ГЛАВА 17

Из окна своей комнаты на втором этаже гостиницы на Мэйн-стрит Дэвид Мелчер видел, как Хадсон и Дюфрейн садились на поезд, отходивший в 3:20. Он, как и обещал, дал в газету только ту информацию, которая была заранее согласована. Однако Мелчера все равно выводила из себя мысль о том, что ему приходится восхвалять Дюфрейна. Но еще больше его раздражало то, что он снова мог наткнуться на Дюфрейна в доме мисс Абигейл, поэтому он дождался, пока Дюфрейн не окажется на поезде, который теперь уносил его прочь из города.

Только теперь Дэвид Мелчер в полной мере ощутил радость от своей победы и улыбнулся, вспомнив о своих неограниченных возможностях. Мысль об обладании десятью тысячами долларов приятно согревала его, поэтому, переодеваясь и причесываясь, он напевал себе под нос, размышляя о внезапно открывшихся перед ним радужных перспективах. К тому моменту, когда он прибыл к мисс Абигейл, он сиял словно фара локомотива.

– О, мистер Мелчер, вы довольно рано! – сказала она, увидев его. Но она была рада его приходу, потому что последние пять часов показались ей самыми длинными в ее жизни. Она вспоминала встречу на станции, а воображение уносило ее дальше: она представляла, как Джесси в своем потрясающем костюме садится на поезд и вместе со своим приятным другом Джеймсом уезжает с Разъезда Стюарта, чтобы никогда не вернуться. Когда над крышами появилось облако пара, и паровоз издал прощальный гудок, мисс Абигейл скрестила руки на груди и подумала: ну и ладно – он навсегда уходит из моей жизни. И когда в летней тишине замер стук колес, она внезапно почувствовала себя осиротевшей и одинокой.

Дэвид Мелчер пришел как нельзя кстати, так как ей было необходимо прогнать преследовавшие ее мысли о Джесси. Порозовевший от радостного волнения, Дэвид Мелчер с ангельским видом стоял на крыльце, сияя мальчишеской улыбкой. Казалось, от избытка чувств он вот-вот расплющит нос о стекло на входной двери.

Мисс Абигейл догадалась, что результат встречи на станции, скорее всего, был в его пользу.

– И чем же вызвано ваше ликование? – спросила мисс Абигейл.

– Можно войти? – неожиданно вырвалось у него. Мисс Абигейл не успела и глазом моргнуть, как он уже открыл дверь. – Вы правы, мисс Абигейл, я сегодня рад и ликую, и можете догадаться отчего.

Она не могла сдержать улыбки.

– Ну, полагаю, результаты встречи соответствуют вашим ожиданиям, но– Боже мой– мистер Мелчер, вы едва не танцуете. Садитесь.

Он уселся на краешек канапе, но потом вскочил, как ошпаренный.

– Мисс Абигейл, надеюсь вы еще носите те красные туфли, потому что я хочу пригласить вас на ужин, чтобы отметить.

– Отметить?.. На ужин?.. Но что... что, мистер Мелчер?!

Ее ни разу в жизни не приглашали на ужин. Дэвид забылся еще больше, схватил ее за руки и, глядя в ее изумленное лицо, сказал:

– Как что? Нашу победу, конечно. Железная дорога согласилась заплатить мне за ущерб десять тысяч долларов.

На мгновение мисс Абигейл лишилась дара речи, настолько она была ошарашена. В изумлении она открыла рот.

– Десять... тысяч... долларов? – она, не веря своим ушам, рухнула на стул.

– Именно!

Дэвид смотрел на нее еще секунду, потом, казалось, пришел в себя и, отпустив ее руки, снова сел на канапе.

– О Боже, какое восхитительное великодушие, – запинаясь проговорила она, снова рисуя в своем воображении Джеймса Хадсона и чек на одну тысячу долларов, который он оставил на полке стойки для зонтиков.

Дэвид Мелчер понимал, что теперь должен рассказать мисс Абигейл о том, что Дюфрейн является совладельцем железной дороги, но не хотел портить вечер.

