Вскоре после рассвета пошел дождь с мокрым снегом. Ледяная влага пронизывала насквозь смельчаков, отважившихся выйти из дому в такую непогоду. В своей комнате западной башни Джоанна вглядывалась в зловещий сумрак за окном и содрогнулась при одной мысли, какой чудовищной опасности подвергался бесстрашный Элан, карабкаясь к ней по отвесной стене.

– Доброе утро. – Появилась Роэз. По пятам за ней шла Лиз с подносом: она принесла завтрак. Обе остановились, заметив на полу почти высохшую лужу вина, и сморщили носы. – Что здесь случилось?

– Я споткнулась и уронила кувшин, а в этой комнате нет ничего, чем можно было бы убрать это безобразие. – Джоанна хмуро поглядела на Лиз. – Найди кого-нибудь вымыть пол. И еще мне нужны чистые простыни: вино попало и на постель.

– Позже я пришлю женщину убрать здесь. – Лиз почти швырнула поднос на столик. – Вам следует быть поосторожнее. – Подав Джоанне завтрак, Лиз остановилась около двери и скрестила руки на пышной груди.

Можешь идти, – обратилась к ней Роэз.

– Нет, не могу, – возразила Лиз. – Бэрд велел мне нынче утром не оставлять вас наедине с Джоанной и передать ему все, что вы друг другу скажете.

– Я для тебя леди, не забывай, – презрительно оборвала ее Джоанна. – Будь повежливей впредь, служанка. Какое право имеет Бэрд требовать, чтобы ты доносила о моих разговорах?

Чтобы потом доложить о них вашему отцу, – нагло ответила Лиз, и тень подозрения мелькнула в ее злом взгляде.

– Не могу понять, почему твой муж вообразил, что сегодня наша беседа с Роэз будет особенно интересна лорду Рэдалфу? – насмешливо спросила Джоанна. Прекрасно понимая, что о малейших новых оттенках ее поведения будет доложено, она под маской надменного равнодушия старалась скрыть свой страх. Джоанна боялась, что ищейка Бэрд разведает о появлении Элана в Бэннингфорде.

– Мнительный Бэрд наверняка вообразил, что меня можно уговорить передавать тайные послания к тебе и от тебя, – пожала плечами Роэз. – У нас в замке сейчас гостят посторонние.

– Бэрд не дурак, – вмешалась Лиз. – В большом зале языческая принцесса морочит голову вашему сыну.

– Она не язычница. – В комнату матери вошел молодой Уилл. – Лиз, я запрещаю тебе говорить в таком оскорбительном тоне о леди Самире. А теперь оставь нас, я хочу побеседовать наедине со своей матерью.

– Бэрд сказал, что я должна оставаться здесь. – Лиз и не думала двигаться с места.

– Бэрд не является хозяином замка Бэннингфорд, – напомнил ей Уилл. – До возвращения деда распоряжаюсь здесь я. Пойди прочь!

Вид у молодого лорда был таким воинственным, что наглой Лиз ничего не оставалось, как уйти.

– Какое отвращение вызывает у меня эта женщина, – брезгливо сказала Джоанна. – Вечно она подслушивает, подсматривает, как будто у меня есть какие-то секреты от Рэдалфа.

– Полагаю, что дедушка держит эту «достойную» парочку потому, что Бэрд особенно предан ему, – объяснил матери Уилл. – Дед говорит, что преданность – великое дело. Однако мне хотелось бы, чтоб он дал тебе другую служанку.

– Забудь об этой ничтожной шпионке Лиз. Расскажи мне лучше о твоих гостях, – попросила его Джоанна. – Садись, Вильям Криспин. Ты уже завтракал? Вот хлеб, сыр и холодная птица. Роэз, налей себе немного вина.

Обе женщины присели на край постели и стали есть и пить, а Уилл, устроившись на подоконное сиденье, развлекал их описанием красоты Самиры.

