48

Факс заработал на туалетном столике Кристы, когда она расчесывала волосы. Подобно Моне, он распространял беспокойство.

Криста позвонила ей сразу после получения факса, но Мона не отвечала. Это тревожило, а также означало, что придется ехать в аэропорт, несмотря на разворачивавшуюся драму жизненно важных съемок для Уитни. Мона была крупной моделью. Агентство Кристы — маленьким. И какого черта было нужно Моне? Зачем она ездила в Мексико-Сити? Гадать не имело смысла. Она узнает это завтра в полдень. Кристе пришло в голову, что Мона может расторгнуть контракт, который недавно подписала. Если это все, что ей надо, то прекрасно. Криста не станет ее удерживать и подавать в суд. Такую девушку, как Мона, можно ставить в кадр, но думать ее не научишь. И если она по какой-либо причине чувствовала себя несчастной, то лучше ей уйти.

Она вздохнула и сделала крошечный глоток кофе. И впрямь, Мона была самой последней из ее проблем. А вот Питер Стайн — нет. Он слишком врезался в жизнь Кристы. Снова он продемонстрировал свою уникальную способность очаровывать и злить ее одновременно, и она была достаточной реалисткой, чтобы сознавать, что сама она точно так же действовала и на него. И нетрудно было понять причину. Они были противоположностями во всем, кроме одного. Оба с несокрушимой уверенностью считали себя правыми. Беда только в том, что их взгляды на «правильное» не совпадали. Криста была крепкой как сталь. Питер как алмаз. Каждый был несокрушимой силой и несдвигаемой горой. Он был камнем. И она тоже очень твердая. Но если форма была идентичной, то сущность диаметрально противоположной. Он говорил — черное. Она — белое. Он оперировал вымыслом. Ее валютой была реальность. Он идеалист, витающий в заоблачной выси. Она могла бы написать руководство по прагматизму. Их последняя стычка будто в миниатюре отражала все те, что уже отшумели, и все, что еще предстоят, если у них все-таки получится совместное будущее. Питер был равнодушен к деньгам, к выигрышу от сделки или к продаже большего количества книг. Он ни на йоту не заботился о славе, успехе или материальном вознаграждении. Его увлекала музыка слов, стремление передать тончайшие оттенки, каждодневная борьба за то, чтобы создать такое произведение, которое удовлетворяло бы вкусам самого беспощадного критика. Криста понимала, что это самая важная часть его жизни. Но никогда не сможет понять, как случилось, что она вытеснила все остальное. Конечно, ему нужно было делать свою работу. Кровь, каторжная работа, пот и слезы были константами. Но почему, ради всех святых, нужно отбрыкиваться, когда тяжелый труд закончен, пренебрегать, если за эту работу готовы хорошо заплатить? Какая непрактичность. А быть непрактичным означало обкрадывать себя. А ведь ты сам — это самый важный товар на земле. Вновь и вновь она старалась понять его яростную реакцию. И каждый раз все кончалось тем, что объясняла это заносчивостью, снобизмом художника и неспособностью признать собственное поражение. Питер — и в этом она была уверена — разозлился так из-за того, что она проявила себя такой ловкой и удачливой в той области, к которой у него не было природных способностей. И тут он продемонстрировал свою слабость и малодушный отказ признать свою ошибку. Но в то же самое время Криста была достаточно умна, чтобы сознавать, что все объяснения были пропущены через кривые линзы индивидуального восприятия. Могло ли так быть, что Питера на самом деле не заботят материальные вещи, что его глубоко и искренне не интересует денежное выражение успеха, а, может, и раздражает, что его не интересует, попадет ли его книга в число бестселлеров, не интересуют слава и богатство, а также люди, неравнодушные к таким вещам? Предполагалось, что такие люди где-то существуют, хотя Кристе ни разу до этого не доводилось встречать столь ярко выраженный экземпляр.

