Нью-Йоркское общество собиралось на свадьбу на Седьмой авеню. После нескольких недель обсуждений моделей нарядов, примерок и подгонок наступил наконец день свадьбы Элизы Эллиот и Ларри Кошрана, которая должна состояться в Епископальной церкви Сент-Томас на Пятой авеню. Это была одна из трех нью-йоркских церквей, посещаемых высшим обществом, престижность которой могла бы оспаривать только церковь Сент-Джеймса на Мэдисон-авеню, имеющая более шикарный адрес. Но, по мнению Карен, трудно было превзойти Сент-Томас по красоте невероятного каменного фриза со скульптурными средневековыми барельефами, который возвышался на тридцать футов над алтарем.

Церковь вызывала у Карен чувство легкой неловкости; да, у тех, кто создал это, есть вкус к настоящему классу. Интересно, испытывали ли подобную неловкость, глядя на распятие, другие модельеры с Седьмой авеню, когда они попадали в круг высшего общества? Известно, что Калвин Клейн собрал у себя в доме коллекцию крестов и распятий, а Донна Каран создала коллекцию ювелирных украшений из крестиков. Религия стала поставщиком для дизайнеров.

Она сомневалась, что в прошлом поколении кто-нибудь из них мог быть приглашен на свадьбу. Дизайнеров считали не более чем торговцами. Теперь же они стали звездами. Забавно, как много евреев вошло в высшее общество, поставляя модную продукцию и определяя стиль для богачей Америки. В каком-то смысле мода стала подобна киноиндустрии. В обеих сферах евреи стали основными деятелями, новаторами и законодателями направлений развития. Еврейские мужчины брали в жены шикарных женщин с именами вроде Келли и Буфф. Поэтому в индустрии моды многие поменяли или видоизменили свои фамилии. Ральф Лорен был, конечно, Ральфом Лившицем. Фамилия Арнольда Скасси представляет собой видоизмененное имя «Исаак». Великий Норелл был когда-то Норманом Левинсоном, а Энн Клейн начала жизнь как Хана Головски. Что было бы с ней, не выйди она замуж за Калвина Клейна?

Конечно, Карен понимала важность имени в деловом мире моды. Одежда, духи, полные комплекты других товаров продавались из-за того, что покупатели ориентировались на имя дизайнера и тот образ, который с ним связан. Карен тоже не сохранила свое имя. Теперь в нем звучала аллитерация — Карен Каан. Интересно, надел бы кто-нибудь из собравшихся сейчас в храме Сент-Томас наряды Карен Липской? Приходили бы женщины смотреть ее выездные шоу?

Заиграл орган. Карен вынуждена была признать, что трудно устоять перед епископальной музыкой. Сент-Томас — американский вариант Сент-Мартин-Ин-Зе-Филд, лондонского собора, в котором хор и церковные песнопения считаются столь же важными, как и архитектура. Но сегодня, думала Карен, красота обоих соборов померкнет перед блеском собравшихся на эту неправдоподобную, но такую романтичную свадьбу. Во время работы над нарядами Карен несколько раз заходила в церковь. Наряды должны соответствовать месту. Зайти в церковь предложила ей Элиза Эллиот. И была права.

Элиза была одной из последних великих кинозвезд, загоревшихся еще в то время, когда киностудии не только определяли жизнь актера, но и делали полную «оркестровку» к ней. Те дни ушли в далекое прошлое. Элиза достигла личного благосостояния и высокого профессионализма, которые освобождали ее от диктата студий. Она пыталась добиться невозможного: завоевать максимальную популярность, не теряя достоинства, и сохранить личную жизнь. Хотя она была очень требовательной и даже придирчивой в отношении нарядов, она очень нравилась Карен. Элиза была личностью. Более тридцати лет ее одевали лучшие модельеры высокой моды. Не многие женщины по-настоящему разбираются в одежде и понимают, что им идет, а что нет. Элиза понимала и требовала, чтобы все было как надо.

