ГЛАВА 36
Киностудия «Мэджик» располагалась к северу от Голливудского бульвара, на грязной обочине Кауэнг-авеню. Хотя это было одно из самых молодых кинопредприятий в городе, аккуратненькие административные корпуса в испанском стиле и свежевыкрашенные павильоны свидетельствовали о том, что дело здесь поставлено на твердую основу. В двух длинных, похожих на амбары павильонах съемки шли круглосуточно – администрация приобрела новейшие осветительные приборы; чуть поодаль возводился третий павильон. В павильонах было два постоянных задника, изображающих улицы: большого города и поселка на Диком Западе. Студия могла позволить себе роскошь иметь «собственных» кинозвезд – на «Мэджик Муви» снимались актрисы Май Френч – знойная и страстная брюнетка; Дон Чейни – миниатюрная, хрупкая, просто воплощенная невинность, и Митци Хармони – веселая, кудрявая; ей лучше всего удавались комедийные роли. Было на студии и два актера: Ральф Лэен – утонченный, романтичный англичанин, и Том Джекс – грубоватый, резкий, несравненный наездник.
Во всех фильмах, которые снимались на «Мэджик», ключевые роли всегда предоставлялись этим пяти «постоянным» звездам. Для эпизодических ролей продюсеры набирали людей на биржах труда. До последнего времени студия специализировалась на короткометражных комедиях и мелодрамах, но у хозяина родился замысел снять полнометражную эпическую картину под названием «Шехеразада» – в ней должны были сняться десятки звезд и тысячи статистов. Уже сооружались декорации, шились костюмы, снова и снова переписывался сценарий. И вот когда до начала съемок оставались считанные дни, неожиданно сбежал режиссер.
С. 3. Эбрамс – хозяин и председатель правления «Мэджик» – откинулся на спинку кожаного кресла и ледяным взором обвел подчиненных.
– Итак, джентльмены, – проговорил он своим тихим, спокойным голосом, – кто из вас знал о планах Арнотта перебежать на студию «Витаграф»?
Четверо сотрудников кинокомпании переглянулись Наконец один из них, помощник режиссера, запинаясь на каждом слове, начал:
– Видите ли, сэр. У Арнотта с самого начала сердце не лежало снимать «Шехеразаду». Ну, а потом… Ну, сами понимаете. На «Витаграфе» ему предложили пять тысяч в неделю. Что ж тут удивительного, что он ушел к ним? Разве можно его за это осуждать?
– Я осуждаю его не за это, – спокойно возразил Эбрамс. – Порядочные люди, прежде чем принять такое решение, приходят к своему работодателю и ставят его обо всем в известность. – Он еще раз обвел взглядом собравшихся: помощника режиссера, продюсера, ассистента продюсера и главного оператора – людей, без которых грандиозным планам Эбрамса было суждено с треском провалиться – и проговорил: – Насколько я понимаю, джентльмены, вы считаете, что Арнотт поступил правильно?
Четверо снова переглянулись, и помреж ответил:
– В общем, да, мистер Эбрамс. Не станем скрывать, что в подобной ситуации мы поступили бы так же. Да и потом, у нас так много часов простоя. За это время можно было бы заработать целое состояние.
– Спасибо, джентльмены, – произнес Эбрамс. – Мне остается лишь одно: предложить вам последовать примеру Арнотта и уйти на «Витаграф». Может, они и впрямь станут платить вам по пять тысяч в неделю. Вы уволены, джентльмены.
Продюсер вскочил со стула как ошпаренный. Размахивая руками, он закричал:
– Но… Но, мистер Эбрамс, мы не давали вам повода так поступать. Мы просто сказали, что в положении Арнотта можно и нужно войти.
Эбрамс холодно процедил:
– Ошибаетесь, уважаемый – вы дали мне достаточно поводов избавиться от вас. Я всегда считал и считаю, что деньги – дело наживное. Если хорошо поставить дело, будет и доход. А из ваших слов я понял, что рассчитывать на вас не могу – я не привык иметь дело с потенциальными предателями. – Нажав кнопку внутреннего переговорного устройства, Эбрамс попросил секретаршу проследить за тем, чтобы все четверо получили выходное пособие и впредь на территории студии не появлялись.
