Глава седьмая
Когда Джулия вошла в офис, она поняла, что там кто-то есть. Секретарша ушла в обычное время. В приемной никого не было, пепельницы были чистые, а журналы аккуратно сложены. Дверь, которая обычно запиралась, когда уходила секретарша, была полуоткрыта. Из-за двери слышался шелест бумаг.
Распахнув дверь, Джулия вошла в комнату. Рей, стоявший с папкой в руках, поднял голову. Его взгляд выражал удивление и беспокойство.
— Чем я могу помочь? — спросила Джулия с притворным сочувствием.
— Не спрашивай. Я думаю, офис — тоже часть твоей территории.
Она залилась краской, вспомнив прошедшую ночь, то, как он говорил эти слова, и его улыбку. Но она сохранила спокойный тон:
— В любом случае это не общественное место. Не объяснишь, что ты здесь делаешь?
Он перестал улыбаться:
— Я не уверен, что буду отвечать на вопросы, заданные таким тоном.
— Тон соответствует случаю. — Но, говоря это, она не была уверена, так ли это. Может быть, эти слова были вызваны подозрениями Стэна и ее собственным противоречивым отношением к Рею. В любом случае она никому не позволяла трогать ее вещи без разрешения.
— Ну, ладно, — сказал он. — Прошу извинения. Я ждал тебя и вдруг подумал, не поискать ли то, что мне нужно. В другой раз спрошу разрешения. Хорошо?
Его спокойное извинение подействовало обезоруживающе, так что сердиться было уже трудно.
— Что ты искал?
— Меня интересует название компании, доставившей лодку для Пола. У Донны и у меня возник вопрос о страховке от несчастных случаев.
Джулия почувствовала, как у нее екнуло сердце.
— Ты хочешь сказать, — выговорила она, — что Донна Лислет собирается жаловаться?
— Этого я не говорил.
— Ну, если так пойдут дела, именно это и случится. И вместе с этой компанией будут, естественно, фигурировать «Эксель филмз» и наша студия. Корпорация обрушится на нас, как горный обвал. А Дэйвис будет в экстазе. Для него этого будет достаточно, чтобы отобрать у меня «Болотное царство».
— О чем ты говоришь? — нахмурился Рей.
Она вкратце изложила суть дела, прибавив:
— Не понимаю, что нужно Донне. Ведь она получит страховку от несчастного случая.
— Это не успокаивает ее, она не знает подлинных причин смерти Пола, которые могло бы выявить расследование.
— Да это же был несчастный случай в чистом виде! — воскликнула Джулия. — Трос был испорчен кислотой.
Рей покачал головой:
— Не могу поверить, чтобы Пол вел лодку на такой высокой скорости без предварительного осмотра. Он бы заметил следы коррозии. Дело, должно быть, в другом.
Джулия стала теребить волосы.
— Можешь запросить лодочную компанию, но не знаю, что они скажут. Ялик интенсивно эксплуатировался, он не был новым, как катер или скоростная лодка. Да так и полагалось по замыслу: ведь Жан-Пьер владел ею много лет.
— А кто ее проверял после доставки?
— Офелия подписала счет, а Стэн и один из механиков произвели беглый осмотр ее и скоростной лодки. Было сказано, что ялик недавно отремонтирован с установкой нового мотора, так что никто не осматривал его дюйм за Дюймом. Большинство каскадеров-профессионалов сами проверяют свое оборудование, не доверяя никому. А наши считают, что не надо делать двойную работу.
— По-твоему, это недоразумение, не больше?
— Я не знаю, что еще сказать. — Она помолчала, размышляя. — Знаешь, я раньше не понимала, как могло случиться, что Джон Лэндис, режиссер «Сумеречной зоны», не уберег Вику Морроу и двоих детей, которые погибли во время съемки. Казалось, это такая страшная безответственность. Теперь я это понимаю. Как-то привыкаешь, что люди вокруг тебя рискуют, привыкаешь идти на риск с актерами по разным поводам. Мало-помалу привыкаешь ко все большим опасностям вокруг тебя. И если ничего страшного не происходит, думаешь, что так будет всегда.
Рей бросил папку на шкафчик и сел на стол рядом с Джулией.
— Сцена, которую ты снимала, не была опасной. Несчастного случая можно было избежать, если бы с лодкой все было в порядке. У тебя нет оснований ругать себя.
— Я режиссер и отвечаю за все, что делается на съемочной площадке.
