Книга: Секс пополудни
Назад: Пролог ЛОС-АНДЖЕЛЕС 14 февраля 1990 года
Дальше: 2. Долина Напа. Май 1959 года

Часть первая
«КОРОЛЕВА ЕЛИЗАВЕТА»
9 — 13 ноября 1988 года

1. В среду утром

Она всегда будет помнить, как впервые увидела Джонатана Веста, — как будто в кадре цветного широкоэкранного фильма. Это было в холодный осенний день, когда она должна была подняться на борт «Королевы Елизаветы», чтобы отправиться из Саутхемптона в Нью-Йорк.
Они стояли у причала с Дуайтом Рамсоном, который привез ее на лимузине. Как все преуспевающие люди, Дуайт легко не отступал. И теперь он делал последние попытки удержать ее. Он хотел, чтобы она вышла за него замуж, и клялся, что страстно ее любит.
Он стоял совсем рядом и настойчиво повторял, что они могут вернуться в машину и уехать, а корабль отплывет без нее. Для него это было просто, но он ошибался. Это было совсем не просто и даже невозможно.
Все же она слушала его очень внимательно. Она многим ему обязана. Он всегда был ей добрым другом. Но вот, когда она увидела высокого светловолосого незнакомца на палубе, который смотрел на нее, она почувствовала легкое учащение пульса, что ее несколько озадачило. Она давно уже, очень давно не чувствовала ничего подобного.
Она стала оглядываться по сторонам, пропустив последние слова Дуайта мимо ушей. Но Дуайт заметил это.
— В чем дело? — спросил он раздраженно.
— Как в чем?
— Ты не слушаешь, Энди, — сказал он с упреком.
Она терпеть не могла, когда он называл ее Энди.
— Да нет же, я слушаю.
Она мило улыбнулась ему и решила больше не смотреть на красивого незнакомца. В конце концов мало ли было красивых незнакомцев в ее жизни. А таких друзей, как Дуайт, еще поискать.
— Я думаю, мне пора на корабль, Дуайт. Проводишь меня? А может, не надо? Может, лучше попрощаться здесь? — Она готова была уехать на много месяцев, и так уже задержалась, по крайней мере, в Лондоне. И позволяла Дуайту проявлять свое внимание, что превратилось в удобную привычку. А для нее это означало также ощущение безопасности и надежности от его присутствия, как уже бывало… с другими мужчинами и в других местах.
Кроме того, что бы ни думал Дуайт, оставаясь здесь дольше, она давала ему ложную надежду. Он не понимал, что выйти замуж за него или за кого-то еще вовсе не входило в ее планы. Даже если бы она была безумно влюблена в него, чего вовсе не было.
Да, она по-своему любила его и, конечно, будет скучать. Но влюбиться по-настоящему? Эта пора жизни для нее уже миновала. После тридцати пяти женщине не стоит влюбляться безумно. Это для очень молодых или для тех, у кого сохраняется «невозможный блеск в глазах».
И вот когда Дуайт схватил ее за руку, как бы стараясь удержать силой, она снова подняла голову и заметила, что этот неизвестный красавец на палубе смотрит на нее не отрываясь.
Конечно, скорее всего это был американец. Как он себя держит? Широкие квадратные плечи, как у футбольного кумира. Он на самом деле такой или это отвечает его представлениям о том, как одеваются и держат себя американцы?
На нем не было ни пальто, ни дождевика, хотя день был холодный и пасмурный, особенно на воде. Американцы любят демонстрировать, что они не боятся непогоды. Да и костюм его не походил ни на тщательно сшитый банкирский костюм Дуайта, надетый под хорошо сидящим кашемировым плащом, ни на твидовый костюм в сельском стиле, ни на ужасно стильное произведение итальянских мастеров. В его одежде было что-то истинно американское: приятно аккуратное, достаточно современное, но не высший стиль. И все-таки она почувствовала, что сам человек в этом костюме… В нем что-то угадывалось необыкновенное. Это было смутное, неуловимое чувство…
А как он на нее смотрел!
Даже на расстоянии, которое их разделяло, она чувствовала силу этого взгляда. Это был не случайный интерес корректного англичанина и не откровенная сексуальность человека с континента, нет, в этом взгляде было нечто большее. Она подыскивала слово — откровенное и прямое любопытство, явный интерес, очень большой интерес.
Она почувствовала себя глупо. Очень привлекательный и очень живой молодой человек просто-напросто смотрит на нее с интересом, а она воображает бог знает что.
«Довольно этих глупостей», — говорила она сама себе. Но она по-прежнему отдавала себе отчет в том, что на нее смотрят, пока они поднимались по трапу и следом за ними шел шофер, неся несколько мест багажа. А сама она несла шкатулку драгоценностей. Она посмотрела на шкатулку, которая, как и другая часть ее багажа, включая чемоданы, уже переправленные в ее отдельную каюту, быть может, говорят о ней больше всего в эту минуту. Больше, чем Дуайт, обнявший ее за талию, больше, чем шофер в униформе и блестящий черный лимузин, который привез ее, больше, чем то, что она купила билет в одну из самых дорогих кают «Королевы».
Дорожные сумки из мягкой, цвета бургундского, кожи, были подарком от Дуайта, ее английского миллионера, точно так же, как уиттонский набор, с которым она покинула Америку более тридцати лет назад, чтобы начать новую жизнь на чужой земле, был подарком от другого миллионера — возлюбленного ее матери, Эндрю Уайта.
— «Может быть, потому, что миллионеры играли такую особую роль в их жизни, — подумала она, — это предопределено в ее генах как некий задаток, как, может быть, даже тяжелая болезнь».