– Скажите, что вы согласны отпраздновать это событие сегодня вечером вместе со мной. Я считаю это нашей победой, вашей и моей. По-моему, будет правильно, если мы отметим это вдвоем.

– Но это ваша компенсация, а не моя.

– Мисс Абигейл, я не смею омрачать радости настоящего момента, но учитывая обстоятельства, при которых мы встретились, я чувствую себя– скажем так– в ответе за оскорбления, нанесенные вам этим дикарем Дюфрейном. Раньше я чувствовал себя беспомощным. Теперь, выйдя победителем в этом споре, мы, кажется, наконец загнали его в угол. Не столько за то, что он сделал мне, сколько за то, что он сделал вам.

Мисс Абигейл рассматривала мужчину, сидевшего на краешке "канапе. Он говорил с такой искренностью, так хотел быть ее защитником, что она вдруг почувствовала себя виноватой за то, что он по-прежнему считает ее безупречной леди, достойной его рыцарских ухаживаний. Она так же остро чувствовала всю безнадежность ситуации, потому что не могла изменить того, что произошло между ней и Джесси Дюфрейном. Как бы ей хотелось, чтобы этого никогда не случалось, чтобы она могла с чистым сердцем принять заступничество и восхищение Мелчера. Она дотронулась рукой до высокого воротника и отвела взгляд.

– Ах, мистер Мелчер, я по-настоящему– тронута, но, думаю, мне лучше не праздновать вашу победу. Позвольте мне просто поздравить вас и оставить в знак вашей благодарности красные туфли.

На его лице отразилось разочарование.

– Вы даже не хотите, чтобы я угостил вас ужином?

Но у их отношений не было будущего. Она поднялась со стула и подошла к письменному столу, сделав вид, что хочет привести в порядок бумаги. Повернувшись спиной к Мелчеру, мисс Абигейл ответила:

– Я просто думаю, что будет лучше, если вы этого не сделаете.

Весь зардевшись от волнения, Дэвид Мелчер пробормотал:

– Зн... значит ли это, что вы не... не можете простить мне, в чем я об... обвинил вас в то уж... ж...асное утро, когда уходил от вас?

– Да нет же!

Мисс Абигейл обратила к нему умоляющий взгляд.

– Это все забыто, пожалуйста, поверьте мне, Дэв... мистер Мелчер.

Но от его внимания не ускользнула эта невольная оговорка. Он встал и, набравшись храбрости, приблизился к мисс Абигейл. В волнении она снова повернулась к столу.

– Тогда д... д... докажите это, – выдавил он наконец.

Мисс Абигейл взглянула на него через плечо, одной рукой держась за ci ол.

– Доказать это? – повторила она.

– П... примите мое приглашение ид... докажите, что все это з... за... забыто.

Она взялась за кружевной воротник. Выражение ее лица смягчилось. Ах, как бы ей хотелось хоть раз в жизни сходить на ужин с таким джентльменом как он. Она хотела веселья и беззаботности, которых была лишена в молодости, очарования и радости общения с мужчиной, который всегда рядом. Она хотела бы иметь с ним общие интересы, которые – она была уверена – обязательно найдутся.

Он все еще ждал от нее ответа. Взгляд его карих глаз умолял ее принять приглашение.

Мисс Абигейл одолевали сомнения. Если бы это случилось вчера. Если бы только не произошло того, что произошло вчера у них с Джесси. Если бы только... если бы только. Она разозлилась. Черт бы тебя побрал, Джесси, почему ты не сказал, что он вернется?

Она знала, что должна отказать, но приглашение Дэвида было таким соблазнительным. Что может быть плохого, если я проведу с ним один вечер– всего лишь один? Он только сегодня здесь, а завтра уедет, кому может навредить один вечер в его обществе?

– Ужин– это мило, – сдержанно произнесла она, уже чувствуя себя виноватой из-за того, что согласилась.

– Значит, вы пойдете? Мелчер снова ликовал.

– Пойду.

– И вы наденете красные туфли?