— Если я не ошибаюсь, даже Лэндиса освободили от уголовных обвинений.
— Но гражданские иски тянулись годами и достигали миллионов.
— Донна не собиралась жаловаться, просто ей надо узнать правду.
— Было бы хорошо, если бы я сама ее узнала.
Рей кивнул. На лице его возникло странное выражение, которое быстро исчезло.
— Что ты скажешь о жареных креветках и зубатке на ужин? Сегодня у тети Тин католический праздник материнства, и нам придется самим позаботиться о себе.
— Хорошо бы, но я не умею жарить на сковородке.
— Нет, я не об этом. Я имел в виду, что мы можем съездить к Миддендорфу, у них там лучшие блюда из рыбы, а после этого мы могли бы посмотреть на озеро Морепа и пролив Маншак, который соединяется с озером Поншартрен.
— Мы отправимся туда на лодке?
— Если хочешь. — Он улыбнулся невинной улыбкой.
— Да нет, лучше по суше.
— Как? — сказал он, кладя руку на ее стул и разворачивая его к себе. — Обойдемся без купания при луне?
— Сегодня вечером — да, — взгляд ее стал грустным и задумчивым, она сидела, скрестив руки.
— Очень плохо, — сказал он тихо. — А я уже думал…
Он наклонился к ней и прижался своими губами к ее губам, возбуждая своим прикосновением. Она положила руки ему на плечи, прижимаясь к нему.
— Ого! Как интересно! — сказал кто-то в дверях.
Рей поднял голову и отодвинулся. Джулия почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Она обернулась и увидела стоящего в дверях Вэнса.
— Что вам нужно? — спросила она.
Глаза актера потемнели от ревности и оскорбленного самолюбия.
— Что-то было нужно. Но я забыл что, — ответил он саркастически. — Мне зайти попозже? И конечно, я закрою за собой дверь. Не знаю, в курсе ли того, что здесь происходит, Аллен, но я уверен, что вам не нужно, чтобы эта новость распространялась.
По дороге в ресторан Миддендорфа они почти не разговаривали. Рей вел «чероки» довольно рассеянно. Миновав Артлайн, перекресток на Интерстейт-10, они поехали на север. Быстро стемнело, и видимость стала плохой. Невдалеке от дороги они заметили канал, который рыли для больших барж, возивших грузы для строительства дороги через болото. Они с Джулией поневоле вспомнили о самоубийственных импульсах опоссумов и енотов на дорогах Луизианы по ночам, когда от них оставались только комочки меха. Рей время от времени поглядывал на Джулию, которая была занята своими мыслями. Ему хотелось знать, о чем она думала, но он боялся спросить. Ему казалось, что их близость была преждевременной, что он поторопился.
Он смотрел на нее в мелькающем свете фонарей. Черты ее лица были твердо очерченными, а подбородок — решительно вздернут. В изгибе ее губ было что-то зовущее. Она настолько хорошо владела собой, что для него это было как вызов. Он хотел разрушить ее защиту, проникнуть в ее мысли и мечты. Он хотел знать о ней все, от ее любимого цвета до того, как она собирается голосовать на следующих выборах. Чем больше он будет знать, тем лучше.
Хорошо было бы посчитаться с этим Вэнсом Стюартом. Почему он решил, что ему можно лезть не в свои дела и так разговаривать с Джулией?! Что между ними могло быть такого, чтобы это позволялось? Насколько Рей вообще нужен кинокомпании и Джулии?
Рей наблюдал за дорогой, освещенной фарами его машины. У него не было права на такие вопросы. Может быть, этому актеру нужно было просто его дискредитировать. Не слишком ли он был нежен с Джулией на съемочной площадке? Вероятно, ему следует быть более осторожным и держаться подальше от Джулии. Он снова посмотрел на нее, заметив, что и она взглянула в его сторону, а потом стала опять смотреть в окно на пустынную равнину, обрамленную придорожными деревьями. Размышляя о том, что ему хотелось бы узнать, он произнес:
— Если ты ходила в школу в Луизиане, то как тебя занесло в Лос-Анджелес?
Она серьезно посмотрела на него, но ответила охотно:
— Булл попросил меня приехать к нему после смерти мамы. Я бывала в Калифорнии пару раз во время каникул. Этого достаточно, чтобы полюбить солнечный Малибу, где тогда жил Булл. Я поехала.
— Ну и дальше жила с папочкой?
