Утро превратилось в сплошной трезвон телефонных звонков с поздравлениями от работников компании. Каждый звонивший говорил одно и то же: обычно они не смотрят телевизор, но вчера, проходя мимо открытой двери… так уж получилось, что они настроились на программу Эл Халл и… Карен могла только посмеяться. Столь же забавно было наблюдать, как Жанет и другие секретарши, а вместе с ними и миссис Круз и даже Кейси, смотрят на нее с необычайным почтением. Похоже, что во власти телевидения наложить на вас лоск престижности и придать особую значительность, стоит вам только появиться на голубом экране. Неподвластными косметическому очарованию телеэкрана оказались лишь Белл и Джефри.

Она решила не обращать на мужа внимания, пока тот не извинится перед ней. Несмотря на болезненный осадок после скандала, она продолжала РКО — работать как обычно. А работа включала, в частности, подгонку с помощью булавок завертывающейся юбки, облегающей стройную талию Тангелы под наблюдением Стефани. Карен тщательно и несколько раз проверила, не была ли девушка под наркотиком, но пассивное недовольство Тангелы казалось вполне обычным. Карен собралась было отпустить ее на перерыв, когда зазвонил телефон.

— Кто это? — громко спросила Карен, зная, что Жанет была на интеркоме.

— Пожалуйста, под-дите к телефону, — попросила Жанет с бронковским акцентом, тяжелым, как дом.

Стоя на коленях с полным ртом булавок, в разгаре борьбы с непокорной материей, Карен совсем не была готова бежать к телефону. Жанет должна бы знать это.

— Кто звонит? — снова спросила Карен с раздражением.

— П'жалуста, под-дите к телефону, — повторила Жанет.

Со вздохом недовольства, который был слышен по интеркому, Карен тяжело поднялась на ноги и пошла к рабочему столу.

Она слишком постарела для того, чтобы чувствовать себя удобно, сидя на полу. Боже, как она устала! Карен схватила трубку.

— Кто… твою мать, это? — бросила она Жанет.

— Билл Уолпер. Я думала, вы не хотите, чтоб об этом знали другие. Вы всегда психуете, когда он звонит.

— О да. Спасибо. Соедини меня с ним, — попроси ла Карен, признав ее правоту.

Она попыталась собраться с мыслями и привести себя в форму. Неужели просмотр телепрограммы подвигнул его сделать, наконец, предложение? Нет, не может быть. В этом случае он бы звонил Джефри. Или этим звонком он пытается смягчить свой отказ иметь с ними дело? Мысль о том, что она отвергнута, вызывала ощущение холода в животе. Ведь то, что она не хочет принять предложение, еще не означает, что она не хочет, чтобы оно было сделано. Хорошо. Пусть им отказывают. Все-таки рада она этому или нет? Раздался щелчок телефонного аппарата. Глубоко вздохнув и сконцентрировав столько энергии и энтузиазма, сколько можно вложить в одно простое слово, она сказала:

— Алло! — и продолжила: — Билл, как приятно вас слышать!

— Пожалуйста, подождите. Мистер Уолпер снимет трубку, — раздался резкий, сухой ответ секретарши с того конца провода.

Дерьмо! Карен бесил подобный телефонный снобизм. Этот ход в их игре она проиграла. Карен попыталась взять себя в руки и подготовиться к разговору.

— Карен? — На этот раз она слышала голос Билла Уолпера. — Вы очень заняты? Не хотите ли вместе позавтракать?

— Когда? — спросила она, припоминая намеченные на эту неделю дела, связанные с подготовкой к шоу в Париже.

Не забывай и о том, насколько ты сейчас измотана, предупредила себя Карен.

— Сегодня. Прямо сейчас. Скажите «да», и моя машина заедет за вами минут через двадцать.

Мужик спятил и к тому же оказался удивительно наглым. Не похоже ли это на приглашение девушки на пятницу с просьбой остаться до субботы? Но полегче, ты не Коко Шанель.

Карен строила всю свою жизнь через «да», когда другие отвечали «нет». Она задумалась даже не на секунду, а на мгновение, не взять ли с собой Джефри, но поняла, что не знает, где его искать. Его присутствие и не предполагалось…с ним! Он взбесится, что она не позвала его. От уязвленного самолюбия или от зависти? Ей все равно.

— Ну что ж, пожалуй.

— Мой шофер будет ждать вас в двенадцать тридцать. — В тоне Билла слышалось одобрение. — Вас устроит «Льютис»?

— Замечательно, — промурлыкала она в ответ.

Это был наилучший маленький ресторан Нью-Йорка.

Не задаваясь больше никакими вопросами, она повернулась к племяннице и крестнице:

— Представление окончено, я сматываюсь.

Она перегнулась через рабочий стол, чтобы дотянуться до своей сумки, достала из нее стодолларовую купюру и отдала Тангеле. Карен не обмолвилась с ней ни словом по поводу ссоры с Дефиной. Но ей хотелось подчеркнуть свое хорошее отношение к крестнице.

— Можешь просадить на ланч, — сказала она, и Стефани хихикнула, распознав в тоне тетки интонации Белл.

Карен улыбнулась надутой Тангеле.

— Возьми ее с собой в какое-нибудь приличное место.

— Пошли! — буркнула Тангела, и девчонки вышли из комнаты.

Оставшись одна, Карен достала зеркальце, чтобы осмотреть себя. Вести с поля боя были неблагоприятными: начать с того, что ее лицо, напоминающее картошку, могло быть доведено до приемлемого вида лишь после шлифовки хорошим увлажнителем, наложения прозрачного кремового основания и полировки бронзовой пудрой Гуерлайна. Глаза были красными и, как говорили в офисе, ВКС — волосы в катастрофическом состоянии. Карен тряхнула головой в тщетной надежде распушить волосы или добиться эффекта стрижки без стрижки, которую однажды сделал ей Джин Пайр. Ей придется отказаться от этого парня и вернуться к Карлу. Он понимает ее волосы. Может быть, их стрижка поднимет ему настроение. Надо подумать. Но это потом. А что можно сделать в той чрезвычайной ситуации, в какой она оказалась сейчас?

