничего не знает.

– Сразу видно, что ты не политик, дурочка, – покачала головой Сильвия. – Самое выгодное для него – принять тебя в дом, жаловаться, что твоя мать все эти годы скрывала существование ребенка, и теперь, когда дочь обратилась к нему за помощью, рад и счастлив открыть тебе объятия. Все газеты распишут эту трогательную историю. И – главное, ты будешь потрясно выглядеть, стоя позади него на трибуне по время избирательной кампании. Не дрейфь, бэби, – заключила она. – Он возьмет тебя к себе через денек-другой.

К вечеру, обойдя «Скотт», «Маршал Филд» и несколько модных лавочек, они взяли такси и возвратились в отель. Двести восемьдесят долларов, потраченных из ранее оставленных Уайлером, конечно, не были такой уж огромной суммой, но Сильвия, опытная покупательница, показала Кей, как растянуть деньги. Добыча состояла из трех платьев, костюма, пары шелковых блузок хорошего качества, нейлоновых чулок, первых в жизни Кей туфель на каблуках, ботинок с цветными союзками – Сильвия почему-то была уверена, что именно такие носят днем приличные девушки из общества. Несмотря на собственные, возмущающие общественную благопристойность наряды, Сильвия обладала безошибочными инстинктами во всем, Что касалось истинного вкуса и умения выбрать наиболее элегантные, не бросающиеся в глаза вещи по самой недорогой цене. Чтобы отблагодарить подругу за помощь, Кей купила ей в «Маршал Филд» пушистый розовый свитер из ангорки.

Девушки, нагруженные коробками, в прекрасном настроении возвратились в отель. Когда Кей подошла к стойке портье за ключом, клерк протянул ей еще и листок бумаги. Кроме телефонного номера, в записке ничего не было.

– Что я тебе говорила? – возликовала Сильвия. – Вот оно!

Кей предпочла позвонить из номера. Ей ответила телефонистка «Дейвс, Лабрендт и Уайлер». Девушка назвала свое имя, и ее немедленно соединили с какой-то женщиной.

– Мисс Тэту, – сказала та, слегка исказив музыкальное гавайское имя Кей. – Мистер Рэнделл Уайлер просил передать, что машина заедет за вами в шесть часов.

Отец даже не захотел поговорить с ней сам! Отослал к секретарше! Словно Кей – клиент, с которым обсуждаются условия контракта.

Всякая радость, которую она должна была чувствовать оттого, что наконец будет жить у отца, мгновенно увяла.

Девушка собрала вещи, переоделась в одно из платьев, купленных днем, – яблочно-зеленое, с отрезной юбкой и воротником-хомутиком. У нее оставалось восемнадцать долларов из денег, данных Уайлером, и Кей настояла, чтобы Сильвия взяла их. За номер было заплачено до завтрашнего дня – Сильвия могла переночевать в отеле. Кей записала номер домашнего телефона Уайлера и заставила подругу пообещать, что та обязательно позвонит. Потом обе спустились в вестибюль и стали ждать.

– Как насчет тебя? – спросила Кей. – Куда сейчас отправишься?

– Пожалуй, останусь здесь, если удастся найти работу.

– Может, я смогу замолвить за тебя словечко перед отцом?

– И не думай! У меня нет ни одной вещи, которую можно было бы носить в офисе, да к тому же, я и не хочу там работать. Кстати, можно оставить себе эту муу… как там ее… на память о днях, проведенных вместе?

– Муу-муу, – объяснила Кей. – Конечно. Только не говори так, будто мы больше не увидимся!

– Знаешь, я не очень-то вписываюсь в общество с Норд-Сайд.

– Я тоже.

Сильвия долго смотрела на подругу.

– Нет, Кей, у тебя все получится. Только держись. Но тут появился рассыльный и сообщил Кей, что машина ждет у двери. Он взял чемодан Кей, свертки и пошел вперед.

Сильвия проводила Кей. Обе одновременно увидели водителя в темно-бордовой ливрее, укладывавшего вещи Кей на заднее сиденье «роллс-ройса».

– Вот это да! – восхитилась Сильвия. – Кажется, ты напала на золотую жилу.

Девушки обнялись, и водитель открыл перед Кей дверцу автомобиля.

– Побереги свою голову, – велела она Сильвии.

– А ты – свое сердце, – отозвалась подруга.

Кей глядела из окна, пока машина не свернула за угол. Да, кажется, она в самом деле нашла клад. Но совсем не чувствовала себя счастливой. Она так мечтала о доме, об отце… но Рэнделл Уайлер согласился принять ее вовсе не потому, что хотел дать дочери первое, или второе.