Книга: Похищенные годы
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Летти страстно хотелось выплакаться на плече Дэвида, позволить ему снять ту тяжесть, которая неизбежно возникает, когда ты теряешь очень дорогого человека.
Вместо этого она написала письмо, прося, чтобы он не встречался с ней, пока она не приведет свои чувства в порядок. «Я должна подумать о Кристофере», – закончила она.
Это было отговоркой. Она цеплялась за свой долг, который уже не имел никакого значения. Ничто сейчас не могло помешать ей вести себя так, как она хотела, но чувство долга вошло в ее кровь – она провела всю жизнь, жертвуя собой ради кого-то. Летти казалось, что будет предательством, если она сейчас встретится с Дэвидом, хотя по отношению к кому – она не знала.
В ответ пришло письмо, в котором Дэвид напоминал, что Кристофер – и его сын тоже. И что она обидела его, когда в такой тяжелый момент не захотела принять его помощь.
Но она не могла. Хотела, но не могла. Мысли о боли, которую она причинила Билли в конце его жизни, неотступно преследовали Летти. И броситься сейчас к Дэвиду означало бы только усилить свою вину.
Крису не нужен был настоящий отец. Ему нужен был Билли. После его смерти они с сыном стали ближе. И, придя из школы, Крис все время теперь проводил рядом с матерью.
– Я присмотрю за тобой, мам, – пообещал он как-то с присущей детям серьезностью, и Летти кинулась обнимать сына, радуясь, что он рядом с ней в этой лишенной жизни квартире.
Билли похоронили недалеко от могилы ее матери. Летти во время похорон была в состоянии полнейшего оцепенения. Внутри была пустота, она не могла плакать и со стороны производила впечатление прекрасно владеющей собой женщины. Несколько человек даже выразили восхищение этим, хотя мнение остальных было однозначно осуждающим. Если бы они только могли почувствовать, что на самом деле творится в ее душе!
Позже семья собралась в их квартире. Родственники Билли, его братья и сестры, ее родные, за исключением Винни, которую она, впрочем, и не ожидала. Та даже не прислала письма с соболезнованиями, но Летти в ее состоянии было все равно.
– Как твои дела, Летиция?
Держа обеими руками стакан шерри, Летти повернулась к отцу. Она увидела старика. Когда-то темные волнистые волосы были сейчас ломкими, блеклыми и совершенно седыми, голубые глаза слезились.
Ада, пухлая, довольная и неряшливая, стояла рядом, вцепившись в его руку. Летти, которой до сих пор не нравилась эта женщина, должна была признать, что, если бы не она, отец, возможно, давным-давно распрощался бы с жизнью.
Артур Банкрофт легонько коснулся руки дочери.
– Мы не слишком часто встречаемся. С трудом добрался сюда и сегодня, но знал, что надо. Если есть что-нибудь, что мы могли бы сделать для тебя – только скажи, Летиция. Надо бы почаще видеться.
– Я знаю, пап. – Чувствуя, как проснулась былая любовь к отцу, Летти слегка улыбнулась, понимая теперь, насколько старость меняет человека. – Со мной все в порядке. Я постараюсь почаще приезжать к вам, просто галерея отнимает так много времени.
– Подумать только – «галерея», – вмешалась Ада, отпивая из своего бокала. – В наше время они назывались магазинами. Ты обязана показать нам свою галерею, дорогая, мне не терпится ее увидеть.
– Попозже, хорошо? – предложила Летти. – К тому же, комната очень маленькая.
Были и другие люди, с которыми она должна поговорить: торговцы антиквариатом, коллекционеры, через нее знавшие Билли. Сейчас они зашли выразить соболезнование. Летти неспешно передвигалась по квартире, выслушивая одни и те же слова, желая только, чтобы все поскорее ушли, и вместе с тем страшась пустоты, которая останется после их ухода.
Она так и не нашла времени, чтобы показать Аде и отцу свою галерею.
Больше всего Летти не хватало малозаметных мелочей – покашливания Билли, своих визитов наверх, чтобы посмотреть, как он там, необходимости держать наготове ингалятор, уже более чем три месяца назад спрятанный в верхний ящик шкафа на кухне.
Ей нужен был собеседник, с которым можно было обо всем говорить, и Летти каждый день с нетерпением ждала половины пятого, когда из школы возвращался Крис. Он теперь проводил все свободное время дома. Вероятно, думала она, когда немного утихнет боль потери, он снова станет общительным и непоседливым.
Дэвид звонил дважды в неделю и никак не мог понять, почему она отказывается видеться с ним. Но Летти не могла толком объяснить. Она хотела встретиться с Дэвидом, но чувствовала, что это будет для нее нелегко. Как могла она рассказать о постоянном ощущении вины – еще более тяжелом после смерти Билли.
