Через два дня после вечеринки Патрик принял телефонное послание для Стиви, пока она в перерыв ходила поесть: лимузин приедет за ней в этот вечер ровно в семь часов.

– А это звонил Самсон? – жадно спросила Стиви. Она все до подробностей рассказала Патрику про памятную для нее вечеринку.

– Нет. Какой-то прилипала.

– А можно мне что-нибудь взять напрокат из одежды? – взмолилась Стиви. – Самсон обращает особое внимание на то, как люди выглядят…

Патрик без особой охоты кивнул, и Стиви жадно повернулась к одной из полок.

– Детка, – процедил Патрик, медля, чтобы подобрать подходящие слова. – Этот парень, Лав… Я слышал разные вещи…

Стиви вытащила красную шерстяную накидку с капюшоном, отделанную по краям черным узором.

– Конечно, я знаю, что ты не глухой, Пат, – рассеянно произнесла Стиви. – Ведь я бубнила про Самсона целых два дня. Он фантас…

– Нет, Стиви, я имею в виду… Ну, знаешь, вокруг нас есть люди, которые прочно связаны с наркотиками, торгуют там и прочее… Они говорили о Лаве. Я слышал, что с ним действительно плохо. И мне бы не хотелось, чтобы ты… бросалась туда очертя голову, понимаешь?

Стиви старалась не обращать на него внимания. Ей не хотелось, чтобы кто-то портил ей удовольствие от предстоящей встречи с Самсоном.

– Эй, – сказала она легкомысленно, – разве не ты говорил мне, чтобы я вышла замуж и обзавелась жильем. Ну, может, Самсон и есть мой парень…

Неожиданно Патрик схватил ее за руку и больно крутанул. Его черные глаза впились в нее.

– Черт побери, Стиви, послушай меня. Я забочусь о тебе, понимаешь? Дьявол, ведь ты почти ребенок… – Увидев, как на лице Стиви зреет протест, он торопливо добавил: – Конечно, конечно. Ты прошла через многое. Но, Стиви, ты ведь хорошая девчонка. У тебя есть и душа, и мозги – живи ими, и из тебя что-нибудь получится. Я даже думаю, что мог бы когда-нибудь взять тебя в партнеры. А если свяжешься с таким парнем, как Лав, то просто не знаю, что случится. Либо он вытянет из тебя все соки и отправит на тот свет, либо свихнешься и потеряешь человеческий облик.

Тронутая пылкой заботой Патрика, Стиви улыбнулась:

– Спасибо, Патрик. Но все о'кей. Я не знаю, что ты слышал, но Самсон просто большой ребенок. Он любит игрушки, вот и все. Для него все забава. Люди, его искусство. Могу поклясться, что он сегодня возьмет меня… в зоопарк, либо на игровую площадку, либо покупать мороженое.

– Ты так думаешь… – сказал Патрик с насмешкой.

– Я это знаю. И, Патрик, я такая придавленная и одинокая в этом городе, что тоже хочу получать удовольствие.

Патрик медленно покачал головой, подчиняясь ее аргументам.

– О'кей, детка. Но в ту самую минуту, когда все перестанет казаться тебе забавным, смывайся, ладно?

– Конечно. Почему бы и нет?

Он выждал паузу, словно собираясь дать ей ответ. Но затем отправился куда-то, крикнув ей через плечо:

– Видишь те туфли, из кожи аллигатора, которые только что поступили? Они будут замечательно выглядеть вместе с той накидкой.

В тот вечер лимузин отвез их прямиком на Мэдисон-сквер-гарден, где следующие два часа они веселились очертя голову, играя в кникс. После этого Самсон отвел Стиви вниз в гардероб и представил Реду Холтцману как свою «давным-давно потерявшуюся сестренку».

В оставшиеся дни недели каждый вечер проходил почти так, как она предсказывала, – в удовольствиях, детских удовольствиях. Стиви чувствовала себя так, будто произнесла: «Сезам, откройся!» – и вошла в заколдованное королевство, уносившее ее подальше от унылого рабочего дня и убогости Ист-Севент-стрит на новые и разные арены каждый вечер.

