Из очаровательного младенца Гарриет превратилась в красивую маленькую девочку. Хьюго проводил с дочкой каждую свободную минуту: ходил с ней на прогулки в Центральный парк, читал ей книги с яркими цветными картинками, а иногда купал и сам укладывал спать. Недолго проработав у них, одна за другой уволились уже две няни, обидевшись на то, что они называли «вмешательством», а Пола даже ревновала, видя, каким вниманием Хьюго окружает дочку.

Ей и в голову не приходило, что Хьюго пытается заполнить этим усиливающийся между ними разлад и изливает на Гарриет всю свою любовь, которую Пола, казалось, больше не желала от него принимать. После рождения Гарриет они почти никогда не занимались любовью. Когда малышке исполнилось шесть недель, Хьюго предпринял было первую осторожную, но нетерпеливую попытку, однако Пола была холодна и вся напряглась в его объятиях.

– В чем дело, дорогая, тебе все еще больно? – спросил он хриплым от сдерживаемой страсти голосом.

– Немножко, – сказала Пола, отодвигаясь. – Впрочем, лучше не надо, чтобы… – она многозначительно замолчала.

– Я буду очень осторожен, дорогая.

– Знаю, но… Хьюго, я боюсь. Я не хочу опять забеременеть. Я этого не вынесу. И ты ведь тоже этого не хочешь. Вспомни, что ты говорил…

– Да, – произнес он немного виновато, чувствуя, как его желание улетучивается, словно воздух из лопнувшего воздушного шарика.

– Я теперь не верю ни одному способу предохранения, – продолжала Пола тихо, но настойчиво. – Ты ведь знаешь, как меня подвел колпачок. Ни одно средство не дает стопроцентной гарантии.

– Мне казалось, что ты забеременела именно потому, что не воспользовалась колпачком, – сказал Хьюго. – Впрочем, я уверен, что мы найдем способ, обеспечивающий 99,9 процента гарантии.

– Как ты можешь допустить даже малейшую долю риска? – настаивала она. – Хьюго… а ты не мог бы согласиться на стерилизацию? Тогда мы могли бы быть полностью уверены.

Даже покорный жене Хьюго был несколько шокирован. Он и сам подумывал об этом, но не ожидал такого предложения от Полы.

– Дорогая, все следует хорошенько обдумать, всесторонне обсудить, чтобы полностью быть уверенным в необходимости этой операции. Ты знаешь, что это необратимо, по крайней мере в данное время. Врачи не дают никаких гарантий.

– Значит, ты тоже думал об этом?

– Да, я даже советовался с Бастером Герцем. Бастер Герц, их домашний доктор, жизнерадостный любитель пива и отец шестерых детей, отнесся к словам Хьюго без малейшего сочувствия.

– Побойтесь Бога, Хьюго, чего ради вы хотите пойти на такое после первого ребенка? – воскликнул доктор, услышав об этом. – Другое дело, если бы у вас их было шестеро, как у меня.

– И что он сказал? – нетерпеливо спросила Пола. Хьюго помедлил с ответом. Он чувствовал, что сейчас неподходящий момент, чтобы передать ей слова Бастера.

А тот сказал, что, хотя роды, несомненно, были трудными, Пола молода и здорова и скоро забудет о том, что ей пришлось вытерпеть.

– Он не поддерживает эту идею, – сказал ей Хьюго. – Бастер считает, что пока нам слишком рано даже думать об этом.

– Почему? Мы ведь договорились больше не иметь детей.

– Я знаю, но вполне возможно, что мы передумаем. И, как сказал Бастер, маловероятно, чтобы во второй раз у тебя были такие же тяжелые роды.

– Бастер сказал! Да что он знает? Ведь ему не пришлось лежать столько времени в агонии. А если бы… то в таком случае он не заставил бы собственную жену шесть раз проходить через этот ад.

– Пола, я говорю не о том, что нам следует завести еще одного ребенка, а лишь о том, что не следует лишать себя такой возможности. Представь себе, вдруг что-нибудь случится с Гарриет – не дай, Боже, но…

– С Гарриет ничего не случится, – оборвала его Пола. – Она абсолютно здоровый ребенок. Как ты можешь подумать такое?

– Знаю, что страшно даже предположить это, – согласился Хьюго, – но представь себе, что что-то случилось, а мне уже сделали операцию? Нам нужно хорошенько все взвесить, дорогая, чтобы быть абсолютно уверенными в правильности этого решения.