«О Боже!» – подумала она, чувствуя, что краснеет. Она не видела способа разрешить эту ситуацию, ведь Мелчер не подозревал чрезмерной вычурности туфель. И тут к ее чувству неловкости примешалось воспоминание о том, как Джесси уничижительным тоном предупреждал ее: «Только не выставляй себя дурой, вышагивая в этих чертовых красных туфлях по Мэйн-стрит!» И она решилась-таки надеть туфли и все время молилась, чтобы никто из горожан не заметил их. Но она отдала бы свой чек на тысячу долларов, чтобы сам Джесси Дюфрейн увидел, как она идет в них по городу под руку с Дэвидом Мелчером.

В городе отметили их безупречные манеры.

На следующее утро каждый житель Разъезда Стюарта уже знал, как вежлив был Дэвид Мелчер, и как благовоспитанно вела себя мисс Абигейл. Все знали, что парочка заказывала и как долго ела, и сколько раз они обменялись улыбками. А из уст самого Луи Калпеппера стало известно, что на мисс Абигейл были красные туфли. Ничего себе. Красные! Они, должно быть, были подарком Мелчера, потому что он, кажется, торговец туфлями откуда– то с Востока.

«Только представьте себе! – судачили в городе, – мисс Абигейл сошлась с торговцем туфлями, да еще с Востока. При этом вырядилась, словно на Рождество, в красные туфли, которые подарил ей мужчина, проведший ночь в ее доме!» – Какой замечательный вечер, – сказала мисс Абигейл, когда они не спеша возвращались домой после ужина. Так медленно она еще никогда не ходила. – Чем я могу отблагодарить вас?

Он, прихрамывая, шел рядом. С каждым его шагом вздрагивала ее рука, которой она держала его за локоть.

– Не отказываться в следующий раз, когда я приглашу вас.

Изумленная, мисс Абигейл еле сдержалась, чтобы не посмотреть на него.

– В следующий раз? Вы разве не уезжаете с Разъезда Стюарта?

– Нет, не уезжаю. Как я уже говорил, у меня есть большая партия туфель на продажу, и я намерен договориться с местными лавочниками насчет распространения. Кроме того, я должен дождаться, пока железная дорога переведет сюда мои деньги.

Мисс Абигейл так и подмывало спросить, сколько дней это займет.

Мелчер не стал говорить, что вынужден вложить основную часть денег здесь, так как при этом он выглядел бы марионеткой Дюфрейна, а также умолчал, как тот его раздражает. Дэвид хотел, чтобы мисс Абигейл поверила, что решение остаться и осесть здесь было его собственным, каким, возможно оно и было бы, если бы ему дали свободу выбора.

– Сколько... сколько дней, вы думаете, на это потребуется? – не выдержала она.

– Может быть, дня три.

Три дня, подумала она. Ох, чудесные три дня! Что плохого может произойти, если она еще три дня будет наслаждаться его обществом? Это все, что у меня будет, а потом он уедет.

– В таком случае я не стану вам ни в чем отказывать, пока вы здесь, – сказала она и почувствовала, как напрягся его локоть, которым он прижимал ее затянутую в перчатку руку к себе.

– Мисс Абигейл, вы не пожалеете, – пообещал он.

Но где-то глубоко внутри мисс Абигейл уже пожалела. Потому что вечер был такой великолепный. И потому что ее сердце екнуло, когда Дэвид прижал ее руку к себе.

– Скажите, какие великие дела вы собираетесь совершить, получив деньги? – спросила она. чтобы отвлечься от своих мыслей.

– Я еще не очень задумывался над этим. Денег вполне достаточно, чтобы чувствовать себя свободным. Я никогда особенно не нуждался, но такой суммы у меня никогда не было.

Приблизившись к дому мисс Абигеил, они еще больше замедлили шаг.

– Странно, не правда ли? – сказала она. – Со мной произошло примерно то же самое и по той же самой причине. Я еще не говорила вам, что железная дорога выплатила мне тысячу долларов за уход за вами и... и мистером Дюфрейном? – Произносить его имя было мучительно, и когда она это сделала, то ощутила, как напряглась рука Дэвида, но все же продолжала. – Это тоже принесло мне ощущение надежности. Временной, конечно, но тем не менее – надежности.