Черт побери! Будь он проклят со своей свирепой гордостью, со своим свирепым телом и со всеми теми вещами, которые он ей сделал. Она задрожала от воспоминаний, и пустота болью отозвалась внутри нее. О, Господи, неужели это все? Уж точно, из такой ситуации не бывает возврата. Если он даже только начинал становиться таким чистым, каким хотел казаться, то и тогда она сделала ужасную вещь. Она солгала. Она запачкала его доброе имя, сообщив, что он готов добровольно издаваться в таком коммерческом издательстве, как «Твентит». И она подорвала добрые отношения с его собственным издателем и давним редактором и другом, потому что в живущем сплетнями издательском мире секреты не хранятся долго.

Но ведь она принесла ему два с половиной миллиона баксов! Он должен был пасть перед ней ниц и целовать ей ноги, а не другую часть ее тела. Разве можно вести себя так, как он? Тут не то что он дареному коню в зубы не посмотрел, тут такой удар в зубы получился… Черт возьми, пусть скажет спасибо, что она не потребовала с него комиссионные за сделку — двести пятьдесят тысяч долларов. Она снова рассердилась, через миллисекунды после того, как жалела о содеянном. Еще минуту назад она прикидывала, как бы ей извиниться. А сейчас уже думала, что извиняться должен он, и только он.

Потом съемки. Мери не поехала туда в это утро на рассвете. Криста уже приготовилась к продолжению вчерашнего, однако, узнав, что миллиардерша осталась в постели, не поехала тоже. Это была, по крайней мере, хорошая новость. Но Мери и не вернулась в Палм-Бич, как предлагала Криста. И это была плохая новость. Пока она оставалась здесь, вероятность катастрофы не уменьшалась.

Зазвонил телефон, оборвав ее беспокойные мысли.

— Криста, это Мери. Я в машине возле твоего дома. Мне можно войти? Необходимо поговорить с тобой.

— Разумеется, Мери. Я пью кофе. Дверь открыта. Поднимайся ко мне в спальню.

Криста вздохнула. Ребята, деньги агентам достаются нелегко!

Вскоре вошла Мери. Она улыбалась и походила на себя прежнюю.

— Боже, какая огромная спальня! Ты можешь тут перетрахать целый батальон.

— Привет, Мери, в чем дело?

— Да ничего особенного. Я выскочила из камеры пыток сегодня утром. Решила, что мне не следует увлекаться мазохизмом.

— Но ты все еще тут.

— Да, я обнаружила, что Майами не так-то легко покинуть.

— Такой соблазнительный, да?

— Да, я покупаю отель, где находится твоя контора. Это превратит тебя в мою лендледи, дорогая. И я смогу травить тебя, повышая арендную плату.

— Боже, я и не знала, что это здание продается.

— И не продавалось, но все-таки продано.

— Боже, — сказала Криста. — Разве жизнь не удивительна? — Временами чистый вес денег Мери Уитни просто ошеломлял.

— Если мы уж говорим про удивительное, как там Питер?

Криста вздохнула.

— Уехал. Мы разругались в пух и прах.

— Вот здорово. Теперь у вас, должно быть, у обоих прекрасное настроение.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, прямо-таки бросается в глаза, что Питер и ты просто созданы для таких замечательных драк, завершающихся громоподобными примирениями. Это и называется взлеты и падения, дорогая. Такое не для людей со слабым сердцем, но ведь у вас обоих крепкие сердца…

— О, Мери, это не так. Я ненавижу ссоры. И Питер тоже. Я действительно в отчаянии. — И она говорила правду. Пелена на ее глазах подтверждала это.

— И из-за чего все получилось? Из-за дискуссии, заслужил Хемингуэй Нобелевскую премию по литературе или не заслужил, или из-за чего-то и вправду фундаментального, например, как лучше варить овощи?

Криста не могла удержаться от смеха, несмотря на отчаяние.

— Я отправилась в Нью-Йорк, навестила одного из своих приятелей, и он предложил мне кучу денег за несколько книг Питера…

— Не поставив его в известность?

— Боюсь, что так.

— Боже мой! Даже я не решилась бы на такое. И он узнал об этом?

— Я рассказала ему.

