17
КОРОЛЕВА ОДНОГО ДНЯ
Анни свернула с шоссе Монтаук и переехала железнодорожное полотно. Пожалуй, этой дорогой она ехала впервые.
Анни унаследовала от бабушки маленький домик, настоящий коттедж, а не один из тех огромных особняков на побережье, которые богатеи упорно продолжали называть «коттеджами». Местечко это называлось Девон и находилось к северу от основной магистрали. Семьдесят лет тому назад ее бабушка облюбовала этот старенький фермерский домик на небольшом полуострове, прозванном Обетованной Землей, и влюбилась в него.
Теперь Анни тоже могла разделить любовь своей бабушки. В предзакатном осеннем свете домик, стоящий на пологом склоне лужайки, казался очень живописным. Одна часть коттеджа состояла из гостиной, комнаты с высокими потолками, островерхой крышей и тремя большими французскими окнами, выходящими на старую кирпичную террасу.
Другая половина дома была двухэтажной. На первом этаже размещались кухня, ванная и кабинет, на втором – две спальные комнаты и ванная. Застекленная веранда в западной части дома служила столовой и зимним садом. Из окна на западной стороне дома можно было видеть небольшой садик, а за садом – побережье океана и залив, серебристо-серый в этот осенний вечер.
Анни замедлила скорость, и гравий, хрустящий под колесами, казалось, приветствовал ее. У нее будет достаточно времени, чтобы еще при свете дня проверить запас дров, проветрить помещения и, возможно, приготовить пунш из яблочного вина с пряностями к завтрашнему празднику.
Сначала она вынесет вещи из машины и распакует их. Она купила сдобные булочки, малину со сливками и сказочно пахнущий кофе в зернах с Джамайки. Она позволила себе также купить большой букет пионов у своей флористки. Она с чувством вины смотрела на эти огромные пышные цветы. Каждый такой цветок стоил четыре доллара. Она купила дюжину, но, осознав, как высока цена, ужаснулась: «Я выбрасываю сорок восемь долларов на букет цветов, тогда как не в состоянии даже заплатить за обучение дочери».
Анни вздохнула. С другой стороны, что значит эти сорок восемь долларов по сравнению с полутора миллионами, которые разбазарил ее муж?
Теперь она была уверена, что не скоро увидит эти деньги. А может быть, никогда не увидит. Звонил Аарон и сказал, что сейчас у него затруднения в делах. Анни не знала, было ли правдой то, что он говорил. Зная от Джерри и Криса о делах в агентстве, она какое-то время молчала. Потом ее охватил гнев, и она спросила:
– Разве ты не можешь продать свое дело?
– Продать дело? – взорвался он. – Да я хочу купить его!
– Но если бы ты его продал, ты бы смог вернуть деньги Сильви.
– А как бы я тогда зарабатывал на жизнь? – с горечью спросил он. Сейчас она не хотела об этом думать. Она тряхнула головой, как будто отгоняя от себя воспоминания.
Весь следующий час она занималась тем, что распаковывала и раскладывала по местам продукты, протирала пыль и ходила за дровами для камина. Потом она прибралась в спальне для гостей и кабинете, предназначавшихся, соответственно, для Элиз и Бренды.
Анни приготовила чистые полотенца и мыло, поставила цветы в керамических вазах. У каждой кровати она положила по нескольку журналов. Потом вышла на веранду, служившую ей столовой, и накрыла стол к утреннему завтраку.
Элиз и Бренда приехали в половине двенадцатого. Она слышала, как остановился лимузин Элиз. Шофер внес в дом их вещи и большую индейку и уехал спать в особняк Элиз в Ист-Хэмптоне.
Бренда и Элиз пожаловались на праздничную загруженность дорог и, сказавшись уставшими, пошли спать, Анни проводила их и тоже легла. Обе женщины казались сердитыми и раздражительными. В пути они, наверное, не раз обижали друг друга.
На следующее утро Анни встала рано, приняла душ, быстро и тихо оделась. Потом она неслышным шагом прошла на балкон, с которого была видна гостиная внизу.
Она смотрела на гостиную, которая купалась в свете раннего утреннего солнца, проникающего в комнату через два французских окна на восточной стороне доме. Вдоль западной стены гостиной, напротив окон, помещалось главное украшение комнаты – большой камин – с простой, покрытой белой краской сосновой полкой. Напротив камина стоял длинный глубокий диван. Цветочный рисунок его обивки был выдержан в любимых бабушкиных тонах – голубом, розовом и белом. По бокам стояли два кретоновых кресла с подушками. Анни напомнила себе, что она всегда должна быть благодарна за все это.
