Промаявшись недели три, Салли однажды проснулась и поняла, что больше не любит Пита. Теперь, когда он глядел на нее, она не испытывала никакого волнения. Это удивило и разочаровало ее: ведь даже безответная любовь лучше, чем полное ее отсутствие. Через две недели после этого ошеломляющего открытия Пит, к удивлению Салли, смущаясь, пригласил ее в кино. Надеясь вновь разжечь огонь страсти, Салли согласилась, но затея оказалась безуспешной. Вблизи от Пита пахло карболовым мылом, он говорил разные глупости, а когда поцеловал ее в темноте, ей захотелось тут же вытащить носовой платок и вытереть насухо рот: такими слюнявыми оказались его губы.

В следующем году Салли раз пять влюблялась и разочаровывалась, и каждый раз это было сопряжено с переживаниями. Несколько раз парни назначали ей свидания, но это все было не то – не с ними она хотела бы встретиться. Салли начала уже было сомневаться, что двое людей могут быть взаимно влюблены друг в друга в одно и то же время. То, что многим людям это удавалось, было чудом, продолжавшимся достаточно долго для того, чтобы закончиться помолвкой и свадьбой. Возможно, им больше везло, а может быть, они просто не волновались по пустякам.

Для Полы, по-видимому, таких проблем никогда не существовало. У нее не было отбоя от кавалеров, и как бы плохо она с ними ни обращалась, в запасе всегда было немало других, терпеливо ожидавших своей очереди. «Но ведь Пола красавица. Стоит ей лишь взглянуть на парня, как он уже без ума от нее», – думала Салли, чувствуя себя несчастной.

Но весной, когда ей исполнилось шестнадцать, свершилось чудо! Его звали Эдуард Блейк и ему было девятнадцать – он был уже совсем взрослый! И кроме того, потрясающе красив!

Было начало теннисного сезона. Будучи членом школьной команды, Салли оставалась после уроков, чтобы потренироваться. Однажды вечером после продолжительной тренировки ей пришлось ехать домой позднее, чем обычно. Со спортивной сумкой и теннисной ракеткой она бегом пересекла корт и успела на ходу вскочить на подножку автобуса. Автобус был переполнен, и кондуктор был явно не в духе. «Держитесь крепче!» – крикнул он, дав звонок к отправлению. Салли протиснулась в проход между рядами, стараясь не задевать других пассажиров теннисной ракеткой.

– Позвольте, я подержу, – произнес мужской голос, и, обернувшись, она увидела глядящие на нее поразительно синие глаза. – Здесь есть место, – продолжал он, отодвигаясь, чтобы она могла сесть.

Салли села, поставив на колени спортивную сумку, и украдкой взглянула на него еще раз. Густые светлые волосы, изумительно чистая (ни пятнышка!) кожа и эти синие глаза! Салли почувствовала, как краска волнения заливает ее щеки, и вдруг с ужасом осознала, что на ней клетчатое форменное платье и берет, который в соответствии со строгими правилами следовало носить повсюду за порогом школы. За их несоблюдение наказывали: заставляли носить ненавистный берет в течение целого дня – на уроках, за обедом – повсюду. До сих пор Салли удавалось избежать такого позора. Но сейчас она с готовностью понесла бы любое наказание, если бы только у нее хватило смелости снять берет, но чтобы это не выглядело так, словно она хочет понравиться парню.

– Вы обычно не ездите этим автобусом, – сказал он, и Салли почувствовала, как кровь опять прилила к ее щекам.

«О господи, сделай так, чтобы я не покраснела», – взмолилась она.

– Я немного задержалась – играла в теннис.

– Понятно. – Он переместил ракетку, поставив ее между колен, – И часто вы играете?

– Когда есть время.

– И как успехи?

– Неплохо, если учесть неудачное начало. Когда я впервые пришла на корт, то совсем не знала правил. Меня послали собрать мячи, залетевшие в сад директора школы. Я страшно трусила постучать в дверь его дома и попросить разрешения пройти в сад. А еще больше боялась вернуться на корт из-за своего полного невежества. Поэтому остальное время я просидела, притаившись у клумбы с душистым горошком.

Он рассмеялся. «Как приятно он смеется», – подумала она. Они болтали до тех пор, пока Салли не заметила, что автобус подъезжает к ее остановке.

Она вскочила.

– Я здесь выхожу.

Он протянул ей ракетку.

– Когда мы увидимся снова?

– Ой, я не знаю… – Она чувствовала, что на сей раз ее щеки просто горели.

– Вы выходите или нет? – заорал кондуктор, держа палец на кнопке звонка.

