Глава 2
— Неужели вы не можете найти одного маленького ребенка? — гремел во дворе замка Галлхиел голос, гулко отражаясь от каменных плит.
Лаоклейн Макамлейд был взбешен. Глаза прищурились, брови были нахмурены, придавая ему суровый и беспощадный вид. Солнечный свет отразился в его светло-серых глазах, высветил серебряные пряди в черных волосах. От него Риа унаследовала цвет волос и глаз.
Стоявший перед ним мужчина вздрогнул, но продолжал смело смотреть в лицо графу. Парлан находился рядом с Макамлейдом уже много лет. Он уважал его, но не испытывал перед ним страха.
— Очень трудно сопровождать ее, когда она этого не хочет.
В голосе Парлана слышалась покорность. Уже не первый раз Риа ускользала от них, но ему впервые приходилось признавать это.
Люди позади него переглянулись. Никто не хотел оказаться на его месте. По правде говоря, у них было мало желания быть и на своем собственном месте в этот момент. Если с ребенком что-нибудь случится, то никто из них не доживет до следующего восхода солнца.
Лаоклейн возвел глаза к небесам.
— Она всего лишь ребенок, Парлан.
Парлан скрыл тень улыбки:
— Но ей удалось перехитрить нас не с помощью силы, мой господин.
Риа привыкла прятаться и могла затаиться и сидеть очень тихо, не поддаваясь ни на угрозы, ни на лесть, чтобы скрыть свое местонахождение. Сегодня она спряталась слишком хорошо. По истечении часа или около того Парлан вынужден был вернуться, чтобы взять еще нескольких человек. Он оставил двоих продолжать поиски, а двоих взял с собой, чтобы осмотреть все на своем пути. Ему очень хотелось, чтобы о проделках Риа не стало известно ее отцу. Тогда ей тоже достанется, так же как и ему сейчас.
Не слишком обеспокоенный, Лаоклейн смягчился:
— Удвой количество своих людей, и, я надеюсь, ты вернешься в течение часа — с моей дочерью.
По правде говоря, Риа однажды посвятила его в свои хитроумные проделки, рассказав, как она пряталась от Парлана, и он запретил ей повторять подобные подвиги. Он понимал, что настало время отослать ее под более суровую опеку, даже если ее мать будет противиться этому. Его не очень беспокоило, что в доме не будет слышно смеха его дочери или не будет видно ее улыбки. Это должно произойти рано или поздно. Ей предстоит увидеть всю Шотландию, а не только эту долину, хотя долина была ее будущим. А в ближайшие несколько лет надо будет подумать о поисках подходящего для нее мужа.
Лаоклейн обвел взглядом мужчин, окружавших его и Парлана. Они стояли с непокрытыми головами и голыми ногами, это были смелые и отважные воины. Многие из них еще не были проверены в бою. Он потерял много людей во время сражения с англичанами за те несколько недель до того, как Джеймс IV был убит возле Флодден Эдже. Он вздохнул. Ему все еще недоставало Джеми.
— Возьми Тависа и Стефана и еще двоих. — Он остановил суровый взгляд на Парлане. — Я поручаю заботу о Риа тебе.
Парлан ничего не ответил. Лаоклейн прекрасно знал, что тот готов пожертвовать жизнью ради благополучия Риа.
Отдав несколько быстрых команд Парлан отобрал людей и послал их готовить оружие и лошадей. Оружие было мерой предосторожности, никто не думал, что оно понадобится.
— Парлан!
У него невольно вырвался стон. Одно дело стоять перед Макамлейдом, и совсем другое — оказаться лицом к лицу перед своей госпожой.
— Слушаю, моя госпожа.
Дара Макамлейд и теперь была так же красива, как и пятнадцать лет назад, когда он впервые увидел ее. Ее талия оставалась такой тонкой, что ее можно было обхватить пальцами рук, а плечи были такими же прямыми. Только мягкость ее густых золотисто-каштановых вьющихся волос и легкие морщинки возле больших карих глаз выдавали ее возраст. Ее черты повторились в лице дочери.
— Где Риа? Наступило время заняться ткачеством. Гарда ждет ее.
Парлан почувствовал себя еще хуже, услышав упоминание о своей собственной матери, которая была к тому же родственницей Лаоклейна и экономкой Галлхиела. Несмотря на всю свою отвагу, смелость и бесстрашие в сражениях, он трепетал перед женщинами Галлхиела.
— Она потерялась, моя госпожа.
Одна бровь у нее удивленно приподнялась.
— Потерялась? — Дара была обеспокоена не больше, чем Лаоклейн. Никто чужой не появлялся в долине после ночи, когда была убита мать Лесли. Она также знала о привычке Риа ускользать и скрываться от тех, кто отвечал за ее безопасность.