— Сначала, — сказала она, поворачиваясь к нему и как будто расслабившись, — Булл был щедрым. Он подарил мне машину, открыл счет, давал ежедневно по двадцать долларов, как будто у него существовал бесконечный денежный источник.
— Похоже на мечту подростка.
— Да, но кроме того, он хотел решать, с кем мне дружить и как мне думать. Когда я была маленькой, его с нами не было, но он вдруг почувствовал себя авторитетом, этаким главой семьи. Я должна была отчитываться перед ним за каждую минуту. Тогда мне казалось, что он выдумывает всякие несусветные, правила, которым я, по его произволу, должна следовать. Сейчас я понимаю, что он боялся ответственности, имея на руках дикого ребенка.
Эта фраза прозвучала так странно, что он невольно улыбнулся.
— А ты была диким ребенком?
— Во всяком случае, достаточно скверным, — заметила она, — хотя, может быть, и нормальным для своего времени. Я, бывало, подолгу жила в домике на берегу моря с четырьмя другими девочками и парой ребят, вроде как родственников.
— Исключенных из колледжа?
— Да, на год или больше.
— А потом? — спросил он.
— Потом мне стало скучно. Я стала повсюду слоняться с камерой, которую мне подарил Булл. Снимать волны, водных лыжников и все, что было интересно в тамошних пустынных местах. Я стала интересоваться киносъемкой, а кто мог ответить на мои вопросы лучше, чем Булл?
Рей, внимательно глядя на дорогу, сказал почти наобум:
— Ну и понятно, он давал тебе ответы.
— После этого все изменилось. Мы научились нормально разговаривать друг с другом, выслушивать друг друга без наскоков. Я вернулась в школу, но жила отдельно и когда не наблюдала отца за работой, то сама снимала все, что двигалось.
Что-то в ее голосе его насторожило: в нем слышались нотки подавленной депрессии. Он осторожно спросил:
— И долго ты была одна после этого?
— В общем, довольно долго. Не считая Аллена.
Об Аллене он почти забыл. Она же, как видно, о нем не забывала.
Джулия решила поменять тему:
— Болото в этих местах кажется бескрайним.
— Сейчас оно уже не такое большое. Здесь слишком много лесозаготовок, ведется разное строительство.
— Почему здесь поселились каджуны? Ведь тогда, в конце восемнадцатого века, они могли найти места и получше.
— Они поселились там, где им указали испанцы, владевшие тогда Луизианой. Конечно, они жили не на самом болоте, а вдоль рек и заболоченных рукавов и озер. Но, конечно, болото у них всегда было у порога. Они исследовали его и стали там чувствовать себя как дома. Я думаю, по той же причине люди поднимаются высоко в горы.
— Ну да, потому что это рядом, — заметила она без выражения. — А твои предки чем занимались? — Выражение лица в этот момент у нее было какое-то странное, но он не мог понять, что оно означает, и ответил первое, что пришло в голову:
— Примерно тем же самым, что делали всегда. Большинство моих двоюродных братьев пытаются по возможности и сейчас заниматься тем же, чем их отцы.
— А чем занимался твой отец?
— Сначала был фермером, а потом пошел работать на химический завод. Его брат, муж тетушки Тин, обрабатывал колониальный сахар. Помнится, я любил, когда он приходил домой. Он был похож на марципан в сахарной пудре. Тетя Тин говорила, что он самый сладкий мужчина на свете.
— На нее это похоже, — сказала Джулия, улыбнувшись, хотя взгляд ее все еще был беспокойным.
Они уже подъезжали к озеру Морепа. Рей осторожно объезжал огромное водное пространство, освещенное желтыми огнями. Справа от него шел проток, который вел к озеру, названному в честь Де Поншартрена, морского министра Людовика XIV. Они пересекли мост, достаточно высокий для барж и больших рыболовных судов, и свернули к стоянке у ресторана «Миддендорф». Ресторан выглядел непритязательно и представлял собой длинное низкое здание с полосатым навесом и огромной желто-красной вывеской, чтобы привлечь туристов-янки, мчавшихся в Батон-Руж или Новый Орлеан. Он работал уже лет пятьдесят, готовя свежие блюда для рыбаков, местных жителей, приезжих новоорлеанцев без особых претензий и добрых старых парней из Луизианы и Миссисипи, приезжавших на футбольные матчи ЛСЮ и «Супердом», не говоря уже о сезонных туристах. Помещение было отделано деревянными панелями, на столах были скатерти. Когда Рей и Джулия вошли внутрь, там гудели голоса посетителей, пахло крабами, хлебом и арахисовым маслом. Их встретила улыбающаяся хозяйка и проводила к угловому столику. По пути Рей ответил на несколько приветствий старых знакомых. Сидели за столиками и некоторые члены съемочной группы, знавшие это местечко.