Во вторник ее гороскоп был составлен личным астрологом Самсона Чармейном. И когда выяснилось, что «звезды» Стиви совместимы со звездами Самсона, он торжественно объявил Милую Стиви Найт постоянной посетительницей Забегаловки, затем отвел ее в свою любимую гостиную с мороженым, чтобы отпраздновать это событие сладким блюдом из бананов. В среду" они побывали на премьере нового мюзикла с Лорен Бейкел, а потом на приеме у «Сарди». Хотя люди поголовно обращали на них внимание, когда они были вдвоем, из-за Самсона, с его яркой внешностью и точно рассчитанной манерой поведения, Стиви чувствовала, что и она тоже была своего рода маленькой звездочкой, освещенной его ярким сиянием. На следующее утро в «Дейли ньюс» появилась фотография, где Самсон стоял возле Бейкел, а Стиви рядом с ними. В подписи она была названа всего лишь «красивой подружкой» Самсона Лава. И все-таки отведав даже этот слабый вкус славы, Стиви почувствовала себя преобразившейся, словно Золушка, – с той лишь замечательной разницей, что когда для нее наступала полночь, то это бывал всего лишь перерыв, а не конец.

Вечером в четверг развлечением служила игра а хоккей – они веселились и кричали изо всех сил. А в пятницу Самсон даровал ей одну из самых высоких почестей, призвав Стиви на приватный китайский ужин в Забегаловке, где он объявил, что она будет его партнершей на торжественном открытии его новой выставки в галерее «Кастелли». Тогда же он отвел ее в свою гардеробную комнату. Поставив Стиви перед зеркалом, занимавшим всю стену, он стал рыться на многочисленных полках и вешалках, отбрасывая одно красивое платье за другим. Глядя на него, Стиви была изумлена количеству дорогих одежд, которые он просто отпихивал в сторону.

– Откуда все эти вещи? – спросила она.

– Я коллекционер, Милая Стиви, – заявил он с гордостью. – Если я вижу что-нибудь красивое, то приобретаю его. Иногда покупка оказывается полезной, а иногда на нее просто приходится смотреть и любоваться. А!.. – Он вытащил бесценное платье, сделанное целиком из черных перьев марабу. Не раздумывая ни минуты, он схватил ножницы и отхватил примерно половину платья, оставив всего лишь крошечное мини.

– Вот, – заявил он с удовлетворением, – теперь нам нужна накидка. – Из длинного шкафа с мехами он выбрал накидку с капюшоном из белого горностая. – Драматично, тебе не кажется? Как раз подходит для открытия. – Так шло и дальше. К наряду добавились черные шелковые чулки, черные замшевые туфли – казалось, у него есть все и всех размеров – и, наконец, нитка жемчуга, который свисал до ее бедер, даже когда ее немного укоротили. – Что ж, так будет неплохо, – сказал он наконец.

– А что ты наденешь?

С улыбкой чеширского кота Самсон повторил одну из своих любимых проповедей:

– Это уж мое дело – знать, а твое – увидеть.

– Ох, да ладно, – проворчала она. – Неужели тебе всегда нужно держать себя с такой важностью?

Его тон внезапно стал жестким.

– Да, это так, Милая Стиви. Это кардинальное правило Забегаловки, и никогда не забывай его. Во-первых, в-последних и навсегда, Самсон всегда на посту.

В этом заявлении было столько детской нетерпеливости, что Стиви едва не засмеялась. Но тон его голоса свидетельствовал, что он абсолютно серьезен, поэтому она послушно ему кивнула.

После этого Самсон улыбнулся и похлопал Стиви по щеке.

– Славная девочка… Пожалуй, я в конце концов разрешу тебе поглядеть мой костюм пораньше. – Он исчез в глубине своей огромной гардеробной.

Пока Стиви ждала, она внезапно подумала про адмирала, про то, как он тоже любил отдавать приказы. Но Самсон был другим. Ну и что, если ему нравилось командовать людьми вокруг себя? К ней Самсон относился хорошо; он уже сделал для нее больше, чем родители за всю их жизнь.