— Да, моя госпожа. Потерялась.
— Так отыщите ее.
Он облегченно вздохнул, повторив еще раз:
— Да, моя госпожа.
***
Когда Парлан выводил своих людей из замка, Риа и Гавин наблюдали за ними со склона ближайшего холма. Риа охватило чувство вины и беспокойства, что у Парлана будут неприятности из-за нее. Она не собиралась скрываться так долго. Вздохнув, она выпрямила плечи:
— Отсюда я пойду одна. Не ходи со мной.
Гавин упрямо сжал губы.
— Я провожу тебя до ворот. — У него никогда до этого момента не было возможности заглянуть за стены Галлхиела. Ни его собственный страх, ни беспокойство Риа не заставят его упустить такую возможность.
— В этом нет необходимости, Гавин. Правда.
Его решимость не уменьшилась, и Риа почувствовала досаду. За проведенный вместе час она узнала, что Гавин упрям так же, как и она, а возможно, и больше.
— Я провожу тебя до ворот, — повторил он.
Она топнула ногой:
— Мой отец будет сердит на меня. Я не хочу, чтобы он сердился и на тебя.
— Меня это не волнует.
Она с сомнением посмотрела на него:
— Ты никогда не видел моего отца рассерженным, а он будет очень сердит.
— Я вообще никогда не видел твоего отца, — спокойно ответил Гавин, — но не боюсь его, будет он сердитым или нет. — Он лгал. Он боялся.
— Он не любит твою мать, так что он, вероятно, невзлюбит и тебя.
Гавин поджал губы:
— Он не любит мою мать, потому что он убил ее отца, а потом и ее мать.
Риа замолчала в нерешительности. Она знала только обрывки и кусочки этих старых историй. Гарда тщательно следила за домашними слугами и обрывала их, если они говорили об этом в присутствии девочки. Только на конюшне или на кухне Риа удавалось услышать упоминание обо всем этом.
— Киарр бросил ему вызов, — неуверенно сказала она. — Он хотел отобрать Галлхиел у моего отца.
— Мой дед имел право на него.
— Но мой дедушка был старшим! Галлхиел принадлежал ему, а после его смерти он перешел к моему отцу.
— Твой дед и мой отец были братьями. Киарр имел на замок такое же право, как и твой отец. И если он был убит справедливо, то моя бабушка - нет, — с горечью произнес Гавин.
— Она напала на Галлхиел. — Риа больше ничего не знала.
— Да, и была убита за это.
— Мне очень жаль, что мой отец убил их, Гавин, но он бы не сделал этого, если бы не должен был. Я знаю, не сделал бы. Мой отец — хороший человек.
Гавину не хотелось спорить, независимо от того, какие чувства обуревали его. Он вздохнул.
— Теперь это ничего не значит. Дело уже сделано.
— Так ты вернешься назад? — с надеждой спросила она.
— Нет.
Риа пришлось наконец согласиться.
— Очень хорошо, но тебе это не понравится.
***
Над ними возвышался Галлхиел. Зубчатые башни на стенах упирались в небо, серый камень казался серебристым на голубом фоне. Для Риа он был прекрасным — ведь это был ее дом. Для Гавина это была цель, к которой он стремился. Лаоклейн Макамлейд должен умереть, и тогда Галлхиел будет принадлежать ему.
К ужасу Риа, Гавин не оставил ее возле ворот. Он вошел рядом с ней, даже когда стражник сообщил об их появлении.
Гавин впервые оказался за стенами Галлхиела, и то, что он увидел, усилило его желание обладать замком. Здесь, в отличие от Аирдсгайнна, все свидетельствовало о процветании и благополучии. Плиты мостовой были очищены от навоза и старой соломы. Стены, камни, бревна были в хорошем состоянии.
Взгляд Риа устремился на отца. Она никогда не видела его таким мрачным и сердитым. Сердце у нее замерло, когда его тяжелый и твердый взгляд скользнул от нее на Гавина.
— Ну что ж, Риа, у тебя есть какое-то оправдание?
— Нет, отец, — ее голос слегка дрожал. — Это Гавин. Из Аирдсгайнна.
Взгляд Макамлейда стал более жестким, и Гавин расправил плечи. Бог свидетель, он не выказал ни малейшего страха перед своим врагом.
Лаоклейн оценивающе осмотрел его с ног до головы - от нечесаных волос до старой потрепанной туники и босых ног.
— Что ты здесь делаешь, парень?
— Я хотел, чтобы Риа в безопасности добралась до дома. — Хоть он и считал себя мужчиной, но выдержать такой взгляд было трудно.
У Макамлейда вырвался какой-то глухой звук, но Гавин подумал, что, должно быть, он ошибся, приняв его за смех. В лице этого человека не было заметно никаких признаков смеха.