Между двумя французскими окнами, у стены, Анни поставила свой письменный стол – секретер эпохи английского регентства. Это была единственная по-настоящему ценная антикварная вещь в доме. Она подумала, что за ним ей будет хорошо писать книгу, не отвлекаясь ни на что другое. На жизнь в Нью-Йорке, например. Теперь, когда Сильви уехала, будет одиноко. Ей нравилась эта гостиная и дом в целом. Она радовалась тому, что они у нее есть. Но это место было таким изолированным от остального мира. И она подумала, что не стоит расстраиваться, так как она все равно не смогла бы работать и жить без развлечений.
Глядя на пионы, она улыбнулась. Они выглядели так театрально на столике перед диваном. Их тяжелые белые головки слегка опустились и приоткрылись от тепла, и Анни даже сверху было видно, что белизна каждого цветка в сердцевине была испещрена несколькими красными лепестками. «Как они чудесны!» – вновь подумала Анни, тихо спускаясь по лестнице.
Белый обеденный стол и виндзорские белые стулья выглядели свежо и привлекательно. Клетчатая бело-голубая скатерть и три прибора на ней также нравились Анни. Нужно было только что-то поставить в центр стола. И она решила выйти и поискать это «что-то» в саду. Надев туфли и старое шерстяное пальто, она вышла.
Было холодно, с юга дул ветерок, приносящий свежий запах моря.
В дальнем конце сада Анни нашла колючий кустарник и решила, что несколько его веточек как раз украсят праздничный стол и доставят им немного радости. Срезая кустарник, она испытывала какое-то чувство вины, которое проявлялось всегда, когда ей приходилось оголять сад для того, чтобы украсить дом.
Она вернулась в дом, не переставая восхищаться окружающей ее красотой. Она любила приезжать сюда. В ее сознании домик этот продолжал быть бабушкиным домом. Анни больше тяготела к простоте японского дизайна, а здесь по-прежнему царили вкусы бабушки. И это ее успокаивало.
Анни даже продолжала пользоваться теперь уже старым бабушкиным кофейником в тех редких случаях, когда она готовила кофе. Его странные звуки и приятное журчание часто радовали их с бабушкой.
«Боже, – думала Анни. – Не исключено, что мне придется продать дом. Сколько он может стоить? Сколько раз я смогу заплатить за Сильви, если продам его?» Мысль о том, что ей, может быть, придется продать дом бабушки, заставила ее заплакать.
Кофейник продолжал ворчать. Скоро чудесный аромат кофе разнесется по дому и дойдет до спален.
– Что тут так чертовски шумит?
Анни развернулась и увидела Бренду. Она стояла взъерошенная, в свободном халате гавайского покроя совершенно фантастической расцветки и сонно почесывала голову.
– Это кофейник.
– Боже, он шумит, как разгружающийся самосвал. Анни засмеялась.
– Он старый. Он борется.
– Я тоже. – Бренда подошла к холодильнику и открыла его. – У тебя есть что-нибудь поесть? – И прежде чем Анни ответила, она взяла из бело-голубой фарфоровой вазы, стоявшей на холодильнике, банан.
– Да, много всего. Нужно только подождать Элиз.
– Я уже здесь, – сказала Элиз. Она, как всегда, была одета безупречно. На ней были простые кремовые слаксы, свежая хлопчатобумажная блузка и темно-зеленый свитер. – Анни, что за хорошенький маленький домик!
– Да, это так, – согласилась Анни. И если в комплименте Элиз и была небольшая нотка неосознанного снисхождения, то Анни предпочла ее не услышать. – Завтракать будем в столовой? – спросила она. И они пошли на веранду.
– Анни, что за хорошенький маленький завтрак! – произнесла Бренда, абсолютно точно копируя Элиз и виновато улыбаясь Анни. – Я действительно считаю, что он маленький. – Бренда посмотрела на одинокую булочку, ягоды и красиво сервированный, но маленький кусочек масла на каждой тарелке. «Эти неевреи даже есть не умеют нормально, – подумала она. – Хорошо еще, что я что-то заначила у себя в комнате».
У Элиз тоже была заначка, которую она прятала на дне сумки. Она нагнулась и извлекла из нее бутылку водки, так как мысль о том, что в гостях она будет без спиртного, казалась ей невыносимой. В последнее время она пила значительно меньше, изо всех сил стараясь контролировать себя. Но в праздники было так трудно оставаться трезвой! Она постарается как-нибудь пережить их с двумя своими подругами.
После завтрака они пошли на фермерский рынок, где купили много овощей на гарнир к индейке, которую Анни, конечно, есть не собиралась. Потом они распланировали, что будут делать дальше.
– Давайте проведем этот день без мужчин, еды и забот о детях, – сказала Анни, стараясь не скучать по Крису, который гостил у подружки, Алексу, который был в школе, и Сильви.
