26. В воскресенье пополудни
Как только Андрианна и Джонатан вышли из машины перед входом в отель, Элоиза Хопкинс, мать невесты, спустилась по ступенькам к ним.
Андрианна и Элоиза были добрыми подругами. Мать часто навещала Пенни в «Ле Рози», прилетая на три или четыре суматошных дня, нагруженная подарками. Однажды она даже привезла целую кастрюлю техасского чили. Потом Элоиза брала с собой Пенни, Николь и Андрианну на экстравагантные обеды или увозила в Лозанну на уик-энд, где они останавливались в лучшем отеле города. И после «Ле Рози» Андрианна тоже виделась с Элоизой, поскольку, когда бы Пенни ни отправлялась в Европу, ее мать не уставала от перелетов.
Андрианна всегда считала Элоизу самой прекрасной из матерей, полностью отдающей себя дочери, однако Пенни, менее привязанная к Элоизе, чем та к ней, думала по-другому.
— Контроль, — вздыхала она. — Я очень люблю маму, но она, как никто другой, обожает все контролировать.
— Энн Соммер, ты плохая девочка, потому что опаздываешь!
Элоиза, казавшаяся слегка полноватой в своем наряде орхидеи, погрозила Андрианне пальцем.
— Они уже все переволновались. А я стою здесь уже несколько часов и жду. Мне приказано доставить тебя через секунду после твоего приезда.
Она поцеловала воздух с каждой стороны лица Андрианны.
— О, я так рада тебя видеть, Элоиза. Какой чудесный выдался день для свадьбы Пенни, правда? Я боялась, что будет не очень тепло…
Но Элоиза уже не слушала. Она смотрела поверх плеча Андрианны на Джонатана.
— Боже мой, кто к нам приехал? Судя по внешности, я назвала бы его настоящим калифорнийским блондином. Вы не осветляете свои волосы, не так ли, красавец?
— Он потрясающий, правда? — засмеялась Андрианна, взяв Джонатана за руку.
— Неплохой.
— Элоиза Хопкинс, могу я представить вам моего супруга Джонатана Веста?
— Добрый день, миссис Хопкинс. И волосы я не осветляю.
Джонатан любезно улыбнулся, но теперь Элоиза уже не обращала внимания на него.
— Твой супруг? Так ты наконец приземлилась, Энн? Я всегда говорила Пенни, что эта девочка не испытывает трудностей в ловле на крючок, просто ей не удается вытянуть добычу из воды. Но потом я все вычислила. Дело не в том, что ты не смогла смотать леску… Просто ты выбрасывала мелкую рыбешку. Она казалась тебе недостаточно крупной.
— Элоиза! — запротестовала Андрианна, покраснев, но потом украдкой проследила за реакцией Джонатана и широко улыбнулась. — Лучше я присоединюсь к остальным, пока окончательно не опоздала на репетицию. Где все?
— На террасе, — ответила Элоиза, — где пройдет церемония. Но подожди минутку и скажи, где вы поженились. Пенни до сих пор не сказала мне про это ни слова.
— Около шести недель назад, и Пенни еще ничего не знает. Никто не знает. Я хотела представить Джонатана как сюрприз.
— О, он будет настоящим сюрпризом. Но разве тебе никто никогда не говорил, Энн, что, когда идешь на свадьбу, нужно привозить не сюрприз, а подарок? — Элоиза ехидно улыбнулась. — Это все равно что надеть платье из того же материала, что и у невесты. Ты, знаешь ли, крадешь у нее часть внимания окружающих.
Намек был настолько прозрачным, что Андрианна смешалась.
— Поверьте мне, я ничего такого делать не намеревалась! Я и не собиралась отвлекать от Пенни внимание на себя. Почему вам это пришло в голову? Я люблю Пенни.
Элоиза задумчиво взглянула на Джонатана, когда он обнял жену, защищая ее от очевидных нападок пожилой дамы, затем снова стала приветливой и сказала:
— Конечно, дорогая! Я просто наступила тебе на ногу.
Она широко улыбнулась Джонатану:
— Эта ваша молоденькая женушка никогда не понимает шуток. Как я всегда говорила, она чересчур впечатлительная. У моей Пенни кожа словно шкура носорога. Ничем не прошибешь. Я все удивляюсь, почему ей наплевать, что она подбирает за Энн остатки.