— Я думаю, Риа и сама могла бы спокойно добраться до дома, раз ей удалось провести пятерых отважных мужчин всего пару часов назад.
Гавин почувствовал себя униженным и еще сильнее возненавидел Макамлейда.
— Я хотел, чтобы она была в безопасности. — Он стиснул зубы, чтобы не сказать лишнего. Он был смелым, но далеко не глупым.
Вряд ли Гавин догадывался об этом, но Лаоклейн был сильно удивлен. Он прекрасно знал, кем был этот парень. Он также знал, что парень бродил по долине, когда хотел. Еще давно он отдал распоряжение, чтобы незаконнорожденному наследнику Аирдсгайнна никто не причинил вреда. Глядя на него сейчас, Лаоклейн был рад, что не давал занести руку на мальчика тому, кто посчитал бы, что он представляет угрозу для Галлхиела. Глядя в его голубые глаза, он словно видел своего отца, но также видел, что Никейл, его управляющий, не мог отрицать своего отцовства.
Голубые глаза и черные волосы достались ему от Лесли и ее отца. Все остальное было унаследовано от Никейла — фигура, телосложение, красивые черты лица, открытый взгляд умных глаз.
Отродье Лесли доводилось родственником Риа, но Лаоклейн еще не снизошел до того, чтобы пригласить мальчика в свой дом. Стены Аирдсгайнна наверняка пропитали ненавистью его кровь, даже если Лесли до сих пор не сделала этого, а Лаоклейн знал, что она не преминула бы сделать это. Она никогда не простит смерти своих родителей, погибших от руки Лаоклейна, и не признает, что у него не было другого выхода.
— Теперь она в безопасности, — сказал Лаоклейн. Гавин понимал, что он больше не нужен, но прежде чем уйти, он повернулся к Риа:
— Я увижу тебя снова, девушка. Однажды я снова встречусь с тобой.
Лаоклейн ничего не сказал, но подумал про себя, что этого не будет. Ведь это был внук Киарра, а он убил Киарра, чтобы защитить Галлхиел. А потом он убил Каиристиону, вдову Киарра, когда она хотела отомстить за его смерть. Это сражение стоило ему и Даре жизни их первенца, их единственного сына. Он не хотел потерять еще одного ребенка, не хотел, чтобы его дочери коснулось зло, которое обитало в замке Киарра, расположенном в горах.
Расстроенная Риа быстро кивнула и несмело улыбнулась. Она знала, что теперь ей больше не разрешат гулять по долине. В этот раз она зашла слишком далеко.
— Прощай, Гавин.
— Нет, Риа. Я снова увижу тебя.
Не взглянув на Макамлейда, он повернулся и направился к воротам под пристальными взглядами стражников, стоявших вдоль дороги. Он был Гавином из Аирдсгайнна, и он никого не боялся.
Риа снова взглянула на своего отца. Наступил момент, которого она боялась больше всего.
— Прости меня, — просто сказала она, зная, что не было никакого извинения ее поведению.
— Не достаточно просто попросить прощение. Неужели тебе не жаль твоей матери?
Риа почувствовала угрызения совести, и ее глаза наполнились слезами.
— Я не подумала.
— У тебя будет время подумать. Ты будешь оставаться в своей комнате, пока я не пошлю за тобой. — Лаоклейн немного смягчился: — Впрочем, твоя мать не очень волновалась. Зайди к ней, прежде чем отправишься в свою комнату.
— Да, отец. — Риа повернулась было идти, а потом снова взглянула на него. — Я сожалею, отец, правда, но, пожалуйста, не сердись на Парлана. Это моя вина, не его.
— Парлан сможет сам ответить за себя, Риа, — сухо произнес Лаоклейн. — Ступай.
Заметив, как опустились ее плечи, Лаоклейн почувствовал жалость. Тяжело было наказывать ее, но он понимал, что если она в ближайшее время не научиться дисциплине, то появятся многие, кто попытается воспользоваться этим. Она была связана с политической властью при его жизни и с огромным богатством после его смерти. Всегда могут найтись те, кто попытается воспользоваться ею ради своей выгоды, стремясь к богатству или власти. Нет, уж лучше быть жестким сейчас и снисходительным потом, когда она усвоит этот урок.
Его мысли обратились к юноше. Что-то нужно сделать, как для безопасности Риа, так и для его благополучия. Он еще молод. И если его увезти из Аирдсгайнна, то, возможно, у него появится шанс для нормальной жизни. Если же он будет взрослеть в его моачных стенах возле Лесли, то станет таким же злобным и ожесточившимся, как те, кто вырастил злобу в его матери.
Наконец он повернулся, чтобы пройти в замок вслед за Риа, приказав слуге найти Парлана и его людей и вернуть их.
