ГЛАВА 14
В воскресенье она оттачивала и доводила до совершенства конспект своей речи. Будучи просто частным лицом, а не юридическим советником, она должна будет говорить быстро, пока ее не перебьют. Она должна выразить свои соображения четко и ясно, не вдаваясь в пространные рассуждения. Она продолжала работать, когда позвонил Питер, чтобы попрощаться.
– Я очень обрадовался, услышав от Джилл о вашей совместной вылазке.
– Это была ее идея. Она воодушевила меня.
– Полагаю, вместе вы будете достаточно стойкими теперь.
– Надеюсь, что так и будет.
– Я же говорил, что что-то хорошее из всего этого должно получиться, так оно и вышло, разве нет? Надеюсь, что это хоть немного послужит тебе утешением, Дженни. – И потом, когда она промолчала, не зная, что ответить, он добавил немного шутливо: – Я еще вернусь. Тебе не удастся так легко отделаться от меня.
Она ответила:
– Я не собираюсь отделываться от тебя.
Они прошли по коридору, где пахло дезинфицирующей жидкостью, мимо дверей с табличками «Департамент здравоохранения», «Лицензии для собак», «Департамент полиции», «Дорожные нарушения», «Отдел налогов». Они вошли в зал заседания, где на возвышении восседал городской совет с укрепленным позади на стене американским флагом.
Мужчина, стоявший возле задней стены, тронул Дженни за руку, и она узнала Джерри Брайана, который помогал «снаряжать» Джорджа. Он был явно переодетым полицейским.
– Вы все еще этим интересуетесь?
– Именно поэтому я и здесь, – ответила она.
– Я так и думал, что вы должны прийти. Хорошо. – Отведя ее в сторону от посторонних, включая Джилл, он прошептал: – Вы не поверите, но мы уже много раскопали.
– Так быстро?
– Шеф работал днем и ночью. У этой привлекательной компании плохая репутация. Грязные связи.
– Вы имеете в виду «Баркер Дивелопмент»?
– Да. Они вели строительство в Калифорнии под другим названием, там возникли всякие осложнения, но они сумели выпутаться, а потом объявились на Востоке, и снова с незапятнанной репутацией.
Дженни тихо прошептала:
– Какого рода осложнения?
– Бомба в чьем-то автомобиле. Что-то связано с участком, который они хотели купить, а владелец не собирался продавать. Что-то в этом роде. Мартин говорит, что невозможно ничего было доказать, но каждый знал: это так.
– Так можно ли будет что-то доказать в данном случае? С Джорджем?
– Мартин считает, что да. Но поймите, я не все знаю. Я сегодня здесь только наблюдаю за теми, кто пришел. Конечно, мы не ждем, что здесь появится мистер «Зубы». – Даже в этом темном углу Дженни смогла разглядеть улыбку на лице парня. – Я слышал, что вам еще повезло.
– Да, повезло. – Она думала о чем-то своем. – И Фишер, этот урод? Он как-то замешан?
– Он – нет. Урод – это все, что можно сказать. Мелкая рыбешка, владеющая куском земли, который он хотел бы продать, поэтому он сходит с ума, если кто-то ему мешает это делать.
– А я могла бы поклясться, что и он замешан, – сказала Дженни. – Не так уж я и проницательна, как оказалось.
– Вы достаточно проницательны. Смотрите, зал уже заполняется. Вам лучше занять места.
Большинство мест было уже занято. Из дальнего угла Дженни осмотрела зал в поисках свободного места. Ее взгляд выхватил из толпы несколько знакомых лиц, сидящих на возвышении, потом она быстро осмотрела весь зал и увидела седые головы Инид и Артура Вулфов. Они были одни, чего и следовало ожидать; Джей вряд ли смог бы вырваться с работы и быть здесь сегодня вечером. Их головы повернулись только на долю секунды, но Дженни была уверена, что они заметили ее. Она прошла на виду у всех вместе с Джилл в третий ряд, где было два свободных места. «Если они захотят признать меня, то сейчас у них есть эта возможность, – вызывающе подумала она. – А если они поинтересуются, кто эта красивая молодая девушка рядом со мной, я просто скажу им, кто она». Дженни пришла к этому решению всего минуту назад. Она не знает, как это получилось, но она так решила.