Пока Анни начиняла и ставила в духовку индейку, Бренда вздремнула. Элиз, лежа у камина, перелистывала ежегодные отчеты и делала в них пометки. К часу дня погода испортилась, небо закрылось тучами, и Анни поднялась наверх принять горячую ванну, а Элиз и Бренда начали сервировать стол к праздничному обеду.
Стараясь думать о хорошем, Анни улыбалась себе, вспоминая о том, как хорошо ужились Бренда с Элиз.
Анни было забавно находиться с ними. Приземленность Бренды сглаживала холодность Элиз, а утонченность и шик Элиз резко контрастировали с признанной вульгарностью Бренды. Анни опять улыбнулась. Она действительно наслаждалась их обществом.
Обед получился непревзойденным. Позвонил Крис из Пенсильвании, куда он поехал, чтобы познакомиться с семьей Карен, из Калифорнии звонил Алекс, потом Бренда звонила своим детям, проводившим праздник со своим отцом. Анни посмотрела на Элиз, у которой была только престарелая мать. Она сидела, уставясь в журнал, но не читая его. Элиз успела выпить уже целую бутылку вина.
Когда они кончили обедать, пошел снег. Вид больших белых снежинок довершал гармонию сегодняшнего дня. Элиз и Бренда убрали со стола и вымыли, несмотря на протесты Анни, посуду. А Анни наполнила бабушкин кофейник, чтобы сварить кофе.
– Ну, рассказывайте, кто за что благодарен, – попросила Анни.
– Расскажу, только если выпью еще.
– Больше тебе не положено ни одной рюмки, – наставляла Элиз Бренда. – Анни, перестань быть такой великодушной и добренькой, тебе это не зачтется на небесах.
Они выпили почти все бело вино, а когда Элиз попросила еще, Анни открыла бутылку красного. Она с трудом справилась с пробкой.
– Поневоле вспомнишь о мужчине, когда открываешь бутылку.
– А ты покупай бутылки с завинчивающимися крышками, – предложила ей Бренда.
Анни засмеялась. Элиз было не очень смешно, но она присоединилась к Анни. Все трое сидели на теплой кухне и смеялись. «Мы уже, наверное, пьяненькие», – думала Анни. Запыхтел кофейник, который вернул их к действию.
– Как это гадко! – выдохнула Элиз.
– Как это неприлично! – подхватила Бренда.
– Прекратите обижать бедный кофейник! Он не виноват. Лучше скажите, кто хочет вкуснейший пирог с кремом?
– Какое декадентство! – замотала головой Элиз.
– Как это восхитительно, – одобрила Бренда. – Пирог – это как раз то, что мне нужно.
Анни внесла поднос с кофе в уютную гостиную и подбросила дров в камин. Воцарилась тишина. Анни глубоко вздохнула и подумала: «Сейчас или никогда. Признание облегчает душу, но почему мне так нелегко это сделать? – Она посмотрела на своих подруг. – Не думаю, что они осудят меня или, наоборот, унизят жалостью. Надеюсь, что этого не произойдет». И она начала говорить:
– Я благодарна за то, что у меня есть такие друзья, как вы. Друзья, которым я могу довериться. – Она немного выждала. – Мне бы хотелось рассказать вам о своем разводе.
Медленно и спокойно она рассказывала им о том, какие неприятные минуты она пережила в гостинице «Карлайл», о своем желании помириться, о своем отчаянии, предательстве Аарона и, наконец, самом худшем, что могло случиться, – о подслушивании их с Аароном разговора из другой комнаты Лесли Розен, как раз тогда, когда она просила Аарона о примирении. Она была благодарна, что смогла облегчить свое сердце.
– Ты рассказала Лесли Розен обо всем? – спросила Бренда. – Анни кивнула. – Я надеюсь, ты сказала ей, что у Аарона по утрам пахнет изо рта? Словом, что-нибудь такое, что она потом расскажет ему, и он будет мучиться, – воскликнула Бренда. – Не могу поверить, что ты до сих пор носишь обручальное кольцо!
Анни озадаченно посмотрела на свою руку.
– Но ты ведь тоже носишь свое! – сказала Бренде Элиз.
– Я просто не могу снять его, так у меня поправились руки. Что можешь ты сказать в свое оправдание?
– То, что это я его купила. В дорогом и хорошем магазине. И вообще, мы, кажется, говорили об Анни, – холодно произнесла Элиз. – И что же ты сделала? – спросила она Анни с симпатией.
– Я убежала. – Элиз и Бренда покачали головами. – Но я устала от этих бегов. Устала постоянно винить себя. Устала придумывать уважительные причины для них обоих. Я устала любить человека, который не любит меня. – Анни замолчала. – Я скажу вам больше: Аарон растратил деньги из опекунского фонда Сильви, и я не знаю, когда он их вернет.
