В конце вечерней трапезы Уилл сообщил присутствующим, что решил остаться в Хафстоне на неопределенное время.

– Наша жизнь в Бэннингфорде была отравлена Рэдалфом, – сказал он Джоанне. – Из-за этого я пока не хочу там жить. Давайте качнем все заново на новом месте.

– Замечательная мысль, – подхватил Элан.

– Я счастлив, что вы ее одобряете. – Уилл еще не вполне освоился с тем, что у него теперь два опекуна, поэтому ответ его на искренние слова Элана был несколько ироничен.

– Завтра я уезжаю, – нарушил возникшую неловкость Эмброуз, – и забираю с собой двух твоих воинов, если ты, конечно, не возражаешь, Элан. Я отправляюсь прямо ко двору и сделаю все от меня зависящее, но не жди от короля Стефана быстрого ответа. Судя по тому, что я о нем слышал, он никогда не принимает решение, если его можно отложить хотя бы на день.

– Граф Болсоувер говаривал, – вмешался Уилл, – что если бы Стефан осмеливался принимать твердые решения и выполнять их, эта долгая гражданская война кончилась бы десять лет назад.

– Полагаю, что граф не далек от истины, – согласился Эмброуз. – Но по крайней мере сейчас в Англии относительно спокойно. Матильда и ее сын Генрих вернулись в Анжу; нет ни битв, ни осад, так что, возможно, Стефан выслушает меня со вниманием. Спасибо, Уилл, что ты напомнил мне о графе Болсоувере. Я поговорю с ними тоже и, так как он хорошо тебя знает, думаю, он замолвит словечко, чтобы сына Криспина и внука Рэдалфа поскорее утвердили в наследстве.

Теперь что касается тебя, Элан. Раз уж мы согласились не скрывать, что истинным виновником смерти Криспина был Рэдалф, а слухи разносятся быстро, не думаю, что вам следует опасаться за свою жизнь.

– Я также разослал сообщение, что Пирс и Элан находятся под моей защитой, – сказал Уилл. – Никто не осмелится причинить им вред, раз наследник Бэннингфорда и Хафстона отвечает за их безопасность.

– Спасибо, Уилл, – с чувством ответил Элан. – Это такой же великодушный жест, какой сделал бы твой отец.

– Он поступил бы так же? – Уилл перевел взгляд с Элана на Пирса с горячим желанием больше узнать о своем отце. – Мне очень хочется, чтобы вы рассказали все, что помните о благородном рыцаре Криспине.

– Это займет много времени, – предупредил Элан, подумав, что, пожалуй, стоит начать эту историю с того дня, как повстречались три одиноких юных пажа и сразу же, по-детски, решили стать друзьями. – А может, лучше начать с какой-нибудь забавной их проделки?

– Может быть, – одобрил друга Пирс, – мы будем каждый вечер за ужином вспоминать о Криспине, сдабривая рассказ мясом и вином. И если днем какой-то случай напомнит о нем, мы будем вспоминать об этом на прогулке.

– Хорошо, – обрадовался Уилл, впервые с приезда в Хафстон восторженно глядя на Пирса и Элана. – Я буду очень вам признателен.

Элан догадался, что задумал Пирс. Он хотел, чтобы Уилл и возлюбленный Джоанны лучше узнали друг друга. Постепенно, во время бесед о человеке, дорогом для всех троих.

Элан и Джоанна еще не рассказали Уиллу, что собираются пожениться. Едва они с Пирсом вышли из склепа, где поклялись в верности, как тут же чуть не поссорились из-за настойчивой просьбы Джоанны подождать с объявлением о помолвке.

– Уилл считает себя слишком взрослым, чтобы над ним были опекуны, – сказала она. – По-моему, он все еще верит, что я продолжаю любить Криспина как живого. Пусть мальчик привыкнет к тебе, Элан. Я хочу, чтобы он полюбил и зауважал тебя. Я уверена, это произойдет очень быстро. Тогда мы скажем ему о нашей помолвке, и он с легкостью воспримет эту чудесную новость.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то принимал или не принимал того, что я люблю, – самолюбиво возразил Элан. – С мальчика довольно лжи и умалчиваний. Я убежден, что мы должны ему все, не откладывая, рассказать. Пусть сам Уилл решит, как отнестись к нашему желанию пожениться. Лучше, если он узнает обо всем сейчас, когда у него в жизни столько изменилось и появились новые обязанности и ответственность. Наша помолвка отвлечет его от утомительных серьезных дел, займет его сердце и душу.

– Я не хочу его расстраивать! – воскликнула Джоанна. – Не сейчас, когда он так разочаровался в своем деде, узнав о его злодеяниях. Мы подождем, пока я не буду готова рассказать ему о нашей любви, или я вовсе не выйду за тебя замуж.