Разговаривая с ней вчера, Дэвид был полон нетерпения.
– Это глупо, – говорил он обвиняющим и вместе с тем умоляющим тоном, – я пытался понять твои чувства, но не смог.
– Извини, Дэвид. – Что еще она могла ответить? Она не решалась откровенно признаться, насколько сильно скучает по нему. Любовь к Билли была нежной, полной взаимных жертв, и Летти отчаянно боялась, что воспоминания о ней будут смазаны тем ощущением физического желания, которое пронизывает ее, стоит ей лишь услышать голос Дэвида.
– Конечно, я извиняю, но…
– Кристофер…
– Да, Кристофер, – эхом откликнулся Дэвид. – Как долго ты будешь скрывать моего сына? Я был терпелив, Летиция, но это сводит меня с ума. Что теперь мешает нам быть вместе?
– Не забывай о своей жене, – напомнила Летти тихо.
– Будь она проклята, моя жена. Я хочу тебя, Летиция!
И она, больше не выдержав, согласилась увидеться с ним. Но не дома. Она не могла позволить ему зайти в ее квартиру. Они должны были встретиться на улице и, может быть, сходить в кино.
А сейчас Летти собиралась поговорить об этом с Крисом, и она очень надеялась, что, после трех месяцев ее уединения, он не сочтет, что она неверна памяти Билли.
Летти беспокойно ждала прихода сына, дала ему время поесть и повозиться с радиоприемником, поворачивая различные ручки, пока не появилась музыка.
– Крис, – сказала она наконец. – Ты знаешь что… что твой отец и я… что он звонил сюда несколько раз, и сегодня я согласилась провести с ним вечер и сходить в кино. Я знаю, немного рано после… Я просто подумала, что мне надо объяснить тебе…
Не понимая, как ей удастся подобрать слова, понятные мальчику одиннадцати лет, Летти замолчала. Но Крис заговорил первым:
– Не надо ничего объяснять, мам. Я все понимаю.
Он на мгновение обернулся к приемнику, не заметив ее удивления и облегчения, а потом снова посмотрел на мать.
– Когда я с ним встречусь? – спросил Крис неожиданно серьезно.
Летти быстро попыталась прийти в себя.
– А ты хотел бы?
– Конечно.
– Тогда мы могли бы вместе пойти в кино. Забыв о радио, Крис резко вскочил, темные глаза заблестели от удовольствия.
– Здорово! Ты думаешь, мне можно пойти с вами? А на кого он похож?
– На тебя. – Летти светилась от счастья. – Внешне, конечно. Но он гораздо сдержанней. Ты-то похож на тетю Люси. А у твоего отца есть один маленький недостаток – он очень спокойный и немного скрытный. Я рада, что ты другой… О, Крис…
Она схватила его в объятия, чувствуя, как исчезает память о прожитых пустых годах, а впереди чудится замечательная жизнь.
Дэвид ждал немного дальше, чем обещал, сидя за рулем своей машины. Когда он наконец увидел их, то быстро вышел из автомобиля.
– Это он? – прошептал Крис.
Для этой встречи Крис оделся в свой самый лучший пиджак и короткие серые брюки, теплый шарф обернут вокруг шеи, предохраняя ее от резкого апрельского ветра. Носки аккуратно натянуты, последние десять минут перед выходом из дома он провел, начищая свои ботинки.
Дэвид быстро шел в их сторону, на его лице смешались удивление и радость.
– Дэвид, – начала Летти, когда он остановился прямо перед ними, – это Крис.
Она не смогла больше ничего сказать и замолчала, чувствуя себя очень скованно. Но ей не стоило беспокоиться. Дэвид протянул сыну руку, а тот спокойно пожал ее, как будто делал это уже не в первый раз. И Дэвид притянул сына к себе, одной рукой обнимая его за шею.
Чувствуя на глазах слезы, Летти стояла немного в стороне, наблюдая сцену, о которой мечтала все прошедшие годы. Кристофер и его отец вместе. Это было лучше самой сокровенной мечты, и она знала, что никогда больше не испытает такого счастья, как сейчас.
«Мы будем жить вместе», – ее сердце лихорадочно билось. Но в своем счастье Летти забыла, что оставалось лишь одно препятствие – жена Дэвида.
Летти и Дэвид покачивались в танце, завороженные звуками песни Ал Джонсона – граммофонную пластинку Летти купила после просмотра «Джазового певца», первого звукового фильма. Крис уже отправился спать, дав им возможность немного побыть вдвоем, прежде чем Дэвид вернется домой к жене.
Музыка становилась тише и тише, движения замедлились. А потом Дэвид поцеловал ее, спросив, почему нельзя остаться на ночь.
Летти мгновенно высвободилась.