Бренда и Элиз посмотрели на Анни. Бренда знала о растрате, но не была в курсе того, что Аарон отказался или не в состоянии возместить ущерб. А Элиз и вовсе не знала. Анни ждала, что к ней придет чувство вины за содеянное Аароном. Но впервые в жизни, вместо того чтобы проникнуться чувствами Аарона, она почувствовала полный и безоговорочный разрыв с ним. Он ее бросил, он больше не был частью ее самой, и содеянное им никак не отражается на ней. Ей не было стыдно за него.
У нее жгло сердце, как будто его разрывали на части или у нее вытащили ребро. Она машинально положила руку на сердце. Теперь это возможно, потому что она все рассказала своим подругам. Стыда больше не было. Была боль. И был гнев. Но только не стыд.
– Что-то произошло, – сказала она, зная, что это звучит глупо. – Что-то изменилось. – Она замолчала, а они ждали. Она наклонила голову и прикусила губу. Что же это такое? Что это? – Я больше не люблю его, – просто произнесла она.
Бренда подняла руки в знак восторга. Она ликовала.
– Аллилуйя! Какой чудесный День благодарения! Всякому терпению приходит конец! Успокоившись, она спросила:
– О каком количестве денег идет речь?
Анни не любила говорить на эту тему. Она считала ее более запретной, грязной и постыдной, чем даже тема секса.
– Почти полтора миллиона долларов. Все деньги Сильви растрачены.
– Но ведь ты говорила, что он вернет их, – сказала Бренда. – Он не такой дешевый лгун, как Морти. Он возместит убытки, не правда ли, Анни? – Теперь Бренда говорила, как ребенок. Как маленькая девочка, не теряющая надежды.
– Аарон теперь не так уверен в этом, как раньше. Он не знает, когда сможет вернуть деньги. Говорит, что дела сейчас идут неважно.
– Лучше бы ты нам это не рассказывала! – сказала с упреком Элиз. – Как он умудрился это сделать? Ведь запустить руку в опекунский фонд не так-то просто.
Анни покачала головой.
– Он сделал это без моего согласия. Скорее всего, это незаконно и можно обратиться в суд или того хуже, но что толку? – Она рассказала им о своем визите к Джилу Гриффину и его угрозах. В глазах у нее стояли слезы. – Я не могу подать на него в суд. Аарон не сможет платить за обучение Сильви из тюрьмы.
– Я одолжу тебе денег, – предложила Бренда.
Элиз метнула на нее взгляд. «Почему люди с малым достатком обычно такие щедрые?» – удивилась она. Она подумала о строгих правилах, которых придерживалась ее мать. Она уже нарушила одно из них, доверившись этим женщинам, так отличающимся от нее. Неужели она нарушит еще одно? Она слишком любит Анни и не хочет терять ее дружбу. Но ведь Анни сделала им сегодня подарок. Она подарила им свое доверие. И Элиз тоже захотелось внести свою лепту.
– У меня тоже есть в чем признаться, – сказала Элиз и замолчала. – Я занималась любовью с мужчиной, который вдвое младше меня. Я была пьяна. Я была одинока. А теперь я думаю, что влюбилась в него. Мне стыдно. И я боюсь, что об этом подумают люди.
– Они, вероятно, только позавидуют тебе. – Анни улыбнулась, подумав о своих тайных мыслях в отношении Мигеля, который был тоже младше нее на несколько лет и к тому же ниже по положению. От этого она испытывала неловкость. Ей было очень трудно отойти от принятых в обществе условностей.
– Не обращай внимания на то, что они скажут, – сказала Бренда Элиз. – Хрен с ними, если они не понимают шуток. А теперь держитесь! Никто из вас еще не выиграл приз «Королева сегодняшнего дня», – добавила она, держа в руках обернутую в бумагу коробку. – Даже Джеку Бейли еще не известно имя победительницы. Я еще могу выиграть машину для мытья и сушки посуды и аплодисменты публики. У меня тоже есть за что благодарить, но предупреждаю, что это может показаться довольно странным. – Она замолчала.
– Морти рассказал моему отцу кое-что… тайну, которую я ему когда-то поведала, – о моем романе с воспитателем в летнем лагере. – Элиз и Анни смотрели на нее с удивлением. – Воспитателем была женщина. Вернее, девушка. Инструктор по плаванию. – Наконец тайна стала явью!
– Когда Морти с отвращением рассказал об этом отцу, отец посмотрел на меня, я же отвела от него глаза. Я не могла лгать отцу. Я никогда ему не лгала.
Бренда посмотрела на Элиз и Анни.