– Вуаля! – Самсон торжественно вышел, облаченный в древний черный фрак с красными обшлагами, белую плиссированную шелковую рубашку, заколотую бриллиантовыми запонками, и черную накидку с капюшоном и подкладкой из красного шелка. С величественным видом он набросил капюшон на лицо, его серебряные кошачьи глаза сверкнули озорством.

Стиви хихикнула:

– Ты похож на графа Дракулу.

Самсон откинул капюшон, и на какой-то момент Стиви испугалась, что сказала что-то не то.

– Хм-м, граф Дракула, – размышлял он вслух, – известный также как Влад Жестокий… князь тьмы, смертельный, но мудрый… мастер эротики, но при этом глубоко одинокий. Мне нравится это, Милая Стиви. Твое замечание мне очень нравится. – Схватив руку Стиви, он поцеловал ее, а затем для пробы укусил ее в запястье.

– О-ох! – взвыла она не столько от боли, сколько развеселившись. – Прекрати, или я вобью кол в твое сердце!

– Ах, сначала ты еще найди его. А если найдешь, смерть может быть интересной с художественной точки зрения, подлинная епифания. Затем, если я умру, – быстро поправил он сам себя, – если бы я умер… разумеется, я должен умереть, как и всякий другой…

Мне хотелось бы быть погребенным на манер фараонов, в большой пирамиде, которая бы возвышалась над окрестностями, со всеми своими игрушками и всеми удовольствиями, что меня окружали… и со всеми друзьями. А ты согласишься, чтобы тебя похоронили вместе со мной, Милая Стиви? Составишь мне компанию на том свете?

Неожиданно он показался таким потерянным, что у Стиви заболело сердце, и ей захотелось его утешить.

– Конечно, – сказала она, гладя его по волосам. – Я люблю тебя, Самсон.

Он сверкнул на нее глазами.

– Нет, – рявкнул он. – Нет… никогда этого не допускай, Милая Стиви.

Смущенная его реакцией, Стиви подумала, что Самсон, должно быть, неправильно ее понял, возможно, вообразил, что она чего-то добивается от него.

– Я не имела в виду то значение, – пояснила она. – Я просто сказала, что люблю тебя… ну, так, как я люблю Пип.

Он потряс головой.

– Я знаю, что ты имела в виду… Не люби никого из нас, если можешь.

– А что тут такого неправильного, если я люблю тебя и Пип?..

Самсон пожал плечами, будто устал от разговоров.

– Давай просто скажем, что будет более красиво и художественно, если ты будешь просто обожать меня и повиноваться всем моим прихотям.

Стиви замолчала. Порой казалось, что каждый в Забегаловке говорил на каком-то своем наречии, как дети, с их придуманными словами и ритуалами. И хотя она и хотела подобрать код, но часто чувствовала, что Самсон и даже Пип говорили скорее сами с собой, чем с ней.

– Боже, я снова впадаю в депрессию! – взвыл Самсон. – Зачем же, скажи на милость, ты начала говорить про любовь и смерть – такие жалкие, ничтожные и унылые вещи? Мне хотелось одеться и немного позабавиться, а вот ты все испортила. А я-то думал, что ты мне друг.

Стиви молча слушала, как неистовствовал Самсон, удивленная полнейшей переменой в его настроении. Только что они примеряли наряды и смеялись, а теперь он вдруг стал траурным и раздражительным, да еще обвинял ее в этом!

– Ну что ты тут расселась будто чурбан, – сказал он наконец. – Либо иди домой, либо сделай для меня что-нибудь полезное!

Слова показались обидными, но она проглотила это. Что поделаешь, подумала она, Самсон ведь художник, из-за этого он не похож на простых смертных и его часто невозможно понять. Уж она-то должна быть терпимой к людям, которые не похожи на большинство.

– А что я могу сделать?

– Устрой вечеринку, – сказал он. – Я прямо сейчас хочу веселиться. Позвони Пип, скажи, чтобы она собрала некоторых из наших друзей… Она знает, что нужно делать.