Четверо сотрудников, теперь уже бывших, вышли из кабинета Эбрамса – он долго смотрел им вслед. С одной стороны ему было жаль этих людей – ведь они проработали вместе целый год, добились неплохих результатов. Увы, у него не было другого выхода – слухи о недовольстве подчиненных давно беспокоили Эбрамса. Это недовольство распространялось, как гангрена, по киностудии, и председатель правления даже пожалел, что не предпринял решительных шагов раньше. Он и сам прекрасно понимал, что проволочки со съемками «Шехеразады» обойдутся ему куда дороже, чем увеличение жалования «мятежникам», но он принципиально не хотел идти у них на поводу – Эбрамсу действительно было противно вести какие бы то ни было переговоры с подобными людьми.
Эбрамс не требовал, да и не собирался требовать, от своих подчиненных любви – он требовал порядочности. Самого председателя правления никто из актеров, режиссеров, продюсеров, гримеров или операторов не мог обвинить в грубости или нечестности по отношению к ним. Эбрамс относился к подчиненным, как к родным, и ни разу не обидел даже самого последнего статиста. Что же касается кинозвезд, то они регулярно получали от Эбрамса букеты цветов. Впрочем, цветами дело не ограничивалось. За год совместной работы все три красавицы получили от председателя правления и более ценные подарки: Май – новенький алый «Паккард», Дон – роскошную горностаевую накидку с двухметровым шлейфом, Митци – огромный, выложенный синим кафелем плавательный бассейн в Калифорнии.
Мужчины тоже не были обделены вниманием Эбрамса: он оплачивал уроки верховой езды, которые брал Том, и счета за элегантные костюмы и туфли ручной работы, присылаемые Ральфу прямо из Лондона.
Единственное, чего требовал С. 3. Эбрамс взамен (помимо, разумеется, полной самоотдачи на съемочных площадках) – скромного поведения. Эбрамсу очень не хотелось, чтобы его «личные» звезды становились героями скандальной хроники. Да и вообще он рекомендовал актерам воздерживаться от каких-либо выступлений в прессе – исключение делалось только для таких престижных изданий, как «Пикчер плей», «Фотоплей», и «Моушн Пикчер классикс».
Когда в честь того или иного праздника мистеру Эбрамсу доводилось встречаться со своими звездами за пределами киностудии – на вечеринках в их роскошных виллах или на торжественных обедах в его собственном особняке, расположенном по соседству с поместьем Бертон-Грин на Лексингтон-Роуд в Беверли-Хиллз – председатель правления был подчеркнуто вежлив, обаятелен, сдержан и никогда не позволял себе фамильярности в общении с актерами.
Но когда С. 3. восседал в мягком кожаном кресле в своем кабинете или прогуливался по тридцати акрам земли, принадлежащим киностудии, он твердо знал: здесь, на Кауэнг-авеню, он единственный и полноправный хозяин.
Роскошный особняк Эбрамса на Лексингтон-Роуд насчитывал тридцать комнат, почти в каждой из которых висели картины знаменитых художников, восточные ковры ручной работы, антиквариат. С. 3. следил за тем, чтобы прислуга регулярно меняла цветы в изящных напольных вазах. На террасе особняка хозяина всегда поджидал верный пес; высокие кедры предохраняли тенистые лужайки от палящих лучей калифорнийского солнца.
Эбрамс содержал экономку, десяток слуг, личного шофера (что, в общем-то, было маловато при его шести автомобилях), бухгалтеров и адвокатов. О состоянии С. 3. ходили противоречивые слухи, но одно не вызывало сомнений: это был один из самых богатых людей в Голливуде.
Эбрамс встал из-за стола и прошелся по кабинету. Надо было срочно искать режиссера, который взялся бы за съемки «Шехеразады».
«Легко сказать! – подумал С. 3.—Все лучшие уже давно ангажированы».
Раздался звонок. Эбрамс подошел к столу и нажал кнопку.
– К вам мисс Лилиан и мисс Мэри Грант, сэр, – раздался голос секретарши. – Они пришли в сопровождении мамы.