О! Вот в чем дело! Вот что ее бесит! Сначала были Гай и я, а уже потом — Гай и Пенни. Но какое подобрано слово! Остатки! И Джонатан! Что он должен подумать? И о чем я думала, перед тем как привести его сюда? Почему я решила, будто все пройдет гладко? День, похоже, закончится катастрофой!
Андрианна снова посмотрела на мужа, но он просто стоял и любезно улыбался Элоизе.
— Прошу прощения, я не понял, о чем вы говорили.
— Я сказала, Пенни наплевать, что она подбирает за Энн остатки. О, надеюсь, я не наступила из-за своей неуклюжести на мозоль. Не говорите мне, будто вы не знали, что Энн и Гай Форенци были… Ну, я вижу, не знали. Ты на самом деле полна сюрпризов, не правда ли, дорогая?
— Думаю, за это я больше всего люблю свою жену, — ответил Джонатан, подмигнув Андрианне. — Такая ее способность не дает возможности соскучиться.
Он взял супругу под руку:
— Теперь, наверное, нужно отвести Андрианну на репетицию, пока та не закончилась.
— Да, я думаю, вы правы.
Элоиза взяла Джонатана под свободную руку, и они пошли по направлению к лебединому озеру перед террасой.
— Скажите, Джонатан, если вас не коробят мои вопросы, я не верю в действие собственной энергии в моем возрасте: сколько вам лет? Это не важно, но мне кажется, вы на несколько лет моложе нашей Энн. Так?
Андрианна ждала только одного — развернуться и уйти. Джонатан откинул назад голову и рассмеялся:
— Возраст, как и красота, миссис Хопкинс, по моему мнению, важны лишь для окружающих. А для меня моя жена с каждой минутой становится все красивее и моложе.
Андрианна благодарно взглянула на него, и он ответил ей полной солнечного света улыбкой. Может, она ошиблась насчет сегодняшнего дня? Может, с помощью Джонатана все пройдет гладко?
Андрианна смотрела на свадебную церемонию, словно сквозь мягкий золотой туман.
Гости сидели рядами на маленьких белых стульях… Украшенные лентами и цветами колонны — аллеи роз, дельфиниумов и лилий, — обозначающие дорожку для свадебной процессии к террасе, заставленной вазами с розовыми, белыми цветами и зеленью… Одинокая флейта, звучащая сквозь солнечный свет… Гай и Джино, стоящие рядом. Гай в своем любимом белом… Стайка подружек невесты в зеленых платьях… Они с Николь, смущенно улыбающиеся друг другу перед тем, как спуститься на дорожку сада… Две изображающие цветы девушки, действительно миленькие, как цветочки, как нераскрывшиеся бутончики розы, обе в белых с розовым нарядах… И потом — «Идет невеста». Сияющая Пенни в своем прелестном белом свадебном платье — длинные рукава, узкий лиф, оранжевая отделка, юбка с пышными оборками, шлейф в восемнадцать футов длиной… свадьба, о которой можно только мечтать.
А потом все отправились на прием в Саус-Гарден. Танцевальную площадку окружала вереница маленьких столиков, накрытых розовыми скатертями. На каждом были настоящие цветочные фонтаны, искусно изображавшие участие в торжестве самой природы… Два длинных бара (серебряные корзины и сверкающий хрусталь)… Три буфета с роскошным выбором блюд, массой цветов и олицетворяющими любовь голубками, сделанными изо льда…
Когда все тосты были провозглашены и сама невеста выпила шампанского за Андрианну и за счастливого парня, завоевавшего ее, — «Разве он не самый красивый на свете?» — та, тронутая вниманием Пенни, начала удивляться, почему она так разволновалась. Кроме первой перепалки с Элоизой, все шло прекрасно.
Старые друзья еще со школьных времен… Раздаваемые направо и налево комплименты… Великодушное оханье и аханье по поводу камня в ее обручальном кольце — «Дорогая, тебе может позавидовать сама Лиз Тейлор», — зависть из-за ее ошеломительного мужа… Воспоминания почти забытых эскапад…
Самой значительной в эмоциональном смысле оказалась встреча с Гаем, с ее дорогим другом, таким же, как всегда. Его темные кудри по-прежнему блестели. Правда теперь он отрастил усы. Гай обнял и поцеловал Андрианну, когда они стояли в стороне, а все остальные закусывали и танцевали.