В меню ресторана были стейки, цыплята и даже гамбургеры, но главное — здесь был большой выбор устриц, вареных раков, креветок, камбалы и всяческих жареных рыб и рачков. В качестве гарнира подавали зеленые салаты, жареную картошку, шинкованую капусту и многое другое. Блюда были незамысловатыми, но обильными и вкусно приготовленными.
Рей заказал бутылку «Пуили-Фюисе» — хорошей, хотя и не знаменитой марки вина. Они стали разговаривать с Джулией о погоде; можно было выпить вина в ожидании, пока приготовят все остальное. Просмотрев меню, Рей заказал фирменное блюдо — филе зубатки, выращенной в пруду, жаренное до золотисто-коричневой корочки. А Джулия для надежности и чтобы попробовать всего понемногу — смесь из креветок, устриц, зубатки и фаршированных крабов. Когда официантка ушла, Рей наполнил бокалы и, облокотившись о спинку стула, спросил:
— Поговорим об этом или проигнорируем?
— То есть? — Она выпила вина. На дне ее бокала отражался бледно-золотистый отблеск настольной лампы. В тусклом свете, падавшем на ее лицо, оно казалось неестественно спокойным.
— Что-то ведь тебя беспокоит, и я хочу знать что.
Сначала Джулия хотела не отвечать, но, передумав, кивнула.
— Я слышала, что ты пользуешься репутацией «своего человека» в определенных кругах новоорлеанского общества. Как это возможно для коренного каджуна, прозванного «Болотной Крысой»?
Рей был готов к разговору, но только не к этому. Он считал его второстепенным. Сухо и несколько низким голосом, чем ему это хотелось, он спросил:
— Ты узнала это от Мадлин?
— Да, кое-что она мне рассказала.
— Она, вероятно, все преувеличивает.
— Но у тебя, кажется, есть квартира в Новом Орлеане? — Это прозвучало как обвинение.
— Да, есть.
— И очень хорошая, как я слышала. И еще итальянская спортивная машина, которая стоит столько, что на эти деньги несколько лет может безбедно прожить средняя семья.
— Мадлин очень информирована.
— И ещё свой самолет.
Он вздохнул, как бы подтверждая сказанное ею.
— А она отметила мою коллекцию картин старых мастеров и яхту на озере Поншартрен?
— Нет, но она упоминала о Креве и Комю.
— Я думаю, тебя уже не удивишь клубом «Мардигра»?
— Как уроженка Луизианы, я примерно знаю здешние социальные ценности. Это, прежде всего, хорошая родословная. У тебя была возможность рассказать о своих новоорлеанских родственных связях, так же как и о каджунских. Ты ничего не сказал об этом. Что ты скрываешь? Или ты боишься, что люди не будут любить тебя просто за твою собственную персону?
Он изучающе рассматривал ее лицо, пытаясь понять, происходит ли ее холодность от разочарования, плохого настроения или неудовлетворенного любопытства.
— Я мог бы все рассказать, но тогда Мадлин не о чем было бы поговорить с тобой.
— Я не шучу.
— Я тоже, — спокойно произнес Рей. — Я не говорил тебе об этом потому, что считал это незначительным. У меня нет привычки подходить к женщинам и говорить: эй, я богач, принятый в обществе.
— Да, это так. Но все же странно, что ты считаешь людей дураками.
Ее зеленые глаза явно выражали злость. Он попробовал ослабить ее напор.
— Не то чтобы считаю. Но ты так уверенно говорила, что мне понадобятся деньги, что я счел невежливым утверждать обратное. Я ведь никак не ожидал, что мы будем работать вместе и тем более жить под одной крышей.
— Конечно. У тебя было всего несколько минут с того момента, как ты снисходительно решил мне помочь, до того, как на рассвете ускользнул из моей постели, когда мог бы сказать: «Да, между прочим, я не тот, за кого ты меня принимаешь».