Эбрамс глубоко вздохнул: ох уж эти мамы! Он имел обыкновение лично отбирать актеров для каждого фильма, не доверяя даже режиссерам. Что касается близняшек Грант, то девушки ему понравились, и он согласился взять их на эпизодические роли – изображать танцовщиц в заключительной сцене. Теперь Эбрамсу предстояла неприятная задача – сообщить девушкам, что съемки «Шехеразады» откладываются на неопределенный срок.
Он вышел навстречу посетительницам, пожал им руки, предложил сесть и лишь потом вернулся в свое кожаное кресло. Сложив руки на столе, он внимательно смотрел на семейство Грант.
Винона Грант тоже внимательно смотрела на С. 3. Она много слышала об этом удачливом предпринимателе: весь Голливуд только и говорил, что о его головокружительном успехе. Два года назад он приобрел за бесценок у некоего Шрёдера полуразвалившиеся сарайчики и за короткий срок превратил их в процветающую студию, способную конкурировать с самыми известными кинематографическими компаниями Америки. Говорили, что секрет успеха Эбрамса заключался в дешевеньких короткометражных комедиях и сериалах, которые стали обязательной составной частью репертуаров чуть ли не всех кинотеатров в стране.
«Мэджик» начинала с весьма непритязательных картин, но за несколько последних месяцев в павильонах студии были отсняты такие популярные фильмы, как «Безотрадная судьба», «Приключения Митци» и ряд ковбойских вестернов с Томом Джеком в главной роли. Ходили слухи, что Эбрамс вложил кучу денег в подготовку съемок «Шехеразады». После провала «Нетерпимости» Гриффита Эбрамс стал общепризнанным фаворитом кинобизнеса.
Впрочем, Винону Грант не особенно волновали перспективы самого С. 3.– ей было важно, чтобы ее дочери получили роли.
– Хочу сказать вам, мистер Эбрамс, – начала Винона, широко улыбаясь, – что мои девочки – Мэри и Лилиан– прекрасные танцовщицы. Они уже много лет занимаются танцем.
– Я нисколько не сомневаюсь в их таланте, мадам, – спокойным тоном произнес Эбрамс, переводя взгляд с близняшек на Винону. – Могу вас от всей души поздравить: у вас замечательные дочери. К сожалению, должен вас несколько огорчить, – съемки фильма откладываются на неопределенный срок. Дело в том, что у нас нет сейчас режиссера.
Улыбки мгновенно исчезли с лиц девушек – как по команде они обернулись к матери, словно моля ее о защите…
– Да… но… – проговорила Винона, пытаясь осознать, насколько серьезно то, что сообщил ей С. 3.– Надеюсь, когда режиссер найдется, мои девочки не останутся без ролей?
– Да-а, конечно, – Эбрамс сдержанно улыбнулся. – Как только начнутся съемки «Шехеразады» – если они вообще начнутся – Лилиан и Мэри обязательно получат свои роли. Поверьте, мои юные леди, мне самому очень жаль, что все так вышло. Я прекрасно понимаю, как много значит для вас кино. Я скажу секретарше, чтобы она не выбрасывала ваши анкеты и фотографии. Спасибо, что нашли время зайти ко мне.
Гранты с понурым видом направились к двери.
– Спасибо, мистер Эбрамс, – проговорили они хором, не зная, как реагировать на происходящее: огорчаться из-за пропажи режиссера или радоваться из-за внимательности и предупредительности С. 3.
– Возмутительно! – проговорила Винона, когда они подошли к воротам, ведущим на улицу. – Мы явились сюда лишь для того, чтобы выслушать сообщение об увольнении режиссера!
– Но ведь мистер Эбрамс сказал, что будет помнить о нас, – возразила Лилиан. – По-моему, такому человеку можно доверять.
– Да, – задумчиво протянула Мэри, – в нем что-то есть. Он такой спокойный, уравновешенный. А какая у него улыбка… Да и внешне он привлекателен: какие глаза, какие волосы… Этот человек обладает особенной властью.
– Это уж точно! – перебила ее Винона. – Властью увольнять подчиненных, как только они перестают ему нравиться.