– Я уверена, – решительно заявила Пола. – Мне казалось, что ты тоже уверен. Но ты, по-видимому, больше беспокоишься о своем мужском достоинстве, чем о моем благополучии. Ну что ж, пока мы не придем к какому-то решению, нам следует спать в разных комнатах.

– Не слишком ли круто? – сказал потрясенный Хьюго.

– Не понимаю, почему тебе так кажется. Это вполне разумно. Многие супружеские пары спят порознь, а у нас здесь места достаточно. – Пола с удовольствием стала развивать эту тему. – Я, например, очень хотела бы иметь несколько комнат в своем распоряжении. Чтобы они принадлежали мне одной. Уверена, что и тебе это понравилось бы. Подумай только, как приятно, когда тебя никто не беспокоит во время работы. Если тебе среди ночи вдруг придет в голову какая-нибудь идея, ты сможешь встать и сделать набросок, пока она не исчезла, не боясь при этом разбудить меня.

Хьюго едва удержался, чтобы не сказать, что с тех пор, как они поженились, среди ночи ему приходят в голову только мысли о том, чтобы заняться с ней любовью.

– Я думаю, нам надо это сделать, – настойчиво продолжала Пола. – Это так современно!

– Поговорим об этом в другой раз, – сказал Хьюго, подумав, что, как только к Поле вернутся силы, она забудет об этих странных фантазиях. Бастер Герц предупреждал его и рекомендовал следить, не появятся ли симптомы «послеродовой хандры», как он это называл. «Все дело в гормонах, – напористо толковал он. – Они могут сотворить с женщиной такое! Под их воздействием она может совершать совсем не свойственные ей поступки. Но не волнуйтесь, это проходит».

Лежа рядом с женой и ощущая тепло ее тела, Хьюго горячо надеялся, что Бастер окажется прав и Пола выбросит из головы абсурдную мысль об отдельных комнатах. Но она об этом не забыла. Однажды вечером, возвратившись домой из своего модного салона, он застал жену оживленно беседующей с дизайнером по интерьеру – они обсуждали, каким образом превратить часть комнат верхнего этажа в изолированные апартаменты. Он рассердился, что Пола начала действовать без его ведома, но решил, что ничего не добьется, устроив сцену в присутствии посторонней женщины. Он будет выглядеть дураком, а Пола… ну что ж, наверное, ему следует потакать ее капризам, как советовал Бастер. Так, возможно, она скорее придет в норму.

Но она не пришла в норму. Как только комнаты были готовы, она переехала туда без малейших признаков раскаяния. Откровенно говоря, его изначальное неприятие идеи отдельных комнат несколько утратило свою категоричность, потому что в последнее время с Полой было не так уж приятно находиться вместе.

Он не мог пока точно определить, что именно изменилось. Конечно, Пола и раньше была «снежной королевой», холодной и сдержанной, она всегда скрывала свои подлинные чувства под ледяным королевским высокомерием. Но теперь он чувствовал, что за этим кроется нечто большее. Бывали моменты, когда она совершенно замыкалась в себе, скрываясь от него там, где он не мог ее достать, ее взгляд становился отрешенным, словно она видела то, что не дано видеть никому другому. А временами на нее нападала хандра, однажды он застал ее в слезах, и она не смогла – или не захотела – сказать ему, почему она плачет. А порой она становилась подозрительной, «делала из мухи слона», как сказала бы его мать, усматривая пренебрежение к себе там, где его не было и в помине, и возбуждалась, уверовав в собственные выдумки.

Хьюго впервые заметил это, когда однажды она привела Гарриет в демонстрационный зал. Он был занят и ему пришлось на некоторое время оставить Полу одну в своем кабинете. Когда он вернулся, ее уже не было.

– Что случилось, дорогая? – спросил он по возвращении домой.

Пола пожала плечами.

– Мне не захотелось там оставаться. Ты прекрасно знаешь, что твои сотрудники никогда не любили меня, но сегодня все было еще хуже, чем обычно. Они все обо мне сплетничали, разглядывали и шептались. Мне стало не по себе.

– Думаю, что они говорили о том, какой красивый ребенок Гарриет, – сказал Хьюго, но его это удивило, потому что Поле всегда было совершенно безразлично, что о ней думают другие.

Потом вдруг она начала жаловаться, что он уделяет ей мало времени.