Пятнадцатью минутами позже она вышла из вестибюля дома 550 на Седьмой авеню к длинному мерседесу Билла Уолпера, неся с собой небольшую папку с письмами и меморандумами, чтобы быть уверенной, что ее не застигнут врасплох вопросами о деталях дела. Кожа лица была ухоженной, губы подкрашенными — но внешний лоск кончался на волосах, которые были хорошо расчесанными, но не уложенными. В сорок два года есть пределы женскому умению прихорашиваться в пределах четверти часа. Пшеничного цвета хлопчатобумажная трикотажная туника и короткая юбка, которые она надела, завершали ее образ, приятно оттененный буклированного вязания роскошным жакетом, который прикрывал ее полнеющую фигуру.

Не было ничего удивительного в том, что автомобиль Уолпера оказался волшебно-прекрасным. Карен откинулась на удобное, уютное сиденье, обитое серой кожей. Машина была — чистая роскошь. Шум улицы полностью блокировался затемненными стеклами и льющейся музыкой концерта Моцарта по аудиосистеме. Первый раз за неделю Карен попыталась расслабиться. Машина была в сотни раз лучше наемных лимузинов, которыми она пользовалась в деловых поездках. «Как я попала сюда? — удивлялась Карен. — Я, простая еврейская девочка из Бруклина, сижу в одном из самых роскошных в мире автомобилей и еду в один из самых роскошных ресторанов города». Карен потрясла головой, чтобы разогнать наваждение.

До сих пор, несмотря на успехи, достигнутые за последнюю пару лет, несмотря на награду фонда Оукли и публикации в журналах на дорогой глянцевой бумаге, она не принимала заработанную славу и достаток за должное. Ей казалось, что долгий путь наверх, сопряженный с тяжелым трудом, болью и стрессами последних месяцев, еще не пройден до конца, что она еще остается подающей надежды претенденткой, а не солидной и уважаемой звездой моды. Карен так и не привыкла к тому, что может себе позволить роскошь не обращать внимания на ценник с правой стороны меню, купить ювелирное украшение, которое ей понравилось, и не заходя в банк, знать, что у нее написана пятизначная цифра на чековой карточке.

«А что, если это конец? — задалась вопросом Карен. — Если это вершина, с которой остается только путь назад, путь вниз?» Ей вспомнился Тони де Фриеза, подошедший к ней на вручении Приза Оукли. Что он ей сказал? «Увидимся на выходе» — на пути вниз? Не хотелось бы, оказавшись на вершине, незаметно скатиться в пропасть. Или же только так и можно узнать, что было на вершине, — когда смотришь со склона, с которого виден пройденный путь? Ей стало холодно, и она попросила шофера привернуть кондиционер. Не надо было соглашаться на ланч, вдруг осознала Карен, надо было продолжить работу над парижской коллекцией. «Если я провалюсь на парижском шоу, то провалюсь всюду».

Она тяжело вздохнула. В моде ты хороша ровно настолько, насколько хороша твоя последняя коллекция. Намеченная на сегодня работа не продвинулась ни на шаг, а это означало, что парижской коллекции на сегодняшний день не существует в природе. Начиная работать в моде, она дала себе два обещания: первое — она будет одевать женщин в удобные и прекрасные наряды и никогда не навязывать им ничего броского, но смешного, клоунского или сковывающего движения; и второе — она разработает модели так, чтобы линия их производства была простой и все компоненты ее легко согласовывались друг с другом.

Начало было легким, но дальше пошло труднее. Элегантная простота дается большим трудом. Все ее искусство основывалось на знании того, как прекрасная, чувственная, сказочная по ощущению материя собирается в складки или стекает по форме тела. Она, как и Шанель, всегда была в поисках нового, качественного материала. Коко Шанель в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, как только появился ластекс, сразу же выставила коллекцию своих потрясающих нарядов, сделанных из него.

Другим секретом Карен была структура сделанной ею одежды. Она была уникальна, поскольку простота линии подкреплялась мастерским кроем и идеальным швом. Созданный ею разлетающийся кашемировый жакет казался свисающим с плеч совершенно свободно. Но сколько потребовалось работы для того, чтобы скроить плечи так, чтобы добиться этого эффекта! Ее маленькая фуфайка-безрукавка с круглым вырезом сидела безукоризненно благодаря небольшим, почти невидимым выточкам, определить расположение и способ шитья которых она могла, только используя накопленные годами опыт и знания. Те же выточки надо было кроить несколько иначе и выше для шелковых чесучевых фуфаек. А ее слаксы! Они стали знаменитыми. Женщины были готовы убить друг друга, чтобы раздобыть их для себя. Карен знала, как скроить ногу, как обработать шов, как гарантировать точный подъем таким образом, чтобы слаксы никогда не задирались и не морщились и при этом уменьшали живот и бедра и удлиняли ноги. Просто? — Да. Легко? — Нет!

После многих лет обучения, многих попыток определить, что срабатывает, а что нет, после того как она продралась сквозь джунгли Центра одежды, после борьбы за популярность в прессе, на радио и телевидении, борьбы за признание, за рынки сбыта — она наконец добилась своего. И вот она теперь здесь — в роскошном лимузине — на вершине достигнутого, но и перед лицом нового вызова в бесконечной погоне за новейшим и лучшим. Потому что в моде не достаточно быть только хорошим, нравящимся и стильным. Вы всегда должны выглядеть по-новому. И с этим надо считаться. Ее клиентки покупают наряды не потому, что испытывают нужду в одежде: они покупают новинки.

Если даже ее одежда станет классической, независимой от времени и перекроет все стандарты, если она будет хорошо сидеть и льстить наружности владельца, но не будет новой — провал обеспечен.

Этот категорический императив новизны с годами все более и более раздражал Карен. Она была изобретательна и достойно встречала вызов раз за разом, сезон за сезоном, но это уже начинало походить на плохую шутку. В отличие от других требований моды, требование новизны не было ее внутренней ценностью. Функциональность и эстетичность — да, это настоящие ценности. Но почему женщины — а за ними и пресса — так гоняются за новизной?

