Уже несколько недель и без того сумасшедшая жизнь Карен постоянно прерывалась съемочной группой Эл Халл. Ее директор Ричард советовал Карен не обращать на них внимания и продолжать жить, как будто бы их не было. Конечно, это было невозможно, хотя бы из-за того, что она должна была следить за своей внешностью, когда они крутились рядом. Ее имидж не станет лучше, если она будет выглядеть загнанной лошадью. Карен могла произвести впечатление на человека, но камера не была человеком. Ни ее талант, ни ее энергия не могли обмануть объектив. Камера сообщала сухие факты. Карен понимала, что она не очень красива, недостаточно стройна, да и уже не первой молодости. Камера уменьшала ее достоинства до минимума. Нет, это не была паранойя: Жанет завела целую полку с книгами вырезок и иллюстраций с ее изображением, и ни на одной из них Карен не выглядела по-настоящему хорошо. Но Джефри и Мерседес настаивали, чтобы она не упустила возможность прорекламировать фирму К. К. Inc. в классической часовой программе Эл Халл «Взгляды». Все что осталось сделать, чтобы завершить программу «Взгляд Эл Халл на Карен Каан», это провести интервью с самой Карен.

Карен боялась его. Они собирались отснять интервью в первой половине дня, и Карен чувствовала себя так, словно ей сверлили канал больного зуба. Она предпочла бы визит к настоящему зубному врачу. У нее не было иллюзий: несмотря на улыбочку и мягкий голос Эл Халл, та предпочитала вырывать зубы без анестезии. Она с напором цеплялась за какую-то загнивающую часть психики и тащила ее до тех пор, пока та не поддавалась и не показывала свое гнилое нутро. Для ее интервью были характерны признания, выманенные мягким коварством, и слезы жертв. И тем не менее для телевизионной аудитории, которая любила Эл и охотно включала ее программу, она казалась доброжелательной и внимательной. Однако Карен не могла понять женщину, чья работа состояла в том, чтобы выставить боль другого человека на всеобщее обозрение.

Карен уже дважды встречалась с Эл, и оба раза эта женщина — высокая блондинка с мягким и властным голосом — показалась ей очень приятной. Но то же самое говорили и о Белл, если не знали ее достаточно хорошо.

— Держись! — подбодрила Мерседес Карен, которая направлялась в студию. — Все не так плохо.

— Разве не то же самое говорили Марии Антуанетте, когда над ней занесли топор?

Мерседес подняла на нее глаза.

— Ты не консультировалась с врачом по поводу мыслей о мученичестве? — спросила она сухо и посмотрела на ручные часы. — Собирайся. Пора. Ты не можешь нахамить этим людям и объяснить свое опоздание тем, что опаздывать стало модным.

— А где Джефри? — спросила Карен, надевая пальто.

Она не может провести интервью одна.

— Он занят с Кейси и финансистами. — Мерседес выразительно подняла брови.

Значит, с людьми из Norm Со.

Помедлив, Мерседес добавила:

— Он не собирается идти с нами.

— Что ты сказала? — Карен почувствовала, что бледнеет и у нее начинает колотиться сердце. — Он должен пойти. Я не могу провести интервью одна!

— Вы идете не одна, — поправила ее Мерседес. — Я иду с вами.

Карен, забыв про вежливость, закачала головой. Чтобы справиться с испытанием, надо, чтобы рядом был тот, кого она любит.

— Дефина! — воскликнула она. — Мы должны позвать Дефину.

Боже правый, она одна этого не осилит. Самореклама, преподнесение себя миллионной аудитории телезрителей, расспросы о личной жизни, а не о созданных ею нарядах — пройти сквозь все это самой, без чьей-либо поддержки казалось выше ее сил. Почему люди так интересуются личной жизнью модельеров? Разве им недостаточно того, что они делают прекрасную одежду?

— Дефина еще не приходила, — сообщила Жанет начальнице.

Карен чувствовала, как начали дрожать ее руки. Она пойдет в контору Джефри. Она прервет встречу. Чем бы они ни были заняты — интервью более важное дело. Она не может пойти туда одна, выдерживать это испытание, пройти обследование под микроскопом Эл Халл, не ощущая рядом присутствия Джефри.

Именно Джефри с самого начала уверял ее в том, что она должна добиваться большего признания и что рост ее популярности означает рост заработков.

