ГЛАВА 33

Уинсом слезящимися от усталости глазами вглядывалась в покрытое снегом побережье Норвегии.

– Мы дома! – ликовал Бренд. – Дома!

Он взволнованно показывал на низкий холм. На его вершине виднелось какое-то здание.

– Вон там! – закричал он. – Видишь? Это и есть мой дом!

Уинсом пристально вглядывалась вдаль, но так нервничала, что ничего не могла понять.

– Довольно большой… – начала она.

– Да, а те, что поменьше, принадлежат крестьянам, которые работают на моей земле.

Уинсом долго смотрела в указанном направлении, но наконец сдалась.

– Ничего не разберу, – призналась она.

– Неважно, – заверил Бренд, похлопав ее по спине. – Еще насмотришься.

Он вытянул руку в сторону соседнего холма и угрюмо процедил:

– Дом моего дяди. Дяди Эйольфа. Он ярл. Он… Уинсом ожидала, что Бренд расскажет о своей семье, но тот решительно сцепил зубы и замолчал. Она нахмурилась, гадая что муж пытался и не пожелал объяснить, и, со страхом уставившись на большое мрачное здание, дом ярла, вздрогнула от дурного предчувствия.

– Дядя, без сомнения, расставил часовых – высматривать меня, – заметил Бренд. – Хотя вряд ли ожидает, что мой корабль открыто зайдет в гавань под всеми парусами. У меня нет иного выхода, если, конечно, я хочу оправдаться и обелить свое имя, – нахмурился Бренд.

Уинсом протянула руку и нежно коснулась лица мужа.

– Но это слишком большой риск. Я опасаюсь за тебя.

Бренд, смягчившись, поцеловал ее ладонь.

– Ты ведь любишь меня, правда?

– Сам знаешь, люблю, – шепнула она. Большие карие глаза глядели на него с неподдельной искренностью.

– Я так тебя люблю…

– Хорошо, – пробормотал Бренд. – Мне сейчас это необходимо как никогда. Больше, чем ты думаешь.

Уинсом кивнула и, немного помолчав, робко спросила:

– Что дядя может сделать с тобой? Ты говоришь, он ярл?

– Да, человек, стоящий так высоко, может приказать другим людям сделать за него всю грязную работу, – с горечью бросил Бренд. – Он боится встретиться со мной лицом к лицу и назвать убийцей своего сына. Зато смеет болтать всем и каждому за моей спиной, что я ударил кинжалом двоюродного брата.

Бренд с отвращением сплюнул за борт.

– Кроме того, он храбро нанимает убийц охотиться за мной по всему свету. Или подкупать людей, чтобы, когда предстану перед Тингом, мое дело не рассудили по справедливости и вынесли смертный приговор.

– Тинг? Что такое Тинг?

– Что-то вроде суда. Все мужчины, живущие в этой местности, собираются, решают споры и выносят приговоры. Дядя попытается перетянуть большинство из них на свою сторону. Я же попробую убедить их в своей невиновности. Тот, за кого стоит большинство, выходит победителем.

– По-моему, все это не так уж сложно, – решила Уинсом.

Бренд задумчиво вздохнул.

– Ошибаешься. Мой дядя обладает огромной властью и может пожаловать своим людям золото, земли, скот, дать выгодную должность. И, несомненно, так и поступит, чтобы убедить Тинг в своей правоте.

– Вот как? А женщины?

– Женщины? – недоуменно переспросил Бренд.

– Ja. Может, ты сумеешь доказать им, что никого не убивал?

Бренд долго смотрел на жену и наконец выдавил:

– Женщины не имеют права голоса, Уинсом. Только мужчины решают такие дела.

– Какая ужасная ошибка, Бренд, – нахмурилась Уинсом.

– Может быть, – пожал плечами Бренд.

– Конечно! Женщины сразу бы поняли, на чьей стороне правда, и голосовали бы за тебя.

Бренд снисходительно улыбнулся.

– Наверное, так оно и есть, – прошептал он, обнимая жену.