Дэвид Мелчер определенно не завидовал ее тысяче долларов, но его задевало, что именно Дюфрейн заплатил ей и сделал это с легкостью.

Он подавил свое раздражение и спросил:

– Как это случилось?

– Сюда приходил мистер Хадсон и оставил чек для меня. Он, кажется, важная персона на дороге. Он не владелец?

Дэвид медлил с ответом, по-прежнему не желая говорить, что Дюфрейн тоже является совладельцем.

– Да, – промолвил он наконец. – Я уверен, вы заслужили все до последнего пенни.

Они подошли к веранде, и мисс Абигеил спросила:

– Не хотите зайти ненадолго? Ваша нога, наверно,устала.

– Нет... То есть да... То есть, моя н... нога в... в порядке, но я бы зашел ненадолго.

Мисс Абигеил бросила взгляд на соломенные стулья, но вместо этого пошла к качелям, оправдывая свой выбор тем, что времени у них все равно мало.

После того как она села, Дэвид вежливо спросил:

– Можно?

Она подобрала юбки и освободила место. Он напряженно сел рядом, убедившись, что рукав его пиджака не касается ее. Раздавались беспокойные ночные звуки– стрекот насекомых, пианино из салона, шелест колышимых ветром листьев.

Он откашлялся.

Она вздохнула.

– Что-нибудь не так? – спросил он.

– Не так? Нет... нет, все... чудесно.

И это было правдой. У него были свои деньги, у нее – свои, он водил ее на ужин, она наконец отделалась от Джесси Дюфрейна.

Он снова откашлялся.

– Вы, кажетесь... ка... какой-то другой ин... иногда.

Она и не подозревала, что это заметно. Ей следовало быть осторожнее.

– Это просто из-за того, что я не привыкла к таким переменам. Все произошло так быстро. А я уверена, вы уже догадались, что я не из тех, кого приглашают на ужин каждый вечер. Я до сих пор думаю, как это было прекрасно.

– Для...

Он еще раз кашлянул, – Для меня тоже. Я думал об этом в... все время после того, как я покинул Ра... Разъезд Стюарта, думал о том, как х... хочу вернуться и пригласить вас на ужин. Дэвид опять прокашлялся.

– И вот мы здесь.

Да, как две кочерги, подумала она к своему удивлению, желая, чтобы он положил на спинку скамейки руку, как делал Джесси. Но он не был Джесси, и она не имела права желать, чтобы Дэвид хотя бы отдаленно в своих поступках напоминал его! И все же по мере того, как текли минуты, а Дэвид сидел рядом с ней, как бревно, ее все больше охватывало разочарование. Его отношение к ней вдруг показалось слишком детским. Она подумала, нельзя ли как-нибудь расшевелить Дэвида.

– Именно здесь я открывала посылку с вашими туфлями.

– Прямо здесь? На качелях?

– Да, мистер Бинли принес мне ее со станции. Помните мистера Бинли – один из тех, кто принес вас в мой дом в то утро?

– Это такой высокий и тощий?

– Именно. Он, похоже, был весьма польщен тем, что я получила пакет. Уверена, он надеялся, что я открою его у него на глазах.

– Но вы не сделали этого?

– Конечно же нет. Я принесла пакет прямо сюда, на качели, после того как он ушел, и открыла его в одиночестве.

– И что вы... эх-м! – снова у него как будто першило в горле, – подумали?

– Конечно же я удивилась, мистер Мелчер, просто удивилась. Не думаю, чтобы хотя бы одна женщина в городе имела красные туфли.

Это была правда!

– Ну, они скоро все начнут щеголять в таких, потому что в моей партии их много. Вы знаете, красный цвет сейчас входит в моду.

Мисс Абигейл по доброте душевной не могла сказать ему, что она на самом деле думает по поводу его туфель. Он узнает это сам, когда их никто не будет покупать. Здесь, на Западе, степенные, трудолюбивые женщины предпочитали темно-коричневые и черные тона, но Дэвид, как и многие люди от торговли, был убежден, что его товар самый лучший, и был не способен видеть его недостатки.