 

Но это было не такое предопределение. Вполне допустимо, что ее мать Елена любила Эндрю Уайта больше жизни. Ей же самой просто нравились ее миллионеры, она любила их так же, как Дуайта Рамсона.
И вот сейчас, пока переносили багаж, она вспоминала о том, как давно она, испуганная маленькая девочка с широко раскрытыми глазами и длинными темными косами, покинула солнечную Калифорнию ради новой, чужой земли, с новым именем и новой личностью, причем новые имена и личности стали для нее привычными на всю жизнь. Уже давно она стала одной из тех космополиток, которые бродят по городам и весям, с места на место в поисках неизвестно чего, и ни одну часть земли не могут назвать родиной.
— Откуда вы?
Обычно она отвечала:
— Из Лондона… Из Парижа… Из Цюриха… — Иногда: — Из Рима…
— Вы там родились?
Иногда она отвечала «да», и тем дело кончалось. В иных случаях она говорила: «Я английская гражданка (или французская, швейцарская и так далее), но вообще-то я родилась в Италии (Южной Африке, Малайзии, Швеции), мой отец работал за границей».
Это когда она упоминала об отце. А то еще она говорила, что рано осиротела и жила потом вместе с дядей, который работал за границей. По поводу своего безупречного английского она говорила:
— Я всегда ходила в английские и американские школы, где бы я ни жила. — И это из всех ее заявлений было ближе всего к правде.
Когда ее иногда напрямик спрашивали: «Кто вы?» — у нее наготове было стихотворение Эмили Диккенсон:
Я никто, а вы кто же?
И вы никто тоже?
Значит, мы с вами пара!
Молчите, другие скажут за вас!

Обычно это произносилось с очаровательной улыбкой. Но, по крайней мере, никого не обманывало.
Таинственно? Безусловно. Но разве это не было свойством соблазнительных и привлекательных женщин этого света?
Была ли она богата? Кто мог сказать точно? Она выглядела и одевалась как богатая и поступала так же, а ее ювелирная коллекция была сказочной.
Была ли она знаменитой? Нетрудно заметить, что известность и тайна не очень сочетаются друг с другом. Но она все-таки заставляла думать о себе, и это было так же неуловимо, как она сама.
Конечно, кое-какие факты были очевидны и несомненны. Она была хороша собой, элегантна, и ее видели в самых лучших местах с самыми избранными мужчинами. Кто бы она там ни была, во всяком случае то, что она делала, было мирового класса.
Она хорошо понимала, что в тех местах, где она появлялась, каждый раз люди создавали ее образ, но никто не угадывал одного: что она была женщиной в бегах, которая старалась убежать как от прошлого, так и от будущего.

 