Корабли вытащили на берег. Команда «Победителя Драконов» осторожно подняла судно и отнесла его в принадлежавший Бренду эллинг. Грольф и его матросы сделали то же самое с «Местью Тора». На землю уже спустились сумерки, и не так много людей успели заметить их, хотя Бренд предполагал, что к этому времени весть об их прибытии в Стевенджер уже достигла дядиных ушей.

Уинсом, кусая губы, ковыляла по поселку. Снег громко скрипел под ее кожаными башмаками. Бренд заботливо поддерживал ее под руку, но Уинсом не переставала тревожиться и спрашивать себя, какой прием их ожидает. Ее не успокаивало даже то, что следом шагают матросы Бренда и Грольфа настороженно сжимая рукоятки мечей.

Она огляделась. По обеим сторонам улицы выстроились дома. Некоторые даже усеяли склоны холмов. Одно здание от другого отделяли лишь невысокие деревянные ограды. Из труб струились облака дыма, густым туманом окутывающие снежный пейзаж. Уинсом почему-то вздрогнула, хотя была тепло закутана в мохнатые белые меха.

Олаф и трое самых сильных матросов держались позади, не выпуская из виду Торхолла Храброго. Со стороны старик не казался пленником, но Уинсом знала, что, вздумай он бежать, не уйдет далеко от мускулистых великанов. Правда, вряд ли ему удастся собраться с силами – лицо совсем побледнело, осунулось, и шел он с трудом, так, что остальным пришлось замедлить шаг. Придется спросить Бренда, нет ли здесь какой жены фермера, у которой можно достать травяного настоя. Необходимо как-то помочь Торхоллу.

– Как, по-твоему, ярл Эйольф будет счастлив видеть тебя? – пошутил Грольф.

Бренд раздраженно фыркнул, выпустив струю пара, но ничего не ответил.

– Мы отправимся в мой дом на ферме, – решил он наконец. – Если понадоблюсь ярлу, пусть ищет меня там.

Грольф кивнул. Они долго шли по заснеженной дороге, пока городок не остался за спиной.

– Это недалеко, – объяснил Бренд жене. – За тем холмом.

Уинсом улыбнулась, благодарная за сочувствие, и чуть сильнее оперлась о руку мужа. Этот добрый, хороший человек ни разу не попрекнул ее хромотой, недостатком, из-за которого ее отвергли отец и Храбрая Душа. Иногда она поражалась чувствительности и деликатности Бренда. Может, она была для него бременем, но он ни разу не дал этого понять.

Уинсом снова вздрогнула. Может, Бренд жалеет ее. Но эта мысль была непереносимой. Чего же все-таки она хочет? Чего добивается?

– Вот и пришли, – жизнерадостно объявил Бренд, когда они остановились во дворе довольно большого дома. Уинсом вгляделась в полутьму. Дерновая крыша была покрыта снегом, по стенам свисали сосульки. Рядом были разбросаны выстроенные из дерна хозяйственные постройки. К удивлению Уинсом, в окнах, затянутых пергаментом из овечьей кожи, виднелся свет. Она повернулась к Бренду.

– Там кто-то есть?

– Конечно, – кивнул муж и, заметив ее недоумение, объяснил:

– Престарелый крестьянин и его жена. Почва на их ферме каменистая, почти не давала урожаев, а они одряхлели, да и детей не нажили. Мне было жаль выкидывать их на улицу. Оба в молодости работали на моего отца. Перед отъездом я велел им обрабатывать мою землю и присматривать за домом. В случае моей смерти, дом должен перейти к ним.

Уинсом, улыбнувшись, подняла руку, чтобы коснуться его щеки. Какой великодушный человек! Она убеждалась в этом снова и снова.

– Заходи! – гордо пригласил Бренд, открывая дверь. Уинсом нагнула голову, чтобы не удариться о притолоку, и, ступив через порог, оказалась в комнате с низкими потолками и огляделась. За столом сидела женщина, в дальнем конце на длинной скамье устроился сгорбленный старик. На стенах висели синие и белые покрывала, в углу стояла большая кровать. Несколько покрывал отгораживали еще одну комнату. В очаге весело потрескивали дрова, дым лениво струился из дыры в крыше. Старый черный пес, лежавший у очага, забил хвостом по каменному полу, заметив гостей, но тут же поднялся и направился к Уинсом. Бренд погладил собаку по голове.

