ГЛАВА 10

Аарон остановился в раздумье. Прочтет ли когда-нибудь его сын то, что он пишет? А может, написать ему?

– Я начал фантазировать из-за моего горя. Лучше заняться делом и записывать, что происходит во время этого путешествия, – пробормотал он и продолжил писать.

Адмирал вернулся после аудиенции у Фердинанда и Изабеллы с большим триумфом. В Кастилии и Арагоне, на всем пути в Каталонию, а потом назад в Севилью собирались толпы людей, чтобы приветствовать генуэзца, которого все так долго презирали.

Двадцать пятого сентября, после долгих диспутов с доном Хуаном де Фонсекой, поставщиком короля, мы отправились в плавание из Кадиса. Наш флот состоял из семнадцати кораблей. Возле нового штандарта адмирала развевались золотые и зеленые знамена Кастилии, а сам адмирал был, кроме прочих привилегий, удостоен собственного герба. Адмиральский флагман «Мария Галанте» водоизмещение двести тонн намного более надежный корабль, чем «Санта-Мария», на нем просторные каюты для офицерского состава.

Несмотря на всю славу, что обещает это путешествие, я боюсь за моего друга и командора. Это предприятие дорого ему обошлось, ибо во время беспокойного возвращения через Атлантику его суставы пронзила такая ужасная боль, вызванная ледяными штормами, что его не может излечить даже жаркое андалузское солнце. Несмотря на парализующую боль, дон Кристобаль стоял на юте своего флагмана в роскошном облачении и приветствовал людей, пока мы миновали залив и выходили в открытое море. По сравнению с этим, моя легкая морская болезнь – сущий пустяк, она пройдет, как только я ступлю на землю.

Это поистине великая флотилия, включающая в себя свыше полутора тысяч людей всех сословий, – здесь моряки, купцы, ремесленники, крестьяне, солдаты и, по особой просьбе королевы Изабеллы, священники, которые должны будут обратить в христианство индейцев. Лучше бы эти проводники истины оставили невинных таинцев с их земи. Большинство из этих людей, которые надеются построить на Эспаньоле новую жизнь, никогда не были знакомы с лишениями солдатской жизни. А те немногие, кто знает эту жизнь – Мозен Маргарит, Франсиско Ролдан и Алонсо Хойеда, – жестокие воины и алчные искатели сокровищ. Я вы предпочел, чтобы они не общались с нежными таинцами.

Меня также беспокоит младший брат адмирала, Диего Колон, который плывет вместе с нами. Внешне он напоминает адмирала – такой же высокий, стройный, с рыжеватыми волосами, но на этом сходство кончается. Он был предназначен для церковной карьеры, но восстал и покинул Геную, чтобы попытать счастья в триумфальном путешествии Кристобаля. У него нет твердых убеждений старшего брата и его мягкого чувства юмора. Я боюсь, что он очень амбициозен, и это усугубится, если он начнет командовать.

У нас уже и так предостаточно беспорядка. Наши палубы забиты живностью, а трюмы – зерном и запасами продовольствия. Свиньи и цыплята бегают между беспокойными лошадьми и коровами. Я жду не дождусь поскорее увидеть паше поселение. Мы уже почти месяц переплываем с одного острова на другой, взывая к Господу и монарху.

Я почти ничего не смыслю в навигации, но гений дона Кристобаля вызывает у меня благоговение. Вот уже два раза он провел флотилию через огромный Атлантический океан к тысячам островов Индии. Мы примерно в одном дне пути от нашего последнего пункта, откуда мы отправились в прошлом январе. Даже я узнаю береговую линию Эспаньолы. Адмирал говорит, что мы доберемся до порта, в которой осели потерпевшие кораблекрушение наши люди, не позднее завтрашнего дня. Интересно, как там они жили в наше отсутствие? Карибцы обитают на многих островах и один раз далее вступили в схватку, убив одного человека из нашей экспедиции. Мы находили человеческие кости и далее захваченных а плен таинцев, которых освобождал наш адмирал.