– Может быть, вы предпочитаете другой цвет? – спросил он только теперь.

– О нет, – соврала она, – конечно, нет! Они прекрасны!

Когда она научилась так бойко врать? Он еще раз прочистил горло, положил руки на колени и устремил взгляд вперед.

– Мисс Абигейл, когда я подошел сегодня к вашей двери я отчетливо слышал, как вы с Дюфрейном спорили насчет туфель.

– Да, спорили, – призналась она чистосердечно.

– Почему? – спросил он, сам удивляясь своему безрассудству.

Но когда дело касалось его продукции, он проявлял твердость характера.

– Они ему не нравились.

– Отлично! – воскликнул Дэвид, внезапно почувствовав себя удовлетворенным.

Это, возможно, было самое романтическое восклицание за весь вечер, но мисс Абигейл не обратила на это никакого внимания, озабоченная тем, что еще удалось Дэвиду услышать из их утреннего разговора с Джесси.

С колотящимся сердцем, набравшись смелости, она спросила:

– Что еще вы слышали?

– Ничего. Только его замечания о туфлях. Мисс Абигейл подавила вздох облегчения. Дэвид умоляюще посмотрел на нее и сказал:

– Он теперь уехал, и мы можем забыть о нем, – Да, – согласилась мисс Абигейл.

Но где-то внутри у нее осталось неприятное чувство, не позволившее ей взглянуть в глаза Дэвиду, так как она знала: до конца жизни она будет помнить Джесси Дюфрейна. Она попробовала разрядить атмосферу:

– Давайте поговорим о более приятных вещах. Расскажите мне о Востоке.

– Вы там никогда не бывали?

– Нет. Я не ездила дальше Денвера, я была в нем только два раза, еще ребенком.

– Восток... – Дэвид на секунду задумался. – Что ж, на Востоке есть абсолютно все, что душе угодно. Повсюду фабрики, производящие все, особенно с тех пор, как кончилась война. Новейшие новшества и величайшие изобретения. Вы знаете, что человек по имени Лайман Блейк из Массачусетса изобрел швейную машинку для пришивания подметок к туфлям?

– Нет, не знаю, но думаю, он достоин благодарности за это чудесное изобретение.

Мисс Абигейл поняла, что ей до смерти надоел этот разговор.

– На Востоке есть все только-только появившиеся современные достижения прогресса, включая суфражизм, дающий женщинам возможность голосовать за их бредовые идеи и поощряющий такие диковинные игры как женский теннис. Да, на Востоке не все глад– Ко5– закончил он, давая понять, что он думает о женщинах, играющих в теннис.

– О суфражистской ассоциации мисс Стентон я, конечно, слышала, но что такое теннис?

– Уверяю вас, ничего особенного, мисс Абигейл, – с отвращением проговорил он. – Да это самая... самая неприличная возня, какую когда-либо изобретали во Франции! Женщины с серьезным видом бегают и... истекают потом, колотя по мячикам этими ракетками с жилами.

– Это похоже на индейскую игру в мяч.

– От нецивилизованного дикаря такого вполне можно ожидать, но женщинам с Востока должно быть прекрасно известно, что носить укороченные подолы, укороченные рукава и носиться как... это просто отвратительно! Они потеряли всякое чувство приличия. Некоторые даже пьют спиртное! Женщины с Запада намного более симпатичны мне. Они по-прежнему придерживаются старых правил поведения, и с помощью своих денег я попытаюсь поддержать существующее положение вещей. Претенциозные идеи Востока пусть остаются там, где им место.

Произнося эту тираду, он ни разу не запнулся.

Предмет обсуждения привел мисс Абигейл в негодование. Она сидела на качелях, слегка покачиваясь, и внезапно поймала себя на том, что сравнивает мнение Дэвида Мелчера с мнением Джесси Дюфрейна, который много раз увещевал ее, чтобы она забыла о своей благовоспитанности и чопорности. Она вспомнила тот день в горах, когда он снял с нее шляпу, посмеиваясь над ее застегнутыми намокшими манжетами. Она нарисовала в воображении его смуглую руку, наливающую шампанское, и вспомнила чувство легкости и свободы, когда оно побежало по ее жилам. А потом была неприличная ссора на стуле в кухне, а потом Джесси сказал, что она нравится ему в этой старой выцветшей юбке...