В тот вечер главной темой разговора за ужином в пансионате «Розмонт» стал сам С. 3. Эбрамс, его студия «Мэджик» и неожиданные проблемы, возникшие с постановкой «Шехеразады». Мисси в разговоре не участвовала– она отправилась с О'Харой на ужин в отель «Беверли-Хиллз», зато Дика Неверна история с пропажей режиссера явно заинтересовала.
На следующее утро он проснулся раньше обычного, плотно позавтракал и отправился на «Мэджик».
Стоявший у ворот охранник в мундире с блестящими медными пуговицами равнодушно посмотрел на Дика. Каждый день пороги студии обивали сотни молодых «талантов».
Когда Дик сказал, что хочет поговорить с мистером Эбрамсом, привратник скорчил презрительную гримасу и поинтересовался:
– А вы кто – комик? Ладно, кем бы вы пи были – С. 3. никого не принимает без предварительной договоренности… – С этими словами здоровенный вышибала встал на пути Дика и недружелюбно посмотрел на него.
Немного подумав, Неверн залез в карман, вытащил пятидолларовую бумажку (деньги у него давно уже были на исходе) и протянул ее привратнику.
– Пожалуйста, передайте мистеру Эбрамсу, что его хочет видеть гениальный оператор и режиссер, – проговорил Дик.
Вышибала как ни в чем не бывало засунул в карман купюру и, сняв трубку внутреннего телефона, передал секретарше Эбрамса слова Неверна. Выслушав ответ, он повернулся к молодому человеку.
– Секретарша говорит, что С. 3. сейчас очень занят. – Хотя, если у вас есть время, можете подождать. Пойдете направо по этой тропинке, сверните за угол и увидите в глубине большое здание – там, на первом этаже, кабинет мистера Эбрамса.
Вне себя от радости Дик бросился вперед по тропинке.
Он заглянул в один из павильонов – шла съемка уличной сцены; Дик внимательно следил за работой оператора и режиссера. Потом он толкнул какую-то дверь и оказался в роскошном манхэттенском пентхаузе: из-под потолка лился свет мощных прожекторов, за Окном виднелись знаменитые нью-йоркские небоскребы. В самом центре павильона на парчовом диване возлежала мисс Май Френч в длинном атласном платье. Чуть поодаль четыре музыканта исполняли скрипичный концерт Гайдна– прежде чем приступить к съемкам очередной любовной сцены с Ральфом Лэеном, Май Френч всегда слушала музыку.
– Роскошь – вот что хочет увидеть зритель, – услышал Дик чей-то спокойный голос. – Люди устали от нищеты, от обыденности, им надо убежать в романтический мир, мир грез и сказок. Им нравится вздыхать при виде роскошных нарядов героини, переживать за неудачи героя. Зрителям хочется плакать и смеяться.
– Им хочется развлечься, – подхватил Дик, оборачиваясь на человека, стоявшего сзади. – Нет, вы только посмотрите, что творит этот осветитель! Ну разве можно ставить прожектора прямо напротив героини?! Надо передвинуть их назад, немножко поднять – чтобы на лицо падала тень… – Отчаянно жестикулируя, Дик попытался приблизиться к съемочной площадке.
– А как вам эти декорации? – спросил человек.
– В общем, хорошие. Впрочем, я бы не стал делать так много окон. Я, конечно, понимаю, что хотел сказать художник: это, мол, пентхауз в Нью-Йорке – так что будьте любезны смотреть на силуэты Манхэттена. Лично я бы оставил одно окно и повесил на стены побольше картин, драпировок. Больше… как бы это сказать… Больше текстуры! – Он еще раз посмотрел на собеседника и спросил: – Простите, я, может быть, тут критикую вашу работу. Это часом не вы делали декорации? Незнакомец громко рассмеялся.
– Продолжайте, продолжайте – мне очень интересно вас послушать.
– Вот, посмотрите: герой подходит к героине справа. Я бы сделал так, чтобы он приближался сзади, из-за дивана, клал руки ей на плечи. Понимаете, при этом ракурсе он закрывает плечом ее лицо, а она ведь так прелестна, что нужно как можно чаще показывать ее зрителям.