– Бьярни? Ты еще жив?

– Конечно! – с упреком заметила старуха, подковыляв к Бренду с распростертыми руками. Тот нагнулся и позволил себя обнять. Старуха похлопала его по спине.

– У него впереди еще много лет, – беззубо улыбнулась она.

– Как и у тебя, – галантно подхватил Бренд и, взяв старуху за руку, поцеловал сморщенную ладонь.

– Ольга, как я рад видеть тебя! Выглядишь очень хорошо.

– Еще бы, – раздался надтреснутый голос. Старик, кряхтя, поплелся к вновь прибывшим.

– Вечно возится с настоями, травами да зельями, как тут одряхлеешь?

Он расплылся в нежной улыбке.

– Конечно, главное, это любовь, она поддерживает Ольгу, – признался он.

– Конечно, – согласился Бренд, не моргнув глазом. – Рад, что ты в добром здравии, Освальд. Ты тоже выглядишь неплохо, словно двадцать лет сбросил.

– Только двадцать? – осведомился Освальд, счастливо улыбаясь.

Уинсом поспешно наклонила голову и улыбнулась в пышные меха. Но проницательные голубые глаза старухи уже остановились на ней.

– Кто это? – бесцеремонно осведомилась Ольга, с любопытством оглядывая незнакомку.

– Моя жена, – объяснил Бренд, выпрямляясь, насколько оказалось возможно в этой низкой комнате.

– Уинсом. Мой Восторг.

– Восторг, вот как?

Уинсом показалось, что Ольга весело хмыкнула, но, больше ничем не выразив своего отношения, поспешно отвернулась и вгляделась в остальных гостей, столпившихся в комнате.

– Грольф! – воскликнула она. – Олаф и Арни! Как ты вырос! Подойди-ка поближе!

Она обняла юношу, приветливо кивнула матросам, пригласила устраиваться Поудобнее и подвинула скамейку Торхоллу Храброму.

– Садись.

Уинсом почувствовала, что немного успокаивается. Почему-то стало понятно, что эта старуха поможет ей ухаживать за больным.

Позже, когда они поужинали бараниной, сыром, пахтой и пивом, мужчины, удовлетворенно отдуваясь, начали обсуждать, что делать дальше.

– Не можешь же ты так открыто появиться в доме дяди, – горячо возражал Олаф.

– Почему нет? – спрашивал Бренд так небрежно, словно говорил о погоде.

– Во-первых, это опасно, во-вторых – неразумно.

– Конечно, опасно, – вмешался Арни.

– С каких пор тебя волнует опасность, парень? – хмыкнул Бренд.

– Можно я пойду с тобой? – осведомился Арни, широко улыбаясь.

– Nej, – засмеялся Бренд, – я пойду один.

– Ну уж не дождешься, – объявил Олаф. – Я отправляюсь с тобой.

– И я, – отчетливо добавила Уинсом. Мужчины как по команде обернулись к ней. Она не мигая глядела на них, упрямо подняв подбородок.

– Я последую за Брендом хоть на край света.

– Неплохая мысль, – кивнул Грольф, ухмыляясь. – Будешь следить, чтобы не попал в беду.

Бренд сурово нахмурился, но Грольф, ничуть не обеспокоившись, добавил:

– И поскольку у нас такая теплая компания…

– Только не говори, что решил присоединиться, – застонал Бренд.

– И не только я. Моя команда тоже.

Бренд закрыл лицо руками и в отчаянии покачал головой.

– Да и мне бы не мешало отправиться к ярлу, – вставил Торхолл Храбрый.

Бренд мгновенно вскинулся.

– Ты – единственный, кого я намеревался взять с собой, – мрачно заметил он. Торхолл с усилием выдавил улыбку. Еда на его тарелке осталась нетронутой, и сердце Уинсом сжалось.

– Бренд! – сказала она. – Торхолл устал. Не мог бы ты…

Бренд поднял руку.

– Никаких отговорок, Уинсом. Он идет со мной.

Уинсом встревоженно посмотрела на Торхолла Старик морщился от боли, хватаясь за живот.