Испуганный ее неожиданной угрозой, Элан согласился подождать с объявлением о помолвке.

– Но в другом ждать не намерен, – заявил он, не обращая внимания на стоявшего рядом Пирса. – Ты моя единственная любовь, и мы провели врозь долгие годы. Так что позаботься, чтобы у тебя была отдельная комната, потому что я собираюсь навещать тебя каждую ночь.

– Элан, пожалуйста, потише. – Джоанна покраснела. Шея, лицо и даже уши стали у нее пунцовыми.

– Мы помолвлены, у нас есть свидетель наших обетов, так что нет ничего плохого в том, что мы будет спать вместе, – настаивал Элан. – Ты теперь принадлежишь мне, и я больше не смирюсь с нашей разлукой.

– Что подумает о нас Пирс? – вскричала Джоанна.

– Только одно: рад видеть вас счастливыми, – улыбнулся Пирс им обоим. – Извините меня, но мне необходимо серьезно поговорить с дочерью.

– Ну что, миледи, – сказал Элан, когда они остались одни, – позаботишься, чтобы у тебя была отдельная комната? Пока Уилл не женится, ты хозяйка этого замка. Как разместишь ты своих гостей?

Они стояли на верху ведущей в склеп лестницы, которая выходила на свет Божий как раз за алтарем часовни. Глубоко задумавшаяся Джоанна обошла алтарь и спустилась на две ступеньки вниз, прежде чем остановилась, чтобы ответить на его вопрос.

– Я размещу их так, чтобы всем было удобно, – сказала она, и глаза ее лукаво блеснули. – А это, по-видимому, означает, что мне придется поместить Роэз поближе к Пирсу. Может быть, дать вам с ним одну комнату на двоих, раз ни ты, ни он не собираетесь спать в своей постели.

– Пирс и Роэз? Ты, наверное, шутишь.

– Возможно, какое-то время Пирс поспит в своей комнате. Роэз ведет себя со всей благопристойностью только что овдовевшей леди, но думаю, что это делается главным образом ради Уилла, и ручаюсь, долго не продлится. – Было видно, что Джоанну это несказанно забавляет. – Разве ты не обратил внимания на то, как нравится Пирсу моя мачеха?

– Он так любил свою жену! – возмутился Элан.

– Но ведь это не значит, что он никогда больше не полюбит? Элан, я хочу, чтобы ты рассказал мне о жене Пирса. Был ли он добр к ней?

– Он клялся, что женится на ней не по любви, но она, как женщина, нравится ему, – ответил Элан. – И было время, когда он советовался со мной, стоит ли вступать в этот брак. Пирс чересчур скептичен, чтобы верить в свое собственное счастье и даже благополучие. Он постоянно сомневается в побудительных причинах своих поступков. Я думаю, что он, сам того не сознавая, любил Йоланду, когда они только что поженились, но, возможно, из-за глупой мужской гордыни не мог признаться в этом самому себе, не говоря уже о ней. Но после рождения Самиры никаких сомнений в его глубоких чувствах, которые он испытывал к жене, не осталось. Каждому, кто их видел, было ясно, что они любят друг друга. Когда Йоланда умерла, Пирс был в таком отчаянии, что Самира боялась за его жизнь и умоляла меня придумать какой-нибудь способ вернуть ему желание жить. Я уговорил его на время покинуть Италию, с тем чтобы вернуть себе доброе имя на родине. Мои старания увенчались успехом и привели к нашему возвращению в Англию.

– А будет он хорошо обращаться с Роэз?

– Не сомневаюсь. Но Пирс так страстно любил Йоланду, что не знаю, сможет ли он так же полюбить Роэз, чтоб она обрела счастье в браке с ним.

– Элан, я не знаю, благословен ты или проклят, что наделен даром любить только одну женщину, – размышляла Джоанна. – Некоторые способны часто влюбляться. Мне очень нравился Криспин, хотя это было несравненно более слабое чувство, чем то, которое я испытывала к тебе. Существуют разные виды любви. Есть люди, которые женятся по нескольку раз и прекрасно живут в каждом новом браке. Может быть, Пирс один из них. Кто знает? – Сапфировые глаза смотрели на Элана с неизъяснимой нежностью. – Но если большая любовь открыла так долго молчавшее сердце, оно уже не может оставаться равнодушным. Если Пирс так сильно любил свою жену, он полюбит и Роэз. Со смертью Йоланды потребность в любви в нем не угасла.

Хафстон был больше замка Бэннингфорд, поэтому не составило труда дать каждому из шести гостей отдельные, хоть и маленькие, комнаты. Так как со смерти матери Криспина, тридцать с лишком лет назад, тут не жила ни одна женщина, в замке не хватало уюта.