– Ты всегда работаешь. Почему тебе приходится работать допоздна? – спрашивала она с недовольным видом.

– Дорогая, ты хорошо знакома с миром моды. Ведь у нас бывают очень напряженные периоды.

– А если ты приходишь домой пораньше, то почти всегда отправляешься навестить мать.

– Она стареет и плохо чувствует себя в последнее время. Я стараюсь повидаться с ней при малейшей возможности – и, ради Бога, это бывает не так уж часто. Ты могла бы навещать ее вместе со мной.

Пола скорчила недовольную гримасу.

– Чтобы выслушивать ее поучения насчет воспитания Гарриет? Нет уж, увольте. Твоя мать меня ненавидит. Всегда меня критикует и, я уверена, что она наговаривает тебе на меня.

– Наговаривает на тебя? Что ты имеешь в виду?

– Я слышала, как она говорила обо мне всякие вещи. Не понимаю, почему ты этого не слышал. Она просто злобная старуха.

– Но она моя мать, и я намерен проводить с ней, пока могу, хотя бы несколько часов в неделю, – сказал Хьюго твердо.

Пола надулась.

– Мне кажется, ты меня больше не любишь.

– Не говори глупостей! – сказал он, теряя терпение.

– Вот видишь! Ты просто злишься на меня. – В глазах у Полы заблестели слезы.

– Потому что я просто не знаю, что на тебя нашло. Ты говоришь, что хочешь, чтобы я больше бывал дома, но когда я дома, ведешь себя ужасно. У тебя есть все, что может пожелать женщина, и, откровенно говоря, я не знаю, что еще тебе нужно для счастья. По правде говоря, я думаю, что ты и сама не знаешь, чего тебе хочется.

– Я хочу, чтобы они перестали болтать обо мне.

– Кто?

– Да все.

Он видел, что она вот-вот замкнется в себе, и притянул ее поближе.

– Дорогая, тебе нужно самой выбраться из этого состояния. Хочешь, я приглашу психоаналитика? Может быть, если ты побеседуешь с ним…

– Нет! Не нужен мне психоаналитик! Со мною все в порядке. – Но она казалась такой одинокой и испуганной. Хьюго решил про себя, что ему следует еще раз поговорить с Бастером.

Он нежно поцеловал жену, и она не сопротивлялась его объятиям. Но когда он взглянул на нее, она смотрела пустым взглядом в какую-то точку поверх его плеча и в ее глазах была мука.

– О Пола! – Он снова поцеловал ее, раздел, попытался поднять ей настроение, показывая свое физическое влечение к ней. Она не протестовала, но прошло немало времени, прежде чем он почувствовал, что она начинает отвечать на его усилия. Боясь, как бы она снова не погрузилась в состояние меланхолии, он стал целовать ее в живот, спускаясь все ниже, пока не достиг самых потаенных местечек. Это ей всегда нравилось, возможно, потому, что она чувствовала себя в безопасности, зная, что не сможет забеременеть от его губ. Работая языком между нежными складками ее тела, он почувствовал, что она начала двигаться в такт его движениям, вцепившись пальцами в его волосы, и ощутил, как напряглись ее живот и бедра. Его желание к тому времени утихло, и он хотел лишь, чтобы ей было хорошо и чтобы она поняла, как сильно она любима. Ее возбуждение нарастало, и он засунул язык глубоко внутрь ее тела…

Когда постепенно утихли дрожь и пульсация ее самых глубинных, самых потаенных мускулов, Хьюго захлестнула волна теплоты и радости. Он скользнул вверх и оказался рядом с ней, страстно желая теперь получить свою долю удовольствия, но тут же почувствовал, как ее руки, упираясь в его плечи, отталкивают его.

– Нет, Хьюго! Я без колпачка!

«Тогда сделай для меня то, что я только что сделал для тебя», – хотелось ему сказать, но он почему-то не смог этого вымолвить. Не в его привычках было умолять ее сделать то, чего она никогда не делала, не мог же он насильно навязать себя ей вопреки ее воле, хотя он изнывал от мучительного желания. В тот момент он готов был умереть, лишь бы она прикоснулась своими губами к его члену, но он знал, что она этого не сделает – холодная эгоистичная Пола содрогалась от оргазма, когда его язык ласкал ее сокровенные глубины, но она никогда не доставит такого удовольствия ему, В те дни, когда они занимались любовью без ограничений, это не имело значения. Теперь же это значило многое. Он был готов расплакаться от отчаяния и внезапно охватившего его чувства одиночества, но даже теперь беспокойство о ее благополучии возобладало над его собственными желаниями. Он отодвинулся от жены, но, когда решился взглянуть на нее, с отчаянием увидел, что она снова уставилась в пространство невидящим взглядом.