Эти карибцы намного темнее, чем таинцы, волосы их жестче, грубее, они более плотного телосложения, низкорослые. Они, конечно, преуспели в обращении с луком, стрелами и дротиками, но главная опасность заключается в яде, которым они смазывают наконечники своего оружия. Человек, пораженный отравленным оружием, испытывает сильную боль. Я могу это подтвердить, ибо был ранен такой стрелой.

Аарон отложил перо, думая о том, насколько заинтересовали бы Бенджамина ядовитые травы и другие растения, которые он собрал во время первой экспедиции. Вот если бы только его родитель был жив и мог видеть все эти любопытные находки! Он заставил себя думать о другом и закрыл вахтенный журнал. Когда у него улучшится настроение, он сможет еще что-нибудь написать.

Двадцать шестого ноября маршал флота нашел, что ему необходимо взбодриться. Когда юнга просигналил, что на берегу видны еще два лежащих человека, у входа в залив с корабля были спущены шлюпки. Обнажив меч. Аарон одним из первых спрыгнул на берег, а с ним четыре лучника с арбалетами наготове. Лежавшие на берегу люди никак не отреагировали на их приветственные крики. И вот теперь Аарон понял почему. Они были задушены веревкой беджуко. Торрес видел, как это оружие применяли и таинцы, и карибцы.

Он поддел мечом тело Эскобедо. Мертвый, он был отталкивающе безобразен, хотя по нему не было заметно, чтобы он страдал от каких-то болезней, как и юнга, лежавший возле него. Их тела лишь потеряли форму. У обоих мужчин были выколоты глаза. По таинским повериям, мертвыми считались люди, лишенные возможности видеть.

Эти дикари! – цветисто и долго выругался Маргарит. – Твои друзья-таинцы пошли против нас!

– Я не буду судить их, и ты тоже, ибо так нам приказано адмиралом. Эти люди умерли не так давно, поскольку в здешней жаре тела очень быстро разлагаются. – Он указал на двух молодых людей, более склонных выполнять приказы, чем самодовольный, обладавший отвратительным арагонским нравом Мозен Маргарит.

– Найдите, на восточных и западных берегах любые признаки индейцев, но не нападайте на них, пока они явно не выкажут враждебность. Ты, Педро, видел таинцев и карибцев и знаешь, чем они отличаются друг от друга, – сказал он дрожавшему юнге. – Иди с ними.

Аарон наклонился и стал дальше рассматривать Эскобедо. Он отдал распоряжение двум морякам похоронить мужчин и отправил одну шлюпку назад, на флагман, чтобы привезти священника.

– Пусть этот толстяк-нытик брат Буил растрясется, чтобы сказать несколько слов об умерших, – пробормотал он, всматриваясь в джунгли. Черт побери, что же случилось?

Через час они были на борту «Марии Таланте», направлявшейся а Ла Навидад. На корабле чувствовалась напряженность. То, что начиналось как приятная прогулка и большое приключение, внезапно превратилось в таинственную опасность.

– Ты думаешь, этих людей убили таинцы? недоверчиво спросил Колон.

Аарон пожал плечами и посмотрел на брата дона Кристобаля Диего, побледневшего и встревоженного.

– Таинцы убивают таким способом, но я видел, как они применяют это, чтобы сократить страдания для умирающих. К тому же на острове, по крайней мере, шесть касиков. Гуаканагари всего лишь один из них.

– Но это не означает, что его люди не могли задушить наших, – вставил Диего, желавший показать, что имеет право второго голоса как брат командора.

Трое мужчин находились в более просторных каютах адмирала на борту их нового флагманского судна и сидели вокруг дубового стола. Аарон встал, прошел к окну слева по борту и стал всматриваться в сгущающиеся сумерки.

– Мне не нравится, что Ла Навидад не ответила на наш пушечный выстрел, но с рассветом мы узнаем судьбу нашего форта. Ну а сейчас нам лишь остается готовиться к худшему. Я доверяю моему другу Гуаканагари, но давайте действовать с предосторожностями и не предпринимать никаких внезапных действий против таинцев. В то же время нам самим не следует терять бдительность.