Вулфы, однако, не двинулись с места. Что же, интересно, сказал им Джей? Она представила их расширившиеся глаза, их изумление. И она явственно представила их на кухне – бело-голубые занавески, фиалки в красных глиняных горшочках, собака возле ног – они пьют чай с пирогом. Они, должно быть, сокрушенно покачивали головами, сочувствуя и повторяя: «Но она была такой искренней, такой честной и открытой!»
И уверенность, так быстро появившаяся, так же быстро и угасла. Ей не следовало приезжать сюда, бередить свои раны. Самым разумным было бы подняться и вернуться домой прямо сейчас. Пусть кто-то еще борется за Грин-Марч и победит или проиграет процесс. Но она бы унизила себя в глазах Джилл. Разве не она приехала сюда, чтобы отчасти показать Джилл себя?
Так, поджидая своей очереди, Дженни сидела и слушала: приведение к присяге, результаты предыдущих заседаний и сообщения экспертов. Снова спорили адвокаты. Молодой человек от компании «Баркер» повторил свои аргументы, убеждая своих слушателей в той пользе, которую «Баркер Дивелопмент» может принести городу. Она не переставала удивляться, неужели этот умный респектабельный джентльмен с приятными манерами мог быть знаком с Робинсоном, также известным как Гарри Коррин, и решила, что скорее всего нет, потому что в организациях типа этой, с ее размерами и родом деятельности, будут стараться делать так, чтобы правая рука не знала, что делает левая.
Усталый пожилой адвокат, который занял место Дженни, едва ли мог выдержать сравнение со своим соперником. Бубня под нос что-то о статистических данных, он начал терять внимание членов совета; мэр пренебрежительно зевал.
Дискуссия уже перекинулась в зал. Дженни подождала, пока с десяток горожан высказались. Их мнения явно разделялись. Совет тоже, вероятно, разделился, предположила она, как это было несколько месяцев назад. Так что голосование будет трудным. Она подняла руку, представилась, встала и начала говорить.
– Меня зовут Дженни Раковски, – уверенно начала она. – Некоторые из вас, может быть, помнят, что я выступала здесь раньше. В этот раз я присутствую здесь только как частное лицо. Я хочу поговорить с вами о застройщиках из компании «Баркер». Как и все застройщики, они приходят с обещаниями улучшить жизнь в городе, суля новые рабочие места, говоря о снижении налогов. Не верьте ни одному их слову! – кричала она, предупреждающе подняв палец. – Они приходят делать деньги, и это все, ради чего они приходят. После них останутся только вырубленные долины. Об этих людях мы также не узнали ничего нового. Они появлялись и в 1890 году, пытаясь незаконно вырубить Самшитовый национальный парк. Если бы добропорядочные граждане не боролись с ними тогда, то у нас бы не осталось ни Самшитового парка, ни Большого каньона, ни других заповедников дикой природы.
Кто-то захлопал, и немедленно восстановилась тишина. Вулфы смотрели поверх головы Дженни на совет или, возможно, в потолок – все, что она заметила, – но потом еще кто-то захлопал, это вдохновило ее, и Дженни продолжала.
– Мы можем обратиться гораздо дальше, к Исайе более двух тысяч лет назад, или к древним грекам. Уже Платон знал, что когда вырубают леса, то дождь ничто не сдерживает, и земля смывается в море.
Она держала записи в руке, но они ей были не нужны.
– И часть вашей земли здесь – это низменности, губка, впитывающая воду, которая могла бы затопить ваши земли. Это место обитания диких животных, это красота и созидание. Эта экосистема складывалась тысячелетиями. Если она будет разрушена, никто не сможет восстановить ее. Вы это знаете, и те люди знают это так же хорошо, как и вы, но их это не заботит, вот в чем разница.
Все головы повернулись к Дженни. Никто не проронил ни звука.
– Мы всегда можем спасти «потом», говорят люди. Но что тогда, когда «потом» нечего будет спасать? Ведь планета не резиновая. И сейчас это единственная планета, которая у нас есть.