И меньше чем через час Забегаловка преобразилась. Стиви дивилась на такое количество гостей, даже знаменитостей, которые бросили все и ответили на призыв Самсона.

Хотя люди танцевали и пили, явно довольные своим времяпрепровождением, эта вечеринка сильно отличалась от той первой, на которой она побывала, – сейчас все было сумрачней и интенсивней, меньше чувствовалось игры. Настроение гостей Самсона, казалось, отражало его собственные чувства.

Очень скоро воздух стал спертым и сизым от дыма. Первая партия «Дримленд Экспресс» моментально исчезла из чаши для пунша, будто гостям не терпелось отбросить запреты и полететь на другую планету.

– Наш малыш капризничает? – поинтересовалась Пип, когда приехала.

– Прямо и не знаю, что с ним, – честно ответила Стиви. – Совершенно неожиданно он стал таким… злым, и я даже не могу сообразить, что такого я сказала…

– Дело не в тебе, – возразила Пип. – Просто Самсон впал в одно из своих настроений. Помнишь Джекилла и Хайда?

Объяснение показалось совершенно неубедительным. Стиви не хотелось так думать. Какие могли быть причины того, что сначала Самсон был ей другом, а через минуту уже вел себя будто жестокий незнакомец? У нее перехватило дух, когда она увидела, как он беспокойно бродит по этажу. И она почувствовала облегчение, когда, подойдя к ней, он удостоил ее одной из своих сладчайших улыбок.

– Не хочешь ли потанцевать, Милая Стиви? Она кивнула и шагнула к нему, но его глаза куда-то устремились, обшаривая углы своего частного королевства.

– Ах да, – пробормотал он, – я полагаю, что Пол сделает это весьма успешно. – И томным мановением руки он подозвал Пола Максвелла. – Я возлагаю огромные надежды на Пола, – сказал он, – думаю, что у него большой потенциал… как и у тебя, Милая Стиви.

Пол не счел странным, когда Самсон велел ему потанцевать со Стиви, и она позволила отвести себя на танцевальную площадку, а Самсон отошел в сторону и стал наблюдать. Пол танцевал хорошо; тело докера двигалось грациозно, и Стиви старалась подлаживаться под него.

– Я все время смотрю на тебя, – сказал Пол, проводя рукой по ее обнаженному плечу.

Стиви подавила содрогание.

– Самсон считает, что мы составим интересную пару, – продолжал Пол. – Я тоже такого же мнения.

Стиви хотела сказать ему что-нибудь грубое, но сдержалась. Зачем оскорблять Пола Максвелла? Какое имеет значение, что он думает? Она может установить собственные границы того, что ей следует делать, чтобы угодить Самсону. Она закрыла глаза и отключилась от лица Пола, покачиваясь в синкопированном ритме одной из последних песен «Уандерс», прищелкивая пальцами, когда Канда Лайонс завывала: «Скажи, что любишь меня, почему ты меня обижаешь, у-гу-у, угу-у…»

Открыв глаза, она увидела, что к ним присоединилась Пип, образовав триаду; она залихватски встряхивала рыжей гривой, а ее черные глаза сверкали от возбуждения. Когда музыка сменилась на медленный танцевальный темп, она утащила Стиви прочь, небрежно махнув в сторону Пола, как бы прощаясь с ним. – Пошли со мной, Стиви… Самсон участвует, и ты была вызвана.

Стиви молча последовала за ней, чувствуя себя послушником, призванным на какой-то таинственный языческий обряд посвящения. Она не поняла, что сказала Пип, однако, если это означало участие в каких-то новых занятиях вместе с ее друзьями, она не могла отказаться.

Личные покои Самсона казались спокойными, звуконепроницаемыми для шума вечеринки и музыки. Самсон, уже в ночной рубашке, удобно устроился в гнезде из подушек. Он похлопал рукой с обеих сторон, указывая, чтобы Пип и Стиви присоединялись к нему. Не говоря ни слова, он открыл большую металлическую коробку, украшенную сценами и логограммами Всемирной выставки, и предложил им. Пип выбрала себе эскатрол и проглотила под бокал шампанского из серебряного ведерка.