Рассвет подтвердил их худшие опасения мрачной безжалостной картиной, открывшейся перед ними. Крепость, так тщательно построенная из остатков погибшей «Санта-Марии», представляла собой выжженную оболочку. По всему берегу были разбросаны скелеты, бесстыдно освещаемые золотым солнечным светом. Очевидно, Ла Навидад была разрушена некоторое время назад. Мусор завалил чистый песок, будто эти люди жили, как животные, пожирали свою еду и не выращивали урожай. Некоторые были удавлены, а многие поражены стрелами или копьями. Трое, которых нашли валявшимися на низкой траве у берега, судя по их останкам, умерли от болезней.

– Сорок человек – моряков, солдат, а многие из них благородного происхождения – и все мертвы! – в гневе сказал Колон. Рядом с ним стоял Каону, который только что прибыл из деревни Гуаканагари в сопровождении двух вооруженных солдат. Лицо дрожавшего юноши было бледным, напряженным, на нем не было и следа прежнего веселья. Его большие темные глаза перебегали с его охранников на Аарона и молили о спасении.

– Как же это случилось, друг мой? – по-таински спросил Аарон.

Диего Колон, хотя и стоял поодаль, был готов превратно обо всем судить, исходя из окружавших его ужасов.

Каону быстро заговорил, так что Аарону пришлось время от времени перебивать испуганного мальчика и просить его говорить медленнее, И постепенно он смог понять рассказ о разбое и алчности, которые вызвали всеэто.

– Что говорит этот язычник? – грубо спросил Диего, прерывая диалог.

– Держи себя в руках, Диего. Маршал умеет говорить на их языке, ибо провел несколько месяцев среди них. Пусть закончит свою работу, – возразил Колон.

Он всегда любил своего младшего брата и своего старшего сына назвал в его честь. Но если Диего будет командовать на Эспаньоле, пока адмирал продолжит дальнейшие исследования, брат его должен научиться терпению и уметь распознавать, кому можно доверять.

Колон провел жестоко скрюченной от ревматизма рукой по редеющим волосам, которые уже не были такими огненно-рыжими, как в юности, а посветлели от седины. Положив руку на плечо Диего, он повлек молодого человека к чистой полоске берега, не отмеченной безобразными знаками смерти.

– Возвращайся на флагман и позови капитанов «Карреры» и «Примаверы». Отправь их с приказом произвести разведку в восточном и западном направлениях, чтобы обнаружить подходящее место, где мы могли бы построить новый форт. И пусть это будет не слишком далеко отсюда, примерно в одном дне пути.

Диего смирился с этим заданием, которое счел достойным своей значимости, и кивнул:

– Я сейчас же отправлю их, Кристобаль. Закончив беседу с Каону, Аарон обратился к адмиралу:

– Я должен пойти в деревню и поговорить с Гуаканагари.

– А это не опасно? – мрачно спросил он, глядя на следы кровавой бойни.

– Надеюсь, нет, хотя эти прекрасные цивилизованные люди вели себя так гнусно, что я не стал бы винить Гуаканагари, если бы он перебил всех нас!

Он показал на тела, которые собрали вместе, чтобы предать земле.

– Во имя Пресвятой Девы, что же случилось? – спросил Колон.

– Люди разделились на клики. Придворные ожидали, что моряки более низкого происхождения родом из болотистых мест будут им подчиняться, а они не стали. Химик из Севильи многих из них подбил на поиски золота они согласились, но не добывая золото в ручьях, как им показали таинцы, а принуждая людей Гуаканагари работать вместо себя. – Аарон помедлил и передернулся. – Что же касается остальных галисийцев, кордовцев, басков, – каждая маленькая группка взяла себе жен-шин из деревни Гуаканагари – и некоторых силой, и они ушли, бросили форт и начали строить лачуги. Они пили, распутничали, заставляли таинцев выполнять свои прихоти. Некоторые из наиболее предприимчивых вооружились людьми Гуаканагари, как проводниками, и злоупотребили гостеприимством касиков Каонабо и Бехечио. Они менее терпеливы, чем молодой Гуаканагари. Каонабо наполовину карибец. Касики убили их, и, я думаю, они были правы. Эти люди заслужили смерть, мрачно заключил Аарон.

Дон Кристобаль Колон, блестящий навигатор и картограф, склонный к фантазиям исследователь, стоял на берегу посреди всего этого разрушения.