— Энн, как ты думаешь, — спросил он, — у нас с Пенни есть шанс?
— О, Гай, конечно, есть. Все, что вы должны делать, это сильно любить друг друга и не позволять другим людям, другим вещам — неважным, ничтожным — вмешиваться.
— А ты? Этот американец, за которого ты вышла замуж. Ты очень любишь его?
— Да.
— А он? Он любит тебя именно так, как ты заслуживаешь?
Андрианна начала говорить, что надеется на это, но вдруг сильно захотела дать Гаю правдивый ответ, и слегка склонила голову.
— Думаю, он уже любит меня гораздо сильнее, чем я заслуживаю, и я еще долго должна…
— Забавно. Я считаю, ты самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал.
Она рассмеялась:
— Вот это забавно. По-моему, правда в том, что ты не очень хорошо знаешь меня. Или, возможно, помнишь ту девочку, которой я была раньше, и память устраивает фокусы. Она всех делает приятно туманными.
— О, я знаю тебя, милая Энни. И иногда, даже теперь я думаю о тебе, не могу спать, вспоминая…
Влажные карие бархатные глаза смотрели на нее, и она вдруг поддалась минутной меланхолической слабости, дотронулась до черных кудрей, ставших вдруг снова такими знакомыми, перед тем как поцеловать Гая в щеку.
Джонатан танцевал, ведя счастливую невесту, не глядя на объятия своей жены и ее бывшего любовника. Перед тем как унестись в танце, Пенни помахала Андрианне и Гаю рукой.
Андрианна опять повернулась к Гаю.
— Знаешь что? — сказала она. — Думаю, нам с тобой нужно бежать. И потом нас, возможно, поймают.
— Как скажешь, Энни. Я всегда говорил, что ты самая мудрая.
Когда Джонатан вернулся за своей женой, он похлопал Гая по спине, поздравил с тем, что тот женился на такой очаровательной девушке, стал танцевать с Андрианной и улыбнулся.
— Теперь я знаю, почему я Эшли Уилкинс. Потому что он Рет Батлер.
Но потом, когда она начала протестовать, что он, а не Гай был лучшим мужчиной в ее жизни, Джонатан пошел на попятный.
— Я имел в виду только внешнее сходство — темные волосы, усы, белый костюм. И присущая южным итальянцам худоба, если я когда-нибудь видел хоть одного.
Андрианна подумала, что Гай был не прав. Самая мудрая не она, а ее супруг.
Ее глазам предстала картина отплясывающих Николь и Гая. Невероятно! Она была уверена, что Николь никогда так не танцевала.
Но та сегодня, кажется, не очень контролировала себя. Возможно, из-за шампанского, возможно, из-за витавших в воздухе чудесных флюидов. Или это просто ее Эдвард, с застывшей на губах улыбкой неподвижно сидевший за одним из круглых столиков, подстрекал ее к подобного рода развлечениям?
Николь, такая потерянная сегодня, что говорила о Джонатане как двадцать лет назад:
— О, Энн! Он очень ох-ох, ля-ля… И я так рада за тебя.
Андрианна была по-настоящему тронута словами Николь. И когда та потом с энтузиазмом выразилась о браке Гая с Пенни: «Это грандиозно», она поняла, что Николь по-настоящему потерянная. Всего неделю назад грядущая свадьба была всего-навсего «рядовой» вечеринкой.
Фотографии…
Она танцует с Джино. Джино, все еще симпатичный, несмотря на годы. Его черные волосы поседели, но были невероятно привлекательны, как у пожилого Марчелло Мастрояни.
— Как твои дела, малютка Энни? Как здоровье? Ремиссия?
— Все прекрасно, Джино. Ремиссия еще держится… очень крепко!!
— Отлично! Прекрасно!
Танцуя, он крепко прижимал Андрианну к себе. Слишком крепко. И посылал ей сигналы, вызывающие волнующие ощущения, пока она не поняла, что это всего лишь старые ощущения… Туманные воспоминания устраивают фокусы…
Вдруг Джино раздраженно сказал:
— Сегодняшняя свадьба… ужасная ошибка.