– ...вы согласны, мисс Абигейл?

Она вышла из задумчивости и поняла, что Дэвид все еще распинается о добродетелях западных женщин, в то время как она витала в облаках, размышляя о Джесси и сравнивая его – да еще в выгодном свете! – с Дэвидом.

– Ах, разумеется, – она выпрямилась, – я полностью согласна, вне всяких сомнений.

Но она сомневалась даже в том знает ли, с чем соглашается. Неужели память о Джесси будет неотступно преследовать ее?

По-видимому, она согласилась встретиться с ним завтра в час дня, потому что Дэвид встал с качелей и пошел к двери, а мисс Абигейл последовала за ним.

Он спустился на одну ступеньку, повернулся, громко прокашлялся, снова поднялся, неуверенно нащупал руку мисс Абигейл, поцеловал ее и быстро ретировался.

– Спокойной ночи, мисс Абигейл.

– Спасибо за ужин, мистер Мелчер.

Провожая его взглядом, мисс Абигейл почему-то захотела, чтобы он больше не кашлял, не нащупывал руку для поцелуя, и вообще, чтобы целовал не руку! Она хотела, чтобы он поцеловал ее в губы, и чтобы его поцелуй оказался намного лучше поцелуя Джесси Дюфрейна.

В доме стояла мертвая тишина.

Войдя, она даже не стала зажигать лампу, безразличная ко всему и разочарованная. Она поднесла тыльную сторону ладони, куда ее поцеловал Дэвид, к губам, пытаясь вспомнить, что она почувствовала при этом. Дэвид Мелчер с чистым сердцем восторгался ею – она была уверена в этом. Невольно она сравнивала поступки и манеры Дэвида и Джесси Дюфрейна. Почему, даже уехав, Джесси обладал властью возвращаться к ней? И в самые неудобные моменты? Вместо того, чтобы наслаждаться произведенным на Дэвида впечатлением, мисс Абигейл была занята бесконечным сопоставлением двух мужчин, причем Джесси все время выходил победителем. За эти два дивных дня, что ей предстоит провести с Дэвидом, ей хотелось убедиться, что он совершенный, безупречный, несравненный. Но Джесси не давал этого сделать. Джесси царил везде.

Даже здесь, в своем доме, из которого он ушел, она прислушивалась, надеясь услышать его дыхание или скрип кровати под ним. Возможно, заняв свою старую комнату, она сможет изгнать его дух. Но когда она вошла, ее охватило чувство пустоты: ее «грабителя» там не было. Пустая кровать была темна. Тишина становилась пугающей. Мисс Абигейл опустилась на край кровати и остро ощутила отсутствие Джесси: одиночество и грусть были сильнее, чем после смерти отца.

Она скорчилась и ударила маленьким кулачком по подушке, на которой совсем недавно лежал Джесси, и зло закричала:

– Убирайся из моего дома, Джесси Дюфрейн!

Только его не было здесь.

Она снова ударила по подушке. Ее изящный кулачок произвел в тишине глухой звук одиночества. Он ушел, в отчаянии подумала она. Он ушел. Как она могла так привыкнуть к нему, что его отсутствие кажется настоящей пустотой? Мисс Абигейл захотела, чтобы ее жизнь вернулась в то русло, каким она текла до появления Джесси. Она хотела, чтобы в ее жизнь вошел человек вроде Дэвида Мелчера, с которым у нее были бы привычно вежливые, благоразумные отношения. Но ничего этого не было, она сокрушенно уперлась руками в мягкие подушки Джесси, словно не могла поверить в его отсутствие, ссутулилась и поникла головой, погруженная во мрак.

– Черт бы тебя побрал, Джесси! – закричала она в темноту. – Зачем ты пришел сюда?

Рыдая, она рухнула на кровать и принялась исступленно перекатываться по ней, обхватив его подушку руками.