– Вы сможете приехать в Бат? Я буду встречать вас в субботу в половине восьмого на автобусной остановке, – сказал молодой человек.

– Хорошо…

Она спрыгнула с подножки, совершенно обескураженная, и пошла к дому, чувствуя себя так, словно плывет по воздуху, но по мере приближения субботы все больше и больше нервничала. Салли могла бы доехать до Бата на автобусе, но как она доберется оттуда домой? Куда он ее пригласит? Что ей надеть? Она даже не знала, как его зовут, но твердо знала одно: на сей раз она ВЛЮБИЛАСЬ!

Вопрос, что надеть, решился легко. Луиза уехала к себе в Ним, оставив Салли на память белое платье, которое даже без корсета, позволявшего добиться осиной талии, было самой красивой вещью из всех, что имелись у Салли. Она надела к нему новенькие босоножки и белый кружевной кардиган, который ей связала мать.

В четверть восьмого она вышла из автобуса в Бате, беспокоясь, что он, возможно, ее не встретит. Но он уже ждал ее на остановке и выглядел еще красивее в сером костюме и белой рубашке.

– Не пойти ли нам потанцевать в «Ридженси»? – спросил он.

– С удовольствием… только мне нужно попасть на последний автобус, а он отходит без четверти одиннадцать…

– Не волнуйтесь, я вас доставлю сюда вовремя, – пообещал он.

«Ридженси» некогда назывался «Дворцом варьете». Там был бар с алкогольными напитками и два молочных бара – один внизу, а другой на месте прежнего балкона – и танцевальная площадка, над которой висел огромный многогранный зеркальный шар. С трех сторон зал окружала узкая галерея, с которой можно было наблюдать за танцующими или же послушать, музыку настоящего ансамбля, в составе которого было не менее дюжины музыкантов в форменных блейзерах и с галстуками бабочкой. Иногда в «Ридженси» выступали даже знаменитые составы, но в тот вечер там играла местная группа. Все помещение, казалось, двигалось в такт музыке.

Салли оставила свою сумку в раздевалке и присоединилась к Эдуарду в баре на балконе, где он поджидал ее с молочным клубничным коктейлем. Потягивая напиток через соломинку, она с интересом оглядывалась вокруг. Помещение еще не заполнилось, но она заметила, что парни стоят в конце зала под балконом и вдоль левой стороны, тогда как девушки держались у противоположной стены среди столов и стульев. Они болтали и пересмеивались, делая вид, что им вовсе не хочется, чтобы их пригласили. Несколько девушек танцевали друг с другом, как это бывало на танцульках в молодежном клубе, причем танцевали настоящие бальные танцы – вальс, квикстеп и фокстрот. Когда Эдуард пригласил ее на танец, Салли с благодарностью вспомнила уроки, которые им давала в спортзале учительница физкультуры мисс Смарт, покрикивая в такт музыке: «И раз, два, три! И раз, два, три!»

Эдуард танцевал прекрасно, уверенно вел ее и вскоре крепко прижал к себе. В отличие от Пита, от него пахло приятно – Салли подумала, что это, наверное, «Олд спайс», – и когда он прижался к ней всем телом, это не вызвало у нее отвращения, как тогда, на танцах в молодежном клубе. Через его плечо она взглянула на часы, висевшие над дверью. Ей показалось, что стрелки двигаются слишком быстро. Но говорить, что ей пора, очень не хотелось.

Задерживаться дольше было нельзя – оставалось всего десять минут, чтобы успеть добежать до автобуса! Она забрала свою сумку, и они, взявшись за руки, бежали всю дорогу до остановки, но успели лишь увидеть вдали хвост отошедшего автобуса.

– Что же мне делать? Мама убьет меня! – запричитала Салли.

– Не беспокойся. Я отправлю тебя на такси, – пообещал Эдуард.

«Теперь он никогда больше не пригласит меня», – мрачно думала Салли.

Но когда они шли к стоянке такси, он сказал:

– Ты не могла бы приехать в Бат на неделе? Мы сходили бы в кино.

Салли с радостью согласилась.

Эдуард заплатил таксисту вперед, и всю дорогу домой Салли пребывала в счастливом оцепенении. Когда такси остановилось перед ее домом, она увидела, как на окне дернулась занавеска, и в дверях показалась мать.

– Как, скажи на милость, тебе пришло в голову приехать домой на такси?

– Эдуард оплатил проезд.

– Эдуард, говоришь? Должно быть, у него денег куры не клюют!

– Он просто хотел, чтобы я вовремя добралась до дома, – сказала Салли самодовольно.