— Почему ты так говоришь?
— Твоя подруга… эта Пенни. Она не для Гая.
— Она очень любит его, а он ее. Оставь их в покое, Джино.
Насколько она помнила, он поднимал брови все так же грозно.
— Думаешь, я вмешаюсь?
Но теперь она была старше и не испугалась:
— Да, я считаю, что ты можешь.
— Я просто желаю Гаэтано счастья и хочу, чтобы он был настоящим мужчиной.
— Тогда оставь его. Оставь их обоих, Джино, и, может быть, они удивят тебя.
— Нет, — он убежденно покачал головой. — Эта женитьба — ошибка. Отец… мать. Техасцы! Все они заботятся только о грандиозности! Нет. Вместе должны быть вы с Гаем, малютка Энни…
Теперь она знала, о чем думает, что чувствует и помнит Джино. Гаэтано и только Гаэтано. Джино постарел, но не изменился. Он по-прежнему был сначала отцом, а уж потом любовником, и на этот раз Андрианна обрадовалась этому.
— А ты, — сердито пробормотал Джино, — почему ты вышла замуж за этого… за этого американца, за этого Джонатана Веста? Разве ты не знаешь, что американцы и европейцы — все равно что восток и запад? Они не смешиваются. Все американцы возятся со своим долларом. Они не заботятся о семье… о чувствах. Они даже не понимают настоящего значения любви!
Джино должен знать, подумала Андрианна, как он ошибается на ее счет. Но даже если бы ему было известно о ее американских корнях, стал бы он говорить по-другому? Вероятно, нет. И как он не прав по отношению к Джонатану. Джонатан может ему преподать урок любви к женщине…
— Я вышла за Джонатана, потому что люблю его, а он любит меня. Потому что с ним я первая!
Поскольку Джино Форенци был умным человеком, он сразу понял, к чему клонит Андрианна, и почти холодно произнес:
— Надеюсь, у тебя никогда не появится причина думать по-другому, Энн, и мистер Вест не станет устанавливать, кто или что занимает первое место… Особенно если ты выйдешь из ремиссии. Я не хотел бы, чтобы ты его расстраивала.
«Нет, я не позволю Джино сделать это со мной сегодня! Не буду думать, что сделает Джонатан, если я выйду из ремиссии. Из ремиссии, о существовании которой он даже не подозревает! Не позволю!»
— О, Джино! Как ты можешь? Говорить со мной о выходе из ремиссии, когда я так счастлива. Ты меня огорчаешь.
Джино не был грубым, бесцеремонным, потому он попросил у Андрианны прощения. И еще Джино не был бессердечным, поэтому его глаза наполнились слезами.
— О, Энни, Энни, я люблю тебя! Ты должна знать, я люблю тебя. Я желаю тебе только хорошего. Я постоянно думаю о тебе и волнуюсь… о твоем счастье, о твоем здоровье!
Андрианна тоже едва не расплакалась, но взяла себя в руки и улыбнулась. Любовь такого рода была недостаточной, однако сейчас Андрианна простила Джино за это.
— О, дорогой, я знаю, что ты меня любишь. Вот почему я хочу, чтобы ты знал, какого прекрасного человека люблю я и как он сильно любит меня. Он любит меня так сильно, что полностью мне доверяет… даже не задает вопросов. Ему достаточно того, что я есть. Пожелай мне счастья и удачи без каких-либо сомнений. Ты можешь сделать это, Джино?
— О, Энни, Энни, малютка Энни, конечно, могу!
Он замер в центре танцевальной площадки, обняв Андрианну, и прижал ее к себе так крепко, что никакая сила в мире не могла их разделить.
Джонатан танцевал с Николь и, пока его партнерша с тревогой наблюдала за возникшей перед ней картиной, с улыбкой пробормотал:
— Похоже, мы сорвем вечер…
Андрианна стала искать место, чтобы побыть несколько минут наедине с Джонатаном, объяснить ему, почему Джино Форенци так крепко обнимал ее, — старые друзья, итальянская эмоциональность, простое выражение теплого отношения, но как только они присели за один из накрытых розовыми скатертями столиков, их рассмешил Коул Хопкинс, появившийся с целой тарелкой ребрышек.