– По-моему, – вмешалась Ольга, – ему никуда не следует идти. Этот человек страдает, Бренд Бьорнсон. – Она пронзила Бренда негодующим взглядом. – Я напою его отваром, который принесет облегчение. Ни к чему брести через холмы до дома ярла. Он может и здесь остаться.

Бренд вздохнул.

– Я гонялся за этим человеком чуть не по всему свету и не собираюсь расставаться с ним из-за ваших капризов.

– Все будет в порядке, – заверила Ольга. Уинсом широко раскрыла глаза, поражаясь храбрости, с которой старая женщина посмела обращаться с Брендом. – Прикажи матросам охранять его. Он никуда не убежит, особенно после настоя, которым я его напою.

Она обернулась к Торхоллу, внимательно наблюдавшему за происходящим сквозь полузакрытые ресницы.

– Будешь спать, как младенец.

Бренд вздохнул, поняв, что потерпел поражение.

– Ладно, – согласился он, – но если Торхолл улизнет…

Ольга отмахнулась скрюченной рукой.

– Не улизнет.

И, поднявшись, приказала здоровенным матросам:

– Ну-ка за работу! Помогите-ка мне убрать со стола!

И те, как ни странно, с готовностью повиновались. Позже Уинсом подошла к старухе, рывшейся в сундуке в поисках тюфяков и одеял для гостей.

– Торхолл Храбрый очень болен, – шепнула она. Ольга выпрямилась.

– Очень? – переспросила она, пристально вглядываясь в Уинсом блестящими глазами.

– Он умирает, – призналась Уинсом. – У него то, что мы, индейцы, называем «изнуряющей болезнью».

Ольга, пожав плечами, вновь вернулась к своему занятию.

– Но он пока еще жив.

Уинсом пристально взглянула на старуху.

– Разве ты не слышишь?! – воскликнула она. – Он умирает. Но Торхолл – единственный свидетель, который может обелить имя Бренда, но дни его сочтены.

Ольга прекратила рыться в сундуке и снова выпрямилась.

– Я слышала тебя, – выдохнула она наконец. – Но сам Торхолл выбирает, что лучше для него – умереть или жить.

Уинсом покачала головой. Она думала, что нашла кого-то, кто согласится помочь, но жестоко ошиблась. Женщина отвернулась, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

Ольга задумчиво смотрела вслед красивой женщине, идущей к Бренду через всю комнату. Потом старуха снова нагнулась, добралась до самого дна сундука и вытащила узелок с сухими травами. Удовлетворенно улыбаясь, она подошла к очагу и поставила на огонь горшок с водой.

Чета стариков настояла на том, чтобы уступить кровать хозяину дома с молодой женой. Уинсом и Бренд провели эту ночь в удобной постели, хотя в комнате было слишком тесно, а громкий храп матросов и бесцеремонный пес, явно считавший кровать своей собственностью, не дали новобрачным заняться любовными играми. Взявшись за руки, Бренд и Уинсом мирно уснули.

Утром, когда Уинсом открыла глаза, Бренда уже не было. Он, Грольф, Олаф и Арни отправились к ярлу Эйольфу, оставив в доме Торхолла Храброго с тремя матросами, Уинсом и стариками.

Уинсом радостно улыбалась в. потолок, довольная, что наконец-то распростилась с непрерывной качкой и спокойно отдохнула на твердой земле. Она чувствовала себя настолько полной сил, что быстро поднялась и начала помогать Ольге убирать дом и готовить. Верная своему слову, старуха напоила Торхолла сонным зельем, и тот все еще не проснулся.

Когда почти все дела были закончены, Ольга устроилась на скамье и показала на место рядом с собой.

– Садись, – пригласила она. Уинсом села и взяла у хозяйки чашу с теплым молоком.

– У нас беда, – начала старуха. Уинсом молча глядела на нее с тоской, ожидая продолжения.

– Торхолл умирает. Уинсом отставила чашу.

– Говорила же тебе, – разочарованно ответила она, тяжело вздыхая. При первой встрече старуха показалась такой мудрой и дружелюбной, и Уинсом надеялась на гораздо большее. На помощь Торхоллу…

– Нет, – покачала головой старуха, – ты не поняла.

Уинсом затаила дыхание.

– Торхолл не хочет жить. Ему не для чего жить. Поэтому он и умирает.