Впервые в жизни она чувствовала, что перещеголяла Полу, которая еще никогда, ни разу в жизни не приезжала домой на такси!

Более волнующего лета, чем это, Салли не помнила. Дважды в неделю она ездила в Бат, чтобы встретиться с Эдуардом, хотя после того случая он всегда сам заботился о том, чтобы она успела на последний автобус. Иногда они ходили в кино, иногда сидели в кафе, держась под столом за руки, иногда гуляли в парке, а по субботам всегда ходили на танцы.

Салли жила сумбурной, но счастливой жизнью, омрачаемой лишь одним тревожным вопросом что ей можно позволять Эдуарду. После нескольких первых свиданий с невинными ласками и поцелуями, он начал запускать руку ей под блузку. Впервые это случилось, когда они как-то зашли в кино. И хотя Салли чувствовала себя немного виноватой, разрешая ему делать это, она обнаружила, что ей приятны его прикосновения, когда его пальцы ласкали ее тело и грудь, но когда он осмелился запустить руку под ее накрахмаленную нижнюю юбку, она попыталась остановить его и схватила за руку.

– Почему? – спросил он, пытаясь пробраться еще выше.

– Потому.

Но он игнорировал ее протесты и стал пылко целовать ее. Они продолжали целоваться, пока не включили свет и по проходам не забегали разносчики, предлагая, мороженое.

Салли сидела, сложив руки на коленях, искоса поглядывая вниз, чтобы удостовериться, все ли у нее в порядке и стеснялась встретиться глазами с Эдуардом.

В одном она была абсолютно уверена: она была влюблена в Эдуарда, а это означало, что ей придется и дальше позволять ему все, что он пожелает, иначе он найдет другую, более сговорчивую. Мальчишки все такие, говорили девочки в школе. Беда была в том, что, вступив в интимные отношения с парнем, девушка становилась «дешевкой». О тебе будут говорить так, как говорили о Поле девочки на танцах, но только говорить будут парни, что еще хуже, а если ничего не позволять, то ни один парень не захочет долго встречаться с тобой. Эта дилемма угрожала счастью Салли, но в одном она была уверена: она сделает все что угодно, потому что не может допустить, чтобы Эдуард ее оставил.

– Салли, я хочу попросить тебя кое о чем, – сказала Пола. В ее голосе слышались знакомые нотки – нечто среднее между вкрадчивостью и диктатом, – и Салли почувствовала недоброе. Когда Пола говорила таким тоном, это обычно означало какую-нибудь неприятность.

– Ну что тебе? – спросила она неприязненно.

– Салли! – Пола обиженно поглядела на нее. – Я не так уж часто прошу тебя помочь мне – и не забудь, что я одолжила тебе свои серьги, когда ты на прошлой неделе ходила на свидание с этим Эдуардом.

– Ладно, чего тебе?

– Я не хочу идти к бабушке в следующее воскресенье! Раз в две недели по воскресеньям девочки ходили пить чай к бабушке Бристоу в ее домишко, который некогда был и их домом. Салли эти посещения даже нравились, но у Полы не хватало терпения вести разговоры с бабушкой, у которой были весьма старомодные понятия обо всем на свете, и поэтому многое легко вызывало у нее раздражение. Кроме того, Пола терпеть не могла приготовленные по бабушкиным рецептам салат с ветчиной, хлеб с маслом, бисквиты и консервированные фрукты со сливками, которые бабушка накладывала ей целую тарелку с верхом, так как считала Полу худышкой.

– Нет, нет, Пола! – укоризненно воскликнула Салли. – Ты ведь знаешь, как любит и ждет нас бабушка. К тому же мама с папой в субботу уезжают отдохнуть и пару недель не смогут заглянуть к ней.

– Вот поэтому-то я и хочу, чтобы ты придумала что-нибудь, какую-нибудь невинную отговорку, чтобы бабушка ни о чем не догадалась.

– Что же мне придумать?

Лицо Полы стало злым, как у ведьмы.

– Например, ты могла бы сказать, что я простудилась. Ты ведь знаешь, как бабушка боится простуды.

– Но это уж совсем просто, к тому же сейчас разгар лета.

– Тогда скажи ей, что я сломала каблук по дороге к ней.

– Бабушка будет ждать, что ты придешь к ней после того, как вернешься домой и наденешь другие туфли, – разумно предположила Салли.

– Тогда скажи, что я не только сломала каблук, но и подвернула ногу, – тут же нашлась Пола.

– Но почему ты не хочешь поехать к бабушке? – спросила Салли.