В прошлый сезон она создала неплохую коллекцию, которая хорошо распродавалась и получила общее одобрение в обозрениях моды. Но в «Вуменз виар» ее коллекцию назвали «слегка уставшей» и обвинили в том, что она «зацикливается». Один неудачный сезон, в лучшем случае — два, и Карен окажется вне игры, вне дела, как говорит Джефри. Избалованная хвалебными отзывами, она обиделась на «Вуменз виар». И обида не проходила. Значит, теперь, когда она признана всеми, они с той же энергией, с какой создавали ее имидж, начнут подрывать его. А что делать? Так устроена индустрия моды. А награда Оукли сделает ее лишь более яркой мишенью, более уязвимой для их выпадов. Правда, если она продаст свои права Norm Со, то эти проблемы отойдут на второй план. Да вот захочет ли Билл иметь с ней дело после провала в Париже? От этой мысли Карен передернуло.

На какой-то момент ей захотелось все переиграть обратно и снова оказаться в рабочей комнате. Ей нужно быть на рабочем месте. Если не сосредоточиться на коллекции… Она чувствовала себя не в своей тарелке, и для того чтобы убедиться, что все нормально, она стала просматривать почту, которую захватила с собой при выходе с работы. Когда они только-только открыли компанию, Карен обходила все почтовые ящики и собирала письма. Это казалось естественным, потому что все письма были адресованы ей. Теперь собирает, сортирует и распределяет почту ее секретарша Жанет. Но даже после фильтрования на стол Карен попадает довольно увесистая пачка корреспонденции. Сейчас в ворохе писем, высыпанных в подол платья, среди внутренней деловой переписки и других официальных сообщений выделялись два конверта, которые могли представлять для нее особый интерес. В первом была жесткая почтовая карточка. Жанет уже обрезала конверт, и Карен оставалось только вытащить ее. Карточка была написана элегантным почерком.

Карен заморгала. Она не часто получала благодарности, тем более от клиентов ранга Элизы Эллиот, которую до нее одевали Гивенчи, Меинброчер и Марк Боан от Диора. Она нашла время написать письмо в разгар медового месяца. Холодная, требовательная, она была настоящей аристократкой. Карен была тронута. Небольшой квадратик почтовой карточки давал ей ответ на вопрос, который она задавала себе. Она находилась здесь, в этой роскошной машине, благодаря своему таланту и усердной работе. Карточка была предзнаменованием, появившимся в нужный момент и в нужном месте. Она погладила ее и сунула обратно в сумку. Открытка Элизы, конечно, не была Призом Оукли, но все же…

Второе послание не было столь приятным. Норис Кливленд, третьесортный дизайнер, приглашала ее на презентацию новых духов. Конечно же, они назывались «Норис»! Модели одежды Норис были очень похожи на старые коллекции Карен, вот только цвета подбирались паршивые. Карен покачала головой. Все-таки ей досаждало, что она должна бороться за все, что имеет, а Норис добивается этого же безо всяких усилий. Почему Норис так легко удается продавать свои подделки заказчикам высочайшего ранга? Карен скомкала карточку с приглашением и сунула ее обратно в сумку. Прием будет прекрасным и соберет замечательных людей. Однако она сомневалась, что духи потянут на «Номер Пять», «Опиум» или «Обсешн». Непонятно каким образом, но Норис всегда удавалось сорвать успех на пустом месте. Карен не удивило бы, если бы флакончики духов оказались пустыми.

Она поглядела из окон лимузина. Пешеходы из пестрой толпы на тротуаре пытались заглянуть сквозь стекла и распознать, кто едет в такой роскошной машине. Затемненные стекла защищали Карен от любопытных взглядов. Она могла быть среди этих людей, одетая в расхожую полистеровую дрянь и ботинки от Файава. Каким образом она оказалась здесь и смотрит на эту публику изнутри? Чем она заслужила это? Как долго такое продлится? Несмотря на то, что Джефри вел себя в последнюю ночь как свинья, Карен знала, что в достижении нынешнего положения она многим обязана ему, и он был прав почти во всем. Он был прав, говоря, что Форд разбогател на фордах, а не на линкольнах, и прав, что в американской высокой моде нет больших денег. Может быть, поэтому в ней чувствуют себя уверенно разве что Джимми Галанос с Вест-Кост и, возможно, Скасси.

Может быть, индустрия готовой одежды тоже таит в себе опасности. Дизайнерская одежда стоит дорого, но она и очень трудоемка. Объем продажи невелик, а значит, и прибыль оказывается низкой. Достаточно одной плохой партии — и вы пропали. Дизайнеры вроде Ральфа Лорена, Донны Каран, Энн Клейн и другие их уровня сделали деньги на бриджевых линиях низкой стоимости и на лицензионных сделках. Никто из них не выпускал сам свою продукцию в массовое производство. Ральф использовал промышленные мощности Байдермана для производства созданной им женской одежды, и они производили свыше пятидесяти тысяч моделей в год!

Неудивительно, что финансирование бриджевой линии без партнера с высоким капиталом разоряет компанию К. К. Inc. Очень трудно найти компанию, которая может запустить в производство ее коллекции, вовремя исполнить заказ, добиться нужного качества и дождаться, когда продукция окупится. Если она не хочет скатиться до уровня «лучшей спортивной одежды» Лиз Клайнборнз или Джонс N. Y., то ей лучше придумать, как профинансировать бриджевую линию, или же заключить контракт с Norm Со и расширить ассортимент до дизайнеровской одежды «умеренного уровня Чоус-энд-Тейп Межер».

Шофер маневрировал на пешеходных переходах, прокладывая себе путь в сумасшедшем движении центра города в более фешенебельный район Пятидесятых Восточных улиц, где находился Таунхауз, в котором располагались лучшие французские рестораны Нью-Йорка по соседству с роскошными особняками из песчаника. Сидя в мерседесе, медленно двигающемся сквозь пробки по улицам города, Карен имела достаточно времени, чтобы изучить внутреннюю отделку машины. Есть лимузины и лимузины, думала она, отмечая совершенство интерьера, отделанного матовым деревом, чехлы из альпаги с монограммой «WW» на сиденьях, хрустальный графин в серебряном держателе, привинченный к панели, и серебряную вазу (тоже с монограммой и прикрепленную к корпусу машины), в которой дрожала ветка древовидной орхидеи.