Когда Джонатан Вест впервые увидел на причале высокую стройную женщину, кутающуюся в шубу, он стоял отдельно от других пассажиров, которые, предвкушая путешествие по океану, оживленно беседовали и махали тем, кто остался на берегу. Он наслаждался свободным временем — редким для него удобством — и попутно заносил разные наблюдения в небольшую кожаную тетрадь, которую постоянно держал при себе уже много лет. Но вот он взглянул на нее — и его рука с ручкой застыла в воздухе. Это, должно быть, самая поразительная женщина из всех, кого ему доводилось видеть.
Прежде всего волосы — длинные и чернильно-черные, которые ветерок раздувал вокруг ее головы, так что они напоминали грозовое облако. И кроме того, она умела великолепно держать себя. Ее спина была эффектно выпрямлена, голова на длинной шее высоко и гордо приподнята, подбородок слегка выдавался вперед, и у нее был такой вид, словно она прекрасно понимает, кто она такая, и гордится этим.
Затем он обратил внимание на роскошную шубу, хотя он точно не знал, норка это или соболь. Но не это остановило его внимание, скорее, то, как она закуталась в нее — не просто для тепла или так, как носят модную вещь, а как бы защищаясь ею от давления чуждого мира.
Считая себя знатоком телесного языка, Джонатан Вест был заинтригован. Эту женщину окружала атмосфера таинственного и интересного. Затем он перевел взгляд на заметного пожилого человека, который быстро и оживленно что-то говорил, стоя совсем рядом, как бы нависая над ней. И тут он узнал его. Он часто видел его портрет в финансовых газетах. Это был Дуайт Рамсон, знаменитый британский финансист, один из богатейших людей Европы. Это еще больше заинтриговало Джонатана. Он почувствовал также ревность — как из-за веса Рамсона в финансовом мире, так и из-за его явно близких отношений с этой красивой женщиной.
«Красивой? Точно ли такое определение?» — подумал он. Многие женщины были красивее, особенно в Лос-Анджелесе, у него на родине, где физическая привлекательность совсем не редкость. Может быть, лучше подойдет слово «удивительная»? Хотя описать это экзотическое существо одним словом вряд ли возможно.
Как только Дуайт Рамсон с женщиной поднялись на корабль, Джонатан начал дюйм за дюймом подвигаться к ним, стараясь жадно вглядеться в каждую ее черту и возможно больше понять из разговора. Ему хотелось определить, что же у них за отношения, и убедиться, что этот Рамсон только ее провожает. Это значило бы, что ближайшие дни на море он может провести вместе с ней.
Он оказался примерно в ярде от них. Уже достаточно близко, так что за отвернутым воротником шубы различил ее лицо, одновременно нежное и сильное, в чем он усмотрел противоречие. Могло ли так быть?
Теперь он различал впалые щеки и резко обозначенные скулы, строгую четкую линию подбородка и породистый рот. Нос у нее был прямой, не слишком короткий и не слишком длинный. Аристократический нос, как он решил. А глаза у нее были большие и овальные.
Он хотел понять, какого же они все же цвета. Но угол поворота головы затруднял это, так что ему пришлось отложить свои записи. Но, слегка нагнувшись и стараясь занять удобную позицию, он смог заглянуть ей прямо в глаза.
И пока ее глаза не были прикрыты веками, он определил, что они у нее янтарного цвета. Он был не из тех людей, которые верят в ясновидение или оккультизм, но он вдруг почувствовал, еще до того, как поглядел в ее глаза, что они должны быть желто-оранжевыми, как у кошки, как будто он уже смотрел в них в какой-то другой жизни.
Он вспомнил о том, как в последний момент, когда уже собирался в аэропорт Хитроу, он совершенно случайно узнал, что «Королева Елизавета» отплывает в Нью-Йорк в тот же день и что там есть первоклассные каюты. Одна из них — фешенебельная каюта — называлась «Королева Анна». И вот — буквально в несколько секунд — он переменил решение, чего прежде никогда не делал.
Он попытался рационализировать свое импульсивное решение, сказав себе, что за несколько дней на море сможет расслабиться, но и это также было не его занятие, этим он занимался редко. Бизнес практически был единственным делом, которому он посвящал себя. Это было и его призвание, и любимый спорт, и смысл для него. Не сумев убедить себя, что ему потребовалось просто расслабиться, он стал убеждать себя в том, что ему нужен опыт путешествия на большом корабле, который может пригодиться в будущем. Он подумывал о возможном расширении своих операций. Его владение, его первая любовь и основа успеха, кажется, начинали ему надоедать. Между тем можно получить удовлетворение прежде всего от расширений и преобразований, и идея превращения его в блестящий комплекс современных отелей потеряла свою привлекательность. Отели, отели, отели… Но вот судоходные линии — это, может быть, совсем иное дело. С морем всегда связано что-то романтическое. Возможно, это окажется полезным для расширения дела и поэтому нужно иметь опыт в подобных операциях — это было бы предусмотрительно.
Теперь он уже думал: была ли простая случайность в том, что он попал на борт «Королевы»? Случайность? Удача? Путь в будущее? Или здесь сыграла свою роль какая-то невидимая сила — и он оказался на том же самом корабле, что и эта женщина с желтыми, светящимися глазами? Судьба, предопределение, случай… Да какое это имеет значение! Главное, что он — здесь, и она — здесь же. Значит, все возможно.
Для него всегда все было возможно. Когда его спрашивали, к чему отнести его фантастические успехи, всего в тридцать пять лет — вундеркинд в финансовом мире, он обычно отвечал с кинематографической улыбкой: верьте в себя, прислушивайтесь к своему нутру и не тратьте времени на волнения о ком-то еще. Часто после соответствующей паузы он еще добавлял: если вы потратите всю свою жизнь на то, чтобы предохранять себя от ножей в спину, вы никогда не сможете идти вперед.
Сейчас нутро подсказывало ему, что за время на пути в Нью-Йорк у него с этой женщиной могут возникнуть судьбоносные отношения.