За холодной, самоуверенной и прекрасной наружностью Элизы Карен сумела разглядеть запутанную женщину, которая очень боялась показаться смешной. Элиза смертельно боялась, что ее настоящий возраст проявится во внешности, а значит, и в фотографиях, которые будут тиражироваться по всему миру, и что ее внешность будет обсуждаться, осуждаться, подвергаться насмешкам. Карен приложила все усилия, чтобы этого не случилось.

Было трудно. По ее наблюдениям, Элиза любила Ларри столь же страстно, как она сама любит Джефри. Поэтому она особенно старалась. Невеста на свадьбе должна выглядеть обновленной и свежей. Но как достичь «свежести», не очень скрывая возраст? Но и это было не все — надо было учесть двух «подружек невесты»: тощую, похожую на птицу Энни Парадиз и здоровенную Бренду Кушман. Безнадежно было даже пытаться одеть их одинаково. Все же Элиза настаивала, чтобы не было разнобоя в их костюмах, и просила Карен проследить за тем, как одеты женщины.

Элиза была не только актрисой, но и богатой наследницей. С деньгами у нее не было проблем: она платила за все. Проблема заключалась в ее требовательности к совершенству и в трудности самой задачи. Девяносто процентов заказов на подготовку свадеб получали Вера Уэнг и Каролина Херрера. То, что Карен получила подобный заказ, было высокой честью. Но заказ съедал все ее время, что вызывало недовольство Джефри, напряженно ожидавшего предложения контракта от фирмы Norm Со. Карен понимала, что из-за трудоемкости работы на ней не заработаешь. Но понимала и то, что ее модели для свадебной церемонии будут разглядывать во всем мире. Если они окажутся удачными, то она одним ударом сумеет доказать, что может прекрасно одеть любую женщину: высокую, царственную, но стареющую Элизу, маленькую и стойкую Энни и крупную, округлую Бренду. Это был бы полный успех, но задача — не из легких. Удача поднимает цену фирмы К. К. Inc. и в глазах компании Norm Со. Конечно, если эта удача придет.

Когда они закончили подгонку одежды, Элиза, которая всегда была в идеальной физической форме, вдруг за две недели до свадьбы сильно похудела. Почти в истерике Карен и миссис Круз весь вечер подгоняли свадебные наряды по фигуре стоявшей невесты. Конечно, Карен не могла доверить эту работу никому другому. А тут еще Энни Парадиз уехала в командировку и пропустила две примерки, а жирная Бренда, которая села на жесткую диету, чтобы сбросить вес к предстоящей свадьбе, в последний момент раздобрела больше прежнего. Всего этого было предостаточно, чтобы свести с ума Карен, миссис Круз и всех работниц мастерской. Но им все же удалось справиться с навалившимися на них неурядицами, и теперь Карен спокойно сидела в церкви вместе с Джефри в ожидании начала торжественной процессии, в надежде услышать восхищенные возгласы собравшихся по поводу нарядов невесты.

Карен наблюдала за прибытием последних гостей. Среди них были люди из высшего нью-йоркского общества, дизайнеры, клиенткой которых Элиза была долгие годы, титулованные европейцы, молодые модельки и весь звездный мир Голливуда. Исаак Мазрахи, великий модельер, который, к сожалению, не смог найти финансовой поддержки своих работ в высокой моде, появился вместе с Сандрой Берхарт. Почти одновременно и вместе появились две популярнейшие манекенщицы — Кристи Турлингтон и Амбер Валлета. Было заметно что-то новое — дружба вместо соперничества между знаменитыми моделями. Ральф и Рикки Лорены сидели со своими сыновьями Давидом и Эндрю. Донна Каран — вместе со своим мужем Стефаном Уэйсом, и оба в черных костюмах. Хотя Калвина Клейна не было видно, его представляли жена Энн и приемная дочь Марси. Энн надела знаменитое жемчужное ожерелье, которое Калвин выкупил для нее у принцессы Виндзорской.