Карен нервничала. Скандал с Джефри выбил ее из колеи. Ей было плохо от возникшего между ними напряжения. Она чувствовала себя отвратительно: почтовой посылкой и с доставкой на дом. Тишина начала раздражать ее.

«Билл, кажется, любит клеймить вещи и привинчивать их к стенам», — прокомментировала про себя Карен.

В зеркале заднего вида глаза водителя сохраняли безучастное выражение.

— Мы сейчас приедем, — сказал он. — Мистер Уолпер ждет вас.

Водитель прижал лимузин к тротуару, вышел и открыл дверцу, прежде чем Карен успела сообразить, что ее вежливо выставляют из машины. Когда она выбралась из нее, она улучила момент осмотреть хорошо сшитый костюм шофера и его кепку — не заклеймлена ли она двойной «W». Клейма не было. Но это ее не успокоило. Она одернула юбку, одновременно пытаясь незаметно стереть пот с ладоней. «Чего я так боюсь?» — спросила она себя и поднялась по двум широким ступенькам к ресторанной двери, где ее приветствовал Андре. Он провел ее через небольшую, но шикарную обеденную комнату с роскошными гобеленами на стене в менее формальный застекленный сад в задней части ресторана. Она улыбнулась Шери Лэнсингу, главе «Парамаунт пикчерс», ее многолетнему клиенту, который завтракал с Деми Мур — не ее клиенткой. Она узнала одного из братьев Кауфман — миллионеров и дельцов по недвижимости, с которыми семейство Каанов было знакомо много лет. Это было место для деловых завтраков высокого класса.

Билл Уолпер сидел за угловым столиком и ожидал ее. Он поднялся для приветствия, но Карен отметила, что при этом даже не попытался подвинуть стул и пригласить ее сесть, предоставив это сделать Андре. Она также отметила, что Билл занял угловое место за столиком, и ей пришлось сесть напротив него, спиной к залу. Было ли это все преднамеренно? Билл определенно не нравился ей. Но когда он обратился к ней с улыбкой, его голос звучал искренне и радушно.

— Благодарю вас, что так охотно согласились прийти сюда, — сказал он, и Карен уже готова была извиниться за свои подозрения.

Он повернулся к Андре и поднял свои густые брови:

— Ты знаком с Карен Каан? — спросил он. — На этой неделе ее показывали по программе Эл Халл.

Затем, повернувшись к Карен, добавил:

— Предлагаю довериться выбору Андре.

Тот просиял.

— Для начала я бы предложил салат из омаров. У нас их немного, и мы готовим их холодными, половинками.

Билл взглянул на нее.

— Вы любите омаров? — спросил он, как будто она нуждалась в переводе названия блюда. По тону было неясно, пытался ли он помочь ей или, наоборот, уесть за ее незнание французского.

— Je voudrais l'hommard, mais pas maintenant, merci. Un salade verte seulement, et apres le salade, l'hommard, s'il vous plait. — Она улыбнулась обоим мужчинам. — Je n'ais pasfaima la dejeuner, — соврала она.

На самом деле она умирала с голоду, но лучше этого не показывать.

— Je comprend, Madame. Moi aussi, — согласился Андре и повернулся к Биллу: — Et pour vous?

Билл прочистил горло, возможно, чтобы скрыть легкое смущение. Хорошо. Карен подавила ухмылку.

— То же самое, — сказал он и вопросительно взглянул на Карен: — Чардони?

Карен вспомнила о дефинином Мерло и последовавшей перепойной головной боли. Боже, не хватает только повторить это сегодня! Одна мысль о белом вине вызывала тошноту.

— Я знаю, что это не положено, но я предпочитаю красное, даже с омарами.

— Nous avons un Bordeaux superior, — предложил ей Андре.

— Но…

— Почему бы нам не начать с Чардони? — мягко спросил Билл.

Андре принял заказ, кивнул и быстро отошел. Карен моргнула. У парня была выдержка что надо. На мгновенье она задумалась, не настоять ли на Бордо, но решила, что не стоит. Вначале она посмотрит, что ей предложат. Она чувствовала спазмы в животе и неудобство оттого, что сидит спиной к залу, но постаралась принять спокойную позу ожидания за столиком. Интересно, как часто Билл приглашает сюда женщин и обрабатывает их таким вот образом? А кто из сильных мира сего отмечает, с кем он назначает ланчи?

— Шоу Эл Халл имело потрясающий успех, — сказал Билл, — и вы получили прекрасные отзывы в прессе о свадьбе Элизы Эллиот, — добавил он с одобрением. — Хорошо бы увидеть ваши идеи в воплощенном виде.

Карен моргнула, соглашаясь. Он был прав. И высказал самое главное. Посмотреть на вещи в завершенном промышленном исполнении было бы здорово.

— Вам понравился наряд Элизы?

— Мне понравились отзывы о нем в модной прессе. В наше время дизайнеры должны ассоциироваться со знаменитостями. Большинство из них приглашают на свои шоу кинозвезд. Знаете, что они подкупили Дженифер Флавин, чтобы добраться до Сталлоне? Крупная сделка. В том, что сделали вы, есть искра гениальности. Элиза Эллиот! Она пользуется популярностью у пожилых женщин, но смотрится современно. Молодежь обожает ее. У нее есть все: и стиль, и деньги. Она может стать для вас тем, чем была Одри Хепборн для Гивенчи. Как вам удалось это устроить?

Карен подумала, не притвориться ли, что она рассчитала эффект заранее, продумала все на несколько месяцев вперед, но почувствовала, что это будет звучать фальшиво.

— Она просто попросила меня об этом, — сказала Карен. — Она рискнула. Но наряд, кажется, получился неплохо.

— О вас писали в «Пипл»! Не скромничайте. Ничего себе — «получился неплохо»! — засмеялся Уолпер. — Когда я смотрел на него, то думал, не накручиваете ли вы себе цену у Norm Со?

Карен улыбнулась в ответ. Это шутка? Она не знала, что ответить, и промолчала. Ее молчание, похоже, устраивало Уолпера, и он продолжал:

— Забавно, что, ввязавшись в бизнес, связанный с модой, мне пришлось научиться понимать женщин. — Он ухмыльнулся. — Это оказалось непросто. Мне понравилось почти все, что вы говорили на нашей прошлой встрече, но кое в чем я с вами не согласен. Мне надоело слушать разговоры о том, что женщины хотят удобную и носкую одежду. Ерунда, они хотят не этого. По крайней мере, когда идут за покупками. — Он помедлил затем наклонился к ней и заглянув в глаза, спросил: — Вы знаете, чего они хотят?