– Здесь столько надо делать, – обратилась Джоанна к своим спутницам, осматривавшим с нею вместе запущенные спальни и пустые кладовые. – Мне понадобится помощь вас обеих, чтобы превратить это унылое сооружение в ухоженный замок, где хотелось бы жить.

Роэз обладала многолетним опытом, а Самиру очень хорошо выучила мать, так что под руководством Джоанны они уже на другой день по приезде сделали многое. Вскоре в замке все кипело. Комнаты истово мыли и чистили. Из деревни были вызваны мастерицы, чтобы помочь с шитьем занавесок, покрывал и кроватных пологов. Старое постельное белье чинили и стирали, из залежалых подушек и вышитых покрышек выбивали пыль, а затем долго проветривали на зимнем солнце.

Мужчины тем временем перестраивали управление хозяйством и охраной баронств Рэдалфа, заменяя большинство его приспешников на людей по выбору Уилла. Когда же погода была подходящей, мужчины и женщины выезжали вместе на охоту, чтобы раздобыть свежей дичи, потому что на кухне были запасы только солонины и вяленого мяса. Длинные зимние вечера были полны интересных бесед и смеха. Постепенно Уилл оттаивал и все лучше относился к Элану и Пирсу.

– Ну, теперь. Уилл знает почти все, что знаем мы о Криспине, – как-то вечером сказал Элан Джоанне. Они сидели за верхним столом, и он посмотрел в сторону Пирса, который беседовал с Уиллом, а Самира и Роэз их слушали.

– И почти все о тебе с Пирсом, – добавила Джоанна, – потому что, спрашивая об отце, он обязательно задает вопрос о вас.

– Я это заметил. Любовь моя, теперь, когда он лучше узнал меня, я думаю, нам следует сообщить о том, что мы собираемся пожениться.

– Еще нет, – покачала головой Джоанна. – Подожди до Двенадцатой ночи.

– Хотя признаюсь, что испытываю безумное возбуждение каждый раз, когда ночью пробираюсь в твою спальню, – ответил Элан. – И все же я предпочел бы предаваться любви с тобой не тайком, а как твой законный муж.

– Ждать осталось недолго. Через три дня Рождество, – пыталась успокоить возлюбленного Джоанна.

– После того как я терпеливо переношу муки ожидания, ты, наверное, думаешь, что я буду весьма покладистым мужем, – поддразнил ее Элан. Поймав руку Джоанны, он запечатлел по нежному поцелую на каждом ее пальчике. – Если понадобится, я буду ждать тебя, Джоанна, до конца света. Но, пожалуйста, умоляю, давай скажем твоему сыну до светопреставления, чтобы не оказаться глубокими стариками, непригодными для супружеских утех.

Святой день Рождества они провели тихо. Уилл настоял, что в этом траурном году бурное веселье – грешно. Но слугам, солдатам и селянам они не могли отказать в праздничных увеселениях. Они ведь почти не знали барона Рэдалфа, и у них не было причин грустить о его смерти. С Рождества и до Двенадцатой ночи каждый полдень был пир, а развлечения продолжались далеко за полночь. Были приглашены все, кто жил в Хафстоне или поблизости от него. Когда у ворот замка появлялся странствующий менестрель и предлагал песни, музыку и рассказы о чудесах, которые он видел, за еду и ночлег, Джоанна тут же приглашала его. Для тех, кто любил развлечения погрубее, не было конца разнообразным поединкам между воинами Пирса и Элана и теми, кто охранял замок.

На третью ночь после Рождества, когда все слушали песни менестреля, Пирс потянул Роэз из зала в темный уголок.

– Что вы делаете, сэр? – недоумевала она. – Что это вы держите? Здесь слишком темно, чтобы рассмотреть.

– Ягодка омелы. – Он зажал ее двумя пальцами.

– По-моему, ею уже пользовались, – заметила Роэз. – Я видела недавно, как вы целовали одну из посудомоек.

– Это она меня поймала, – смеясь, отвечал он. – Я здесь ни при чем и, боюсь, очень разочаровал ее тем, что принял плод омелы без восторга. Эта же ягодка, леди, чиста и свежа, как падающий за окном снег, и за нее я требую поцелуя. – Он обнял ее, но она уперлась руками ему в грудь, не подпуская ближе.

– Вы хотите сказать, сэр Пирс, что настало время? – голос ее звучал испуганно, как у юной девушки.

– Роэз, ничего я так не хочу сию минуту, как поцеловать тебя.

– Это не значит, что вы всерьез решили предаться со мною любви? Вы много выпили?

– Я не Рэдалф! – рассердился Пирс и повернулся к ней спиной. – С нашего приезда в Хафстон вы держитесь на расстоянии, и я начинаю думать, что Роэз ко мне равнодушна.