– Боюсь, что я лучше чувствую себя в море, чем на суше. Я думал, этим людям можно доверять. Я оставил здесь старшим Харана, думая, что всех смутьянов мы забрали с собой в Кастилию. – Он посмотрел на мрачное лицо Аарона и встретился с ним взглядом. Быть может, нам стоит отправить с тобой несколько человек с полным вооружением?

– Нет, я бы предпочел пойти один. Гуаканагари доверяет вам и мне, как вашему представителю. Если я отвечу доверием на доверие, то, думаю, мы сможем восстановить то, что нарушили эти глупцы.

Адмирал кивнул:

– Ступай с Богом, мой юный друг. «Бог, пантеон христианских святых, таинские земи, – я приму какую угодно помощь и от любого из вас», – подумал Аарон, попрощавшись с Колоном и вновь повернувшись к Каону.

Деревня была переполнена свиньями, курами, баранами, коровами. Было даже несколько резвых лошадок, выживших в последние тяжелые месяцы. С конца ноября и до начала Нового года Колон и его большая флотилия сражались со стихией, прокладывая путь на восток, против ветра, вдоль сурового, но прекрасного побережья Эспаньолы, Недалеко от их бывшего форта адмирал выбрал, наконец, невысокую, заросшую травой равнину с протекавшей по ней маленькой речушкой в качестве места для нового лагеря, тем более что и люди, и животные страдали от морской болезни. Он назвал новый город Изабелла в честь своей патронессы.

Аарон спокойно отнесся к произошедшему, но подумал, что это единственно подходящее название для выбранного места как раз соответствует его чувствам к непривлекательной и фанатичной королеве. Река была противная, грязная и находилась на отдалении от равнины. Почва была болотистая, и летом, когда начиналась жара, выделялись вредные испарения. Но он был слишком занят миротворческой миссией между колонистами а таинцами, поэтому с ним не посоветовались.

И вот теперь, когда перед его взором предстали несколько крытых соломой хижин, которые выглядели намного хуже сооружений в деревне Гуаканагари, Аарон разочарованно покачал головой. Мужчины праздно слонялись по центральной площади или пили вино, сидя перед своими грубыми хижинами. Улицы устилал мусор. Свиньи хрюкали, цыплята пищали, а овцы жалобно блеяли и носились по деревне. На них обращали внимание только тогда, когда голод встряхивал искателей золота и заставлял их ловить и резать подходящее животное. Еды было мало, зерновые культуры почти не росли. Сочетание скудной почвы и еще более скудной ее обработки порождало низкие урожаи. Поселенцы уже стали зависеть от таинцев из-за кассавы и ямса, используемого в качестве основного продукта. Многие заболевали и умирали.

Возвышались несколько простых каменных зданий, служивших резиденцией губернатора дона Кристобаля, который в соответствии с королевским указом осуществлял гражданскую и военную власть, а также ведал арсеналом. Несмотря на то что Колон предложил своему маршалу возглавить вооруженные силы острова, Аарон отказался, поскольку чувствовал, что принесет больше пользы колонистам и таинцам, если будет жить среди индейцев и выступать в роли посредника. Лишь отдельные поселенцы попытались учить язык таинцев, а многие постыдно обманывали индейцев, обменивая дешевые безделушки на жизненно необходимые продукты и золото.

Золото. Аарон посмотрел на залив. Дюжина кораблей была снаряжена для возвращения домой. На борту находилось свыше тридцати тысяч дукатов, а также экзотические птицы и другие менее ценные трофеи. Удалось раздобыть даже несколько корзин жемчуга с помощью торговли между таинцами и жителями близлежащих островов. Однако более трехсот разочарованных колонистов возвращались, и в это число входили многие из духовенства, которые были недовольны своими незначительными успехами в обращении в христианство индейцев. Кабальеро же были разочарованы, что им не удалось немедленно обнаружить сокровища.

И все-таки золото там было – для тех, у кого были отвага и достаточно ума, чтобы раздобыть его.