Карен осмотрелась вокруг. Джин-Полл Голтиер появился на свадьбе в полосатом, как тюремная одежда, костюме и сел рядом с подчеркнуто корректно одетой Иваной Трамп. Среди умеренно богатого международного контингента Карен заметила Джанни Агнелли, который, как всегда, надел рубашку с большим количеством пуговиц, как всегда, не застегнул их и, как всегда, пристегнул ручные часы поверх рукава пиджака. Неподалеку сидели Энн Басс, которая когда-то была замужем за Сидом, Мерседес Басс, которая сейчас замужем за Сидом, и Ника Эртиган, которая никогда не была замужем за Сидом. А рядом с ними сидела Норис Кливленд без мужа. Неужели слухи о ее разводе окажутся правдой, подумала Карен, и не прячет ли Норис в своей сумке дизайна Джудис Лейбер блокнот для набросков моделей одежды? Остальные жены нью-йоркский богачей вырядились во все что угодно — от тонированного Армани до пестряще-розовых комбинезонов Анны Сьюи.

Экстравагантным до дикости, как всегда, оказался Голливуд. Фив ван Гельдер пришел в кожаном Терри-Маглера, который был разрезан в десятках местах.

— Очень подходит для храма Господня? Не так ли? — спросил Джефри.

Дастин и Лиза Хоффманы появились в чем-то неописуемом и консервативном. Она была одета в нечто напоминающее монастырское одеяние Джил Сандерс. Какая-то очень величественная особа, которую Карен не распознала, хотя лицо было знакомо, была одета в скандально-вызывающий Озбек — вся облепленная бронзовой тесьмой и в блузе с ярко-оранжевыми атластными подвернутыми рукавами, в яично-желтых лосинах и в сапогах до колен.

— Кто это? — шепотом спросила Карен у Джефри.

— Не кто, а что, — огрызнулся он.

Джефри был консервативен. Самая прекрасная пара Нью-Йорка — Синди Кроуфорд и Ричард Гир — сидели вместе, держась за руки. Карен слышала сплетни о них, но они выглядели счастливой парой. Как удается актерам и моделям постоянно выдерживать свои роли на публике? Майкл и Диандра Дуглас были одеты, как всегда, прекрасно, но Аль Пачино выглядел скорее как Аль Капоне, в чем-то полосатом. Карен удивилась, что он вообще пришел.

— Деньги и талант еще не означают хорошего вкуса, — пробормотал Джефри. Сам он оделся в очень спокойный темный костюм. Он презирал экстравагантность в мужской одежде. Как ни странно, но Карен это нравилось. Неужели она и вправду думает, что мода слишком легкомысленна для настоящего мужчины?

Она поглядела на его профиль. Она очень сильно любит его. Любит его, несмотря на то, что у них не будет ребенка, что она не согласна с ним относительно контракта с Norm Со, что он не понимает ее стремления создать семью — она любит его. И он любит ее. Наверное, он прав и насчет приемного ребенка, и насчет ее родной матери, и насчет всего остального. Он всегда верил во все лучшее, что было в ней, даже когда она сомневалась в себе. Когда он убеждал ее, что она талантлива, она поверила ему. Что бы она делала без его поддержки? Карен вытянула руку и положила ее на мягкую, темную шерсть его пиджака. Она чувствовала крепкость его бицепсов сквозь пиджак и шелк его рубашки. Карен подумала о Карле и его одиночестве в Бруклин Хэйтс. Джефри — это все, что она имеет, и этого было достаточно. Даже более чем достаточно.