Завороженная его напряженным взглядом, Карен молчала.

— Они ищут приключений, — сказал он. — Они ищут надежду. Они ищут надежное убежище.

— Никогда не думала, что аллеи столь романтичны, — попыталась сострить Карен, имея в виду расположенные на них магазины дешевого ширпотреба.

Но Билл не засмеялся.

— Вы думаете, я шучу? — спросил он. — Я не имею в виду ваших частных клиенток. Элизе Эллиот есть где искать приключения помимо магазинов. Но подумайте о жизни большинства других женщин. Им надо одеть детей. Собрать школьные завтраки: два на поездки в автобусе и еще один — дневной. Добраться до банка или страховой компании и провести день за терминалом, компьютерным редактором или программой обработки файлов. За всеми этими заботами женщина пытается не думать о том, что стареет, о своем разочаровании в муже, о том, что она уже забыла, как мужчины смотрели на ее ноги и заглядывали в глаза. Она старается отогнать мысль, что теперь никто и никогда этого делать не будет.

А потом, на пути домой, надо забежать в магазин, забрать из школы одного ребенка и проводить в нее другого, поставить обед на стол и одновременно запустить стиральную машину. За обедом, слушая болтовню детей, она ни словом не обмолвится с мужем: все уже сказано, и не раз. Может быть, потом выдастся небольшой перерыв после обеда и час на телевизор — когда уложит детей. Рутинный секс, а чаще всего и полное его отсутствие. И попытка не думать о счетах по хозяйству и не копить раздражение на мужа, который вот уже два дня подряд засыпает, не сменив майки, и как обычно храпит. Вы знаете, зачем эта женщина идет в магазин? Что она ищет в нем?

Все еще загипнотизированная его взглядом, Карен только мотнула головой.

— Надежду. Надежду на то, что пара голубых туфель змеиной кожи изменит всю ее жизнь. Надежду на то, что тряпочка искусственного шелка что-то поправит в ее внешности или по крайней мере даст ей возможность почувствовать себя хорошо, когда она впервые наденет ее. Она верит в волшебство этикетки. Если на ней стоит имя Карен Каан, то и она сама будет как Карен Каан, и ее жизнь станет такой же, как у нее.

Он неловкости Карен издала смешок. Ее посещение Мейсов и прогулки по аллеям подтверждали правоту Билла. Но сама идея ей не понравилась.

— Моя жизнь не такая уж и прекрасная, — сказала она.

— Ваша жизнь кажется прекрасной для читательниц журнала «Пипл». Женщина, о которой я говорю, преодолевая чувство вины перед семьей, потратит шестьдесят долларов на флакон одеколона с броским именем на этикетке и будет втирать в себя эту туалетную воду, как магический эликсир.

— Ну а что, если не сработает? — спросила Карен. — Что она будет делать, если ее жизнь так и не изменится?

— Вся прелесть в том, что женщина не откажется от надежды — она купит другую марку, — засмеялся Билл.

У Карен слегка кружилась голова. Она припомнила маркетинговые исследования Кейси.

— В основном духи покупают мужчины в подарок женщинам, — сказала она. — Две трети парфюмерной продукции распродается в рождественские дни.

— Вы сообразительны. Но этот факт не меняет моей позиции. Бедняги мужья не знают ни того, что представляют собой их жены, ни того, что им нужно. Но они могут догадаться, кем их жены хотят быть. Поэтому они покупают мечту во флакончике. Все сводится к одному и тому же.

Старший официант, ведающий винами, подошел к столику и налил немного Чардони в бокал Билла. Тот поднял бокал, попробовал вино на вкус и одобрил. Затем был наполнен бокал Карен, но она упрямо не дотрагивалась до него. Пассивное сопротивление. Черт с ним и его играми в вино! Она была зачарована им, но отнюдь не очарована. Он был умен, могуществен и, может быть, даже прав. Но это еще не значит, что он должен ей нравиться.

Когда они снова остались одни, Билл продолжил:

— Карен, вы как раз в той позиции, когда можете продать им их мечту. Ваше имя и образ стали очень популярными, покупатель ассоциирует их с товаром высочайшего класса — с некоторой грубоватой народной простотой, но с городским лоском и смекалкой. Уникальная позиция для общей атмосферы девяностых годов. Поэтому ваше предприятие разрастается с бешеной скоростью, что очень опасно для небольшой, недостаточно обеспеченной финансами компании. Вы понимаете, что я имею в виду? Возрастание спроса означает производство большего числа товаров, рост производства означает большие долги по кредитам, большие кредиты означают большие проценты, а это значит — меньше прибыли. Или даже полное ее отсутствие. И знаете, Карен, любой дурак может управиться с делами небольшой компании, но чтобы превратить ее в большое и крепкое дело, требуются смелость и талант. Здесь нельзя допустить почти ни одной ошибки.

Билл Уолпер наклонился к ней.

— Карен, мне кажется, что вы и я — люди одного типа. У нас есть и смелость, и талант. Поэтому позвольте мне сказать, что я о вас думаю. Я знаю, что непозволительно затянул свое предложение, но не из-за потери интереса к вам. И надеюсь, что вы это поняли.

Карен мотнула головой. Джефри давно мечет икру по поводу затяжки предложения от Norm Со. Они уже подумывали о том, чтобы броситься в банк со своими предложениями в надежде поднять нужные деньги. Не на Джефри ли намекал Билл, когда говорил, что любой дурак справится с управлением малым предприятием?

— Я тщательно и внимательно изучил финансовые отчеты вашего мужа и материалы отчета Херба, подготовленные Базилем. — Билл сделал паузу.

О Боже, ей хотят замутить голову. Надо было взять с собой Джефри. Не хочет ли Билл отказать им в контракте сейчас, прямо здесь? Ну что ж, тогда этим все и кончится. В некотором смысле это будет облегчением. И хорошо, что не будет лишних свидетелей. Она попыталась улыбнуться, хотя губы пересохли и одна из них прилипла к верхнему ряду зубов. Но Чардони она не будет пить все равно.