– Отец никогда не вспоминал об этом, но он изменился. В корне. Отец любил меня, и я это знала. Но с того дня он больше ни разу не посмотрел мне в глаза. И когда спустя четыре месяца отец умер, я была в ужасе. Я обвиняла в этом Морти. И до сих пор обвиняю его. Я не должна была ему это рассказывать.
– Многие девушки в этом возрасте испытывают влечение к женщинам. Это нормальное явление, – сказала успокаивающе Элиз. – Твой отец просто не знал об этом.
В комнате воцарилась тишина, было слышно только потрескивание поленьев в камине.
– Я думаю, что это гораздо серьезнее. – Бренда посмотрела прямо в глаза своим подругам. – Я все пытаюсь разобраться в этом с тех пор, как познакомилась с Дианой. Понимаете, тогда в лагере, с вожатой, я испытала единственное в своей жизни физическое удовлетворение. Больше у меня не было такого ни с кем… и с Морти, конечно, тоже. Я все думала, что это из-за нашего неудачного брака. Так, по крайней мере, мне хотелось думать. Но все оказалось серьезнее. – Она говорила спокойно, но убежденно.
– С Дианой я счастлива. Я люблю ее. И я благодарна. – Бренда откинулась назад и сложила руки на коленях. Она осознала, впервые в жизни, что ей не нужно больше ничего объяснять себе, находить какие-то оправдания, словом, чувствовать себя виноватой. Это стало свершившимся фактом. Остальное же было за ними. «Я себя воспринимаю такой, какая я есть», – подумала Бренда и ей сразу стало легче.
Элиз посмотрела на Бренду и сказала:
– Насколько я могу судить, Диана очень выразительная личность. Она яркая, убежденная и чувственная женщина.
Элиз захохотала.
– Извини, мне тут пришла в голову одна мысль: ведь это все те качества, которых лишен Морти.
Анни мягко произнесла:
– Надеюсь, ты получишь то, к чему стремишься. Ты заслуживаешь того, чтобы в твоей жизни был человек, который бы любил тебя. Я очень рада за вас обеих, Бренда.
Бренда прокашлялась.
– Итак, выиграла я посудомоечную машину или нет? – Женщины рассмеялись. – Да, этот День благодарения – просто фантастика! Я полагала, что буду хандрить и скучать по Тони и Анжеле. Я не знала, что мы будем играть в правду. Думаю, что нам просто положено было хандрить.
– Давайте действовать, а не просто болтать, – сказала Анни. – Один Господь Бог знает, как я устала от хандры. Давайте действительно что-нибудь предпримем в отношении Аарона, Морти и Билла.
– Нам следовало начать действовать раньше, но попробуем сделать это сейчас, – сказала Элиз. – Ты, Бренда, уже начала и лидируешь. Помните наши задачи: увидеть Морти разоренным, Джила – бессильным, Билла – кастрированным, Аарона – покинутым и одиноким. Я уже начала работать над Джилом. Из источников, близких к Стюарту и дядюшке Бобу, мы знаем, что он собирается приобрести контрольный пакет акций концерна «Митцуи». Я попросила дядю использовать все свои и мои резервы против Джила.
– Но как? – спросила Анни.
– Поддержать «Митцуи». Скупить акции этой компании, много акций. И сделать это с дальним прицелом. Разрекламировать их, сделать так, чтобы они поднялись в цене. Убедить людей в том, что это надежное дело, что здесь не может быть никакого надувательства. И мы заработаем столько, что сможем купить для Сильви собственную школу.
– Повтори, пожалуйста, – попросила Бренда.
Элиз объяснила всю процедуру еще раз, Анни тоже внимательно слушала ее. «Как она прекрасна», – подумала она и была готова заплакать опять, но сдержалась.
– Может, вы хотите, чтобы я внесла деньги, полученные от Морти? Это может помочь нам расквитаться с Джилом, а мне – прекратить свои денежные распри с Морти.
– Конечно, – согласилась Элиз. – Только будь осторожна, действуй с умом. Ведь тебе нужно на что-то жить, поэтому мы бы могли часть денег внести за тебя сами. Поскольку нам потребуется больше средств в качестве оборотного капитала, мы попросим Джила дать их нам.
– Итак, мы начинаем операцию «Джил». А как идут дела с расследованием Комиссии по контролю за инвестициями? Что ты скажешь, Анни?
– Де Лос Сантос не очень продвинулся в этом направлении. Я увижу его сразу после Дня благодарения. Я не думаю, что у нас что-нибудь получится, но я ему верю. – У Анни не хватило смелости рассказать им, как ей нравился Мигель. Она себе-то только начинала признаваться в этом. Придет время, и очень скоро, и она расскажет им об этом. Пока же повременит. Она хотела быть более уверенной в своих чувствах. И в его чувствах тоже.
– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что у вас ничего не получится? – настаивала Элиз.
– Не знаю, мне он кажется каким-то непонятным и недоступным.
– Не говори глупостей. Каждый человек по-своему доступен.
– Доступен? И это ты говоришь? – удивилась Анни.
– Да, это говорю я, – резко ответила Элиз. – Я имею в виду, что каждый человек уязвим, к каждому можно найти подход.
– Знаешь, пожалуй, я знаю, что хотела сказать Анни, – вмешалась Бренда. – То, что у Аарона и его психиатра-изв-ращенки, доктора Розен, есть все: карьера, репутация. Они живут друг для друга, и они победили. А мы – побежденные. И у Морти, этого жирного слюнтяя, тоже есть все: он загребает миллионы, рядом с ним красотка блондинка из саванны или хрен ее знает, откуда еще. Он теперь вращается в обществе утонченных людей искусства, и он в расцвете сил, тогда как мне уже за сорок, я толста и со мной все кончено.
– Кто же в этом виноват? – сердито сказала Элиз. – Похоже, единственным твоим упражнением стало поднятие вилки.
– Не будь со мной такой высокомерно ледяной, побереги лед для своего виски, – сладко пропела Бренда. – Если я не в меру ем, то ты не в меру пьешь, а Анни не в меру волнуется. Так в чем же разница?
Анни смотрела на них в изумлении. Еще мгновение, и они из друзей превратятся во врагов. Они были похожи на кошек со вздыбленной на спине шерстью. На очень разных кошек:
Элиз – на элегантную длинную сиамскую чистокровку, Бренда же – на пухлую беспородную коротышку-полосатика с когтями. Неужели они вцепятся друг в дружку и испортят весь праздник?
Но Элиз, мрачно улыбнувшись, сказала:
– Должно быть, ты права. Бренда улыбнулась в ответ.
– У меня там, наверху, кое-что припрятано. А у тебя? – Элиз перестала улыбаться, но Бренда продолжила: – Знаешь, давай меняться. Даю тебе шесть шоколадных батончиков «Милки Уэй» за бутылку «Столичной».
Элиз колебалась с ответом. В эту минуту она была похожа на загнанную в угол кошку. Потом, приняв вызов, она произнесла, подняв брови.
– А что еще у тебя есть?
Теперь перестала улыбаться Бренда.
– Леденцы, – призналась она и замолчала. Казалось, она борется с собой. – И немного арахиса. Но это все.
– Да, конечно. Теперь скажи еще, что у тебя есть мост и ты хочешь загнать его мне. Пойду принесу твои дары, а ты найди мои. Договорились?
– Ни капли спиртного с этой минуты, – предупредила Бренда.
– А тебе после обеда не будет десерта, – отпарировала Элиз.
Анни была вынуждена спрятать улыбку. Похоже, Бренда превзошла себя в своей жертве. И Анни, в виде исключения, тоже не стала ворчать.
– Пошли, – вздохнула Бренда и потащилась наверх в спальную комнату, а Элиз пошла в кабинет шарить в сумках Бренды. Анни осталась сидеть в гостиной. Она с удивлением и восторгом наблюдала за триумфальным возвращением женщин. Бренда размахивала над головой бутылкой водки, а Элиз вывалила на кофейный столик кучу сладостей. Кроме батончиков, орехов и леденцов она обнаружила еще и большой пакет с изюмом. Она торжественно присовокупила его к остальным контрабандным сладостям.
– Ты почему-то забыла об этом. – Элиз улыбалась. Бренда свирепо посмотрела на Элиз.
– Ох, садовая моя голова! Какая непростительная забывчивость! Итак, мы будем лишены всего этого все оставшееся время? Бросаем резко и навсегда? Исправляемся и начинаем новую жизнь?
– Я согласна, если согласна ты, ни капли спиртного, пока не отомстим нашим мужьям.
– Сказано – сделано.
– Хорошо, а теперь за работу, – сказала Элиз, приготовив свой блокнот и ручку с золотым пером. – Мы уже обсудили все насчет «Митцуи», Джила и Комиссии по контролю за инвестициями, отдали Морти на откуп Федеральной налоговой службе. – Она подняла глаза. – А как насчет Аарона?
Анни пожала плечами.
– Что Аарон? Не знаю, что и сказать.
– Мы должны наказать его за разбазаривание фонда Сильви. Мы вынуждены это сделать, слышишь, Анни?
– Если только это не скажется на детях.
– С кем этот хрен моржовый сейчас? Только не со своим психиатром, я уверена, – сказала Бренда. – Я видела ее фотографию в журнале, она выглядела ужасно! Суровая женщина, ничего не скажешь!