— Пенни сказала, что все должны отдохнуть от иностранной пищи, что люди ждали этого, но в мире нет ничего вкуснее техасских ребрышек. Я прав или нет, мистер Вест?
— Думаю, правы, мистер Хопкинс.
Джонатан ел креветки, поэтому находился в более менее нейтральном положении. А на тарелке Андрианны лежала как раз «иностранная пища» — тефтели из телятины. Значит, она уже пошла на компромисс и сейчас смогла только пробормотать:
— Попробуйте тефтели, мистер Хопкинс. Настоящий деликатес.
— Только для вас. А вообще — хотел бы воздержаться. Не жалую все эти зарубежные блюда. Если хотите знать, я и иностранцев не очень-то жалую. Даже тех прелестных итальянцев…
«О Господи, опять», — подумала Андрианна, обеспокоенная тем, как много выпил сегодня Коул Хопкинс.
— Между нами говоря, Вест, никак не могу понять, какого черта моя дочь захотела выйти замуж за итальянца. И нельзя сказать, будто вокруг нее крутилось мало американцев нормального качества, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Я уверен, Гай Форенци тоже нормального качества, — торопливо и дипломатично ответил Джонатан, а Андрианна поспешила добавить:
— О да, мистер Хопкинс. Гай прекрасный человек.
— Если так, милашка, почему же ты не вышла за него?
— Я? — Андрианна замерла почти в шоковом состоянии.
— Ага, ты, Энни. Вы с Форенци крепко дружили, верно? Но ты оказалась мудрой и не стала долго держать парня на крючке. Я вижу, за кого ты вышла замуж, и твой супруг мне очень нравится. Возьми ребрышко, сынок, и зови меня Коул.
— Спасибо, Коул, не беспокойтесь обо мне.
Джонатан положил себе на тарелку одно ребрышко, начал его обгладывать и затем с полным ртом пробормотал Андрианне:
— М-м-м… Очень вкусно. Ты должна попробовать, дорогая.
«Он действительно чересчур сговорчивый», — подумала она.
— Кто знает? Может, еще попробую.
— Видишь? — указал на нее ребрышком Коул. — Я же говорил, что она мудрая женщина. Достаточно умная, чтобы распознать по-настоящему хорошие вещи. И не думай, будто я не слышал о тебе, сынок. У тебя репутация парня, имеющего голову на плечах. Один мой приятель из Далласа — он сегодня здесь — считает тебя очень умным малым. Говорят, твое фото поместили на обложку «Таймс» и ты, как никто другой, знаешь обстановку в Калифорнии.
Джонатан скромно пожал плечами:
— Я стараюсь…
— Послушай, сынок, у тебя есть репутация, и я не верю парням, скрывающим свои достижения. Если ты не будешь дуть в свой горн, то кто тогда?
— Вы правы, Коул. Но как я слышал, вы отлично знакомы с обстановкой в Калифорнии сами. В городе говорят, будто вы собираетесь купить этот отель. Правда? — Джонатан пытался говорить почтительно и остроумно.
Коул Хопкинс рассмеялся:
— Вижу, разговоры о тебе имеют под собою почву, парень. Ты умен. Новость о продаже отеля вызвала у тебя обильное слюноотделение, верно? Не говори мне «нет». Ты хитрая молодая лисица, а я — старая, и это дает нам возможность понять друг друга. Никому не позволю намылить себя. Я уже поговорил с этой Каролиной, сделал ей черт знает какие предложения, но они не прошли. Она не заинтересована в продаже, мой мальчик.
Андрианна заметила, как быстро и легко Коул стал звать Джонатана сначала «сынком», а теперь уже «мальчиком». Но ее муж уже приспособился к такому обращению.
— Это правда, мистер Хопкинс? Очень плохо. Но вы ошиблись насчет моих намерений в отношении отеля «Бель-Эйр». Даже если бы я намеревался совершить покупку, то не стал бы вставать у друга на дороге. Именно так я теперь отношусь к вам, поскольку являюсь гостем на свадьбе вашей дочери, а моя жена — ее подружка.