Она все говорила. Уже прошло шесть минут, и она уже ждала, что ее остановят, но никто из совета не остановил ее. Она ощущала прилив энергии и видела повернувшиеся к ней лица, заметила напряженное внимание Джилл.
– Здесь не стоит вопрос о строительстве для бездомных. Нет жизненно важной необходимости в этом строительстве, в площадках для гольфа. Это беспечность, беспечность и жадность. – Она остановилась на секунду. – Мы понимаем, что такое жадность, когда сталкиваемся с ней. Мир наполнен ею. Люди даже убивают из-за нее, не так ли?
Это для тебя, Робинсон, подумала она и в это самое мгновение перехватила взгляд Фишера. Он сидел напротив нее по диагонали, через проход, в переднем ряду. Она не заметила его раньше, но это был он, в той же самой черной куртке, с той же самой злорадной усмешкой. Что ж ты одурачил меня, подумала она. У тебя это получилось. Ты не убивал Джорджа. Ты всего лишь уличный хулиган. Ты не настолько умен, чтобы участвовать в такой игре, как эта. И все же я не хотела бы встретиться с таким типом темным вечером!
Она снова собралась с мыслями; пока все идет хорошо, пора заканчивать. И она побыстрее сделала заключение, обращаясь к тем, кто сидел на возвышении.
– Мы должны вырабатывать новый взгляд на мир. Я надеюсь, что вы понимаете это и не можете не признать, что предложение о строительстве должно быть отвергнуто.
Ее сердце все еще колотилось, когда она села.
– Ты была великолепна. Такое красноречие, – прошептала Джилл. В ее глазах светилось восхищение.
Радость охватила Дженни. В то же самое время ей бы очень хотелось знать, о чем говорили между собой Вулфы.
Мэр спросил, будут ли еще реплики из зала, и, поскольку ответа не последовало, обсуждение было закончено.
Теперь наступила очередь совета сделать свой выбор и голосовать. Дискуссия была короткой и не обещала никаких неожиданностей, как было на первом собрании, где сердитые замечания о благодетелях, которые больше заботились о скунсах и ласках, чем о людях, вызвали смех у одной части аудитории и аплодисменты у другой. Фишер демонстративно поднялся с места, чтобы выразить свое одобрение. Библиотекарь высказался за сохранение местности. Худощавый человек, сидевший рядом с ним, был Джек Фулер, владелец молочной фермы. «У тебя фантастическая память на имена», – говорил Джей.
Затем началось голосование. Один за. Один против. Двое против. Три за. Дженни подалась вперед на своем месте.
Грузный мужчина в очках с толстыми стеклами поднялся с места.
– Должен сказать, что я в самом начале вечера еще колебался. Я видел преимущества и в том, и в другом исходе голосования. Но, послушав молодую женщину, которая выступала последней, я сделал свой выбор. Да, мы должны иметь обязательства перед будущими поколениями. Она совершенно права. И поэтому я голосую за отклонение предложения. Оставим Грин-Марч в покое.
– Четыре к четырем, – пробормотала Дженни. Джилл стиснула ее руку. Лицо мэра было красным и злым, когда он обратился к мужчине, сидящему в конце стола.
– Мистер Гаррисон?
Тот, у кого есть денежные проблемы. Скромный человек, вспомнила Дженни. Но говорили, что его можно было бы склонить на свою сторону.
Сейчас он прочистил горло, словно собирался произнести речь, и принял торжественный вид. Он явно осознавал свою собственную значимость.
– У меня тоже было два мнения, – начал он. – Всегда можно найти, что сказать в пользу сохранения окружающей среды. Но также многое можно говорить и о необходимости создания рабочих мест и, естественно, мы должны использовать возможности для снижения налогового бремени.
Дженни молча застонала.
– Этот вопрос нужно тщательно взвесить. С одной стороны…
О, ради Бога, кричала она про себя, когда же ты примешь решение?
– С другой стороны…
После двухминутного взвешивания он наконец пришел к заключению.
– Итак, я голосую за то, чтобы отвергнуть это предложение. Пусть государство возьмет землю под охрану, как заповедник дикой природы.
Дженни засмеялась. Ее глаза наполнились слезами. Джилл поцеловала ее в щеку.