Анни улыбнулась.
– Никак не вычислю, чего ему будет не хватать. Он не очень себя обременяет Сильви, а я никогда не посвящу в наши дрязги мальчиков. Он всегда был разборчивым, у него нет вредных привычек…
– Есть только привычка предавать жену.
– И пускать на ветер деньги дочери.
– Да, пожалуй, кроме этих.
– Были у него какие-либо устремления? – спросила Бренда. – Что было для него по-настоящему значимым?
– Мальчики. Особенно Алекс. Но для него это запретная тема. Да, пожалуй, мальчики. И еще его работа.
– А что насчет работы? – спросила Элиз, готовясь записывать.
– Думаю, что самое главное в жизни Аарона – это его агентство. Насколько мне известно, он уже давно мечтает выкупить у своего партнера Джерри его долю в агентстве. Сейчас у него просто нет на это денег. Во-первых, наш развод влетел ему в копеечку, потом… – Она замолчала. – Мы не можем лишить Аарона средств к существованию. Сильви нужны будут деньги. Но я так зла на него. Я готова убить его.
Минуту Элиз раздумывала.
– Я думаю, что он никак не пострадает оттого, что его партнеру откроют несколько новых счетов. Нужно сделать так, чтобы Аарону было труднее откупиться от партнера. Почему бы тебе не позвонить Джерри и не поговорить с ним? А я тем временем попрошу дядюшку Боба выяснить, не нуждаются ли в услугах рекламного агентства компании, с которыми он сотрудничает. Мы сделаем их клиентами агентства через Джерри. И Аарон при этом заработает и сможет вернуть деньги Сильви. И если это даст Джерри какое-то преимущество над Аароном, тем лучше. Анни вытерла слезы и кивнула.
– Джерри мог бы использовать эту возможность прямо сейчас. Элиз – ты гениальна! Спасибо.
Элиз улыбнулась. Еще раз, на сей раз для того, чтобы заплатить за обучение умственно отсталой девочки, она сделает исключение и нарушит правила своей матери. Она сделает это для Анни. Она придумает способ вынудить Анни взять деньги. Она повернулась к Бренде.
– Ну, что еще?
– Что касается Морти, то его конек, несомненно, деньги. Диана умирает от желания насолить ему и подать на него в суд, как только узнала, что он так бессовестно надул меня. Она рвет и мечет и готова пока работать бесплатно.
– Подать на него в суд – это еще не все, – хмыкнула Элиз. – Достаточно ли компромата в документах, которые мы послали в Федеральную налоговую службу? Что сказал Кленденнинг?
– Для меня все оборачивается благополучно. – Бренда пожала плечами. – Твой адвокат обещал, что меня не тронут и мне не грозит положенный в таких случаях штраф.
– Если ты дашь показания и поможешь этим делу.
– Бренда Кушман в роли стукача-осведомителя?
– Это лучше, чем Бренда Кушман в роли жертвы обмана.
– Я никогда бы не сдала его в руки правосудия, если бы он не отказался платить. Его адвокат сказал Диане, что Морти понес убытки. Акции упали в цене. – Она замолчала, напряженно о чем-то думая.
– Анни, как ты думаешь, мог ли Морти дать совет Аарону купить акции? – медленно спросила она.
Анни пристально посмотрела на Бренду.
– Не знаю. Это не исключено. – Какое-то мгновение она раздумывала. – Он очень консервативен и не интересуется биржевыми играми.
– Над этим стоит задуматься, – сказала Элиз, быстро записывая что-то в блокнот. – Какие акции он скупил?
Вдруг Анни покраснела. Догадка осенила ее.
– Конечно, это был Неистовый Морти, – вымолвила она в изумлении.
– Эврика! – произнесла Элиз. И они с Брендой стали испускать радостные крики.
– Почему ты нам раньше об этом не сказала? – закричала Бренда.
– Из-за своей глупости, – сказала Анни. – Могу ли я рассказать об этом Мигелю де Лос Сантосу?
– Да, если хочешь увидеть Аарона в арестантской пижаме.
– Это не использование «своего» человека в биржевой игре! – давилась от смеха Элиз.
– Я не хочу, чтоб его упекли в тюрьму, – прокричала Анни.
– Послушай, они у нас все могут за это ответить, – откровенно сказала Бренда. – Я имею в виду то, что цены на акции были взвинчены искусственно. Я знакома с подобного рода биржевыми операциями и знаю, как они ненадежны. Это была самая настоящая афера. Разве мы не можем всех их уличить в этом? Ведь Гриффин выступал гарантом, Билл составлял контракты, Аарон покупал акции…
– Не надо, пожалуйста. Мне нужно подумать о Сильви. Я не могу ввергнуть Аарона в такую беду, – проговорила Анни.