— Конечно, тебе не стоило бы вмешиваться, даже если тебе очень понравился бы отель и ты решил бы, будто у тебя есть шанс его получить, — недоверчиво засмеялся Коул. — Ну, ты вышла замуж за настоящего американского победителя, Энни, поэтому отныне я тебя буду считать такой же.
После того как Коул Хопкинс ушел к другим гостям, Джонатан покачал головой:
— Знаешь, мне совсем не нравится, как Хопкинс постоянно называет тебя Энни, когда имя Андрианна подходит тебе гораздо больше.
Она благодарно пожала руку мужа, потому что это была рука… ее Джонатана.
Когда Николь с тарелкой в руке и с Эдвардом на буксире села за их столик, Джонатан встал, чтобы пойти выпить еще шампанского, и почти силой утащил за собой Эдварда.
— Мне хотелось бы услышать от вас новости насчет дефицита в торговле, Эд. Вы же знаете этих ребят из Вашингтона. Что они на самом деле думают…
Андрианна заметила, что на тарелке Николь лежит совсем немного салата, главным ингредиентом которого являлся мусс из авокадо.
— Ты не голодна, Николь?
— Вкус салата показался мне довольно… странным.
— Да?
— Да. Когда я поинтересовалась меню, мне предложили мусс из авокадо. Я подумала, что это звучит красиво, элегантно, но с калифорнийским душком. Не понимаю, зачем надо было портить мусс такой экзотической смесью. Похоже, томаты без сердцевины и кусочки… Если честно, понятия не имею, что там еще намешано.
— Наверное, ты просто еще незнакома с каким-то видом калифорнийской кухни, — улыбнулась Андрианна. — Мексиканское влияние.
— Думаю, нет, — голос Николь звучал устало, словно она утомилась от дневного возбуждения и сейчас расслабилась. — А вообще неважно, правда?
— Правда, — согласилась Андрианна, невольно заражаясь депрессией подруги.
Затем Николь провела пальцем по новому ожерелью Андрианны из бриллиантов и топазов.
— Очень впечатляющая вещь. Это и молодой сексуальный Джонатан — тоже. Итак, Энн, ты наконец добилась цели, не правда ли? Добилась всего?
Андрианна заглянула в грустные глаза Николь, пытаясь понять, что кроется за этим вопросом. Не с подленькими ли интонациями он прозвучал?
Она облизнула губы:
— Да, думаю, я добилась всего, Николь. Надеюсь, что так. Бог знает, как я молюсь за это. И еще я знаю, что ты моя дорогая подруга, что ты меня любишь и тоже молишься за меня… Разве не так?
Несколько секунд Николь молчала, затем обняла ее, поцеловала в обе щеки и взволнованно прошептала:
— О, Энни, какая ты глупая! Конечно, я молюсь за тебя! Я не дура и понимаю, как тебе нелегко. Почему так, не знаю, но… Конечно, я молюсь и теперь очень счастлива за тебя. У меня даже нет слов, чтобы выразить свои чувства.
Андрианне не требовались слова. Ее щеки стали мокрыми от слез Николь.
Вернувшись с Эдвардом и бутылкой шампанского, Джонатан взглянул сначала на одну женщину, потом на другую и спросил:
— Николь, не хотите ли вы с Эдвардом присоединиться к нашему с Андрианной тосту?
— Конечно. За что мы пьем?
— За всех близких друзей и подруг моей жены. Сегодня чудесный день и во многом благодаря вам.
Веки Николь возбужденно дрогнули. Она обманчиво смутилась:
— Почему же?
— Не каждый день я встречаю прекрасную француженку, на которой бальное платье сидит так, как на вас, — глаза Джонатана лукаво подтверждали его слова, — и которая так умеет смущаться.
Николь засмеялась и повернулась к Андрианне:
— Да, Энн, он очень ох-ох и ля-ля.
Андрианна не могла не согласиться, и если сухая улыбка Эдварда имела какое-то значение, то он тоже подтверждал мнение Николь.