 

Конечно, если она жена Рамсона…

 

Но почему-то ему так не казалось. Он стал размышлять: женат ли Дуайт Рамсон? Если это и так, он не мог сейчас этого вспомнить. А может быть, она его содержанка? Ведь, кажется, у людей вроде Рамсона, матерых деятелей и воротил, всегда бывают содержанки?
Соответствует ли она этому положению? Может быть. Он не так много знал об этом. Есть ли определенный тип женщин, которые становятся содержанками богачей? Старше или моложе, более умудренные, светские или, наоборот, свежие, как роса. В последнем случае не будет ли она отстранена, когда роса на цветке высохнет? С его точки зрения, у этой женщины не было возраста, она чем-то напоминала легендарных женщин: Елену из Трои, Клеопатру, Жозефину Наполеона, волшебницу, которую мужчина едва ли может оставить.
Ну, содержанка или жена, это было не его дело. Усмехаясь про себя, он вдруг вспомнил Харли Томпсона — настоящего магната недвижимости на Западном побережье, своего постоянного соперника. В интервью «Форчун», когда его попросили прокомментировать слова Джонатана: «У этого малого может торчать в спине десяток стилетов, он все-таки будет улыбаться, протягивая руку для рукопожатия своей очередной жертве, и только потом отправится в больницу». Он сказал, что эту цитату — крупными буквами — он повесил на стене в своей конторе, где она и висит уже три года.

 

Прекрасно понимая, что американец старается подобраться поближе к ним с Дуайтом, она была взволнована, обрадована и раздражена одновременно. Она понимала, почему она раздражена: злилась на себя за это чувство радости, ей не следовало так реагировать на этого слишком молодого, слишком привлекательного американца.
Но когда они обменялись взглядами, за какую-то секунду, прежде чем она опустила глаза и отгородилась от него, она как бы увидела свой образ, отраженный в его глазах, и испугалась этого отражения. Это была страшно глупая женщина, опасно теряющая голову, женщина, способная полюбить.
Она по-прежнему улыбалась Дуайту, но хотела, чтобы он ушел, а она пошла бы в свою каюту. Надо было уйти подальше от этого американца с его слишком назойливым взглядом и слишком смелыми манерами. А она очень устала.
Но Дуайт никак не хотел заканчивать затянувшееся прощание.
— Ты напишешь? Позвонишь? — настаивал он.
— Конечно.
— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю?
— Знаю, Дуайт. Никто не был так добр ко мне.
— Добр? — вскричал Рамсон. — Я хочу на тебе жениться, а ты говоришь, что я добр?
— Но, Дуайт, я же говорила с самого начала, что замужество для меня исключено.
Джонатан почувствовал радость, даже злорадство: и дураку понятно, что Рамсон и она — совсем не пара.
Рамсон схватил ее за руку:
— Но ты никогда не говорила — почему? Если человек не приводит доводов, то, что он говорит, бессмысленно.
Джонатан услышал, как банкир вздохнул:
— Я думал… Я добьюсь, что ты меня полюбишь.
Ее улыбка была кисло-сладкой:
— Но я же люблю тебя.
Рамсон мрачно покачал головой.
— Недостаточно. Не так, как следует.
Джонатан с удовлетворением заметил, что она не стала возражать. Последовал второй предупредительный гудок для пассажиров.
— Не удивляйся, если я появлюсь в Штатах прежде, чем ты думаешь, — предупредил Рамсон.

 

«Но и не удивляйся, если ты там появишься, а женщина будет уже сговорена».