– Интересное замечание, – улыбнулся незнакомец. – Кстати, не хотите посмотреть съемки очередной серии «Приключений Митци»?
– Еще бы! Кстати, меня зовут Дик Неверн. – Дик радостно пожал протянутую ему руку, и они зашагали к выходу на другую площадку. Митци сидела у входа во второй павильон – верхом на опрокинутой бочке. На ней была широкая полосатая юбка, черные чулки и высокие ботинки на шнурках; кинозвезда держала над головой зонтик – ведь палящие лучи калифорнийского солнца могли повредить ее гриму.
Дик отпустил пару замечаний по поводу наряда Митци, после чего оба они зашли в павильон, где проходила съемка очередного дубля.
– Не сочтите меня хвастуном, но я сделал бы лучше! – воскликнул Дик, наблюдая за работой режиссера и оператора. – У меня сразу возникли кое-какие идейки!
– Мне бы хотелось что-то вам показать, – проговорил незнакомец. – Но, к сожалению, сейчас я очень занят– у меня совещание. Если вы располагаете минуткой свободного времени, возьмите этот ключ и пройдите к складскому помещению – это футах в пятистах отсюда. Думаю, вам будет интересно.
Дик задумался.
– Я… у меня тоже назначена одна встреча. – Но тут он вспомнил, что С. 3. неизвестно когда освободится, а проторчать лишние полчаса в его приемной Дику совершенно не улыбалось – лучше и впрямь сходить посмотреть, что творится на их складе.
– Впрочем, полчаса у меня найдется, – проговорил он с улыбкой. – Скажите, а меня не сцапают сторожа?
– Не волнуйтесь, все будет в порядке. Только не забудьте на обратном пути занести ключ секретарше мистера Эбрамса. – С этими словами незнакомец поспешно удалился.
Сгорая от любопытства, Дик побежал к складу – ангар был доверху набит декорациями к «Шехеразаде». «Да, – подумал Неверн, – именно такое кино создаст иллюзию освобождения от обыденности. Всего за десять центов зрители перенесутся в таинственный мир сказок «Тысячи и одной ночи»… Лишь бы не провалился замысел фильма!»
Дик мог бы часами бродить среди этих великолепных декораций, но – увы! – время поджимало. Он запер ангар на ключ и направился к кабинету председателя правления. Когда он отдавал секретарше ключ, та с улыбкой посмотрела на него и сказала:
– Вы, наверное, Дик Неверн? С. 3. сказал, что если вы действительно гениальный режиссер и оператор, то завтра, в половине седьмого, он ждет вас на пробы.
У Дика от неожиданности отвисла челюсть.
– Как вы сказали? Сам мистер Эбрамс хочет посмотреть меня в деле?! Но откуда он узнал обо мне?
– Насколько я поняла, вы имели с ним сегодня продолжительную беседу. Это он водил вас по съемочным площадкам.
За ужином Дик, захлебываясь от восторга, рассказывал жильцам «Розмонта» о своей неожиданной встрече с С. 3. Эбрамсом. Напрягая память, он старался изобразить их разговор в лицах. Когда на молодого человека посыпался целый поток поздравлений, он с серьезным видом поднял руку и произнес:
– Поздравлять меня пока не с чем. Завтра будут только пробы.
Проведя в своем номере бессонную ночь, Дик явился на студию ровно в шесть утра. На этот раз привратник был на редкость вежлив – он учтиво поклонился «мистеру Неверну» и сказал, что его ожидают в павильоне «Б».
Митци Хармони была на месте и в гриме; вокруг толпились человек двадцать пять статистов, лениво пожевывая бутерброды. Режиссер пожал Неверну руку и произнес:
– С. 3. сказал, что сегодня вы можете делать все, что захотите. Так что вам и карты в руки.
Дик набрал полные легкие воздуха: наконец-то ему представился шанс показать себя! Впервые в жизни он будет руководить съемкой – и его будет слушаться знаменитая кинозвезда. Он быстро просмотрел сценарий и с ходу внес ряд поправок. Потом он обстоятельно поговорил с операторами, подробно объяснив, что от них требуется. Наконец настало время проинструктировать Митци.