– Билл никогда бы не сделал такое, на чем бы его поймали, – сказала Элиз. – Это настоящий филадельфийский законник. – Она поджала губы. – Каждый из них получит наказание по заслугам. Как там говорится в «Микадо»? «Наказание должно соответствовать преступлению».
– Давай, Элиз, не таись! Я приму в этом участие при условии, что и ты будешь с нами. Мы обязательно должны найти выход, – сказала Анни.
– Я слышала от дяди, что у Билла какие-то трудности с Феб.
– Может быть, за это и следует зацепиться, – радостно предложила Бренда. – Хотя она, как бомба замедленного действия, все равно уничтожит себя сама.
– В чем еще уязвим Билл?
– Конечно, самое слабое его место – женщины. Скажи ему, что он плох в постели, и ему уже не оправиться от удара до конца жизни.
– Это на самом деле так? – спросила с надеждой в голосе Бренда.
Элиз посмотрела на нее, как бы раздумывая, отвечать ей на этот вопрос или нет. Потом, вздохнув, сказала:
– К сожалению, нет. – И хихикнула. – Хотя, кто его знает, ведь это было давно.
– Может быть, нам удастся полностью разрушить его планы с женитьбой. Тогда-то ему уже не оправиться, – предложила Анни.
– Это не совсем так. Он годами собирал антиквариат, который сейчас стоит больших денег. И потом, он и без того довольно прилично зарабатывает.
– Ему ничего не стоит очаровать еще какую-нибудь богатую невесту, – сказала Бренда и осеклась, понимая, что могла этим обидеть Элиз.
– Все в порядке, Бренда. – Элиз пожала плечами. – Твоя правда. Но я уверена, что в чем-то мы все равно сможем его уличить.
Бренда встала и достала из-под сиденья папку.
– Чуть было не забыла. Угадай, какой у меня для тебя подарок? Что я буду иметь, если покажу тебе копии счетов и отчеты о расходах клиентуры Билла? Эти документы достала Анжеле одна из машинисток, работающих в его адвокатской конторе. Не знаю, пригодятся ли они, но попробовать можно.
– Бренда, ты – гений, – сказала Элиз. – Это – многообещающее начало.
– А как насчет Джила? Его машина еще цела, – напомнила Бренда. – Я хочу, чтобы он был наказан физически. – И, узрев на лицах подруг выражение брезгливого отвращения, она продолжила: – Я знаю, вы не приемлете насилия. Но девизом итальянской семьи Морелли было «око за око». Вы должны помнить, что Джил причинил Синтии страдания. За это его нужно как следует поколотить. Давайте дадим клятву и заключим договор, скрепленный кровью, что мы это сделаем.
Анни замотала головой.
– Никакого насилия. Насилие абсолютно исключается, – твердо произнесла она.
Потом, улыбнувшись, наполнила узкий тонкий бокал шампанским и поставила его на стол. Сняв с руки обручальное кольцо, с которым она так долго не могла расстаться, Анни с возгласом: «Вот!» бросила его на дно бокала.
– Ах, так! – воскликнула Элиз.
Она со смехом стащила с руки свое кольцо и тоже бросила его в бокал.
Бренда, ухмыляясь и прикладывая титанические усилия для того, чтобы освободить от кольца свой толстый палец, наконец сняла его и бросила в бокал. Шампанское перелилось через край и пролилось на пол.
Бренда засмеялась и одобрительно покачала головой.
– Мы можем гордиться собой.
– Да, это точно, – согласилась Анни.
– Итак, договорились, с этого момента никаких сладостей, – сказала Элиз, повернувшись к Бренде.
– И никаких попоек, – напомнила ей Бренда. – Пока не закончим начатое дело.
– А оно не закончится, пока не закончится, – напомнила им Анни. – Счастливого вам Дня благодарения!
Этой ночью Анни, лежа в постели без сна, мысленно благодарила своих подруг и все думала, смогут ли они осуществить то, что задумали. Она думала об Аароне и докторе-психоаналитике Розен. О своей дочери и де Лос Сантосе.
Бренда тоже не могла уснуть, попеременно думая о том, хорошо ли Тони и Анжела провели с отцом время в «Арубе», сможет ли она неслышно проскользнуть на кухню и можно ли ее уже официально считать лесбиянкой. Она думала о Диане и хотела, жаждала, страстно желала… съесть хотя бы один шоколадный батончик.
В своей комнате Элиз, изнывая от жажды, уже подумывала, не использовать ли ей для этой цели свои духи. Однако, съев четыре батончика «Милки Уэй», успокоилась и улеглась спать уже почти на заре.