План мести Аарона зависел от его способности к обогащению. Однако о том, чтобы бить и калечить таинцев, чтобы принудить отдать их и без того малые запасы золота, не могло быть и речи. Он припомнил разговор с касиком – наполовину карибцем с юга из деревни Хигуэй, и на лицо его упала мрачная улыбка. Его люди нашли золото во внутренних реках. Скоро, как только он намоет достаточно золота, он сможет вернуться в Севилью и страшно наказать Бернардо Вальдеса.

Франсиско Ролдан, большой, грубовато-добродушный и сердечный, подошел к Аарону, на ходу отпихнув квохчущую курицу обутой в башмак ногой. Он положил свою мясистую руку на плечо собеседника и с искренним любопытством в голосе спросил:

– Как тебе удается получать от касиков больше золота и даже древесину цезальпинии одной только улыбкой, чем Маргариту, который орудует мечом?

– Ты должен понимать, мой друг. Ты тоже быстро приспосабливаешься к таинской жизни, как и я, – с улыбкой ответил Аарон.

– Да, но тебя любит очаровательная сестра Гуаканагари, это ведь бесценное преимущество.

Удаль самого Ролдана среди таинских женщин была поистине легендарной, а его вкусы – явно не католическими.

Аарон вздохнул, улыбка исчезла с его лица.

– В отличие от тебя, который в каждой деревне от Марьены до Ксарагуа имеет по «жене», я храню верность Алие.

– Да, ты ей верен, но все равно не женишься – ни по их, ни по нашим обрядам. Разве можно найти намек на совестливость в таком авантюристе, как ты? – поддразнил его Ролдан. – Может, у тебя в Севилье девица или, хуже того, донна, которая пленила твое сердце?

Аарон нахмурился: перед его мысленным взором предстали кошачьи зеленые глаза, наполненные слезами.

– Я не свяжу себя ни с одной женщиной, пока не улажу другие дела.

– И все же прекрасная Алия прибегает к разным уловкам, чтобы завоевать тебя, и умасливает своего брата, чтобы он ускорил брак.

– Ты стал слишком интересоваться сплетнями индейцев, – сердито ответил Аарон.

Увидев, что шутка не удалась, сообразительный Франсиско сменил тему.

– Ты принес много трофеев флотилии нашего правителя. Как думаешь, их величества будут довольны?

– Ничто не уменьшит жадность Фердинанда, – откровенно ответил Аарон: ему начинал нравиться Ролдан, грубый, но честный служака, который был справедлив с таинцами. Что же касается королевы, когда ее священнослужители засеменят домой, не окрестив ни единой души, я думаю, она будет очень недовольна. И адмирал тоже: он надеялся на массовое обращение в христианство.

– Я знаю, он тебе очень нравится, – ответил Ролдан, всматриваясь в залив, по которому деловитo сновали шлюпки, отвозившие на корабль товары. – Но как правитель дон Кристобаль – полный профан. Ему бы лучше оставаться в море там его стихия. На земле же он мечется, как выброшенная на берег скумбрия, раздает противоречивые приказы и если сегодня к таинцам относится как к союзникам, то на следующий день – как к врагам.

Аарон вздохнул:

– Он выбрал не тех людей, кто может командовать, я с тобой согласен. Маргарит – жестокий мясник, а Хойеда… Я бы скорее погладил свернувшуюся гадюку, чем стал доверять ему. Брат адмирала – Диего – тоже не прибавил ему популярности. Но послушай, Франсиско, эти люди – не оседлые жители. Они не станут крестьянами или пастухами, ибо слишком надменны, чтобы выучить обычаи таинцев, и все, что они делают, – это пускают касикам кровь из-за еды и золота.

– Скоро произойдет восстание, – тихо сказал Ролдан. – Ты знаешь об этом, так же как и я. Вопрос в том, на чьей стороне окажешься ты, который так предан таинцам?

Аарон посмотрел в прищуренные карие глаза кастильца.

– Не знаю. Я должен сдержать клятву, данную себе в Севилье. Я не хочу видеть, как людям Гуаканагари наносят вред, и в то же время не хочу, чтобы колония дона Кристобаля потерпела крах и вместе с этим развеяла мечты адмирала.