— Ну и..?

— Я подготовил для вас предложение. Но хочу быть правильно понятым: я делаю предложение исключительно вам, Карен. Потому что вы — сердцевина дела. Norm Со покупает ваши права за пятьдесят миллионов долларов.

Карен почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, а живот одновременно сжался, и вжался высоко в грудь. Правильно ли она расслышала его? Пятьдесят миллионов! Это более чем вдвое превышало догадку Джефри. О Боже, какие деньги! Правильно ли она расслышала его? Но что не так в этой картинке? Она схватилась за ножку бокала Чардони и сделала три больших глотка.

— Понимаю… — удалось выговорить ей.

Она сожалела, что не принимала участия в карточной игре с Джефри, Перри и их компанией. Тогда она могла бы удержать на лице спокойную маску игрока в покер. Вместо этого она лишь кивнула.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что мы тщательно проанализировали ваши финансовые документы, и даже не проанализировали, а прочесали частым гребнем. Я закрыл глаза на подделки в инвестиционной отчетности. По правде говоря, я закрыл глаза почти на все. Потому что ваши люди взвинтили цену на все, кроме хорошего отношения. А вот его — недооценили. И пропустили единственный крупный шанс.

Он подождал, пока она переварит сказанное.

— Карен, я скажу грубовато, но если мы собираемся переспать друг с другом, то надо начинать по-честному. Мне необходимо, чтобы вы поняли, что я рискую пятьюдесятью миллионами долларов не ради вашей организации, не ради вашего переоцененного и по большей части копеечного производства. Я плачу за вас.

«Что же, черт возьми, это значит?» — недоумевала Карен. Она лишилась дара речи. Однако годы работы с тупыми, но популярными моделями не прошли для нее даром. Карен научилась сдерживаться и молчать, когда это требовалось. Она сделала еще один глоток Чардони и твердо поставила бокал на стол. «Не раскисай! Соберись и сосредоточься! — приказала она себе. — Сейчас не время поддаваться эмоциям. Что в сущности происходит?»

— Я думаю, что и вы, и я знаем, как переоценили достоинства вашей компании, но позвольте мне сказать вам, в чем ее недооценили. Вы — я думаю, даже вы — не представляете, насколько огромен ваш потенциал. Потенциал, Карен. Что меня воодушевляет, так это ваши потенциальные возможности. И талант. Талант — это виденье. Да, да, все вместе — потенциал, талант, виденье и дисциплина. — Билл засмеялся. — Получился целый список достоинств, которые трудно найти по отдельности, и совсем невозможно, чтобы были сразу все. А вы обладаете всеми четырьмя. Я это вижу. И все, что я могу сделать, — это дать вам ключ в царство моды. Я только привратник вашей будущей империи. Я уже вижу ее и знаю, что вы сумеете ее создать.

Он потянулся через стол и положил свою руку поверх ее руки, до сих пор холодной от ледяного бокала Чардони. Рука Билла была горячей и излучала тепло.

— Вы как раз тот человек, с которым я могу сделать быстрый прорыв. Я давно искал вас, — сказал ей Билл.

Сейчас ей надо было что-то сказать в ответ. Но где-то в мозжечке хор из сотни тысяч танцующих и скачущих детишек распевал: «Пятьдесят миллионов долларов! Пятьдесят миллионов долларов!»

Голоса звучали, почти как голоса кукол в фильме «Маленький мир», на который она водила Тифф в Диснейленде.

Несмотря на шум в мозгу, Карен накрыла его руку своей и сказала:

— Я очень польщена вашей верой в меня. Спасибо вам за это. Я действительно тронута.

И она правда была растрогана. Возможно, это только игра со стороны Билли, но она сработала. Однако он играл не только на то, чтобы выкупить права на ее имя. Он делал ставку на совместную работу. Она почувствовала головокружение оттого, что волна благодарности захлестнула ее. Человек этот казался ей сверхмогущественным и расчетливым. Он, по всей видимости, поверил в нее и вкладывает свои деньги, ожидая полной отдачи.

Официант вернулся с обещанным зеленым салатом, и Уолпер высвободил руку, чтобы взять вилку и приступить к трапезе. Но никогда в жизни Карен не была так безразлична к еде, как сейчас. Наверное, секрет успешной диеты и состоит в том, чтобы перед каждой едой получать предложение на пятьдесят миллионов баксов. Простенько и эффективно. Она посмотрела на тарелку с салатом. Абсолютно невозможно запихнуть это в рот, прожевать, а затем проглотить. Легче закинуть ноги на стол и разродиться. О Боже, она пьяна. Только вот от вина или от денег?

И вдруг она поняла, что не может представить себе реакцию Джефри на это предложение. Она сказала ему о своем твердом решении не продавать себя. Но сделанное предложение и не предполагает такую продажу. Сейчас ей необходимо посоветоваться с мужем. Все, что произошло, произошло по его инициативе. Но о таких деньгах не мечтали ни он, ни она. Хотя он и закрутил это дело.

Но в какой мере ее муж действительно определял ход событий? Билл говорит, что Джефри взвинтил стоимость их предприятия более чем на сто процентов. Не намекает ли Уолпер на то, что у нее плохая команда? Однако почему они не увидели и не оценили, как говорит Билл, действительно ценное, что было в их предприятии, — ее саму? И чем же тогда так хороши ее муж и Роберт-юрист? В защиту Джефри можно сказать, что у него нет опыта по торговле предприятиями — он раньше никогда этим не занимался. Значит, к такому повороту дел подготовил их Роберт-юрист?

Бесплатных ланчей не существует. Она это знала. Как знала и то, что от предложений в пятьдесят миллионов долларов не отказываются. Тогда от чего она должна отказаться взамен? Как много самостоятельности у нее останется? Что переменится при такой покупке?

— Как вы предполагаете работать вместе? — спросила она.

— Очень тесно, — ответил Билл.

Карен не поняла точного смысла его ответа.

— Знаете, на самом деле я не столь эгоцентрична, как говорила. Вы мне верите?

— Да. И в этом ваша сила. Но вы очень амбициозны. — Уолпер улыбнулся. — Я понимаю разницу между эгоцентризмом и амбициозностью.