Карен глубоко вздохнула. Церемония вот-вот начнется. И все станут оценивать ее. Ее руки похолодели, но если она так нервничает, то каково Элизе? Впрочем, Элиза привыкла к выходам на публику. Может такое быть, что она больше нервничает, чем невеста? Она почувствовала холодок в животе. Они с Джефри так и не справили настоящей свадьбы. После того как Джефри порвал свою помолвку с Джуной и сделал предложение Карен, казалось некрасивым выставляться перед алтарем в пышно-белом наряде победительницы. Даже если она и чувствовала себя таковой. Во всяком случае она не питала пристрастия к фате и прочим свадебным атрибутам. Они просто пошли в муниципальную контору и зарегистрировались. Карен и не планировала большой свадьбы, но ее огорчало полное отсутствие торжественной церемонии. С другой стороны, она не уверена, что смогла бы одолеть все эти общепринятые стадии свадебного торжества. Но Элиза Эллиот — профессиональная актриса, и она должна суметь сыграть центральную роль.

Карен от всей души надеялась, что она правильно подобрала для нее наряд. Элиза никогда не забудет его. Какая женщина забывает свое свадебное платье? А если у нее было несколько свадеб? — размышляла Карен. Помнит ли она все свои платья? Могла ли Лиз Тэйлор запомнить, что она носила на свадьбе с Майклом Тодом? Или Джоном Уорнером? Или во второй свадьбе с Бартоном? Успокойся, девочка! — сурово приказала себе Карен. Это всего лишь одежда, а не исследовательская хирургия. Ее пробил холодный пот. Суеверно она вытерла ладони о перламутровый жакет. И почувствовала края фотографий, которые носила в кармане жакета как талисман. Они успокоили ее.

Наконец зазвучал свадебный марш. Удивительные триумфальные звуки массивных труб органа поднимались от дальнего церковного придела. В тот же момент все головы повернулись к задней стене храма. По центру храма была расстелена красная дорожка, освещенная десятками ламп, спрятанными в лепнине потолка. Свадьба началась.

Если бы она повернула голову к алтарю, то увидела бы Ларри Кошрана, стройного блондина, который вышел из боковой двери и ждал невесту. С ним был еще один молодой человек, пониже его ростом, одетый в костюм менее совершенного покроя, чем у Ларри, и при галстуке. Но Карен, как и все остальные, мало обращала внимания на жениха. На свадьбе главное действующее лицо — невеста. Музыка продолжала играть, и Бренда Кушман вышла к центру собора и медленно пошла по проходу к алтарю.

Со вздохом облегчения Карен заметила, что она выглядит хорошо. Она одела ее в простую одежду, в которую аккуратно встроила плечики, поддерживающие тяжело спадающий шелковый поплин в мелкий рубчик. Для брюнетки Бренды цвет был подобран идеально: он не был ни розовым, ни серым — нечто среднее. Поплиновая накидка была короче, чем обычно, и движение материи подола приковывало внимание к потрясающим ногам Бренды. Для Карен одежда была неразрывно связана с движением. Особенно нуждаются в правильной энергии в движении одежды женщины с характером. Бренда уверенно продвигалась к алтарю, неся букеты цветущих роз и фрезий.

За ней следовала Энни Парадиз. По строению фигуры она напоминала Лизу, сестру Карен, — невысокая, мелкокостная. В ее наряде Карен использовала тот же ниспадающий поплин в рубчик, но не такого темно-серого цвета, как у Бренды, — посветлее. Ей она скроила такой же асимметричный воротник, но само платье было простым и облегающим. Оно подчеркивало изящные формы Энни. Богатство материала и тонкость оттенка ткани служили доказательством правоты высказывания Шанель: «Простота не означает бедность». Карен была довольна результатом.

Органные звуки возвестили появление невесты. Вместе с остальными прихожанами Карен обернулась ко входу, но не увидела Элизу. Наступила короткая пауза, и затем Элиза выступила из тени, отбрасываемой верхними хорами над входом в храм. Оханье сменилось глубокими вздохами — данью великой красоте женщины.