— Криста, это великолепно. Ты еще большая неудачница в отношениях с людьми, чем я.

— Да нет, неправда.

— Правда. Слушай, я решила как поступлю с Робом. Мне нужно поговорить с ним. Извиниться и сказать, что я чувствую к нему, что не рассчитываю на взаимность. И затем пожелать ему счастья с Лайзой или с кем угодно и раствориться в лучах заката в роли старого друга, на которого он всегда может рассчитывать.

— Ты это всерьез? — Все звучало абсолютно не в духе Мери.

— Да, невероятно по-взрослому, тебе не кажется?

— Невероятно. Я просто не могу поверить.

— И я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Да?

— Не могла бы ты придумать, как устроить что-то вроде секретной встречи между мной и Робом, чтобы я могла произнести свою короткую речь? Все вернулись в отель и завтракают сейчас. Я видела их, когда мчалась сюда. Позвони ему и попроси приехать сюда к ланчу. Стиву он не понадобится при дневном солнце, а я смогу извлечь все осколки моей разбитой души, не опасаясь, что Лайза подстрелит меня из-за угла.

— Но меня здесь не будет в это время. Мне нужно сделать кое-какие дела.

— С этим все нормально, дорогая. Может, ты сдашь мне свой дом в аренду на пару часов? Я обещаю, что не украду твое серебро, если тебя беспокоит именно это.

Кристу беспокоило не это. Но что, она и сама не вполне понимала.

— Так значит ты хочешь, чтобы я сейчас позвонила Робу и попросила его прийти сюда ко мне, а когда он явится, то увидит тебя вместо меня. Так?

— Примерно так. Это не должно составить проблему для персоны, которая сбывала книги Питера Стайна за его спиной. Я полагаю, что мы произносим здесь белую ложь.

— А почему ты сама не можешь ему позвонить?

— Я-то могу ему позвонить, дорогая. Но он может оказаться немного пугливым в отношении тет-а-тета со мной прямо сегодня. Да и милая Лайза может возражать. Я не склонна обзаводиться компаньонкой, когда иду на свидание.

— Свидание?

— Да, свидание, чтобы сказать до свидания, если угодно.

— Но это ведь будет точно прощальное свидание, верно?

— Но я надеюсь, что увижу его когда-нибудь еще, через много лет. — Мери захохотала, но при этом не смотрела на Кристу.

— И надеюсь, не с моей помощью.

— Все проходит, все забывается, — прощебетала Мери. Она вела себя как-то необычно легкомысленно, как девчонка, подумалось Кристе.

Криста набрала номер. Через минуту Роб снял трубку.

— Как прошло утро? Прекрасно! О, это чудесно! Да, Стив в этом просто гений, как-никак лучший в мире. Хорошо. Хорошо. Слушай, Роб, мне хотелось бы обсудить с тобой кое-что. Заскочи, пожалуйста, сегодня в полдень ко мне, будь ангелом. Вечерние съемки начнутся не раньше четырех. Ты ведь знаешь, где находится Стар-Айленд. Спроси у ворот, и тебе покажут мой дом. А я позвоню охране, чтобы тебя пропустили. Большое спасибо, Роб. Это не займет много времени. До встречи. Пока.

Криста положила трубку. Она чувствовала себя виноватой. Но это будет самое лучшее, если подумать. Мери Уитни должна быть удалена из химической смеси, а то она вызовет взрыв. И вероломство Кристы по отношению к Робу поможет ускорить ее отъезд.

— Ну, слушай, Мери. Мне нужно отправляться по делам. Я надеюсь, что с Робом у тебя все будет хорошо.

— Дорогая моя, в сердечных делах ничего никогда не бывает хорошо.

— Будто я не знаю, — вздохнула Криста.

Она встала. Мери тоже.

— Ну, дорогая моя. Целую, целую. Удачи тебе в аэропорту.

Когда Мери Уитни выходила из ее спальни, у Кристы возникло странное предчувствие. Каким-то образом она поняла, что свидание, которое она только что устроила для Роба и Мери, создаст гораздо больше новых проблем, чем решит старые.