 

— Это будет отлично, Дуайт. Как только я устроюсь, я дам тебе знать, где я.
— Видишь ли, я не хочу отступаться. Я надеюсь переубедить тебя. Я хочу добиться, чтобы ты стала моей.
«Чтобы ты стала моей!» — какие амбиции! Но тут Джонатан сообразил, что у него ведь тоже есть свои амбиции. Притязания молодости против притязаний сверхбогатства… Он на секунду задумался, передернул плечами. Такова жизнь! Когда-нибудь какой-нибудь юнец будет наступать ему на пятки со своими притязаниями…
И вот последний поцелуй, страстный для Рамсона и просто дружеский для нее.
«Хорошо», — подумал Джонатан, с нетерпением ожидая, когда же Рамсон уйдет.
Вот она подошла к перилам, помахала Рамсону рукой и послала ему воздушный поцелуй. Но как только Рамсон сел в лимузин, она отошла в сторону и еще плотнее завернулась в шубу. Почувствовала ли себя вдруг заброшенной и уязвимой без своего миллиардера? Были ли у нее какие-то другие побуждения? Или то и другое одновременно?
Может быть, он сам слишком многое вложил в этот ее жест? Нет, Джонатану так уже не казалось. Более того, если бы он был кинорежиссером, то в кадре, где некогда самоуверенная героиня вдруг должна почувствовать себя покинутой, лишенной покровительства, он использовал бы именно такой жест. Вроде бы как женщина, пересекая границу, вдруг вспомнила, что здесь проверяют документы, а у нее их нет… Но вот через мгновение она вновь подняла плечи, откинула голову, привычным движением отвела волосы и снова стала величественной и непроницаемой.
Он сделал шаг к ней, но тут она взглянула ему в лицо, и ее непроницаемые глаза как бы послали ему приказ: остановись! Она повернулась, что-то сказала моряку и быстро ушла.

 

Джонатан Вест не пал духом. Скорее, он почувствовал волнение крови и жар во всем теле. Может быть, он ничто так не любил, как вызов. Это уже половина игры, а игра началась. Но прежде всего надо узнать, как зовут эту даму. Для этого достаточно обратиться к моряку.
Он узнал не только ее имя, но и название каюты: «Королева Анна» на сигнальной палубе. Значит, они были соседями.
И как бы пробовал ее имя на вкус. «Прекрасное имя, — думал он, — очень подходящее для своей хозяйки». И, стоя у перил, повторял его снова и снова… Андрианна де Арте… Андрианна де Арте… Андрианна де Арте… Такое имя вполне подходило героине романа, современной сказки, какой и была эта женщина. А он всю свою жизнь, с детства в солнечном Сан-Диего мечтал о принцессе из книги, почти так же, как мечтал стать миллионером. Теперь ему стало ясно, что он должен разузнать о ней побольше.
Через корабельную спутниковую телефонную систему он позвонил в свой офис в Лос-Анджелесе. Сообщил ее имя своему секретарю и потребовал срочно представить сведения о ней. Думая, что ответ сможет получить через пару часов, он отправился в один из холлов на корабле и стал ждать.
Коротая время в баре яхт-клуба, он выпил на стакан больше, чем обычно, но ответ получил раньше, чем ожидал. Срочно удалось узнать только то, что эта дама — актриса второго разряда, последние два-три года жила в Лондоне, где несколько раз выступала в соответствующих представлениях, а также то, что она — постоянная компаньонка Дуайта Рамсона, знаменитого в Британии банкира и кандидата в рыцари.
— Я это уже знаю, — сказал он раздраженно. — А что еще? Где она жила до Англии? Замужем или разведена? Какова ее история?
Но эту информацию, очевидно, нельзя было получить срочно. Не начать ли более углубленное расследование? Джонатан был удивлен: как можно было получить так мало сведений о женщине, которая явно была великосветской красавицей и компаньонкой такого человека, как Рамсон? Это казалось невероятным. Такая краткая информация только углубляла, а не разъясняла тайну.
Разозлившись, он сердито повысил голос: кто-то, очевидно, или не выполнил задание, или нашел не ту женщину. Во всяком случае, он несомненно настаивает на углубленном расследовании — и немедленно! — чтобы получить ответ к утру. На этом он повесил трубку и покончил с напитком. Завтра, подумал он, он все узнает, вовсе не предполагая, что дело это, казавшееся простым для компетентного расследования, создаст новые сложные проблемы.
В это время он не представлял себе, что эта самая женщина меняет страны проживания так же, как иные женщины меняют кожаные сумочки. Да и с именем, например… Он не мог знать, что Андрианна де Арте была Энн Соммер, Анной де ля Розой, Андриа де Соммер и так далее, а начинала она как Андрианна Дуарте в прекрасной Северной Каролине, в вечнозеленой долине Напа.
Назад: Пролог ЛОС-АНДЖЕЛЕС 14 февраля 1990 года
Дальше: 2. Долина Напа. Май 1959 года