Впервые Хьюго разозлился, и его отчаяние перешло в раздражение. «Что, черт возьми, с тобой происходит?» – хотелось ему сказать, но он промолчал. Он резко встал, желание исчезло. Когда Хьюго, хлопнув дверью, вышел из комнаты, Пола продолжала лежать, не двигаясь, с широко раскрытыми глазами, словно человек, погрузившийся в гипнотический транс.

Растерянный, несчастный Хьюго, терпение которого было на пределе, проводил все больше и больше времени с Гарриет, щедро изливая на нее любовь, отвергнутую Полой. Он обожал малышку и с трудом верил в то, что смог произвести на свет такого красивого ребенка. Он любил играть с ней, подбрасывая вверх, чтобы она хохотала, гулять с ней в Центральном парке долгими теплыми вечерами, хотя няня жаловалась, что он нарушает режим, учил ее запоминать дорогу, хотя она была еще слишком мала, чтобы понять, о чем он говорит. Именно Хьюго был рядом, когда Гарриет сделала первые неуверенные шаги, это он протягивал ей руки как самое надежное пристанище, подхватывая за крошечные толстенькие ножки, и подбрасывал высоко в воздух, когда она наконец, торжествуя, добиралась до него. Именно Хьюго чуть не целый час уговаривал ее повторить первое слово «ав-ав», – так она называла огромную пушистую игрушечную лайку, без которой не ложилась стать, – когда няня сообщила ему, что Гарриет совершенно отчетливо произнесла это слово, укладывая собаку вздремнуть после обеда. И не кто иной, как Хьюго каждый вечер читал ей, если дела не задерживали его слишком долго в салоне. Он терпеть не мог те вечера, когда, приходя домой, находит ее спящей в кроватке с задернутым пологом, у которой горел только маленький ночник в виде эльфа на шляпке гриба – света хватало лишь на то, чтобы пробраться к кроватке Ему доставляло удовольствие, что он редко заставал ее спящей, но как только наклонялся, чтобы поцеловать и разгладить простынку под ее шелковистыми белокурыми локонами, она запускала в рот большой палец, закрывала глазки и мгновение спустя ровное дыхание возвещало, что она заснула. Как будто она только и ждала его возвращения домой.

И тогда его сердце переполнялось любовью, мощной, как волны Северной Атлантики, и сладкой, как крещендо оркестра, и он сидел в полутьме, изумляясь, как могло такое крошечное существо вызывать столь сильное чувство.

Иногда ему очень хотелось, чтобы рядом сидела Пола, разделяя с ним эти драгоценные мгновения, но он убедил себя, что нельзя требовать, чтобы все было так, как ему хочется. Просто Пола была начисто лишена материнских чувств, и было бы неразумно ожидать, что она изменится только лишь в угоду его требованиям. Он и без того уже владеет значительно большим, нежели многие другие мужчины, и уж, конечно, намного большим, чем он заслуживает, если исходить из того, что каждому причитается равная доля счастья.

Хьюго считал, что быть неблагодарным означает испытывать судьбу. Он благодарил свою счастливую звезду за то, что имеет, стараясь не думать о том, что Пола далека от его идеала жены и матери.

Если бы Хьюго знал, чем были заняты мысли Полы, он, возможно, не относился бы к ней столь снисходительно. Потому что Пола была одержима страстью, овладевшей ее душой и телом, и объектом этого всепоглощающего чувства был Грег Мартин.

Что в нем было такого, не раз спрашивала себя Пола, что оказывало на нее столь сильное воздействие? Да, он красив, но она и раньше знавала красивых мужчин, никогда не испытывая при этом такого мощного завораживающего воздействия, какое она ощущала всякий раз, оказываясь с ним в одной комнате. Когда он смотрел на нее проникающим в душу, дразнящим взглядом, внутри у нее что-то сжималось, а когда прикасался губами, приветствуя при встрече поцелуем, который длился чуточку дольше, чем небрежное прикосновение, или когда танцевал с ней во время какого-нибудь светского мероприятия, она чувствовала, как вся ее плоть тянется к нему, словно крошечные металлические булавки к мощному магниту. «Ты меня завораживаешь, Пола Варна», – шепнул он однажды ей на ухо, и по ее телу пробежала дрожь, однако в тот же вечер, несколько позднее, он в сущности игнорировал ее присутствие, уделяя все свое внимание техасской красавице, которая по-прежнему была его постоянной спутницей, и было трудно поверить, что проявленный к Поле интерес не был всего лишь плодом ее собственного больного воображения.