Он кончал факультет живописи, когда она училась в школе по дизайну одежды. Она была молода и неопытна. Она не встречалась с мальчиками в школе, а на прогулках общалась только с Карлом. Взрослела она медленно. Менструации начались только в четырнадцать лет. И немудрено, что Джефри заворожил ее. Заворожил до такой степени, что она буквально следовала за ним по пятам, выполняла его мелкие поручения, подбирала ему сотрудников — в общем, стала чем-то вроде человеческого дополнения к его элегантной афганской борзой. Он и сам был охотничьим псом. Она ему нравилась, и он спал с ней, но это ничего не значило. Он переспал со многими ученицами колледжа. И все — хорошенькие. Что же касается Карен, то он дал ей ясно понять, что она ему нравится, что они хорошие друзья, но на большее ей нечего рассчитывать. Несмотря на все свое обожание Джефри, она была достаточно разумна, чтобы никогда не выяснять с ним отношения.

Карен сохранила связи с ним после окончания колледжа только благодаря своим усилиям. Джефри никогда не звонил ей, но был доволен, если звонила она. По окончании учебы ей повезло, и она устроилась на работу к Лиз Рубен, которая в их кругах считалась легендарной личностью — первая из женщин-дизайнеров спортивной одежды, которая основала собственную компанию на Седьмой авеню. Карен начинала как одна из многих ассистенток, но уже через шесть месяцев стала личным помощником Лиз. Ей пришлось подстраиваться под распорядок работ Лиз Рубен: порой та вызывала ее в половине двенадцатого ночи, и они вместе просиживали за работой до самого утра. Карен подозревала, что иногда такие вызовы объяснялись не тем, что на Лиз нахлынуло вдохновение, а ее попыткой справиться с подступающим одиночеством, как это случалось и с ее идолом — Коко Шанель. Но, даже если это было правдой, Лиз ничем не выдавала свое состояние. Всегда отстраненная, властная, все держащая под контролем, Лиз за шестнадцать месяцев совместной работы научила Карен большему, чем та узнала за все годы своего учения в классе дизайна. Очень скоро Лиз и работа с нею заполнили всю жизнь Карен. Работа была чрезвычайно напряженной, но нельзя сказать, что они тяготились ею. Лиз никогда не показывала своего отношения к Карен, но та чувствовала ее заботу.

В это напряженное время Карен, естественно, потеряла связь с Джефри. Она потеряла контакты со всеми своими друзьями, за исключением Карла. Для нее существовала только работа. Одной из причин, почему Лиз остановила свой выбор на Карен, было то, что девушка никогда не отвечала отказом, какие бы трудные требования ни предъявлялись к ее работе. Карен не боялась работы и любила ее, и в награду за прилежание Лиз перепоручала ей все больше и больше своих заказов.

Карен не нужно было признания. Идея о том, чтобы ее имя появилось на торговом знаке, просто не приходила ей в голову. Ей было только двадцать два года. Ей просто хотелось создавать собственные модели одежды так, как она их задумала. Но это и послужило началом трений. Потому что после первых же месяцев тесной работы с Лиз Карен не смогла удержаться от того, чтобы не отстаивать свое мнение. Стоило ей преодолеть первую робость перед Лиз Рубен, как она стала высказывать свои суждения, отнюдь не всегда лицеприятные. «Это скучно, Лиз!» — говорила она и предлагала альтернативный набросок. Они спорили. И Карен думала, что Лиз ценит самостоятельность ее взглядов. Карен ошибалась. Она вспомнила последнюю ссору по поводу размещения пуговиц на пиджаке. Лиз, которая никогда не стеснялась проявлений своего темперамента, изменила дизайн Карен и наорала на нее, когда та попыталась настаивать на несимметричном расположении пуговиц.

— Это профанация! — кричала она. — Пиджак задуман в классическом стиле. Вся одежда Лиз Рубен выдержана в классическом стиле!

Карен глядела на нее с ожесточением.

— Я делаю правильно. И пуговицы моего пиджака должны располагаться по фронту наискось!

Удивительно, что такая мелочь, как пуговицы, может привести к столь крупным неприятностям. Они изменили всю жизнь Карен.

Лиз уволила ее.

Карен не могла в это поверить. Она была убеждена в своей правоте. Ведь все было яснее ясного: любой мог видеть это. Лиз не могла не видеть, что она права.

Карен просто не задумывалась о политичности и ущемленном самолюбии женщины. Однако она знала, что весть об ее увольнении вызовет злорадство у других ассистентов Лиз, которых она так ловко обошла на повороте. Но она огорчалась не из-за ущемленной гордости.

Несмотря на всю внешнюю холодность в отношениях, Лиз Рубен значила для Карен намного больше, чем просто работодатель, платящий деньги. Карен была подобием Лиз, и это был единственный раз, когда она встретила своего двойника. Лиз показала ей, чего она сможет достичь в будущем. Поэтому было очень обидно вдруг оказаться вышвырнутой с работы.