– Значит, поэтому ты сошел с корабля, как маршал Колона. Ты мог бы взять на себя функции Маргарита, но это означало бы пролить кровь таинцев. Даже теперь он воздвигает крепости в глубине острова, в горах, где наши люди будут продолжать высасывать кровь таинцев, чтобы добыть больше золота и еды.

Все это можно получить путем честного обмена, а также работая бок о бок с таинцами. – Аарон внимательно рассматривал Ролдана. – Я слышал о могущественном касике в Ксарагуа далеко на юго-западе отсюда, который сможет противостоять пришельцам. Ты ведь будешь с ним союзничать, не так ли?

– Давай молиться всем святым, чтобы до этого не дошло, но если так случится, я не буду союзником касика из Ксарагуа… Я сам буду касиком Ксарагуа! – Он откинул назад кудрявую голову и расхохотался.

Алия гладила грудь Аарона, а потом провела проворными пальцами по зарастающим скулам.

– Ты будешь сегодня срезать волосы с лица? Они обжигают мне кожу, – надувшись, сказала она и, взяв свои полные груди в руки, показала ему раздражение от его щетины на нежной коже.

Аарон откинулся на кровати в их бохио и смотрел, как она театрально позирует перед ним. С тех пор как он вернулся, она стала сварливой и ревнивой. Разумеется, во время его отсутствия она вступала в связь с несколькими знатными мужчинами из деревни Гуаканагари.

– Я побреюсь для тебя, Алия, – со вздохом сказал он. «Похоже, на мне лежит проклятье иметь дело с неверными женщинами», – раздраженно подумал он. Интересно, что стало с Магдаленой Вальдес, когда их сейчас разделяет океан?

– Он не такой высокий, как адмирал, но у него такие же рыжие волосы. И у дона Бартоломе нет такой уродующей болезни, он очень здоровый, – сказала Эстрелла Вальдес, расхаживая перед дочерью по ковру в отведенных им покоях.

– Удивительно, как это ты не обратила внимания на его молодых племянников с ними тоже можно неплохо поразвлечься, – с презрением заметила Магдалена.

– Тебе бы следовало выказать матери побольше уважения, Магдалена! Этих мальчиков дон Бартоломе привез ко двору, чтобы они стали пажами. Младшему сыну дона Кристобаля всего шесть лет, а старший – четырнадцатилетний подросток. – Эстрелла задумчиво посмотрела на дочь, а потом произнесла: – Конечно, через год или два у него появится возможность стать твоим мужем.

– Ты думаешь лишь о том, чтобы избавиться от меня. Я не выйду замуж ни за одного из предложенных тобой отвратительных избранников, мать.

– Ты глупо увлеклась одним долговязым. Его семья теперь опозорена, и у тебя не будет никакой возможности выйти за него замуж, даже если он вернется. – Эстрелла пожала плечами и продолжила брюзжать: – Если мне не удастся устроить твой брак, тогда это сделает отец. И быть может, его выбор покажется тебе более гнусным, чем мой!

Не обращая внимания на то, как сердито нахмурилась Магдалена, она посмотрелась в зеркало из отполированной стали, висевшее на стене, и принялась изучать свою увядшую красоту: отвисшую кожу под подбородком, тоненькие морщинки у глаз.

– Ты молодая, свежая. Какой власти смогла бы ты добиться, если бы стала со мной заодно, глупая девчонка!

Лицо Магдалены тут же превратилось в застывшую маску.

– Я не выйду замуж, чтобы доставить тебе удовольствие, и не стану продавать себя в любовницы, чтобы ублажать тебя или человека, за которым ты замужем. – Она не могла больше называть Бернардо Вальдеса отцом.

– Ты дура, раз прячешь себя и волочишься за этим евреем! Тобой увлекся король!

Магдалена вспомнила пристальный взгляд Фердинанда, который следил за ней на вчерашнем банкете, устроенном в честь брата дона Кристобаля. Пресвятая Дева, чем она заслужила столь нежеланное внимание?!

– Я не ты. Я не хочу иметь никакого отношения к вниманию короля. И еще меньше – ко гневу королевы.

Эстрелла давно вращалась при дворе, поэтому сочла, что в словах Магдалены есть смысл.