– Ты сделала это! Ты смогла!
Толпа медленно двигалась к выходу на темную улицу к стоянке машин. Позади и вокруг себя Дженни слышала разговоры о случившемся.
– Если бы не эта молодая женщина-адвокат, то они, по моему мнению, проголосовали бы по-другому.
– Может быть, и так. Она помогла, я в этом уверен.
– Она убедила их, я видел их лица.
– Было видно даже, как Гаррисон принимал свое решение.
– Хотя много осталось озлобленных. Трудно видеть, как деньги уплывают из твоих рук, от этого можно сойти с ума.
– Ты должна чувствовать себя на седьмом небе, – заметила Джилл, когда они отъехали. – Ты сделала все это.
– Нет, не я все сделала. Я сделала совсем немного, и я просто счастлива, – отозвалась Дженни.
Джей аплодировал бы такому выступлению. Оно было кратким, выразительным. «Вся моя гордость и все мое сердце были вложены в него».
Они проехали через город и выехали на шоссе. Дженни посмотрела на часы на приборной доске.
– Уже половина десятого, на дороге мало машин. Мы доберемся домой где-то в полночь.
Поля, разделенные черной лентой дороги, казались черно-белыми, где снег растаял, а потом подморозило. Небо было светлым и спокойным.
– Я никогда не думала, что так много свободного пространства на Востоке, – заметила Джилл.
– Но ведь ты была только в Нью-Йорке. Вот эта небольшая дорога ведет в Грин-Марч. – Озеро находится всего в полумиле отсюда. Это одно из чудеснейших мест, которые можно найти, вряд ли такое найдется даже в Нью-Мексико.
– Ну хорошо, покажи мне его.
– Сейчас? Ночью?
– А почему нет? Посмотри, как светло кругом. Да и это всего в полумиле, ты говоришь.
Дженни была тронута готовностью девушки посмотреть Грин-Марч.
– Хорошо. Не беда, если мы вернемся домой всего лишь на пятнадцать минут позже.
Маленький автомобиль притормозил и свернул на боковую дорогу, а потом остановился там, где дорога стала совсем узкой. Маленькая тропинка, проложенная по хрустящему снегу, привела их на вершину холма, возвышавшегося над озером. Оно, так же, как и земля, было похоже на ковер из черных и белых лоскутов. Там, где лед сломался, вода блестела, как черный мрамор. Глубокое спокойствие царило над покрытыми елями холмами и застывшими березами, неподвижными в этой безветренной ночи.
Она впервые пришла сюда днем и стояла при ярком свете, возможно, даже на этом самом месте, его руки обнимали ее, и вся их жизнь лежала перед ними, такая же теплая и золотая, как солнце и воздух.
– Ой, смотри Дженни, сова!
Птица смотрела на них с нижней ветки своими круглыми янтарными глазами; потом, расправив свои огромные крылья, она пролетела вниз над их головами, пересекла озеро и скрылась в тени среди деревьев.
– Как здесь красиво! Теперь я знаю, что ты имела в виду и почему ты боролась за это, – прошептала Джилл.
И Дженни поняла, что и она умела наслаждаться покоем. Ее захватило это место. Сцепив руки перед собой, она стояла и смотрела на спящую дикую природу, в то время как Дженни смотрела только на нее.
Потом они вернулись к машине и поехали дальше в город. Какое-то время они ехали молча, был слышен только гул мотора и шуршание шин по асфальту. Джилл заговорила первой:
– Я рассказала все маме и отцу.
– Все?
– Да, о тебе и о том, почему ты не хотела меня видеть. Мама сказала, что мне не следовало настаивать.
– Просто скажи маме, что все обернулось хорошо.
– Это действительно так?
Если бы все было так просто, так ясно, как граница между черным и белым!
– Да. Действительно!
– Я только хочу кое-что сказать. Твой секрет, ну обо мне, так и останется секретом. Я никогда не скажу об этом.
Комок подкатил к горлу Дженни.
– Я бы не смогла жить с такой ложью. Вставать каждый день, видеть его, знать и скрывать от него то, что не знает он.
– Но так же делают.
– Только не я.
Во второй раз за этот вечер Джилл положила свою руку на руку Дженни; две руки теперь лежали на руле.