В этот момент официант принес омара под майонезом прекрасного домашнего приготовления, который не имел ничего общего с начинкой в баночках с таким же названием под маркой Хелман. Карен выбрала кусочек омара, окунула его в соус и откусила.

— Но вернемся к вашей замечательной идее, — сказала она. — Ответьте мне на один вопрос. Если вы так хорошо разобрались с сомнительной прибыльностью нашего предприятия, то вы понимаете, что мы согласились бы на гораздо менее крупное предложение. Почему вы предлагаете пятьдесят миллионов долларов?

На прямой вопрос Карен Билл дал прямой ответ:

— Я не занимаюсь благотворительностью, — сказал он, — но приобретение вроде этого похоже на женитьбу. Вы бесполезны для меня, если вы несчастны, если вы не хотите или не можете зачать ребенка, или все время надуты, обижены и чувствуете себя обманутой. Циники будут говорить, что я всего лишь купил ваше имя, но в этом случае я купил бы его дешевле. Я хочу вас, — подчеркнул он. — А это означает эксклюзивный контракт на двенадцать лет. Вы работаете только на меня и ни на кого другого. — Он сделал паузу. — Между прочим, не думайте, что мы переплатим хотя бы один пенни. Ничего подобного. Сейчас Херб будет грызться за каждую копейку с вашим мужем и его командой. Они просят дорого, мы отказываемся. Мы запрашиваем все оптом и скидываем на несколько пунктов. Но это все мелочи. Переговорам не подлежит только условие эксклюзивности вашей работы. И я хочу, чтобы вы это хорошо усвоили. Для вас же в качестве наживки и платы — предложенные деньги, и в будущем — доля в акциях. И еще вера в то, что я разделяю ваше виденье. Если вы согласны, то мы заключаем эксклюзивный контракт. Таковы наши условия.

Не будучи сильной в математике, Карен потратила какое-то время на расчеты в уме. Двенадцать лет. Через несколько месяцев она отпразднует свой сорок третий день рождения. Контракт кончится, когда ей будет пятьдесят пять лет! Пятьдесят пять! Она почувствовала, как поворачиваются в ее животе куски съеденного омара. И сожалела о том, что выпила это проклятое Чардони.

Небольшая волна тошноты прокатилась по ней. Но разве она не дрожала от страха, что одна-единственная неудача в создании очередной коллекции разорит ее? Разве это предложение раз и навсегда не обеспечивает ей финансовую безопасность?

Но на что это будет похоже, когда под ее именем будут работать другие люди? О Боже, а нагрузка по управлению и контроль за всем этим! Она и так здорово перерабатывает, а взявшись за столь масштабное дело… что с ней станет? Билл внимательно посмотрел на нее.

— Карен. Я уверен, вы хорошо осведомлены о провалах в таких начинаниях. Я не хочу причинять вам те неприятности, которые имела Шанель, работая с Вертмейерами.

Карен улыбнулась, вопреки своему желанию. Неужели Билл догадывается о том, что она обожает Шанель? Или это просто совпадение? В тысяча девятьсот двадцать четвертом году самым худшим врагом Шанель оказалась сама же Шанель. Она отказалась от своих прав на духи за десять процентов от сделки. И в течение пятидесяти лет девяносто процентов дохода доставались Вертмейерам. А после ее смерти и все остальное перешло к ним. Вертмейеры до сих пор остаются одной из самых могущественных групп в мире моды.

— Вы отводите мне больше десяти процентов? — спросила Карен.

— Да, но в ответ и многого требую. Я хочу, чтобы вы все хорошо продумали и сказали мне, «находясь в здравом уме и твердой памяти», что вы хотите и желаете все эти годы оставаться творцом. Что вы уверены в себе, энергичны и готовы сделать больше и лучше сделанного вами ранее. Вот мое условие.

Улыбка Карен растаяла. Как может она работать еще усерднее, чем теперь? Боже мой, она чувствует себя такой измотанной. А ведь задумывая продажу своего предприятия, она рассчитывала выиграть себе немного свободного времени. Но тоненькие голоса продолжали напевать: «Пятьдесят миллионов долларов!» Она тряхнула головой.

— Мне надо все хорошо обдумать, — сказала она.

— Такого ответа я и ожидал. И послушайте, у вас нет никакой необходимости делиться содержанием нашего разговора с остальными членами вашей команды. Нет смысла разжигать их ожидания, если вы решите отказаться от сделки. Со своей стороны, я тоже не буду никого посвящать в это до тех пор, пока вы не сообщите мне о своем решении. И если вы скажете «нет», то никто и не узнает о сделанном предложении.

Карен благодарно улыбнулась. Он продумал все и был очень внимателен. Он давал ей отступного и, может быть, тем самым давал возможность спасти ее семейную жизнь. Он был умен и проницателен.

— Еще вот что, Билл: если я приму предложение, то мне нужны гарантии, что вы не уволите никого из моих служащих. Я хочу распределить некоторые акции среди них, но так, чтобы они не оказались платой за увольнение.

— Да что вы! Нам надо будет набирать людей, а не увольнять, — сказал Билл. — Но мне не нравится эта идея распределения акций. Я хочу, чтобы вы сохранили львиную долю их за собой.

— Какая-то часть моих служащих работала со мной с самого начала. И уж если я ввязываюсь в дело, то они должны в нем участвовать как совладельцы, — сказала Карен.

Билл продумал ответ.

— О'кей. — Он повел плечами. — Но я сомневаюсь, что они оценят ваш жест.

Карен поглядела на него с благодарностью. Проиграет ли она сейчас по своей глупой доверчивости? Или он действительно такой понимающий и внимательный человек? Каким бы он ни был, но он был не тем, каким она его себе представляла. Что ей делать? Надо ли ей рассказать все остальным членам команды или подождать, когда у нее самой созреет решение? Билл предоставил выбор ей. Она посмотрела через столик на его румяное, привлекательное лицо.

— Благодарю вас, — сказала она, и ее благодарность была искренней.

— Считайте, что это мой подарок вам, — улыбнулся он.