Запершись в своей квартире, Карен провела два дня кряду. Ей некому было пожаловаться и нечего было делать. (Поддержка Карла была лишь в определенных границах.) И тогда она поняла, что вне работы для нее нет жизни. Она позвонила домой, но от Белл помощи ждать не приходилось, а Лиза, при всем ее обожании старшей сестры, была всего лишь ребенком, ученицей в школе. Тогда с отчаяния она позвонила Джефри, который снимал жалкую квартирку на окраине Бродвея вместе с Перри. (Родители предлагали ему квартиру на Суттон Плейс, но тот считал это слишком буржуазным.) Перри и Джефри пригласили ее к себе, пообедали с ней в ресторане, напоили вином — одним словом; утешили. Хотя она подозревала, что про себя они посмеивались над наивностью ее переживаний по поводу увольнения с работы.

— Это всего лишь работа. Найдешь другую, — сказал Джефри, а захмелевшая Карен заплетающимся языком пыталась ему объяснить, что нет, она потеряла не рабочее место, а гораздо больше.

— Почему она меня уволила? — снова и снова с плачем спрашивала Карен. — Почему?

Джефри выслушал ее и засмеялся. Он смеется! Но каким-то образом его смех успокоил ее.

— Она просто завидует тебе! — сказал он. — И ты была абсолютно права. Она работает «в классическом стиле». А ты — делаешь по-настоящему новые вещи.

Он положил руку на ее плечо, потом обнял, потом они оказались в постели.

После той ночи Карен уже не плакала. Она больше месяца искала работу. Это днем. Ночами она спала с Джефри. По странности судьбы потеря Лиз означала приобретение Джефри. Карен делилась с ним результатами дневных похождений в поисках работы, рассказывала ему о вопросах, которые ей задавали, и о своих ответах работодателям. А как она была горда, когда вдруг получила сразу два предложения! Она спросила его совета, какое из них выбрать, и была ошарашена, когда тот посоветовал ей отвергнуть оба.

— Послушай! — сказал он ей. — Ты не должна оставаться безымянным наемным дизайнером. Посмотри, чего ты уже достигла. Большинство вещей в осенней коллекции Лиз сделано тобою. Тебе не надо доказывать кому-либо свою компетентность. Тебе нужна только удача, чтобы засиять на горизонте моды. Надо лишь, чтобы кто-то поверил в тебя.

И вот тогда она впервые получила предложение на создание собственной коллекции спортивной одежды от Блайта Спиритса. Цена линии — довольно умеренная, но качество несколько выше среднего. Это, конечно, не Седьмая авеню, но это именная одежда. «Карен Липская для Блайта Спиритса». Совет Джефри оказался правильным, и послушавшись его, она получила свой шанс. Для девушки, всего лишь два года назад окончившей школу, это была невероятная удача. Но, прежде чем ухватиться за нее, она получила еще один совет от того же Джефри.

— Откажи им! — настаивал он. — Скажи им, что ты получила предложение со вдвое более высокой оплатой твоей работы.

— Но я не получала такого предложения! — кричала Карен.

Джефри только смеялся.

— Ну и что из этого?

— Я должна лгать!

Ни Белл, ни Арнольд никогда не учили ее прибегать ко лжи для достижения цели. Но Джефри утвердительно кивал головой.

— А если они скажут мне, что я вру? Если скажут, ну и иди туда, где предложили?

— Они не скажут, — смеясь, возражал Джефри. Он взлохматил ей волосы, словно она была куклой. — Попробуй завтра так сказать — и ты увидишь, что я прав.

Он был прав. Она дрожала с перепугу не меньше, чем сейчас перед интервью с Эл Халл. Она блефовала. От волнения потели руки. И в результате она получила работу, оплачиваемую в четыре раза дороже, чем платила ей Лиз. В первый раз в жизни у нее оказалось больше денег, чем времени их потратить. Не то чтобы деньги были такими большими — просто она была загружена до предела — требовалось очень напряженно работать, чтобы одной, самостоятельно, создать коллекцию для производственной линии.

Когда коллекция была почти готова, она позвонила Джефри. Их встречи стали намного реже: все время отнимала работа.

— Можно я зайду к тебе? — спросила она как всегда. — Я боюсь, что у меня ничего не получилось! Можно я останусь на ночь?

Молчание на другом конце провода казалось ей чудовищным. Что-то не так? Что с ним случилось? Она была так занята работой, что ничего не заметила.