– Это так некстати. Все мои друзья собираются в кофейном баре.

– Я не собираюсь врать только потому, что тебе хочется пойти в бар, – запротестовала Салли. – Я вообще не хочу врать ради тебя. Если не хочешь идти, тебе придется самой сказать об этом.

– Ах, ты так… – сказала Пола с коварной улыбкой, – тогда я, пожалуй, скажу маме, чем вы с Эдуардом занимаетесь в кино.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Салли, но горячая волна, быстро поднимавшаяся по шее, залила краской ее щеки.

Пола улыбнулась, наслаждаясь смущением сестры и ощущением власти над Салли.

– Ты сама знаешь что! Но если тебе действительно хочется, чтобы я рассказала все в подробностях, то знай, что Валерия Митчел сидела неподалеку от вас в кино на прошлой неделе. Должна сказать, что она была здорово шокирована.

Валерия Митчел жила на соседней улице и ездила на работу на том же автобусе, что и Пола. На самом деле она сказала ей только: «Твоя младшая сестричка выросла, не так ли? Уже совсем взрослая хотя бы для того, чтобы развлекаться в кино на заднем ряду». Больше она ничего не говорила. Но Салли этого не знала и перепугалась до смерти.

О Боже, если уж Валерия шокирована, то, возможно, она действительно зашла слишком далеко! «Если Пола расскажет маме, то она просто умрет от стыда», – думала Салли.

– Вряд ли мама позволит тебе снова пойти куда-нибудь с Эдуардом, если узнает, чем ты занимаешься, – сказала Пола беззаботным тоном. – Но если ты скажешь бабушке в воскресенье, что я сломала каблук, то, может быть, мама никогда об этом не узнает.

– Иногда я просто ненавижу тебя, Пола, – сказала Салли. – Иногда мне не хочется, чтобы ты была моей сестрой. Ты и вправду очень неприятный человек.

Очень довольная собой, Пола пожала плечами.

– А зачем быть приятным человеком? – спросила она. – Гораздо важнее уметь добиваться того, чего хочешь. Ты же сделаешь так, как я хочу, да?

Салли кивнула головой.

– Да, – сказала она тихо и пристыженно. – Сделаю. Как всегда, ты своего добилась.

Несмотря на то, что Салли часто размышляла над своими отношениями с Эдуардом, их продолжение все же застало ее врасплох. В темном уголке парка позади оркестровой раковины они быстро миновали все предыдущие стадии, включая и ту, что нравилась Салли больше всего, – когда они целовались и крепко прижимались друг к другу бедрами, ритмично раскачиваясь. Ее юбка задралась почти до талии, и ей это даже понравилось, потому что мужское естество Эдуарда удобно умещалось между ее бедер, заставляя ее тело глубоко возбуждаться. Придя в экстаз, она даже не заметила, что Эдуард возится со своей одеждой, пока не почувствовала, как нечто влажное и липкое толчками проникает в самый укромный уголок ее тела. От страха она чуть не задохнулась.

– Эдуард… перестань! – выдохнула она. Казалось, он ее не слышит. Он раскачивался и постанывал, а его дыхание стало тяжелым и прерывистым.

– Эдуард! – взмолилась она, извиваясь в его руках. Она чувствовала, как это самое нечто неуклонно забирается под ее трусики, и понимала, что его не следует туда пускать. Это было не только неудобно, но и явно опасно.

Наконец Эдуард оторвался от нее. Салли опустила вниз юбку и, когда набралась смелости посмотреть на него, с облегчением увидела, что он уже успел застегнуть свои брюки. Неожиданно ей очень захотелось, чтобы он ее снова поцеловал и крепко обнял. Тогда бы все, кажется, встало на свое место. Но его, по-видимому, это больше не интересовало.

– Тебе пора на автобус, – сказал он.

Салли неожиданно захотелось плакать. Пока они шли по улицам, он держал ее за руку, но Салли не чувствовала того тепла, в котором отчаянно нуждалась. Вечер был ясный, взошла огромная луна, отражавшаяся в темных водах реки Эйвон, – как все это, должно быть, романтично, думала Салли, но почему-то романтическое чувство не приходило. Так грустно ей еще никогда не было.

– Встретимся в субботу на том же месте в то же время, – сказал Эдуард, чмокнув ее в щеку и подсадив на подножку автобуса.

По пути домой Салли чувствовала, что окружающие смотрят на нее, и не понимала, почему. Только когда она добралась до дома и посмотрелась в висевшее в холле зеркало, она заметила огромный темно-красный засос на шее и поскорее прикрыла его воротником. Бог знает, удастся ли ей спрятать его завтра в школе, особенно на уроке физкультуры. Может быть, попробовать запудрить или замазать гримом?