– Это не так. – Она затихла, потом стала лицом к лицу с ним. – Пирс, я не знаю, как держаться с человеком, проявляющим ко мне такую доброту, кто не говорит мне сальностей в присутствии других.

– Я тоже могу при случае сказать непристойность, но не на людях. – Он взял в ладони ее лицо. – Могу я поцеловать тебя, Роэз? Ты хочешь, чтобы я сделал это?

– Только если это не просто развлечение, милорд. – Она положила руки ему на грудь и замерла в ожидании. Пирс склонил голову и прижался ртом к ее губам. Это был бережный поцелуй, но полный обещания. Когда он оторвался от нее, Роэз вздохнула, сожалея, что поцелуй не длился вечно.

– Если тебе хочется, – мягко произнес он, – я могу найти еще одну нетронутую ягодку омелы.

– В этом нет нужды. – Она скользнула руками вверх по его груди, обвила ими шею. Он ласково обнял ее. Роэз ощутила тепло его сильного тела. На этот раз, когда их губы слились, Роэз почувствовала, что никогда ее так пылко и страстно не целовали. Она ощущала где-то в самой глубине своего существа нечто неизведанное и прекрасное, волновавшее ее сердце и душу. Положив руки ей на бедра, Пирс крепко прижал Роэз к себе. Ей было все равно, она его не боялась и хотела, чтобы он продолжал свои ласки.

– Пойдем со мной, – прошептал он. – Пойдем наверх.

– Я не знаю, как мне туда добраться, – смутилась она. – Разве что полечу. Мне кажется, я могу взлететь.

– Я помогу тебе. – Еще один краткий поцелуй, и он, обняв ее за талию, повлек за собой. Бок о бок взбежали они по ступеням так быстро, что никто не успел бы увидеть их. Роэз казалось, что ее ноги вовсе не касаются земли.

Они вошли в ее комнату. С бьющимся сердцем она увидела, что Пирс закрыл дверь на щеколду. Наверное, он почувствовал, как у нее перехватило дыхание при этом его движении. Пирс мгновенно приблизился к ней, осторожно приподнял подбородок, чтобы она не могла отвести глаз от его горящего взора.

– Обещаю, что не сделаю тебе больно, – произнес он.

– Я не боюсь. С тобой я ничего не боюсь.

Он помог ей снять одежду и распустить прямые темно-каштановые волосы. Роэз стояла перед ним обнаженная и прекрасная в своей первозданной наготе. Пирс чуть отступил, стараясь получше рассмотреть ее, и довольная улыбка смягчила острые черты его узкого строгого лица.

– Ты прелестна, – восхитился он.

Она не сказала ему, как Рэдалф вечно жаловался, что она слишком худа и грудь у нее слишком маленькая.

Взволнованный Пирс целовал ее груди и плечи, ласкал ее, шептал, что кожа ее нежна, как шелка с Востока. Он бережно опустил ее на кровать и снова коснулся ее груди. Она затрепетала от желания отдаться ему.

Когда он разделся и опустился на колени рядом с ней, Роэз широко раскрыла объятия и привлекла его к себе с нежностью и томлением, дотоле неизведанными. Она закрыла глаза, когда почувствовала, как осторожно он проник в ее лоно.

– Не опускай глаз, Роэз. – Она послушалась его нежной просьбы и увидела, что он смотрит на нее как на чудо. Все ее страхи исчезли, и она благодарно улыбнулась. Однако улыбка застыла у нее на устах, когда он покинул вдруг ее лоно. Она испугалась. Рэдалф проделывал подобное с ней бесконечно, часто оставляя ее несчастной и больной.

– Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня, о, Пирс!

– Я ухожу лишь для того, чтобы вернуться, – прошептал он и снова проник в нее. Он повторил это движение несколько раз, а она разгоралась все больше и больше, и тихие вскрики ее наполнились сладостной истомой.

– Не дразни меня, – молила она, все еще не решаясь поверить в то, что он не оставит ее неутоленной.

– Я дразню себя тоже, – признался он, – и пришло время завершить начатое… – С этими словами Пирс еще глубже проник в нее, и это движение превратило ее стон в крик необъяснимого восторга. Роэз осознала, что именно этого упоительного наслаждения ждала она всю свою жизнь, этой нарастающей уверенности, что сейчас произойдет чудо, которое только Пирс мог ей подарить.

– Роэз, – заклинал он. – Милая Роэз.

Слова окончились стоном, и Пирс напрягся, как натянутая струна. Она понимала, что с ним происходит. У нее перехватило дыхание, сердце почти перестало биться. Волна сладострастного восторга захлестнула ее. Спустя мгновенье Роэз сделала открытие, что была права, воображая, как сладостно предаваться любви с человеком страстным, бережным и щедрым, не думающим только о себе. Любить друг друга, как они с Пирсом, оказалось поистине самым прекрасным чувством, дарованным людям Природой.