— Карен, — голос Джефри был мягким. — Карен, ты знаешь, как ты мне нравишься, но ты должна понять — я собираюсь жениться.

В полном отчаянии она пошла к Карлу.

— Мне надо было сказать ему, что я его люблю! — всхлипывала Карен. — Мне надо было чаще звонить ему.

— Нет, как раз этого и не надо было делать. Веди ты себя так — он бы давно бросил тебя. Сейчас ты хотя бы сохранила свою гордость.

— Плевать я хотела на свою гордость, я хочу Джефри! — всхлипывала она, как ребенок.

И тогда Карл объяснил ей все насчет мужчин, как Джефри объяснял насчет работы.

— Ты ему нравишься, Карен. Конечно, ты ему нравишься. Ты мила, обаятельна и интересна. Ты привлекательна в сексуальном смысле. Я это знаю, именно потому что голубой. Но так уж устроены все джефри этого мира: подобрать красотку, выдержать класс, выжать все самое лучшее. Это деньги, очень большие деньги. Да, ты лучше других, но Джуна Джэррик — племянница сенатора. Нечестно, конечно, но таков этот мир.

Она прочитала объявление о помолвке в «Таймс». Даже теперь, на ступеньках лестницы дома 550, у подъезда которого ее ждет лимузин, чтобы отвезти на интервью в студию Эл Халл, Карен вновь переживала острую боль того момента и последовавшие за ней пустоту и отчаяние.

Созданная ею коллекция имела громадный успех. Одежда пошла в оптовую торговлю. Портреты Карен появились в прессе и модных журналах. Но она была несчастна. Одной работы ей было недостаточно. По сравнению с Джефри, другие мужчины казались какими-то нереальными — призраками, лишенными плоти и крови. Она обзавелась календарем и угрюмо вычеркивала из него черные цифры, отмечая, сколько еще осталось до самой черной — дня свадьбы Джефри. И вдруг, как с того света, — звонок от Лиз Рубен.

— Я бы хотела встретиться с тобой, Карен, — сказала Лиз. — Ты смогла бы зайти ко мне прямо сейчас?

Как всегда, Карен сказала ей:

— Да.

Придя к ней, Карен была потрясена видом Лиз. И всегда-то худая, та превратилась теперь в настоящий скелет. Глаза Карен расширились, но вслух она ничего не сказала. Лиз тоже ничего не объясняла. Этого и не требовалось.

— Я видела твою коллекцию для Блайта Спиритса. Очень хороша.

Это была первая и последняя похвала, которую она услышала от Лиз.

— Возвращайся. Будешь работать здесь. Мне надо кому-то передать компанию. Врачи обещают мне еще шесть месяцев жизни. Я хочу, чтобы за это время ты сделала весеннюю коллекцию.

Кто-то другой, может быть, счел бы разумным отказать Лиз, но Карен вернулась к работе с ней. Лиз умерла в том же году осенью. Вот так и получилось, что в двадцать пять лет от роду Карен унаследовала трон. Всегда падкая до сенсаций пресса наделала много шума как по поводу весенней коллекции Лиз Рубен, так и на тему «из грязи — в князи» — о золушке Карен. Ее называли «коронованной принцессой моды». Карри Доннован поместил ее портрет в профиль в журнале «Таймс», ей было посвящено телеобозрение программы «W».

Карен не задевало, что ее имя не стояло на торговой марке созданной коллекции: это была дань уважения Лиз. В ее память.

Да, работа спасла ее от переживаний по поводу Джефри. У нее была даже парочка коротких романов. Но, при всем том, она упорно высчитывала месяцы, недели и дни, оставшиеся до намеченной свадьбы. Карен хранила вырезку с объявлением о свадьбе и часто рассматривала фотографию Джуны. В простом льняном платье, с двойной ниткой настоящих бриллиантов на шее, соперница казалась ей совершенной красавицей. Время от времени Карен не могла удержаться и «чтобы развлечься», встречалась в баре с Перри Сильверманом; на самом деле она, конечно, пыталась выведать новости о Джефри.

— Брось это! — предупреждал ее Карл, но она продолжала бередить рану, несмотря на причиняемую боль.

Она получила записку Джефри с предложением встретиться за шесть недель до намеченной свадьбы.

Она знала, что должна была ответить отказом. Но не отказалась. Они встретились в баре, чтобы «пропустить по рюмочке». Потом это переросло в обед, где было еще больше вина, и, естественно, все завершилось постелью. В постели у них, как всегда, было все в порядке.

