Ровно в десять сорок пять я стоял на посту у входа в школьный буфет. Туда уже просочилась первая струйка этих онанистов-любителей – придет время, как они будут лебезить передо мной, как будут заискивать! – и я стоял и бдил: кто знает, какой номер может выкинуть эта шатия? Кто-то пролил мне на ботинки молоко. Я ухмыльнулся, записал его фамилию и произнес приговор: «останешься после уроков». Он тут же заныл: «я не виноват, ну правда, это не я». Но я стоял недвижно, будто прирос к полу, с ухмылкой на лице.

Чертов Тристрам – до конца перерыва осталось пять минут, а он все не появлялся. Кстати, сегодня была совсем не моя очередь дежурить. С утра я первым делом заглянул в комнату старосты и посмотрел расписание дежурств. Сам я на этой неделе вообще был свободен и должен был придумать какую-то причину, чтобы поошиваться у буфета. Какие у старосты могут быть отношения с первогодком? Сразу засмеют: эге-ге, милок, да ты никак решил по малолеткам пройтись? А ты, ангелочек, собрался полизать задницу старосте? Лично мне на всех этих дебилов начхать, но подставлять под удар маленького Тристрама – не дело. Поэтому из списка дежурств у буфета я аккуратно вычеркнул имя Джонсона и вписал свое. Никому и в голову не придет, что я сам решил обременить себя дежурством. Вписать мое имя туда, где его быть не должно, – это часто делали другие.

В конце концов Тристрам появился, послышались крики: «Сюда, сюда!», «Мы тебе держим место!». Он подошел к своим, увидел меня, я одарил его скромной улыбкой, а он просто кивнул в ответ. Кто-то разбил бутылку с молоком; сначала повисла тишина, потом народ заулюлюкал. Я должен был как-то отреагировать, но не стал – наблюдал за Тристрамом. Он присоединился к друзьям – все как на подбор пай-мальчики. Странно, но факт – эти красавчики всегда тянутся друг к другу. Они сгрудились в кучку – маленькая клика, – открестившись от остальных. Какой-то мальчишка хотел примкнуть к ним, но они его приняли холодно и надменно, то есть просто не приняли, и вскоре он исчез.

Какая тоска – стоять одному у входа в буфет и строить из себя официальное лицо, но при этом своего человека. Умники глядят на тебя с ухмылкой; дохляки, наоборот, побаиваются и подлизываются. Неважно, главное – я вижу Тристрама, могу изучать его в своей среде, среде явно дружелюбной. Он им нравился, вполне устраивал их, был неотъемлемой частью их стайки. Господи, вот бы мне скинуть пять лет, стать стройным и светловолосым подростком, легко влиться в их ряды и вообще воспринимать жизнь без натуги!

– Ну? Чего от тебя хотел Тик-Так?

– Просто хотел проверить, понял ли я этот опыт, – объяснил им Тристрам.

– И все? Он мог тебя здорово вздрючить – нашел в кого бумагой кидаться!

– Да я не в него кинул. В Джонса.

– И чуть не попал в Тик-Така.

– «Чуть» не считается. Он все равно не заметил.

– Еще как заметил, башку даю, да только сдрейфил. Неужели не видишь, что он на все наши приколы не реагирует? Так и хочет к нам в доверие втереться.

– Брось ты! Сказать, что я про него думаю? Что он – человек застенчивый, а мы все время его достаем. Разве он виноват, что он – слабак?

– Тоже мне, защитник слабых нашелся. Или он тебе конфеты покупает, а, Холланд?

– Иди отсюда. – Тристрам даже немного покраснел. – Просто когда остаешься с ним один на один…

– …и он хватает тебя за яйца…

– Заглохни. Просто мне его жалко, мы же его все время доводим, – защищался Тристрам.

– Он к тебе неровно дышит, вот в чем фокус.

– Хватит чушь пороть.

– С тех пор, как ему запретили ученикам объем бедер мерить, он совсем скис. Ты, Холланд, будь с ним осторожен. А то он тебя быстро окрутит.

– Заглохни, понял? Говорю тебе, это несчастный человек.

– Сам заглохни. Ты за него заступаешься, потому что он к тебе неровно дышит. Найди себе девочку вместо него, толку будет больше.

Все вокруг заржали.

– Сам найди, – огрызнулся Тристрам.

– Где же я ее возьму – дома, что ли? – взвыл Канис.

– Где хочешь, – хором прокричали мальчишки.

– Одолжи у брата, – добил его кто-то.

– У него самого нет.

– Как это «нет»? Еще как есть! Все про это знают. Канис был посрамлен.

– Я вам вот что скажу, – авторитетно заговорил кто-то. – Всегда держите при себе кусочек свежего лимона. Чуть-чуть брызнул – и, если она закричит, значит, у нее не прорвана.

– Что «не прорвана»?

В ответ раздались насмешливые стоны и улюлюканье.

– Не понимаешь, что ли, тупой?

– Я просто хотел проверить, знаете вы или нет Вообще-то это любому дураку известно.

– Но при чем тут лимон?

– Кислота разъедает.

– Мать честная. Так это же дикая боль! Она же будет орать как резаная.

– В том-то и фокус, тупой. А раз орет – значит, оставляешь ее в покое.

– А если не орет?

– Тогда вперед.

– Так еще надо, чтобы она позволила… тем более, если ты полез к ней с лимоном.

– Вот уж точно тупой! Надо так, чтобы она не заметила! Когда с ней только балуешься. Нажал на лимончик – и оп-ля!

– А-а.

– Вот тебе и «а-а», – передразнил его кто-то. – Ну, тебе-то бояться нечего.

– Как это?

– Да так. В ближайшее время до этого дело не дойдет. У тебя.

– Это мы еще посмотрим, у кого дойдет раньше. Ты только языком мастак трепать, а сам, небось, и не нюхал. Верно, Холланд? Где ему?

– Мы все мастера языки почесать. А до дела, по-моему, ни у кого из нас не дойдет.

– За всех нечего расписываться, сутенерская ты рожа.

– От такого слышу!