Элиза шла под руку со своим дядей — худеньким стариком. Она была выше его, но пропорция не казалось смешной: его невысокий рост только подчеркивал стать невесты. Рядом с дядей Элиза выглядела богиней. Она тоже была одета в тяжелый шелковый поплин, но на два тона светлее. Карен ей сделала тот же квадратный воротник, подняла его хомутком и завесила роскошной кружевной накидкой, точно в тон бледно-розового оттенка. Накидка прикрывала шею и грудь и доходила почти до линии челюстей, наиболее опасного места у стареющих женщин. И как бы в продолжение идеи накидки, Карен сконструировала вуаль, закрепляемую на голове почти невидимой полоской и прикрывающую лицо Элизы лишь по бокам, но затем обрушивающуюся свободными складками по спине и плечам. Само платье было почти суровым, скроенным скупыми, царственными линиями от верха до подола, но рукава расширялись пышными колоколами и не скрывали облегающие кружевные подрукавники соответствующего тонкого оттенка.

Элиза выглядела очень впечатляюще. Цвет наряда был в тон ее бледной коже, что было рискованно, но риск оправдался. Даже с такого далекого расстояния было видно, что монохромность наряда и кожи не затушевали Элизу, а наоборот, усиленные колебания вуали и складок платья делали ее достоинства еще совершенней. Нет, она не выглядела молодой. Она не выглядела и пожилой. В этот момент у нее не было возраста — она была прекрасней, чем когда бы то ни было. Слезы накатывались на глаза Карен, и ей пришлось проморгать их. Она не хотела пропустить ни секунды прекрасного видения, шедевра, созданного ею. На какой-то момент все сошлось вместе и сложилось так, как это возможно только в самом совершенном из миров. Мода, воспроизведенная на сцене, где и задумано ее действие, женщиной, которая умеет пользоваться ею, порой может превзойти само время и стать произведением искусства. Карен приняла как должное возраст Элизы, ее стиль, всю ее жизнь с радостями и страхами — и все это сумела объединить и превзойти красотой.

Джефри взял руку Карен в свою.

— Боже! — прошептал он, с трудом оторвав взгляд от Элизы и обернувшись к Карен. — Принимай поздравления!

Его гордость ее успехом резанула счастьем по напряженным нервам Карен.

Продвигаясь по проходу, Элиза прошла мимо Карен — прекрасный профиль, взгляд устремлен вперед в безмятежном сознании своей величественной красоты и достоинства. Карен следила за шествием, восхищаясь скольжением покрывала, наброшенного поверх вуали. За плечами Элизы Карен разглядела Ларри Кошрана в тот момент, когда он впервые увидел невесту. Его лицо преобразилось от любви, от шока, вызванного тем, что воплощение вечной красоты приближалось к нему в образе его невесты. Гости застыли в молчании перед совершенством и блаженным спокойствием Элизы. И только когда та остановилась перед алтарем, наваждение рассеялось и поднялся растущий гул голосов.

— Неправдоподобно! — говорил ей Джефри. — Мне наплевать на то, сколько в это вложено. Оно стоит того. Это принесет тебе славу большую, чем Приз Оукли. Мерседес следует позаботиться о достойном освещение в прессе.

Но сейчас бизнес не волновал Карен. Она слышала похвалы, гул одобрения, страстные призывы и зависть — но сейчас и это не имело значения. Это не было модным шоу, на которое она продает билеты. Она создала что-то особенное, удивительное, не зависимое от мнения других людей. Зная, как трудно было добиться такого эффекта, она упивалась результатом. Success d'estime — оцененный успех, о котором говорил Джефри, был лишь тоненькой корочкой на пироге. Карен откинулась на сиденье и слушала, как жених и невеста обмениваются клятвами в верности. Она чувствовала, что сейчас ей ничего не нужно от жизни.

Карен склонилась к Джефри.

— Мне плевать, что нам предложит Norm Со. Я не хочу продаваться.

Он повернулся к ней.

— Карен, это не вопрос выбора. Если мы не расширим компанию, то мы рухнем. Это наша единственная возможность.

— Но не после сегодняшних событий. Мы получим огромные заказы ото всех. Я знаю.

— Да, — скептически поддакнул он, — и еще большие финансовые проблемы.

Она поглядела на него, и ее губы были сжаты так же плотно, как и его.

— Я не продаюсь, Джефри, — решительно повторила она.