Карен ни о чем не спрашивала. Первую ночь трахались чуть ли не каждый час. Джефри вцепился в нее, как цепляются утопающие, а она воспринимала его отчаяние, как разновидность признания в любви. На следующий день Карен ушла на работу рано утром, не разбудив его и не оставив записки. Часом позже Джефри позвонил ей на работу. Это был первый его звонок к ней.

Карен не позволяла себе размышлять на тему, кто кого обманывал: они с Джефри — невесту, или же если отсчитать назад еще несколько месяцев, то он с Джуной — ее? Она вообще не могла ни о чем думать. Она только знала, что не может жить без ощущения его тела и что он чувствует то же самое. Он стал приходить к ней домой каждый вечер, иногда поздно ночью. Она не расспрашивала и никогда не отказывала. Она не сообщала об этом Карлу: тот бы взбесился. За двадцать один день до свадьбы Джефри сделал ей предложение. Если это и было несколько поздновато, что ж — она могла утешаться тем, что теперь стало модным слегка опаздывать. Вина, которую она могла бы почувствовать перед Джуной, утонула в переполняющей ее волне радости. Тут уж ничего не поделаешь. В конце концов она знала и любила Джефри намного раньше Джуны.

Карен не расспрашивала Джефри о том, что он сказал Джуне или своей семье. Но когда наконец ее представили Каанам, Карен почувствовала, что родители Джефри осуждают ее. Их недовольство не прошло и после свадьбы Джуны и Перри. Скорее наоборот, осуждение только усилилось. Но Карен была так упоена радостью победы и своим обладанием Джефри, что все остальное не имело ни малейшего значения. Джефри был и навсегда останется ее сказочным принцем, ее первой любовью. Когда он объявил, что собирается помочь ей сделать карьеру, она обрадовалась. Когда он разработал детальный план создания ее компании, она была растрогана до слез. Когда он нашел кредиторов, финансирующих их начинающееся предприятие, она была почти в экстазе. Ну а когда он сказал, что отказывается от собственной карьеры, чтобы посвятить себя ведению ее дел, она поняла, что никто на свете так не любит ее, как Джефри.

Вот так она и оставила компанию Лиз Рубен и начала создавать собственную — К. К. Inc., что, как теперь стало очевидно, было очень вовремя: экономика процветала, и доходы от инвестиций казались безграничными. В конце восьмидесятых годов имя Карен Каан становится широко известным в мире моды. И даже теперь, когда с деньгами стало напряженнее, а заказчики стали более требовательными, все равно женщины предпочитали покупать ее продукцию, пусть дорогую, но гарантирующую качество. И все это стало возможным благодаря Джефри.

Но она никогда не была уверена в нем на сто процентов, как не была уверена в том, что она делает или над чем работает. В этом были ее сила и слабость одновременно. Карен всегда жила под страхом потери работы, денег, мужа…

И теперь, в момент, когда она должна быть максимально собранной, она чувствовала себя так неуверенно, как никогда раньше.

Мерседес уставилась на нее с таким видом, как будто вопреки всей своей чопорности напевала про себя детскую дразнилку: «Плакса-плакса, под носом клякса». Облизнув пересохшие тонкие губы, Мерседес обратилась к Жанет:

— Пошли машину за Джефри, пусть приедет, как только кончит переговоры, — и повернувшись к Карен, добавила: — Гримирование и болтовня с работниками студии займут не менее часа. За это время он сумеет присоединиться к нам.

Карен кивнула и пошла в холл, прошла демонстрационный зал, вышла к лифту. Сердце продолжало колотиться. Ей хотелось спрятаться ото всех в комнате миссис Круз. «О Боже, и это предполагается показывать как развлекательную программу?» — спрашивала она себя.

Тут она вспомнила о фотографиях, тех самых, где она сфотографирована ребенком и которые она забрала из дома Белл. Надо взять их с собой. Они теперь вроде талисмана для нее. С ними она будет чувствовать себя в большей безопасности. Карен бегом вернулась к себе в офис, достала фотокарточки и сунула их в карман пальто.

Студия находилась на Пятьдесят пятой Вест-стрит, где производила основные программы-интервью. Карен провели по длинному коридору, в конце которого ее встретил Пол Свифт — продюсер по монтажу программы. Тот, в свою очередь, перепоручил ее своему помощнику, который повел Карен через лабиринт комнат в гримерную. Готовясь к интервью, Карен тщательно подкрасилась, но рыжая девушка в гримерной осматривала ее явно критически.

— Я думаю, надо все переделать с самого начала, — без обиняков заявила она Карен. — Освещение погасит все краски. Я хочу начать с более темной основы, затем оттеню вашу шею и горло, чтобы уменьшить толщину, и слегка обужу ваш нос.