– Изабелла не очень возражает, когда Фердинанд увлекается замужними женщинами, но молоденькие девушки исключительной красоты… К ним она сильно ревнует. И все же…

Королева запоминает каждую измену своего супруга, вмешалась Магдалена. – Но замужние знатные дамы, которые находятся под зашитой своих мужей, не могут быть отправлены в монастырь. – Она многому научилась за недолгие недели, что провела при дворе.

До тех пор пока увядшая красота не отдалила от Эстреллы короля, она была любовницей Фердинанда и этим заработала ненависть болезненно некрасивой королевы. Но Эстрелла всегда отличалась умом, и каждый раз, когда Изабелла отправляла ее следить за детьми в Севилью, она под любым предлогом умудрялась возвращаться во дворец. И вот теперь, когда она не могла больше извлекать выгоду из того, что была наложницей короля, она решила подложить дочь в постель Фердинанда и использовать Магдалену в своих эгоистичных целях.

– Если ты хоть немного пошевелишь мозгами, то поймешь, что монастырь не так уж страшен для тебя, – уступчиво ответила Эстрелла. – Сегодня придется снова рискнуть и навлечь на себя гнев королевы. Я уверена, его величество попросит тебя танцевать на балу. Забудь о любви к своему маррану. Не будь дурой!

«Я дура?» – думала в тот вечер Магдалена, танцуя величественную павану. Ее платье из золотой парчи с глубоким квадратным вырезом, богато отделанным жемчугом, почти обнажало грудь. В свободной руке она держала длинный шлейф, грациозно размахивая им, выполняя замысловатые фигуры танца. Было приятно носить красивую одежду и иметь поклонников – молодых знатных людей, вроде этого мальчика, который сейчас так раболепно держит ее за руку. Еще с полдюжины ожидали своей очереди потанцевать с любимой дочерью дона Бернардо Вальдеса, стоя по краям бального зала на гладком каменном полу.

Магдалена посмотрела на заполненный веселыми женихами, сверкавшими богатыми мехами, бархаюм, шелками и драгоценностями зал. Племянник герцога Медины-Сидоиии дон Лоренцо Гусман целенаправленно устремился к ней. Она знала его только в лицо, но его внимание докучало ей так же сильно, как внимание короля. Он был вдовцом бедной Анны Торрес. После се жестокой смерти с него сияли все обвинения в се предполагаемом иудаизме. Могущественная семья имела вес даже в святой палате.

Она отвела взгляд от его ястребиного облика, моля Бога, чтобы он прошел мимо нес. «Куда бы я ни пошла, меня мучают воспоминания о роде Торресов, даже при дворце короля», – подумала Магдалена. Когда-то она много бы отдала, чтобы быть в центре всеобщего восхищения, но в те дни она надеялась, что Аарон будет среди тех, кто любуется ею и ждет своей очереди пройтись с нею в танце. А вместо этого ее преследовал этот высокий тощий человек со злобным взглядом холодных оловянных глаз.

– Могу ли я рассчитывать на этот танец, прекрасная госпожа?

Гусман смотрел на нее: веки его отяжелели от похоти, он рассматривал ее тело, со значением задерживая взгляд на се груди.

Он был племянником одного из наиболее могущественных аристократов при дворе. Лоренцо мог обойти любого другого из ее молодых ухажеров и попросить ее станцевать с ним. Никто из них не осмелился бы возразить, а она не видела удобного способа отказать ему, не устраивая сцены и не привлекая тем самым внимания короля. Магдалена сухо кивнула и позволила ему взять ее руку.

– Вы такая мрачная. Не могли бы вы мне улыбнуться, как улыбались этим щенкам? – Лоренцо снова внимательно посмотрел на нее, понимая, как она нервничает, наслаждаясь ее растерянностью. У дочери Бернардо настоящий дар быть любовницей. Ему всегда больше нравились брюнетки, но эта, с кошачьи зелеными глазами и каштановыми волосами, заинтриговала его. Более того, он знал от недалекой жены Бернардо, что Магдалену ударил младший щенок Бенджамина Торреса, который сейчас затерялся в Индии. Взять эту последнюю штучку Торресов доставило бы ему огромное удовольствие.