Знаменитая звезда с пониманием кивала. В свои двадцать лет она успела постичь многие премудрости актерского искусства – еще бы, ведь в кино Митци начала сниматься в четырнадцать. К тому же, она росла в семье потомственных актеров и уж что-что, а отсебятину нести могла без стеснения.
– Ну что ж, – улыбнулась она, выслушав инструкции Дика, – попробуем.
Съемки закончились в семь вечера. Несмотря на огромное напряжение, Дик выглядел веселым и свежим. Ему очень не хотелось завершать работу. Когда ему сказали, что на следующий день он должен прийти на следующие пробы, его счастью не было предела. Потом его пригласили еще раз, и еще, и еще… Шесть дней подряд он ходил на студию «Мэджик-Муви», каждый раз снимая совершенно разные по жанру и стилю сюжеты. В конце недели секретарша вручила Дику конверт с сотней долларов и сказала, что окончательное решение будет сообщено позже.
Целая неделя прошла в тягостном ожидании. К следующему воскресенью Неверн почти не сомневался, что С. 3. забраковал его работу – иначе он обязательно дал бы знать о своем решении.
И вот в воскресенье вечером в пансионе раздался телефонный звонок.
– Вас к телефону, Дик, – позвала Бэла. – Говорят, это сам С. 3. Эбрамс.
– Эбрамс?! – Дик со всех ног бросился к аппарату, схватил трубку. – Алло… Да, сэр?
– Добрый вечер, – раздался голос на том конце провода. – Я звоню вам из дома. Я только что просмотрел отснятые вами сцены. Хотелось бы обсудить некоторые моменты. Жду вас завтра в моем кабинете ровно в девять.
– В девять? Конечно, конечно, сэр! – радостно закричал в трубку Дик, но Эбрамс уже повесил трубку.
На белых стенах кабинета Эбрамса не висело ни одной картины, ни одного снимка – бумаги на широком письменном столе были разложены по аккуратненьким стопкам. Сам С. 3.– гладко выбритый, серьезный, одетый в строгий серый костюм и бледно-голубую рубашку– вызывал у Дика какой-то близкий к благоговейному страх.
– Я решил заключить с вами контракт, мистер Неверн, – проговорил, растягивая слова, Эбрамс. – Могу объяснить, почему я принял такое решение. Я привык полагаться на интуицию, и сейчас эта интуиция подсказывает мне, что вам можно доверять. Мне понравилась ваша работа, мистер Неверн. Некоторые сцены вышли хорошо, некоторые – просто отлично. Итак, я хочу поручить вам одну важную работу: вы будете режиссером-постановщиком «Шехеразады».
Дик даже вскочил со стула.
– Боже мой! – воскликнул он, снимая очки и начиная их яростно протирать. – Но ведь это же будет один из самых дорогих фильмов в истории мирового кинематографа!
– Вы совершенно правы, – спокойным тоном произнес Эбрамс. – Вам придется много поработать, мистер Неверн. От успеха «Шехеразады» зависит и ваше, и мое будущее. Условия контракта вы сможете обговорить с моими адвокатами – будьте уверены: вас не обманут. Продюсировать картину буду лично я, так что подбирать актеров будем вместе. Моя секретарша отведет вас к адвокату. До свидания, мистер Неверн.
– Но почему все-таки именно я, мистер Эбрамс? У вас ведь был такой богатый выбор.
Абрамски улыбнулся.
– Когда я только приехал в Голливуд, меня спросили, с чего я взял, что смогу быть продюсером. И знаете, что я ответил? «У меня есть кое-какие идейки!» И тот человек поверил мне. Вы ответили на мой вопрос точно так же, и теперь моя очередь поверить вам.
Дик почти не слушал адвоката – он автоматически подписал контракт. Выйдя за пределы студии, он несколько минут стоял, прислонившись к забору – голова шла кругом. Дик Неверн так и не мог до конца поверить в случившееся: ему предстояло стать режиссером-постановщиком «Шехеразады». Дик чувствовал себя на седьмом небе.