Было уже довольно поздно, когда Лаоклейн смог поговорить с глазу на глаз со своим управляющим. После ужина все было убрано, Дара поднялась в спальню, и он кивнул Никейлу, чтобы тот остался за длинным дубовым столом, поверхность которого была исцарапана тысячами ножей. Как и все в Галлхиеле, стол был старинным. По жесту Лаоклейна слуга поставил перед ними два кубка с вином.
Лаоклейн не торопился начать разговор; лицо над белой кружевной рубашкой было серьезно.
— Юноша, что приходил вместе с Риа, — сын Лесли. И твой сын.
Никейла поразили его слова.
— Мне следовало давно забрать мальчика, — наконец произнес он. — Я не хотел, чтобы это оказалось правдой, не хотел, чтобы он был моим сыном. — Но он не мог сомневаться в словах Лаоклейна.
— Он твой, — уверенно заявил Лаоклейн. — И Лесли довольно долго занималась его воспитанием.
— Слишком долго, — мрачно произнес Никейл. — Без сомнения, он впитал яд вместе с молоком матери.
Лаоклейн поднял кубок и сделал большой глоток, прежде чем задумчиво ответить.
— Он кажется сильным подростком и смелым. Он был твердо намерен довести Риа до дома в целости и сохранности, независимо от того, с кем или чем ему пришлось бы столкнуться. Нет, Никейл, мне кажется, еще не слишком поздно, чтобы все исправить. Но он вряд ли будет нам благодарен за это.
Губы Никейла сжались в тонкую линию.
— Я не собираюсь искать благодарности. Я не заслужил ее, мне нужно оправдаться перед тобой за эти четырнадцать лет пренебрежения им.
Лаоклейн печально улыбнулся:
— Не надо судить себя слишком строго. Для любого не так легко было бы признать ребенка Лесли своим собственным.
— Мне не следовало любить ее, но она была самой прелестной девушкой, какую я когда-либо встречал.
Лаоклейн коротко хмыкнул:
— Ошибка, свойственная многим мужчинам. Будь благодарен судьбе, что находился в объятиях Лесли только одну ночь, а не всю жизнь, — он нахмурился. — Куда ты думаешь отправить мальчика? Если эта чертовка сможет добраться до него, толку не будет.
Никейл уже размышлял над этим.
— Что, если Франция?
— Да, — Лаоклейн неспешно кивнул. — Хорошая возможность. Союз еще существует, хоть Маргарита продолжает плести интриги против Олбани.
— Бедный Джеми перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его вдова организует заговоры, чтобы взять в Англию его крошечного сына. Она заслуживает смерти как предательница, пока не воплотила все, о чем говорит.
Лаоклейн понимал эти суровые обвинения. Джеймсу V был всего год, когда не стало его отца. Хотя по воле мужа Маргарита Тюдор была назначена регентшей сына, верность и права были поставлены под подозрение. Год спустя Палата лордов назначила регентом герцога Олбани, и с тех пор Маргарита вовлекалась в бесконечные заговоры, стремясь установить контроль над своим сыном.
— Маленький король вряд ли будет в безопасности возле короля Англии Генриха, но едва ли мы можем приговорить к смерти мать за стремление воссоединиться с сыном.
Глаза Никейла потемнели от негодования.
— Если бы она хранила преданность, не было бы причин держать ее сына отдельно.
— Она англичанка. Сестра Генриха Тюдора. Она никогда не была шотландкой, хоть и была королевой, женой Джеми. Ее привязанности остались неизменными, я в этом не сомневаюсь, потому что они никогда не менялись с момента ее рождения.
— Вы оказываете ей больше чести, чем остальные, мой господин. Некоторые считают, что у нее совсем нет никаких привязанностей, кроме как к себе самой и, возможно, к герцогу Ангусу, с тех пор как они женаты. Это только Ред Дуглас доверяет ей из-за того, что она замужем за его господином.
— Дугласы больше заботятся о себе, чем о Шотландии, но они не так глупы, — согласился Лаоклейн. — Они не повернулись к ней спиной.
Никейл отодвинулся от стола:
— Итак, Франция лучше всего подойдет для мальчика. Я отправлюсь за ним на рассвете.
— Ты хочешь, чтобы кто-то поехал с тобой? Парлан, например? — предложил Лаоклейн — Или Тавис?
— Нет, — помедлив, ответил Никейл. — Нет, мой господин. Я поеду один. Сын — мой. Она не посмеет противоречить мне.
Лаоклейн ничего не сказал. Он молился, чтобы он оказался прав и чтобы Никейл еще мог избавить молодой неустойчивый разум от пагубного влияния Лесли.
Вздохнув, он поднялся из-за стола. Его мысли обратились к жене. Он очень любил Дару, и ему трудно было думать о предстоящем разговоре с ней.