«Что я чувствую? – спрашивала себя Дженни. – Прилив любви, благодарность пополам с печалью. – Затем она стала молча уговаривать себя: – О, мы все были слишком заняты собой в эти дни! Прекрати это бесконечное ковыряние в себе! Просто принимай все так, как оно есть. Перестань спрашивать себя о том, что ты чувствуешь или почему. Это все ни к чему не приведет».
И она заметила рассудительно:
– Ты, должно быть, проголодалась, ты же что-то лишь перекусила в спешке. Давай остановимся где-нибудь поесть.
– Я не голодна. Не думаю, что нам придется долго добираться.
– Ну ладно, уже довольно поздно. Слишком поздно, чтобы возвращаться в общежитие. Тебе лучше сегодня переночевать у меня. Почему бы тебе не поспать немного? У тебя сегодня был такой длинный день. – Посмотрев на Джилл, она подумала: «Я говорю, как мать».
– Ты говоришь, как мама, – сказала Джилл.
– Неужели? Вот и хорошо.
Девушка спала. Подъезжая к городу, она оставила позади себя места, которые никогда больше не увидит: мост, рынок, где Джей обычно покупал яблоки для дома. «И вот я здесь, – подумала она, – с моим случайным ребенком, нежданным и нежеланным, сидящим возле меня. Ее чудесные волосы как воротник вокруг чистого личика. Мы обе едем в ночь».
Было уже около часа ночи, когда Дженни остановила машину.
На улице было темно, но окна в ее квартире ярко горели.
Что на этот раз? Кто теперь? Она почувствовала желание убежать, забраться снова в автомобиль и скрыться.
– Что случилось? – спросила Джилл.
– В моей квартире горит свет. Не думаю, что нам стоит заходить.
– Почему?
– Как ты можешь спрашивать после того, что случилось в моем офисе?
– Дай мне ключ. Мы поднимемся, и, если что-нибудь не так, мы закричим и поднимем весь дом.
– Ты заставляешь меня чувствовать себя трусихой. Хорошо. Я пойду, но хочу, чтобы ты оставалась внизу.
– Я буду идти в нескольких шагах от тебя.
– Не в нескольких шагах! Внизу, я сказала.
– Ты опять говоришь, как мама.
Дженни начала подниматься. На площадке третьего этажа она перестала прислушиваться. В доме не было слышно ни звука. «Послушай, – размышляла она, – это может быть просто попытка ограбления». Воры как-то забрались внутрь, взяли магнитофон, телевизор, кое-что из одежды, потому что там больше нечего взять. Это еще не самое страшное в мире. В этом городе такое случается каждый день.
Дверь была закрыта, и она колебалась, собирая все свое мужество. Джилл прошла вперед нее и толкнула дверь. Она открылась.
– Входи, Дженни. Входи.
В дальнем конце гостиной поднялись двое мужчин. Питер смеялся, а Джей с распростертыми объятиями бежал навстречу Дженни.
– О, Дженни! – закричал он.
Боясь поверить в реальность происходящего, она спросила, заикаясь:
– Ч-что это? Что ты делаешь здесь?
– О, Дженни! – снова воскликнул Джей. Он обнял ее. – Тебе следовало бы ударить меня! Избить меня! Сбросить меня с лестницы! Что я сделал с тобой! Что я сделал!
Она снова спросила сквозь набежавшие слезы:
– Что ты делаешь? Я не понимаю.
– Питер пришел ко мне в офис сегодня днем и все рассказал. Почему… о, Господи, почему ты не рассказала мне все сама?
Она уткнулась в его плечо.
– Ты могла бы рассказать мне, – повторил он, когда она ничего не ответила.
– Нет, она не могла, – возразил Питер.
Джей приподнял голову Дженни и заставил ее посмотреть ему в глаза.
– Почему ты не могла? – повторил он.
Она все еще была не в состоянии отвечать и смогла только прижать руку к сердцу, словно стараясь сдержать его биение.
Питер уже перестал смеяться, его глаза снова стали серьезными. Он сказал:
– Я попытаюсь объяснить это так, как мне представляется… Она слишком боялась.
