Скотт Монтигл удобно расположился в салоне самолета, летевшего в Англию. По приезде домой он собирался проследить за ремонтом квартиры, которую снял для них с Джули — они отказались от предложения ее отца купить молодоженам роскошный особняк на Уилтон-Плейс в качестве свадебного подарка. Кроме того, нужно забронировать места в скромном отеле: они решили провести медовый месяц на морском курорте.

Свадьба будет шумным событием-Антон Магнус не пожалел денег на расходы. Венчание состоится в церкви святого Варфоломея на Манхэттене, и конечно, соберутся все, кто имеет хоть какое-то имя и вес в Нью-Йорке. Магнус, казалось, искренне гордился надежностью и порядочностью будущего зятя и, по-видимому, был доволен тем, что его семья одна из самых древних и уважаемых по обе стороны океана.

Скотт и Джули решили пройти через этот спектакль ради ее родителей, но после того как все закончится, Скотт навсегда увезет Джули, и они смогут наслаждаться свободой всю оставшуюся жизнь.

Самолет оторвался от земли двадцать минут назад. Внизу величаво перекатывались океанские волны, увенчанные белыми барашками. Скотт ощущал радостную, бодрящую свежесть во всем теле-ему хотелось поскорее очутиться дома, чтобы заняться делами, связывающими его с Джули.

Он откинул спинку кресла, чтобы расслабиться и немного отдохнуть, но увидел, что к нему направляется стюардесса с большим конвертом в руке.

— Это передал для вас рассыльный в Айдлуайлде, сэр, — сказала она. — Письмо затерялось в суматохе. Простите, что вручаю его вам с опозданием.

Скотт, удивленно подняв брови, поблагодарил девушку.

На конверте не было ни марки, ни адреса, только имя Скотта, написанное черными чернилами.

Скотт разорвал конверт. Руки его задрожали еще до того, как он разглядел содержимое.

В конверте лежали фотографии. На всех была запечатлена Джули, обнаженная, в объятиях мужчины, крупного, мускулистого, красивого, с длинными темными волосами, прекрасно сложенного.

На какую-то долю секунды лицо мужчины показалось Скотту знакомым, но он тут же, пожав плечами, отогнал от себя эту мысль. Чепуха! Где бы он мог встретиться с подобным человеком?

Пара занималась любовью с упоением и изобретательностью, заставившими Скотта покраснеть. Наиболее красноречивые фото показывали Джули лежащей на жиг воте, мужчина проникал в нее сзади. Тело девушки вдавилось в смятые простыни, маленькие кулачки сжаты, прекрасное тело искажено возбуждением…

Скотт не считал себя ханжой и, кроме того, безусловно знал о бурном прошлом Джули, но этот восторг, это сладострастное упоение, этот униженный, затуманенный взгляд рабыни или собаки, ждущей, чтобы хозяин приласкал ее… Это была не Джули, не его Джули, более того, с этой женщиной у него не могло быть ничего общего.

Сунув фотографии обратно в конверт, Скотт закрыл глаза. Да, та Джули, которая царила в его мыслях и сердце все это время, которую он любил, ждал, о которой мечтал, теперь исчезла, вытесненная этими чудовищными изображениями безымянной женской плоти, предлагавшей себя столь бесстыдно и извращенно такой же похотливой твари, как и она сама, развратному животному, изливавшему в нее свою сперму.

Скотт заглянул в конверт-нет ли там записки, но ничего не обнаружил. И в самом деле — комментарии излишни.

Он почувствовал прилив жалости к маленькой девочке из своего детства, которую встретил когда-то в тетушкином доме, девочке, чья жизнь была омрачена злом, которого сумел избежать Скотт, может быть, потому, что стал бедняком. Но эта жалость и понимание быстро улетучились при одном только воспоминании о содержимом гнусного конверта. Теперь это будет преследовать его всю жизнь.

Самолет быстро набирал скорость и высоту, оставляя позади Америку. Скотт подумал, что вот так же стремительно за ним навсегда закрылась дверь, что вела к счастью. Остался только яд в сердце, с которым предстоит жить долгие, пустые, одинокие годы.

И, заглянув через иллюминатор в черную пропасть Атлантики, разверзшуюся под ним, Скотт Монтигл зарыдал, не стыдясь своих слез.