– Нет, рядом в комнате спит Крис, – быстро сказала она, добавив: – Это нехорошо, – хотя знала, как глупо звучит отговорка.
Все то же оправдание, даже после двух лет, которые потребовались, чтобы исчезло ощущение, будто она все еще замужем. Ада как-то заметила, что траур по мужу – заболевание, тянущееся два года. Она была права.
Дэвид уже несколько раз задавал этот вопрос, но только когда Крис отправлялся на выходные к друзьям. В свои двенадцать лет он был любим и школьными приятелями, и их родителями, так что частенько получал приглашения провести в гостях несколько дней.
Летти соглашалась дважды, чтобы Дэвид мог остаться, но каждый раз это оборачивалось катастрофой – она не выдерживала, теряла самообладание, не в состоянии избавиться от чувства вины перед памятью Билли. Дэвид понимал и был очень терпелив. Но сейчас он снова задал тот же вопрос:
– Мы его мать и отец, ты не забыла?
– Но мы не женаты, – напомнила Летти тихо, сожалея, что это так.
– Ты никогда не была сторонницей приличий. – Дэвид улыбнулся, глядя вниз на ее лицо. – Помнишь пляж в Брайтоне?
– Я тогда была молодой и глупой.
– А я нет. Я был серьезным и любил тебя. И я всегда любил тебя, Летиция.
Забыв о музыке, Дэвид с силой прижал Летти к себе и принялся целовать закрытые глаза.
– Ты сейчас еще более красивая, чем тогда. Потрясающие зеленые глаза, полыхающие пламенем волосы. За эти годы ты стала такой… Летиция, позволь мне остаться на ночь.
Он так настаивал, что непреклонность Летти растаяла. Крис ничего не узнает, а ей нужен Дэвид…
– О, Дэвид…
Музыка стихла, иголка, попав на середину пластинки, неприятно заскрежетала, приведя Летти в чувство. Она хочет Дэвида. Но сегодня, она знала, будет лишь повторение прошлого: постоянная борьба с самой собой, заканчивающаяся слезами, его раздражение, маскирующееся под понимание.
Бесполезно. Лучше сказать прямо сейчас, а не когда они начнут заниматься любовью. Может быть, все и получится когда-нибудь, но не здесь, не в квартире, где они жили с Билли.
– Бесполезно, я просто не могу – особенно когда рядом Крис. Пожалуйста, постарайся понять.
– Тогда мне лучше уйти, – резко сказал Дэвид, и она согласилась, слабо кивнув головой.
Отец Дэвида умер весной тысяча девятьсот двадцать девятого года. В завещании он оставил Дэвиду свою долю в фирме «Бейрон и Ламптон», но при определенном условии. В результате Дэвид оказался зависящим от Генри Ламптона.
Новость не принесла особенной радости Летти. Весь последний год она только и мечтала о том времени, когда Дэвид будет принадлежать ей одной.
– Как я могу отказаться от наследства без всякого объяснения? – спросил Дэвид, когда она набралась мужества сказать ему о своих сомнениях.
Они сидели на скамейке в парке. Прошла неделя после похорон.
– Я всегда боялся этого дня, – продолжил угрюмо Дэвид, не замечая, что Летти далека от сочувствия.
– Ты имеешь в виду, что уже раньше знал содержание завещания? – спросила она, глядя, как утки на краю пруда охотятся за кусочками хлеба, которые она так весело кидала им еще несколько минут назад.
– Он сказал мне, когда я женился на Мадж. До того, как мы снова встретились, я тогда и не думал, что это хоть как-то повлияет на мою жизнь.
Летти с трудом оторвала взгляд от птиц.
– И ты ни разу ничего не сказал мне? Дэвид повернул к ней голову.
– Я не мог.
– Значит, ты давно знал, что не сможешь развестись со своей женой? – пораженно переспросила Летти, чувствуя, как внутри закипает гнев. – Каждый раз, когда я говорила о том, что мы поженимся, ты позволял мне верить в это. А сам знал, что завещание отца навсегда привяжет тебя к жене!
– Не навсегда, – запротестовал Дэвид, пытаясь взять ее за руку, которую Летти тут же с негодованием вырвала. – Я найду какой-нибудь выход, дорогая.
Сердце Летти билось как в лихорадке, ощущение, что ее предали, вызвало слабую тошноту.
– Ты отдаешь себе отчет, что не сможешь подать на развод и при этом остаться партнером ее отца.
Она заметила, как задрожали губы под тонкой линией усов, как Дэвид опустил голову, но не смогла остановиться; бушующая внутри горечь выливалась в новые и новые упреки.