– В чем состоит твое удовольствие, Милая Стиви? – спросил он.

Стиви уставилась на радужный набор наркотиков. Она не имела ничего против спиртного, даже принимала пару раз стимулирующие таблетки, которые брала у Пип, когда уставала, но вот это выглядело гораздо более серьезным – таблетки, порошки, шприцы… Стиви нерешительно глядела на этот ассортимент.

– Ты в первый раз? – Тон у Самсона стал более оживленным. – Тогда все будет совершенно по-особому. – Глядя прямо в ее глаза, он спросил спокойно: – Ты доверяешь мне? Стиви кивнула.

Самсон отодвинул коробку в сторону, протянул руку за изголовье кровати и извлек маленькую металлическую емкость, в которой были приделаны трубка и пластиковая маска. Медленно, нежно он надвинул маску на лицо Стиви.

– Дыши… приятно и без напряжения. Вот так, Милая Стиви, просто продолжай дышать и жди волшебства.

Словно с большого расстояния она услышала хихиканье, а затем взрыв смеха. Это был ее собственный голос, что насмешило ее еще больше. Бояться было нечего, совершенно нечего. Она чувствовала, будто плывет по воздуху, словно была легче воздуха. Она закрыла глаза и почувствовала, как парит все выше и выше.

– Достаточно, – слишком скоро сказал Самсон, его голос звучал отдаленно и слабо. Но Стиви не стала протестовать. Она чувствовала себя так, будто вся растаяла, а он был волшебником, благодаря которому все это произошло.

Теперь он держал сверкающую иглу, тонкую и острую, и улыбался ей.

– Сожми кулак, – приказал он. Но Стиви не могла. Она слишком сильно расслабилась и не могла напрячься, поэтому ему пришлось сделать это за нее. Она едва почувствовала укол иглы.

– Ничего не происходит, – сказала Стиви через полминуты.

Но в следующее мгновение золотой свет взорвался у нее в голове, а в теле начал извергаться вулкан, нагревая ее кровь до кипения, вызывая покалывание внутренностей.

– Я завидую моей Милой Стиви, – сказал Самсон, и его голос был приглушенным и далеким. – Первый раз самый замечательный, уникальный… ничего не бывает лучше него и никогда… Пип, покажи Стиви, сколько удовольствий скрывается в ее собственном теле… покажи своей подруге, как просто ей стало летать…

Она почувствовала, как с нее снимают одежды, – ощущение того, что ее тело оголяется, было восхитительным… будто она была созревшим цветком, появляющимся из бутона. Потом руки, прохладные руки скользнули по ее коже, прохладные, будто вода, попавшая на ее лепестки. Боже, неужели она была цветком? Стиви открыла глаза, поглядела на себя вниз и увидела Пип – тоже обнаженную, склонившуюся над ней; ее волосы свисали и слегка щекотали ей живот. Самсон, словно Бог, сидел откинувшись и мурлыкал что-то в знак одобрения и поощрения. Затем она почувствовала, как язык Пип лизнул ее бедра, затем забрался между ног и стал пить мед из сердцевины цветка.

– О-о, да, – мягко стонала Стиви, – да…– Словно давала разрешения на все что угодно, навсегда, для каждого. Ее плоть плавилась. Руки Пип лепили из нее тысячи новых и изысканных сенсаций. Никто и никогда еще не испытывал такого, никто не был таким, как она сейчас, вся жар, свет и ясность, вся полыхание красок.

– О, Господи… Господи, – раздался ее голос где-то в отдалении, когда она запульсировала и содрогнулась в волнах оргазма, который приходил вновь, и вновь, и вновь…

Широко распахнув глаза, она верила, что может видеть сердце вселенной. Однако, вглядевшись в тьму, разверзшуюся над ней, она увидела Самсона, плывущего над ней и Пип – словно могущественный вампир, Князь Тьмы, он парил в пространстве.