Салли еще больше захотелось плакать. Она любила Эдуарда. Но почему все оказывается таким грязным и непонятным? Почему ей так противно и стыдно?

Она все еще разглядывала себя в зеркале, выискивая другие предательские свидетельства того, чем она занималась вечером, когда дверь гостиной распахнулась и появилась ее рассерженная мать.

– Салли, иди сюда немедленно! – приказала она. Салли внутренне содрогнулась. О Боже, она, должно быть, узнала! Но кто мог увидеть ее в парке и сообщить об этом так быстро? Нервно разгладив на бедрах юбку и моля Бога, чтобы на ней не было пятен, которых она не заметила, Салли через холл вошла в гостиную.

Она сразу же поняла, что произошло что-то серьезное, потому что отец все еще не ложился. Поскольку ему приходилось вставать очень рано, он, как правило, ко времени ее возвращения домой из Бата последним автобусом был уже в постели. Сейчас же он сидел в своем кресле (хотя по его лицу было видно, что он предпочел бы отсутствовать), а мать, сложив на груди руки, стояла на коврике перед камином, и на ее лице читалось негодование. Салли охватила дрожь.

– Ну вот что, милочка! – обратилась к ней мать. – Объясни-ка нам, почему ты нагло обманула свою бабушку, когда нас с папой не было в городе?

Салли так удивилась, что не могла вымолвить ни слова.

– Надо же было придумать такую чушь! – продолжала Грейс в ярости. – Сказать, что Пола сломала каблук! Как только бабушка рассказала мне, я сразу же поняла, что это вранье – да и она тоже поняла или, по крайней мере, заподозрила ложь. Почему ты это сделала, Салли? Ты знаешь, что я не терплю вранья.

– Я… Пола меня заставила, – сказала Салли в отчаянии.

– Не думаю, чтобы она могла выдумать такую глупую историю, в которую даже бабушка не поверила…

– Но так оно и было. Она заставила меня соврать.

– Я уже говорила об этом с Полой, – сурово промолвила Грейс. – Она сказала, что плохо себя чувствовала. Именно это ты и должна была сказать своей бабушке.

– Нет, мы договорились, что я скажу про каблук…

– Не лги опять, Салли. Я понимаю, что тебе хочется выставить Полу в неприглядном свете, чтобы все подумали, что ей просто не захотелось идти. Ну так вот: мне за тебя стыдно. Нет и нет! – она погрозила Салли пальцем, чтобы предупредить ее возражения. – Не желаю больше ничего слушать. Но обещаю тебе, моя девочка, что если я еще раз узнаю, что ты лжешь, особенно если лжешь, пытаясь очернить другого, то так тебя накажу, что ты надолго это запомнишь. А теперь марш в постель!

Салли отправилась в спальню, испытывая облегчение от того, что остался незамеченным засос у нее на шее, но возмущенная тем, что ей несправедливо досталось за обман бабушки.

Пола уже лежала в постели и читала дешевый любовный роман в бумажной обложке.

– Мне только что здорово досталось за то, что я наврала бабушке, – закричала на нее Салли. – Тебе придется рассказать маме, как было дело.

Пола даже не оторвала глаз от книги.

– И не подумаю. Еще чего!

– Но ведь это несправедливо! Они думают, что я солгала, чтобы подставить тебя, или что-то в этом роде. Расскажи им правду!

– И не подумаю! Не ровен час и мне попадет. Ладно, забудь об этом, Сэл.

– Но почему я должна всю вину брать на себя? – воскликнула Салли.

– Потому что ты дурочка.

– А ты мерзкая эгоистка, и я тебя ненавижу! Ох, как я тебя ненавижу!

В дверь громко постучали и послышался сердитый голос Грейс.

– А ну, прекратите цапаться! Вы похожи на пару бездомных кошек!

– Ненавижу! Ненавижу! – прошипела Салли, задыхаясь от злости.

– Успокойся, Салли, ты слышала, что сказала мама.

– Я никогда не прощу тебя! Никогда!

Но, даже продолжая кипеть от злости, она знала, что уже завтра все будет забыто, и она простит Полу.

Пола не могла поступать по-другому. Так уж она была устроена. Другие могли ненавидеть ее, а Салли никогда не сможет чувствовать к ней ненависть. Как бы Пола ни поступала, как бы коварно, гадко и эгоистично себя ни вела, в конечном счете Салли всегда находила ей оправдание. Разве не так должны поступать сестры?