Бывали моменты, когда Поле казалось, что он над ней смеется – а может быть, и над ними обоими, – издевается, поддразнивает, заставляет ее делать глупости и от души наслаждается всем этим.

Перепады ее настроений – от восторга до разочарования, от желания до отчаяния, – которые напрягали до предела ее душевные силы, объяснялись тем, что она никогда не знала точно, в какой ипостаси предстанет он завтра, но это заставляло ее желать его еще сильнее – сильнее, чем она когда-либо желала мужчину, сильнее, чем она вообще чего-нибудь желала раньше.

Тоскуя по Грегу, она уходила в себя и не желала ни с кем разговаривать, даже с Хьюго или Гарриет, потому что любой разговор отвлекал бы ее от мыслей о нем, и хотя понимала, что внешний мир вокруг по-прежнему существует, она ощущала странную отрешенность от него.

Но иногда действительность вторгалась в ее жизнь и беспокоила ее, а окружающие, казалось, таили в себе какую-то угрозу. Она знала, что ее никогда не любили сотрудники Хьюго, но раньше это ее ничуть не трогало. Если кому-нибудь не нравится она сама или ее поступки, это, как она говорила, не ее проблемы. Теперь же неодобрение окружающих заставало ее врасплох, и иногда ей казалось, что она слышит, как люди шепчутся о ней. Их голоса приводили ее в замешательство, хотелось заставить их замолчать, но вместо этого она пыталась спрятаться от всех в своем убежище, оставаясь там иногда целыми часами. Порой она любила там находиться – для нее это была страна чудес, где все могло быть так, как ей того хотелось, иногда там царил полный беспорядок, а случалось, было уныло и одиноко. Временами ей казалось, что стены начинают сжиматься вокруг нее и она вот-вот окажется в ловушке. Тогда она покидала свой мирок и на несколько дней становилась почти прежней Полой, если не считать того, что она не могла забыть Грега. Он всегда присутствовал в ее мыслях, и чем бы она ни занималась, единственной ее мыслью было: когда она увидит его снова? В каком он будет настроении.

В Нью-Йорк должен был на несколько дней приехать Гарри, и впервые за долгие месяцы Пола смогла подумать о ком-то, кроме Грега.

Приятно будет снова встретиться с Гарри – ей очень не хватало его бескорыстной дружбы и преклонения и очень захотелось узнать все новости и сплетни с родины.

– Мы должны устроить вечеринку в его честь, – сказала она Хьюго и вдруг поняла, что из приезда Гарри можно извлечь еще одну выгоду – в список гостей, несомненно, придется включить и Грега.

– Непременно. Займись этим и организуй вечеринку на славу, – согласился Хьюго, радуясь, что Пола хоть чем-то заинтересовалась. – Только не затевай ничего грандиозного, может быть, ограничимся двадцатью гостями? Мне, честно говоря, не хотелось бы приглашать много народу, потому что обычно это утомительно и никогда не удается уделить каждому из гостей более пяти минут.

– Ну что ж, посмотрим… – пробормотала Пола. – Я думаю, нам надо пригласить некоторых модельеров…

– Не забудь Грега.

– А как же! Что за вечеринка без Грега?

– И Лэдди. Не забудь Лэдди.

Пола поджала губы.

– Лэдди? А это обязательно?

– Он мой помощник, Пола, и, я думаю, Гарри будет приятно встретиться с ним.

Пола фыркнула. Ей не хотелось видеть Лэдди в своем доме, но она не знала, как этого избежать. Правда, предвкушая присутствие Грега и Гарри на вечеринке, было невозможно долго оставаться не в духе.

Пола с головой ушла в подготовку приема, и Хьюго радовался происшедшей в ней перемене. Он уже давно не видел ее такой счастливой.