– Боже, а как ты старался, как обманывал, скольким «жертвовал», лишь бы жениться на мне. И позволял мне верить этому. А сам никогда по-настоящему не собирался расставаться с женой, не правда ли, Дэвид? Боялся потерять богатство, которое давал тебе этот брак. Зачем? Когда можно приходить и получать от меня что хочешь без всякого риска.
Глаза Дэвида потемнели.
– Это неправда, Летиция.
– Нет правда.
– Ты намекаешь, что я использовал тебя? – Сейчас Дэвид разозлился по-настоящему.
– А как еще можно это назвать? – Чувствуя, как к глазам подступают слезы, Летти торопливо продолжила: – Не отрицаю, ты любишь меня, Дэвид. Но никогда не думала, что ты можешь быть таким эгоистом. Ведь ты никогда, никогда не собирался отказываться от своей полной удобства жизни ради меня! Потому что, если бы ты любил так же сильно, как я, то отшвырнул бы наследство. И это совсем не означало, что мы жили бы в бедности. Я вовсе не нищая! Мы могли бы вдвоем работать в галерее.
– Я не собираюсь жить за твой счет, Летиция, – запротестовал Дэвид. – Галерея – твой мир, твое дело.
– Оно могла бы стать нашим общим делом.
– Не забудь, что у меня своя гордость… – начал было он, но Летти резко оборвала:
– Да, конечно. Мужская гордость, которую нельзя задевать. И что это за гордость, которая позволяла тебе последние три года время от времени заниматься со мной любовью, сохраняя при этом свой прекрасно организованный бизнес и свою жену. Ты имел наглость предлагать мне ложиться с тобой в кровать, зная, что я искренне верила: мы скоро поженимся, а ты все время…
Не в силах говорить дальше, она вскочила, уронив хлеб, который приготовила для птиц, и побежала, из-за слез не разбирая дороги. Она услышала, как Дэвид догоняет ее. Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом.
– Значит, так ты думаешь обо мне? После всего, что мы пережили? После…
– Я не знаю, кто я в твоей жизни, Дэвид…
– Ты – сама моя жизнь, Летиция, – кричал он, все еще держа ее за руку. – Я не могу жить без тебя. Если бы ты знала, каково мне приходится дома… Дома? Это не дом! Это мавзолей, где я стою или лежу, как один из драгоценных пекинесов. Я тебе не говорил раньше? У Мадж три собаки.
Казалось, ему не хватает воздуха.
– Они спят всю ночь на нашей постели, едят вместе с нами за столом. Она обращается к ним прежде, чем ко мне, конечно, когда дома, а не где-то на стороне со своими друзьями. А я должен сидеть сзади и улыбаться. Она любимица своего отца, и пока я слушаюсь, то милостиво допущен быть партнером в его фирме. Попробуй только разозлить ее, и сразу же начинаются разговоры, что некий концерн хочет перекупить фирму «Бейрон и Ламптон», и акционеры согласны. А ведь это дело моего отца, и я могу предать его память и уступить бизнес какой-нибудь крупной фирме типа «Селфридж». Я хочу, чтобы мы были наравне с ними, а не просто маленьким филиалом. В память о моем отце. Я так любил отца, Летиция!
– Больше, чем меня? – В ее голосе прозвучал вызов.
– Я старался не говорить с тобой о нашем будущем, потому что не знал, как выйти из этого положения. Но о нас я думаю день и ночь. Ты – моя жизнь, Летиция.
Через пелену слез, заволакивающих глаза, Летти смотрела на стоящего рядом мужчину, чувствуя, что у нее остается все меньше сил любить его.
– Мы никогда не поженимся, ведь так?
Он уже немного успокоился. Перед ней снова был разумный мужчина, полностью владеющий собой. Его рука соскользнула вниз, обхватив ее за талию.
– Потерпи немного. Пока я был очень осторожен, так что Мадж ни о чем не догадывается. Но клянусь, как только появится возможность, я все расскажу. Будь что будет, но я потребую развода. Это означает, что мне придется выйти из совета директоров, и дело, основанное отцом… Но ради тебя, я обещаю, мы поженимся.
– Когда? – Слезы на щеках Летти высохли, но голос дрожал. Она словно замерзла. – Как долго еще надо ждать? Когда? – снова переспросила она, чувствуя себя так, словно сделана из камня – огромного куска гранита, обдуваемого ледяным ветром.
– Не знаю… скоро. – Дэвид говорил уверенно, но для Летти этого было мало. Что-то внутри жаждало услышать: «Ради тебя, милая, я готов пожертвовать всем», но он не сказал этих слов. И тогда ее гордость взяла верх.
– Я думаю, в этом случае тебе лучше вернуться к жене, – зло произнесла она, удивляясь тому, как холодно звучит ее голос, – нет никакого смысла продолжать наши встречи.
Назад: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Дальше: ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