— Это больно? — спросила Карен.

Рыжая девушка засмеялась. Она подоткнула бумажные полотенца за воротник Карен, а поверх ее костюма накинула пластиковый халат. Какое-то время рыжая молча стирала тампоном косметику с лица Карен. Это действовало на нервы, усиливало напряженность. Что захочет узнать о ней Эл? Будет ли Эл спрашивать, почему они Джефри не завели детей? Знает ли она что-нибудь о сделке с Norm Со и не собирается ли разгласить их коммерческую тайну по национальной телепрограмме? Боже, неужели они знают и о докторе Голдмане? Знают ли они, что она приемыш? Будут ли говорить с Белл и Лизой? До сих пор, насколько ей известно, никаких контактов с ними не было. А вдруг Эл начнет разрабатывать рубрику «Как вы живете»?

Сердце заколотилось сильнее, ей стало трудно дышать. Что делать, если Эл обнаружила факт ее удочерения? А вдруг кто-нибудь из их разведывательной команды нашел ее родную мать, живущую в бедности где-то на Пацифик Нордвест? Карен Каан, известный дизайнер модной одежды, — и мать в лохмотьях. Уж не такого ли рода новостям обязана Эл своим успехом? У Карен перехватило дыхание. Она никак не могла передохнуть.

— Дать вам пакет? — спросила рыжая.

— Что?

— У вас гипервентиляция. Это случается со многими перед выступлением по телевидению. Так вам нужен пакет? Если вы подышите в него, то приведете в норму ваш углекислый баланс. Может быть, вам лучше дать ксенокс? Перед выходом Эми Фишер впала в настоящую истерику, и он ей помог.

Ничего себе утешеньице! Карен не могла решить, была ли девица просто дурой или садисткой.

— Со мной все в порядке, — сказала она рыжей, но сама в этом отнюдь не была уверена.

Рыжая закончила накладывать первый — базисный — слой косметики, которым она выкрасила лицо Карен в ровный оранжевый цвет. Ее пухлые щеки и мягкий подбородок теперь делали ее похожей на круглую тыкву.

Рыжая стала наносить коричневые полосы вдоль носа и под подбородком, затем высветлила их с помощью губки. Карен закрыла глаза. Она решила, что сперва убьет Мерседес, а затем уволит ее.

Наконец рыжая сняла с нее пластиковый халат, и Карен взглянула на себя в большое зеркало. На самом деле она выглядела не так уж и плохо: «чересчур искусственные цвета, но похоже на меня, только сильно утрировано».

— Теперь вы готовы, — сообщила рыжая.

— Спасибо, — поблагодарила Карен и хотела было похвалить работу, но тут вошел продюсер по монтажу.

Он хотел, чтобы Карен перешла в зеленую комнату. Они пошли по коридору и прошли его наполовину, когда им навстречу выскочило откуда-то знакомое короткое и широкое туловище.

— Привет, Карен! Здорово выглядишь! — приветствовал ее Бобби Пиллар.

— Тебе виднее, ведь ты владелец телесети, — улыбнулась Карен. — Жаль, что не этой. А что ты здесь делаешь?

— Так, по мелочи, немного того, немного другого. А может, я слежу за тобой? У меня такое чувство, что ты прямо-таки создана для телевидения.

— Создана для катастрофы на телевидении, — огрызнулась Карен. — Мне кажется, я со страха наложу в штаны.

— Ну и что, они потом отредактируют этот эпизод, — засмеялся Бобби. — Почему бы нам не позавтракать как-нибудь вместе?

— Конечно, — сказала она, но была рада, что их сопровождающий в этот момент красноречиво прочистил горло и не очень вежливо подтолкнул ее к зеленой комнате. К Карен подошел технический работник с небольшим микрофоном на тонком черном проводе.

— Не могли бы вы спрятать микрофон в верхней части вашего свитера? — спросил он.

Она кивнула, соглашаясь, и протянула конец провода с микрофоном за воротник свитера.

— А теперь не могли бы вы прикрепить и этот конец где-нибудь под одеждой?

Другой конец провода завершался черной коробкой размером с переносную рацию. Карен опасалась, что, спрятав ее, она нарушит общий абрис своей фигуры.

Звукооператор суетился с пристраиванием микрофона.

— Вы знаете, воротник вашего свитера может привести к осложнениям: он трется о микрофон. Не могли бы вы надеть что-нибудь другое? Я могу вызвать костюмерную.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего. Она неделями обдумывала, в чем появиться в телешоу, и наконец решила, что эта туника и легинсы будут и удобны, и достаточно красиво смотреться с экрана. А в самый последний момент на нее хотят надеть что-то другое. Что-то придуманное не ею!