В день вечеринки Гарри удалось выкроить время, чтобы пообедать с Полой, и они отлично посидели вдвоем, сплетничая и рассказывая друг другу новости. Дела Дома моды Оливера идут успешно, поделился Гарри с Полой, теперь среди его клиентов несколько известных в обществе людей, не говоря уже об одной особе королевской семьи.

– Это чудесно. Меня распирает от гордости, когда подумаю, что в этом, может быть, есть и моя маленькая заслуга, – лукаво сказала Пола, и Гарри утвердительно кивнул, щедрый и наивный, как всегда.

– Еще бы, Пола! Ты очень помогла мне сделать первые шаги. Я хотел бы, чтобы ты оставалась со мной. Но ведь ты нашла свое счастье, не так ли? Не жалеешь, что вышла за Хьюго и перебралась в Штаты?

– О, ничуть не жалею! – сказала Пола, и в тот момент сама верила в это. – А теперь, наверное, мне уже надо бежать и посмотреть, как идет подготовка к вечеринке, а тебе пора на твою деловую встречу.

Пола вернулась домой в прекрасном настроении. Она тихонько напевала, наблюдая, как украшают цветами ее комнаты, и проверяя план размещения гостей за столом. Гарри – справа от нее, чтобы можно было с ним болтать, Грег – почти напротив, чтобы они встречались взглядами. Похоже, предстоит чудесный вечер, думала она, несмотря на то, что число гостей далеко перевалило за условленные с Хьюго двадцать человек. Но радоваться ей пришлось недолго.

– Боюсь, что Грег не придет, – сказал Хьюго, возвратившись с работы.

Пола едва не потеряла сознание.

– Не может быть! Почему?

– Говорит, дела. Но, зная Грега, я уверен, что тут замешана женщина. Не знаю, как он умудряется… – Хьюго ухмыльнулся, покачав головой.

Целый час, принимая ванну и одеваясь, Пола старалась удержаться на краю тайной черной пропасти. Плохо, что Грега не будет сегодня на вечеринке, но еще хуже то, что в это время он будет с другой женщиной. Мысль об этом была для нее мучительной, и Поле хотелось отменить все и просто остаться одной. Но было уже слишком поздно. Хотя бы ради Гарри она должна была взять себя в руки. К тому времени, когда начали съезжаться гости, никто не смог бы догадаться, какая глубокая депрессия таилась под обычным утонченным обликом Полы, представшей во всем своем великолепии. Во время изысканного ужина она смеялась и шутила, сверкающая и хрупкая, как поверхность замерзшего пруда в холодном свете январского солнца. И лишь Хьюго, которому были очень хорошо знакомы перепады ее настроения, да Гарри, обладавший потрясающей интуицией, понимали, что все не так благополучно, как кажется.

– Что случилось, Пола? – спросил Гарри, отводя ее в сторону, когда она переходила от одного гостя к другому, с успехом выполняя роль хозяйки. – Когда мы с тобой обедали, ты была по-настоящему счастлива, а теперь…

– Я по-прежнему счастлива.

– Нет. Ты делаешь вид, что счастлива, но это только игра. Меня не проведешь, Пола. Я знаю тебя слишком хорошо.

– В таком случае ты также знаешь, что бывают моменты, когда лучше не задавать вопросов, – колко сказала Пола. – Прошу тебя, Гарри… когда-нибудь я расскажу тебе все, но не сейчас. Договорились?

– Договорились. Но завтра, если тебе захочется поговорить со мной, ты знаешь, где меня найти.

Она с благодарностью пожала ему руку. Какой же он хороший друг! И как ей не хватает его! Может быть, если бы он бывал в Нью-Йорке чаще, у нее многое сложилось бы по-другому.

Некоторое время спустя Пола вдруг заметила, что Гарри уделяет большое внимание Лэдди. Сначала она подумала, что ей это привиделось, но под конец вечера убедилась, что не ошиблась. Между этими двумя что-то начиналось.

Прохаживаясь между гостями, Пола незаметно наблюдала за этой парой, и. возбуждение ее нарастало, а когда она заметила, как они исчезли за стеклянной дверью, выходящей в сад, то поняла, что не сможет больше следить за ними, как это делала весь вечер. Как посмел Лэдди явиться к ней на вечеринку и соблазнить ее лучшего друга! Он, этот мерзкий скользкий мужичонка, состоящий в тайной связи с юношей вдвое моложе его, не довольствуется этим и липнет к Гарри! Пола остро почувствовала, что ее предали, ей показалось, что Лэдди сделал это только для того, чтобы досадить ей, и она задрожала от гнева.