Когда Джонатан пригласил Андрианну потанцевать, Эдвард сказал:
— Было очень приятно поговорить с вами, Джонатан. Энни, дорогая, я так рад, что ты вышла замуж за столь приятного и внимательного джентльмена. Мы оба рады, правда, Николь? Не могу сказать, как много бессонных ночей Николь ворочалась, думая о тебе, беспокоясь о… Ну, она боялась, что ты так и не найдешь себе достойного мужа. Особенно в тот период, когда ты жила с Джино Форенци. Николь по-настоящему расстраивалась из-за этого. Она считала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Но все хорошо, что хорошо кончается, верно?
Он снова засмеялся сухим смешком, перешедшим в кашель, и Николь с виноватым видом отвела его в сторону.
Андрианне хотелось сказать ей, чтобы она хорошенько отлупила Эдварда, своего идиота. «Господи! И такой человек был дипломатом!»
А потом, оказавшись в руках Джонатана, когда оркестр заиграл «Как чудесно влюбляться», она удивилась, почему вежливо не поправила Эдварда, не сказала чего-нибудь о том, как они с Джино работали у него дома, в его кабинете… а не жили с ним. И все с этим было бы покончено. Ладно, она скажет Джонатану позже. Не здесь, не во время танца. Андрианна хотела узнать, о чем сейчас думает муж, и решила рискнуть.
Она подняла голову и взглянула на него:
— О чем ты думаешь?
— О твоих друзьях, о Николь и Эде. Они мне понравились. Она мила, а он прекрасный парень. Только мне хотелось бы, чтобы они не звали тебя Энн. Я все время ловлю себя на мысли, будто они говорят о ком-то другом, и для меня не важно, что это твое настоящее имя. Я считаю, Андрианна — самое лучшее в мире имя для самой чудесной в мире женщины.
— Должна признаться, я восхищена вашим образом мыслей, мистер Вест.
Пенни и Гай разрезали свадебный торт. Наконец-то у невесты появилась возможность несколько минут поболтать с Андрианной. Она ущипнула подругу за руку.
— Ой! Больно! Ты сошла с ума от счастья?
— Хорошо, я сошла с ума. Но это за то, что ты несколько недель держала в тайне свои новости и скрывала мужа. А ведь я всегда отдавала тебе всю душу, неблагодарная негодница! Где и когда ты нашла его?
— Когда летела из Саутгемптона в Нью-Йорк.
— Ты хочешь сказать, что вышла замуж, едва зная своего избранника?
— О, не совсем так. Я очень хорошо знаю его.
— Не сомневаюсь! Помню, когда мы были в Нью-Йорке, я спросила тебя, не из-за мужчины ли ты там находилась, и ты голосом невинной мышки ответила: «Ах нет, Пенни. Я уже не в том возрасте, чтобы отправляться в Нью-Йорк из-за мужчины. Я приехала по поводу работы». В общем, в твоем рту едва не таяло масло.
Андрианна засмеялась:
— Знаешь, ты, как всегда, все смешиваешь в одно. Я говорила тебе правду. Я не могла тогда находиться в Нью-Йорке из-за Джонатана. Но с другой стороны, сейчас я в Калифорнии из-за него, так как он мой муж. И дом Джонатана здесь.
— Да. Кстати, о домах. Я когда-нибудь увижу ваше жилище?
— О, Пенни, конечно.
— Клянусь, если мы с Гаем не уедем сегодня ночью в Техас, я поймаю тебя на слове. Мы поедем и проведем свой медовый месяц вместе с тобой и с твоим Джонатаном. Вот будет смешно! Как в старые, добрые времена!
— Нет, Пенни, старые, добрые времена никогда не вернутся. Да мы на самом деле и не захотели бы их возвращения. Пенни, разве ты не знаешь? Лучшие дни еще впереди!
— Господи! Как здорово, Энни, — в горле Пенни застрял комок, а на глаза навернулись слезы. Она достала из рукава своего роскошного свадебного платья носовой платок и вытерла их. — О, Энни, ты обещаешь? Лучшее еще впереди?
— Да, да, да. Я обещаю.
Андрианна тоже едва не расплакалась. Пенни протянула ей носовой платок, но через секунду воскликнула:
— Я совсем забыла! Боже, только не загрязнить бы! Это что-то очень старое. Я его позаимствовала. У Николь. Уникальный носовой платок из Франции. Она убьет меня, если я верну ей эту драгоценность не в первоначальном состоянии.