— Позовите Мерседес, — сказала она парню.

Она села на софу, покрытую геркулоном, которая была частью зеленой комнаты. По какой-то причине зеленые комнаты — загоны для стада интервьюеров в шоу-программах — никогда не были зелеными. Эта комната была бежевой и с испачканными стенами. Возможно, слезами гостей, которые побывали здесь и разрушили свою жизнь, думала Карен. Затем пришла Мерседес. Ей уже сказали о возникших проблемах.

— Дефина выехала, — сообщила ей Мерседес тоном, запрещающим впадать в панику. — Она привезет подборку фирменной одежды, из которой ты сможешь выбрать что-нибудь подходящее.

Прошло десять, двадцать минут. Когда Карен наконец увидела лицо Дефины за вешалкой с одеждой, которую втолкнули в комнату, она впервые за много часов вздохнула свободно.

— Начала новую битву? — спросила Дефина. — Ничего не бойся, я с тобой.

Она выбрала темно-коричневый пиджак с передвижной вешалки.

— Оператор говорит, что отснимут только верхнюю часть — выше пояса. Ты можешь оставаться в легинсах. Ну что, примерим? Если ты хочешь выглядеть по-настоящему естественной, то может быть наденешь свитер со свободным воротом?

Карен повернулась к Мерседес.

— Что тебе кажется более подходящим? — спросила она.

— Ты хорошо скроешь микрофон, если наденешь пиджак, но мне больше нравятся на тебе естественные линии свитера.

— Мне тоже, — подтвердила Дефина.

Она стянула с вешалки свитер с высоким шейным отворотом и потянулась за другим. Дефина покачала головой.

— Ты стерла четверть грима, бледнолицая, — сказала она, указывая на линию краски на шее Карен.

В этот раз рыжая девица сама пришла к Карен. С нею вместе пришли оператор и режиссер. По-видимому, они выбивались из расписания.

— Эл уже ждет, — дергался Пол Свифт.

Рыжая начала наносить косметику быстрее, и наконец Карен была готова для одевания. Очень осторожно Дефина и Мерседес натянули на нее свитер и спрятали в него микрофон. На этот раз он прикрепился очень легко. Все казалось удобным, но Карен почувствовала жесткий выступ у себя под локтем. Она потянулась и схватилась за что-то руками. И это «что-то» оказалось саше, приколотое золотой булавкой со стороны подкладки.

— Оставь это в покое, — сказала Дефина. — Это подарок мадам Ренольт. Он поможет тебе.

Карен чувствовала, что сейчас она готова принять даже эту помощь.

«Какого черта, — говорила она себе, — почему магические амулеты мадам Ренольт ты считаешь большим предрассудком, чем свои магические фотографии?»

— Какие требования вы предъявляете одежде? — спросила Эл.

— Она должна украшать женщину и быть удобной. Она должна защищать ее.

Карен привыкла к освещению, и казалось, что ей удалось быть одновременно и интересной, и искренней. Эл Халл подвинулась ближе на элегантном вращающемся белом кресле и наклонилась к ней.

— К кому, по вашему мнению, приходит успех в мире моды?

— Ну, я думаю, успех приходит к тем, кто лучше всего может согласовать женскую наружность с внутренним миром женщины.

Карен подумала, не слишком ли претенциозно звучит ее ответ? Но ведь она искренне считала, что это и есть залог успеха.

— А что вы думаете о нарядах Христиана Лакруа? Или о других модельерах того же ранга?

Лакруа был первым французским законодателем моды, который начал свое дело двадцать лет назад. После двух сезонов шумихи его загубили аплодисментами. Те, кто его поддерживал, потеряли миллионы. Это был один из показательных провалов, которых так боялась Карен. Она знала, что Эл надеялась выудить у нее что-нибудь в этом роде и о других модельерах. Если она попадется на крючок, то наживет себе кучу врагов. Если же не ответит на вопрос, то будет выглядеть пай-девочкой и совершит один из самых страшных грехов на телепрезентации — наскучит аудитории.

Она поглядела на Эл. Внешность ведущей была прямо-таки совершенна. Ее волосы спадали на плечи гладким каскадом многочисленных светлых прядей. Каждая из них была на своем месте. Карен заметила, что ее обслуживали два человека, которые поправляли прическу всякий раз, когда Эл оказывалась вне поля зрения камеры. Но никто не думал поправлять прическу Карен. «Может быть, мой лоб вспотел под светом юпитеров, а волосы стали лосниться?»