Она представила себе, как подойдет к Лэдди по его возвращении из сада и выскажет ему в присутствии гостей все, что думает о нем и его поведении, но какой бы соблазнительной ни казалась такая перспектива, присущее ей чувство самосохранения остановило ее. Такой поступок навсегда подорвал бы ее репутацию в обществе. Даже положение Хьюго не смогло бы спасти ее. Ну уж нет, придется действовать более изощренно, если она хочет посчитаться с Лэдди за то, что он использовал ее вечеринку, чтобы соблазнить ее самого близкого друга. И она придумала.

Незаметно для гостей Пола выскользнула из комнаты. В уединении собственных апартаментов она достала записную книжечку и перелистала ее. Вот и номер телефона, который ей нужен – Захарий Роудс, репортер, специализирующийся на журналистских расследованиях, любитель пикантных историй. Она встречалась с ним несколько раз и он ей не понравился, хотя изо всех сил старался подольститься к ней, однако она почему-то все-таки записала его телефон в записную книжку. Как будто знала, что когда-нибудь он ей пригодится.

Пола расположилась поудобнее в обитом бархатом плетеном будуарном кресле, отхлебнула из бокала и подняла телефонную трубку.

– Захарий? – сказала она, услышав его голос– Мне известна одна история, в которой вам, возможно, будет интересно покопаться. Речь идет о гомосексуальной связи между одним человеком, хорошо известным в мире моды, и юношей, отец которого весьма заметная фигура в политических кругах. Молчание.

– Кто говорит? – спросил наконец Захарий.

– Э, нет, – лукаво сказала Пола. – Не думаю, что вам это следует знать. Вас должны интересовать только имена действующих лиц. Это…

Закончив разговор, она положила трубку. Глаза ее блестели. Она почувствовала опьянение, даже не приложившись еще раз к бокалу.

Правда, тайной теперь владела не одна она, но какое это давало ощущение власти! О, Лэдди, ты еще очень пожалеешь, что решился перейти мне дорогу и начал бегать за моими друзьями, подумала Пола, испытывая какое-то сумасшедшее ликование.

В тот момент ей казалось, что она отомстила не только Лэдди, но и всем, кто когда-либо причинил ей боль – и прежде всего Грегу.

Ни на завтра, ни через день в газетах не появилось ничего о Лэдди и сыне сенатора, и хотя здравый смысл подсказывал Поле, что Захарию потребуется время для тщательной проверки фактов, прежде чем он воспользуется ими, она все-таки почувствовала разочарование. Сначала она пребывала в постоянном напряжении, ежедневно с надеждой разворачивала газету, но ничего там не находила. С нетерпением она ожидала возвращения Хьюго с работы с известием о разразившемся скандале, но напрасно. Постепенно ее напряжение пошло на убыль, и Пола, к ужасу Хьюго, начала погружаться в депрессию.

– У нее никак не проходит эта «послеродовая хандра», как ты ее называешь, Бастер, – признался однажды Хьюго доктору при встрече.

Бастер искренне удивился.

– А я-то порадовался на прошлой неделе – она чудесно выглядела на вечеринке.

– Да. Но это всего-навсего притворство, Бастер, и меня это беспокоит.

– Я по-прежнему считаю, что она сама справится, – сказал Бастер. – Но если хочешь, я могу устроить ей консультацию у психоаналитика.

– Она отказывается. Когда я предложил ей, она расстроилась.

– Я знаю, что англичане не доверяют этим специалистам. Ну что ж, тебе придется набраться терпения и ждать, когда она справится со своим состоянием сама, – сказал Бастер. – Не волнуйся. Ты просто не привык к этим женским штучкам.

Но Хьюго не мог не волноваться. Хорошо было Бастеру не принимать всерьез депрессию Полы, ведь он не видел, что с ней творится.

Хьюго сидел за письменным столом и вертел в руках карандаш, размышляя о Поле, вместо того чтобы обдумывать новую коллекцию одежды к предстоящему сезону. И вдруг ему пришла в голову замечательная мысль, как приходит иногда идея создания поистине авангардного стиля.

Он пригласит Салли провести у них отпуск! Ведь Пола была так рада увидеться с Гарри! Может быть, присутствие сестры как раз и послужит тем тонизирующим средством, которое поможет ей выбраться из депрессии.