Он глядел на нее и любовался проступившим на ее щеках румянцем и тем, как хороша она была, когда сердилась. Рей был удивлен и растерян. У него, как он теперь понимал, были причины для беспокойства.
— Прошу извинить меня, — сказал он.
— О, нет, не надо. — Она резко отклонила его извинение. — Нет более законченной снисходительности, чем когда мужчина принимает всю вину на себя.
Он наклонился к ней, стараясь говорить спокойно.
— Я признаю свою вину только в том, что не разбудил тебя и не попрощался с тобой.
— А кто сказал, что это нужно? — выпалила она.
— Никто. Но мне не хотелось будить тебя сегодня утром, так как я ушел слишком рано. А ушел я, между прочим, из-за тетушки Тин.
Джулия уставилась на него с удивлением и смогла вымолвить только:
— О!
— Да. Тетя Тин хорошо знает все, что касается плоти, с удовольствием смотрит все это в мыльных операх, а потом сплетничает об этом со своими подружками, другими женщинами в годах. Но она не была бы счастлива, если бы обнаружила, что этой ночью я спал не в своей постели. Это ее дом, и, по-моему, лучше придерживаться ее представлений о том, что хорошо и что плохо.
— Я думаю, — сказала Джулия очень тихо, — что я доставила бы ей еще меньше радости, чем ты.
Рей не успел ответить ей, так как им принесли еду. Ели они молча. Напряженность между ними, казалось, росла. Джулия смотрела вниз и время от времени хмурилась. Наконец, она положила вилку. Рей, видя ее настроение, весь подобрался, словно ожидая нападения. Голос ее был хриплым, она тщательно подбирала слова.
— Видишь ли, я думаю, мы… я ошиблась этой ночью. Так уж получилось. Я знаю, что я так же виновата, как и ты. Я сама дала повод. Я не хочу ничего объяснять, так как не думаю, что это у меня получится. Но я не могу чувствовать себя хорошо с тобой, пока я связана с Ал-леном. Я… чувствую себя виноватой.
Рей допил вино и, осторожно поставив бокал на стол, спросил:
— Это — после сегодняшней фразы Вэнса.
Она покачала головой:
— Я ощутила это сразу, как проснулась. Мы с Алленом долго были вместе, и в хорошие и в трудные времена. Мы уважаем и понимаем друг друга. Он заслуживает лучшего отношения.
Рей хотел возразить ей, но понимал, что это ничего не даст. Он произнес те слова, которые могли бы смягчить напряжение, возникшее между ними:
— У меня нет никаких притязаний на то, что связано с этой ночью, — сказал он спокойным голосом.
— Ну, хорошо, — ответила она, не глядя на него.
— Я думаю, — сказал он с оттенком иронии, — что меня впервые отвергли из-за богатства.
— Это не так, — быстро возразила она. — Дело в том, что мы, наша жизнь, такие разные. И началось у нас все с недоразумения, причем тебе это доставило удовольствие, а мне нет. Даже не будь Аллена…
— То все равно было бы что-то не так.
— Да, — ответила она, и в ее голосе звучала благодарность. — Давай забудем о том, что было.
Он стиснул зубы, сдерживая себя, и произнес:
— И будем работать вместе и жить под одной крышей, пока не кончится съемка?
— Лучше бы так, если это возможно.
— Это возможно, если ты хочешь.
— Ну… Хорошо. Мне очень бы не хотелось уходить от тети Тин раньше времени и объясняться по этому поводу.
Он изобразил что-то наподобие улыбки:
— Уж этого-то надо точно избежать. Она быстро выудит из тебя правду.
— Не сомневаюсь, — вяло улыбнулась Джулия, глаза же ее оставались тревожными.
— А то как бы и мне не пришлось уходить.
— Этого не должно быть.
— Нет, не за мои грехи, особенно в пересказе, а за то, что я выжил тебя.
— Она так надеется починить крышу.
Дело было, конечно, не в этом, но Рей промолчал, не зная, что ответить. Вместо этого он напомнил о десерте, а когда она отказалась, попросил счет.
Рей уже думал, что она захочет поставить расходы в счет компании или оплатить половину в связи с его неожиданно возникшим богатством. Во всяком случае, он был рад, когда она ушла мыть руки, а он должен был сам решать этот вопрос.
В бутылке оставалось еще немного вина. Он вылил его в бокал и долго, с грустной улыбкой смотрел на желтый напиток. Потом он быстро допил вино и, поставив бокал на место, ушел, не оглядываясь.