Магдалена отвечала на его поддразнивания короткими репликами, которые едва отличались от неприкрытой грубости. Наконец она остановилась и прямо спросила:

– Вы, кажется, наслаждаетесь, играя со мной, дон Лоренцо? Но я всего лишь простая деревенская девушка, которая поздно появилась при дворе, и не по следам своей матери. У меня нет терпения и способностей к интригам. – «И я не могу выносить твои руки, касающиеся меня», – мысленно добавила она.

– О, но зато мое терпение бесконечно… и способности тоже, моя госпожа. – С этими словами он поднес ее руку к губам и поцеловал.

Магдалена в ужасе вздрогнула, почувствовав прикосновение его влажных губ на своей руке. Божья Матерь, в какую паутину она попала?

– Вы так озадачены, мое прекрасное пламя, – произнес король Фердинанд, отстраняя Лоренцо элегантным движением руки.

– Как пожелаете, ваше величество, – тяжело дыша, ответил Гусман. Он поклонился королю и Магдалене.

Они посмотрели, как Лоренцо ретировался, а потом Фердинанд Трастамара взял ее руку и подал знак музыкантам играть еще одну павану.

– О чем вы думаете? – спросил он, ведя ее в затейливых фигурах танца.

– Ни о чем особенно важном, ваше величество, Я все время мечтаю о Севилье, – нервно ответила она, ощущая на себе взгляд водянистых голубых глаз королевы Изабеллы, которые, словно осколки стекла, вонзились ей в спину.

– О Севилье? Что может быть интересного в Севилье, кроме болот и жары? Я бы предпочел не ехать дальше в Андалузию, а лучше в горы Гранады.

– Я полагаю, мавританский город самый красивый, – ответила она.

– Он больше не мавританский. Теперь христианский, завоеванный дорогой ценой в сражении, но давайте сейчас не будем говорить о войнах. Мне доставило бы гораздо больше удовольствия показать вам великие чудеса Альгамбры.

– Моя мать рассказывала о ее великолепии ваше величество, – сказала она, не в силах удержаться от упоминания о донье Эстрелле, его прежней любовнице. По крайней мере, со своими рыжими волосами и зелеными глазами она не идет ни в какое сравнение с этой черной дьяволицей!

– Ваша мать была очень красивой женщиной, но даже в период своего расцвета она померкла бы в сравнении с вами, – обволакивающе промурлыкал он, сопровождая ее из бального зала к высоким изогнутым дверям. Позади них был внутренний дворик, в котором росли вечнозеленые деревья. – Мне стало жарко от танца, я хотел бы глотнуть свежего весеннего воздуха… и в таком очаровательном обществе.

Это не было просьбой.

Королева Изабелла сидела на троне в переполненном людьми зале, глаза ее прищурились, лицо пылало. Она оделась так, чтобы доставить удовольствие своему мужу, – в великолепное новое темно-красное бархатное платье, отделанное мехом горностая, а рукава с разрезами были подбиты бледно-розовым атласом. Ее выцветшие волосы были спрятаны под огромным тюрбаном, украшенным рубинами. И все же, несмотря на всеуловки, чтобы понравиться мужу, он бросил ее и вот теперь увивается за этой шлюхой Вальдес, дочерью шлюхи.

Никогда, даже в молодости, у Изабеллы не было таких блестящих и густых каштановых волос, как у Магдалены, никогда она не была такой стройной, ДЛИННОНОГОЙ, гибкой. Она проклинала девушку, а потом поняла, что ей придется покаяться в смертном грехе – в ревности. Она вглядывалась в обезлюдевший выход во внутренний двор, куда Фердинанд повел >то создание – молоденькую незамужнюю девушку, чей отец был крестоносцем. Верно, такой религиозный человек будет согласен сделать свою дочь монахиней доминиканского ордена в монастыре в Мадриде. Там она проведет свою жизнь под покровом тишины, постясь и замаливая грехи. Изабелла радостно улыбнулась и кивнула дону Педро Гонсалесу де Мендосе, кардиналу испанскому и архиепископу Толедскому. Королева была уверена, что ему доставит удовольствие провести переговоры о пострижении Магдалены.