Билл настаивал, чтобы его лимузин довез ее до работы после того, как он выйдет на углу Пятидесятой и Парка. Но у нее была назначена встреча с мистером Центрилло в «Соуп Бургер» на углу Лексингтона и Одиннадцатой улицы, и она отнюдь не хотела, чтобы водитель сообщил о ее маршруте Биллу Уолперу. Ей казалось, что он и так знает слишком много о ней; не стоит давать ему дополнительную информацию. Поэтому она попросила, чтобы шофер довез ее до Общественной библиотеки Нью-Йорка на Семьдесят девятой улице. Убедившись, что он уехал, она дошла до «Соуп Бургера». При каждом шаге маленькие хористы отбивали ритм, распевая песенку про пятьдесят миллионов долларов. Она не могла в точности описать свое состояние. С ней никогда раньше подобного не случалось. Конечно, ей с Джефри перепадет только часть денег: плата адвокату, премии и часть акций, которые она распределит в дополнение к тем, которые уже принадлежат ее семье и семье Джефри, существенно сократят сумму. Еще надо будет выплачивать налоги. И все же останется уйма денег. Настолько много, что она не знает, как с ними поступить. Она не хочет ни нового дома, ни более роскошной машины. Кроме как иметь ребенка, она, кажется, ничего не хочет. Ей хотелось бы с кем-нибудь посоветоваться. Но все, что скажут ей друзья или родные, она знала заранее. Белл скажет, что она сумасшедшая, если откажется от предложения, с подтекстом, что и те, кто сделал его, тоже свихнутые. Дефина посоветует ей следовать своей интуиции. Мерседес впадет в возбуждение и постарается скрыть бегающие глазки, притворяясь, что не хочет побуждать ее к сделке, а сама быстро подсчитает свою долю. Кейси впадет в еще большее возбуждение, а Карл скажет ей, что она стоит еще дороже. Но она беспокоилась не о них, а о Джефри.

Оказавшись в «Соуп Бургере» и увидев широкое лицо мистера Центрилло, она почувствовала облегчение и улыбнулась ему. На нем была летняя шляпа — помесь Федоры и Панамы. Он похлопал по свободному месту рядом с ним. Ресторан был маленьким — плита, распределительная стойка и дюжина табуреток вдоль стены. Она с радостью села за стол. У нее кружилась голова, как будто она крутилась на обитом красной кожей сиденье стула.

— Ну, миссис Коган, какие новости?

Новости? Мне только что предложили огромное состояние, но вряд ли об этом стоит сообщать вам, мистер Центрилло. Он казался еще более вросшим в землю, чем тогда, в своем бруклинском офисе. Она попыталась сконцентрироваться.

— Гм… Извините, я слегка возбуждена. Неприятности по работе. Но мне очень важно с вами поговорить. Вы узнали что-нибудь?

Она была на грани срыва. Что ей делать, если он вдруг скажет, что обнаружил ее родную мать?

Вот тут-то она и поняла, с кем она хотела бы поделиться новостями. Не с Белл, даже не с Карлом, и уж точно не с Джефри. Ей хотелось похвастаться, что она стоит пятьдесят миллионов, перед женщиной, которая отказалась от нее.

Но Центрилло только покачал головой.

— Извините, мне очень жаль. Если не будет дополнительной информации, то поиски окажутся долгими. Я еще не просмотрел все альтернативные варианты, но пока что не за что зацепиться, кроме как за кирпичные стены. Извините, — повторил он.

«Ну а чего я ожидала?» — спросила себя Карен. Ребенком она была фантазеркой. Фантазеркой она и осталась. Не было никакой мамы на конце радуги. Она была глупой, ранимой, полной несбыточных надежд, как маленькая девочка в книжке «Ты моя мама?», которую она читала Стефи. Почему бы ей просто не выйти на Лексингтон-авеню и не спросить у фонаря и голубей, не они ли зачали ее?

— Не могли бы вы теперь сообщить мне что-нибудь? — спросил Центрилло.

Карен вспомнила про фотографии. Она неопределенно кивнула и стала рыться в сумке в поисках снимков. Наконец она обнаружила их в запертом на «молнию» отделении кошелька, который она брала с собой на свадьбу Элизы Эллиот.

— Вот, — сказала она и протянула ему фотографии. — Я не знаю, где они сделаны, и не знаю когда, но это я.

— Здорово! — сказал он. — Очень здорово.

Звучало так, как будто он получил неопровержимое доказательство. Он перевернул фотокарточки, но не обнаружил никаких надписей или пометок.

— Послушайте, — сказал он, — вы случайно не показывали их своему отцу?

Она сокрушенно опустила голову.

— Подумайте, нельзя ли это сделать? Нам помогут любые сведения. Место и дата были бы хорошим началом, а имя — еще лучше.

Центрилло доброжелательно посмотрел на нее.

— Я знаю, это трудно, но это единственный ваш шанс.

Карен опять вздохнула. Ей трудно было представить, как она покажет карточки Арнольду. Как это получается, что она так смела в одних случаях и так трусит в других и боится задать простой вопрос Арнольду? Может быть, это свойство всех приемных детей? Они так глубоко ранимы, что не могут даже подумать о том, чтобы расспросить приемных родителей. Но, возможно, ей придется пройти через это. Скажет ли он ей хоть что-нибудь? Может ли она попросить его утаить разговор от Белл? Как сильно это заденет его?

— Миссис Коган, я очень сомневаюсь, что смогу что-либо сделать, пока не получу от вас какой-либо информации.

— Я поговорю с ним, — обещала она.

Она дала Центрилло номер личного телефона на работу, отвечать по которому не разрешалось никому, кроме нее. Ей надо помнить о том, чтобы не выдать свое настоящее имя.

Они вместе вышли из ресторана. Ее крупный спутник прошел с ней по Лексингтон-авеню и вошел в подземку на станции IRT. Карен проследовала за ним. Ее сердце сжалось. Голоса в голове прекратили свое пение. Она поняла, что никогда в жизни так не уставала. Она не могла сказать Джефри ни об одном из этих дел. На ней все еще висела неоконченная и весьма посредственная коллекция для парижского шоу, которая ждала ее на работе. Ей казалось, что она развалится на части прямо здесь, на углу улицы. Если бы Билл Уолпер знал ее истинное состояние, то он не предложил бы ей ни пенни.