— Не волнуйся. Я возьму его домой, постираю и пошлю ей по почте. Хорошо?
— Зарегистрированной посылкой?
— Безусловно. Все что хочешь. Клянусь жизнью твоей мамы.
— О, Энни, ты спасительница. Я люблю тебя и прощаю за то, что ты не сказала мне про Джонатана Веста. Он настоящий сюрприз. Еще раз спасибо тебе за все!
— За что ты благодаришь меня?.. За то, что я постираю, выглажу и отправлю Николь ее старый носовой платок?
— Нет. За то, что ты не вышла замуж за Гая и оставила его свободным для моей любви. И за обещание грядущих лучших времен. Не думай, будто я позволю тебе не сдержать его.
— Какое обещание? — спросила подошедшая сзади с куском торта Николь.
Андрианна быстро спрятала в рукав своего платья носовой платок и начала рассказывать, как пообещала Пенни, что их лучшие дни еще впереди.
— А меня ты не хочешь включить в это обещание? — осведомилась Николь. — Получится трио.
— Конечно, Николь, конечно.
— Тогда давайте выпьем, — предложила Николь. — За нас троих и за лучшие времена.
— И я выпью за это же. — Пенни взяла подруг за руки и повела к одному из баров, где профессиональный фотограф снял их для альбома невесты: виновница торжества и две ее подружки, три привлекательные женщины в бальных платьях…
Но на мгновение Андрианна увидела их через объектив другой камеры и увидела иную картину — трех молоденьких, полных надежд школьниц, невинно мечтающих о прекрасном будущем… мира, который собирается относиться к ним, как к принцессам…
А потом объектив ее камеры стал записывать картины настоящего.
Пенни, приподнявшая свою юбку с оборками, чтобы показать голубую подвязку, как делают восемнадцатилетние невесты… Николь, отцепившая шлейф се платья, связавшая их вместе, строящая из себя клоунессу. Пенни, снявшая с головы вуаль с венком и водрузившая их на темные волосы своей подружки Энни… А затем Андрианна, пытающаяся надеть свадебный головной убор на светловолосую голову Николь…
Наконец, легкомысленно забыв, что она уже не молоденькая девушка, Андрианна приподняла юбку и начала танцевать — как много лет назад — фламенко, стуча каблуками, щелкая пальцами над головой под восхищенные крики Пенни и Николь.
Через секунду оркестр подхватил в такт ее танцу испанскую мелодию. Еще несколько картин промелькнуло перед глазами Андрианны. Гай, все помнящий, аплодирующий… Джино, вытирающий глаза красным носовым платком… Джонатан, смеющийся, целующий, обнимающий ее, шепчущий ей на ухо: «Я и не думал, что ты умеешь так танцевать! Как ты могла держать это в секрете? Тебе не стыдно?»
Наступило время поднять бокалы и выпить за грядущие хорошие времена. Николь захотела выпить еще за их дружбу, и Пенни с энтузиазмом поддержала ее.
— Да, мы должны выпить и за нашу дружбу тоже. Твой тост, Пенни.
— Итак, — Андрианна подняла свой бокал — Мы пьем, друзья мои, за новую удивительную эру… за нас троих… за счастливые минуты… за те лучшие времена, которые еще придут… и за нашу дружбу, которая будет согревать и поддерживать нас всегда… до самого конца…
— Красиво сказано. Не правда ли, красиво, Пенни?
— Дурачок! Это же Энни! Такая сучка! — вскричала Пенни, — Она каждый раз проделывает со мной штуки, от которых я рыдаю. И из-за этих чертовых слез у меня сползает макияж!
В тот момент Андрианна наконец поняла, что вино в ее кубке на самом деле переливается через край…
Гости стали собираться по домам, и Андрианна стала искать глазами Джонатана. И она увидела его… разговаривающего с Гаем и Джино. Холодок пробежал вверх и вниз по ее спине, и только тогда она осознала, что солнце заходит и что дневное тепло улетучилось.
Что они говорили друг другу? Кто кого спрашивал? И что будет с этими ее счастливыми минутами, с этими лучшими временами, которые еще придут? Неужели они будут оторваны от нее прежде, чем она успеет сделать глоток из своей льющейся через край чаши?