— Я думаю, что разнообразие — это замечательно, — сказала Карен. — Я думаю, что мужчины и женщины должны иметь возможность неограниченного выбора. Что же касается меня, то я не люблю костюмы, как бы хороши они ни были.

Это должно сойти для Лакруа и остальных.

— Так вы называете Лакруа создателем костюмов? — подхватила Эл реплику.

Нет, она не даст Карен с достоинством уйти от ответа.

«Я его так не называла, а вот тебя бы назвала сукой», — обозлилась про себя Карен. Однако лицо ее сохраняло дружелюбное выражение. Более того, она засмеялась.

— Постойте, постойте! — сказала она. — Это вы так называете его, а не я.

Откуда это у нее? Этой репликой она чистенько вернула все на свои места. Локтем Карен почувствовала небольшой выступ саше под свитером. «Благодарю вас, мадам Ренольт».

— В вашем бизнесе достаточно часто воруют, не так ли? Например, говорят, что когда вы смотрите на модели одежды этого года у Норис Кливленд, то видите прошлогодние модели Карен Каан. Что вы на это скажете?

Карен неловко засмеялась.

— А знаете, что еще говорят? Что нет ничего нового под луной. Все мы черпаем свое вдохновение отовсюду. Если я кого-то воодушевляю и у него получается, то это мне льстит, если же нет — то я огорчаюсь. Великий модельер Норелл говорил, что вся его карьера — это только новая интерпретация идей Шанель.

Эл прервала поток вопросов, но на ее лице появилось то озабоченное выражение, которое для зрителей означало, что следует ожидать действительно убийственную подначку. Карен сконцентрировалась, чтобы встретить вызов.

— Вы нравитесь женщинам потому, что достигли успеха в бизнесе. В мире мужчин у вас тоже все в порядке. Каково отношение вашего мужа к тому, что он занимает подчиненное положение? — спросила она. — Приводит ли это к проблемам в семейной жизни? Для мужчины, наверное, трудно быть вторым после жены, особенно: для вашего мужа с его динамизмом и энергией?

«О Боже! Что наговорил ей Джефри в своем интервью?»

— Джефри не занимает подчиненного положения. Он принимает все деловые решения и отвечает за них. Он — моя движущая сила.

— Значит, вы признаете, что он играет поддерживающую, а не ведущую роль в вашем деле. Творческое начало остается за вами?

— Нет. Я этого не говорила.

В растерянности Карен отвернулась от камеры и от Эл.

— Мы не соперничаем, мы дополняем друг друга. Я — конструктор одежды, он — конструктор нашей компании. Мы оба творцы.

— Но ведь это вам присужден Приз Оукли, — сладким голосом возразила Эл.

— Да, и Джефри очень гордится этим.

— Очень современно, — прокомментировала Эл. — И он не возражает, что контрольный пакет акций вашей компании у вас? Вы правда контролируете ее?

«Черт возьми! Откуда она знает? Уж точно не от Джефри. У нас — частная компания. Как смогли ее ищейки пронюхать об этом?» Если она будет отрицать — то соврет, если подтвердит — не унизит ли тем самым Джефри? Карен почувствовала, что затягивает ответ. Надо что-то сказать.

— Нет, я не имею контрольного пакета, и нас обоих устраивает, как развивается дело. А вы считаете, что должно быть по-другому?

Эл не ответила.

— Не собираетесь ли вы продавать свою компанию в ближайшем будущем?

Карен перевела дыхание.

— Я не вижу в этом необходимости, — ответила она. — Но все может случиться.

Карен почувствовала, как на верхней губе выступили капельки пота. Она хотела перерыва, чтобы выпить стакан воды и спросить мнение Дефины о том, какое впечатление она производит с экрана. Интересно, приехал ли Джефри и не сидит ли он где-нибудь рядом за осветительной аппаратурой зеленой комнаты? Уж не реагировал ли он со стоном на ее ответы? Имеет ли она право прервать интервью, чтобы собраться с силами?

Этого не потребовалось. Эл наклонилась к ней и дотронулась до ее руки.

— Благодарю вас за то, что вы пришли сегодня.

Но только Карен открыла рот, чтобы сказать: «Всегда рада», как Эл тряхнула своей совершенной головкой и обратилась к режиссеру.

— Нужно ли вам еще что-нибудь для съемок? — спросила она в темноту.

Карен напряженно ждала ответа.

Нет, все кончилось. Карен ожидала волны облегчения. Она прошла испытание и вроде бы неплохо: не влипла ни в какую скандальную или позорную историю. Эл не спрашивала о ее родной матери.

Странно, но облегчения почему-то не было.