– Боялась меня? – Джей был ошеломлен. – Неужели меня? Я не могу поверить в это.
– Пожалуйста, – прошептала она.
– Дорогая Дженни, тебе следовало сказать мне это в самом начале, когда ты только узнала.
Питер решил взять всю ответственность на себя:
– Я отвечу за нее. Она боялась потерять тебя. И, – добавил он глуховатым голосом, – как я уже говорил тебе, это снова связано со мной. И моей семьей. Я много размышлял об этом в последние несколько дней… Мы как бы поставили на ней метку. После этого она постоянно чувствовала, что чего-то не заслужила, чего-то не достойна. Ситуация повторилась.
– Ты именно так и относилась к этому, Дженни? – с грустью спросил Джей.
– Полагаю, что так, очень похоже на это, – прошептала она.
– Мы бы могли все потерять, если бы Питер не пришел ко мне. То, как все выглядело, я подумал… я должен был думать… Я едва не сошел с ума, словно вдруг узнаешь, что твоя мать была вражеским шпионом… Он замолчал. – А это твоя девочка?
Джилл ждала, наблюдая за происходящим с нежностью и любопытством.
Дженни наконец полностью обрела дар речи. Она с гордостью сказала:
– Да, это Джилл. Виктория Джилл.
– Так это ты причина всему! – Джей взял Джилл за плечи и поцеловал в обе щеки. Он посмотрел на нее, потом на Дженни, потом снова на нее. – Если это твое произведение, Дженни, то ты должна иметь еще дюжину.
У Дженни кружилась голова, в ногах была слабость, и ей пришлось сесть.
– Такая неделя, – прошептала она, прикрыв глаза.
– Ужасная, – ответил Джей. – Ужасная. Но о чем я говорю? Я только что узнал, что случилось с тобой в офисе. Я едва не сошел с ума, когда Питер рассказал мне.
Дженни прикрыла глаза, чтобы унять головокружение, а Джей, сидя рядом с ней, положил ее голову к себе на плечо и гладил ее волосы.
– Я чувствую себя так, словно прожил целую жизнь с сегодняшнего утра, – медленно начал он. – Когда Питер пришел в мой офис, я не мог поверить своим глазам.
Питер засмеялся.
– Он узнал меня по моим волосам. Трудно скрыться в толпе, когда у тебя волосы такого цвета.
– Он вошел и начал учить меня. Он набросился на меня и сказал, что я не имел права так обращаться с тобой, что это жестоко и…
– Я, наверное, казался храбрее, чем был на самом деле. Я действительно ожидал, что меня вышвырнут из офиса. Но я должен был сделать это. Я не мог улететь в Чикаго и оставить Дженни в таком состоянии, когда это была моя вина.
– На самом деле, это не твоя вина.
– Ну, какая разница. Как бы там ни было, я вспомнил о твоей соседке. Ширли. Ты говорила, что она знает все обо всех, так что я пришел сюда, задал ей несколько вопросов – как твой друг врач, конечно. Вот как я узнал про Джея. Это было легко. – Питер был доволен собой.
Теперь засмеялся Джей.
– Нетрудно заставить Ширли разговориться, спаси ее Господь. Вся хитрость в том, как заставить ее замолчать.
– Я все это время знала, что задумал Питер, – заговорила теперь Джилл. – И, когда мы подъехали, и я увидела свет в окнах, я уже знала, что у него все получилось. Я весь день была как на иголках, думая об этом.
– Неудивительно, что ты так спешила вернуться назад, даже не захотела остановиться поесть, – сказала Дженни.
– Ох! – воскликнул Джей. – Я совершенно забыл о сегодняшнем дне. Я был в таком состоянии, что просто не мог думать ни о Грин-Марч, ни о чем-либо еще. Но Дженни не забыла, Дженни, ты поехала…
– Это Джилл заставила меня поехать.
– Да, а разве ты не рада, что сделала это? Она победила, – сказала Джилл мужчинам. – Она произнесла такую замечательную речь, и это решило исход голосования. Она боролась и выиграла.
– Да, моя Дженни борец. Затем раздался голос Питера:
– Это для будущего. Для других людей.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Потом Джей спросил как-то неуверенно, были ли его родители на собрании.
– Они там были. Но мы не разговаривали. – Было кое-что, что она хотела знать. – Что ты сказал им обо мне?
– Только то, что подумал. У меня было основание считать, что ты нашла кого-то еще. Я был в полном смятении. Я не мог сказать ничего больше, да они и не спрашивали.
– Они такие добрые люди, – пробормотала Дженни.
– Да. Они очень любили тебя. Но, конечно, когда они поверили, что ты обидела их сына, то ты можешь понять, почему отец взял другого адвоката. Я просил его не делать этого, но он не стал слушать, он сам был так сильно обижен.
– Мне придется помириться с ними, Джей.
– Тебе не придется ни с кем мириться! И послушай, первое что мы сделаем завтра утром, – отправимся в брачную контору. Я не хочу ждать больше трех дней. – Он поднялся и взял Джилл за руки. – Я хочу, чтобы ты присутствовала тоже. Ты дочь Дженни и станешь моей дочерью. – И потом очень тихо, так тихо, что Дженни едва могла услышать, он закончил: – Я так сильно люблю твою маму, Джилл. И я едва не потерял ее. По своей собственной вине.
– Ну, если выяснять до конца, то все началось с меня. Моя вина, – сказала Джилл. – Я очень страдала от мысли, что чуть не разрушила все.
– Я думаю, наступило время прекратить все эти разговоры о чувстве вины и сожалениях, – заметил Питер. – Давайте смотреть в будущее. – Он зевнул и потянулся. – Уже поздно, а мне вставать рано на самолет, так что я собираюсь попрощаться. – Он взял свое пальто. – Джилл, я тебя когда-нибудь увижу в Чикаго?
– Конечно. Я могу изменить свои планы и по дороге домой на рождественские каникулы пообедать с тобой.
Хотя я так спешу попасть домой, увидеть маму, папу и детей.
Джей с интересом посмотрел на нее.
– Вы, кажется, удивлены, – с улыбкой заметила Джилл.
– Не совсем так. Просто я ничего не знаю о тебе и хочу узнать.
– Вы узнаете. Я буду приходить в гости, если вы пригласите. Я люблю ходить в гости.
– Только в «гости»?
– О, неужели вы подумали, что я хочу переехать к Дженни? Я никогда этого не хотела! У меня есть чудесная собственная семья! Все, что я хотела, – искренне сказала Джилл, и Дженни увидела знакомый блеск в ее глазах, – это только знать, кто я. И сейчас, когда я знаю, кто я, и мне нравится, кто я, – добавила она, дотрагиваясь до руки Дженни, – теперь я успокоилась. Да, я спокойна.
– Что ж, ты можешь иметь две семьи, – сказал Джей.
Питер поправил его.
– Я тоже семья, хоть я и один.
– Ты не можешь остаться на свадьбу? – спросил Джей, когда Питер уже надевал пальто.
Питер покачал головой.
– Спасибо, но я не буду. Перекати-поле, вот кто я – Он пожал руки, поцеловал Джилл и собирался было пожать руку Дженни, когда она встала и поцеловала его.
Она засмеялась.
– Ты не возражаешь, Джей?
– Нет, я сам могу расцеловать его.
– Пожалуйста, не надо, – отозвался Питер, и они все засмеялись.
Как будто договорившись, все трое подошли к окну, когда он ушел. Они смотрели, как он перешел улицу и широкими мальчишескими шагами направился к проспекту.
Джей вдруг сказал:
– Он мне понравился.
– Я думала, что ненавидела его, – ответила Дженни.
– Но теперь ты так не думаешь, – добавила Джилл.
– Как я могу? Он вернул мне вас обоих. – Она взяла руку Джилл, а другой держала руку Джея, теплую и крепкую.
– Прошло много времени, это был долгий путь, – сказала она.
Нежность охватила ее, приятное отдохновение, как возвращение домой после долгого путешествия. В этой маленькой комнатке был целый мир, радостный, яркий, новый мир.
Потом она вдруг о чем-то подумала.
– Эй, Джилл! А разве не ты говорила, что будешь хранить секрет и никогда не расскажешь о нем?
– Ну, я обманула, – весело отозвалась Джилл.