– Я был уверен, что повидал красивых женщин, пока воспитывался в замке Болсоувер, – рассказывал Уилл, – но ни одной из них не сравниться с красотой леди Самиры. Волосы ее темны, как ночное небо, глаза серо-зеленые, как лесная чаща в туманное утро. А ее умение вести беседу! Она блестяще образованна и столько всего повидала!.. Она видела страны, которые я только мечтаю посетить. Мама, мне хотелось бы, чтоб ты нарушила свой обет ни с кем не встречаться и позволила Самире прийти к тебе в гости. Или, еще лучше, чтобы ты спустилась в большой зал к трапезе и поговорила с ней. Я так хочу, чтобы ты познакомилась с этой прелестной леди.

– Не могу. – Джоанна вскочила с постели. – Вильям Криспин, не настаивай. Ты же знаешь: я никогда ни с кем не вижусь, кроме тебя, Роэз и твоего деда.

– А еще Бэрда и Лиз, хотя ты их терпеть не можешь, – язвительно заметил Уилл. – И женщиной, которая у тебя убирает.

– Ты не понимаешь, чего от меня требуешь!

– Я понимаю, почему после смерти отца ты уединилась в своей комнате, – ответил Уилл.

– Неужели? – В голосе Джоанны звучала горечь. – Откуда ты можешь знать о моих чувствах за много месяцев до твоего рождения?

– Мама, пришла пора перестать печалиться о моем отце. Ты столького в жизни лишаешься из-за своего добровольного затворничества. Настало время вернуться в мир. Ты же не пленница. Дедушка говорит, что стражник у твоих дверей поставлен по твоей просьбе, чтобы не пускать к тебе людей, которых ты сама не хочешь видеть.

– Роэз, помоги мне! – Джоанна стояла ломая руки, и казалось, вот-вот расплачется. – Скажи ему, что я не вправе покинуть эту комнату.

Уилл, пожалуйста, прекрати мучить мать. – Роэз умоляюще протянула вперед руки, словно пытаясь оградить Джоанну. – Не допрашивай ее. Позволь ей поступать так, как она считает необходимым.

– Но она неправа, – настаивал Уилл. – Ей вовсе не надо оставаться в этой комнате. Я как-то спросил об этом дедушку, и он сказал, что это зависит только от нее. Мама, тебе не надо спускаться в большой зал, если это тебя пугает. Комната леди Самиры как раз под твоей. Боюсь, что сегодня она ее не покинет: телохранители сообщили, что она больна, но ты можешь встретиться с ней у себя.

– Самира больна? – воскликнула Джоанна, стараясь представить себе, что же на самом деле происходит в комнате девушки. – Чем она больна, Роэз? Ты была у нее?

– Небольшая простуда, не стоит особенно беспокоиться, – ответила Роэз, странно посмотрев на Джоанну. – Ее телохранители слишком с ней носятся и настаивают, что Самира не может ехать в такую плохую погоду. По-моему, они перенесли отъезд на завтра.

– Я надеюсь уговорить их остаться, – объявил Вильям Криспин. – Хочу, чтобы леди Самира встретилась еще и с дедушкой.

– Почему? – ужаснулась Джоанна.

– А потому, – сообщил ей сын, – что хочу попросить дедушку устроить мой брак с ней. Я мечтаю жениться на леди Самире.

– О, святые милосердные небеса! – Джоанну захлестнуло предчувствие неизбежной трагедии, и она бессильно опустилась на подоконное сиденье рядом с сыном. – Он никогда этого не допустит.

– Потому что ее приданое останется в заморских странах, а не в Англии? – Наблюдая, как растревожилась Джоанна, Уилл рассмеялся. – Какие пустяки. Другие рыцари часто женятся на иностранных леди.

– У деда на тебя есть вполне определенные виды, – предостерегла его Роэз. – А Рэдалф не любит, чтобы его намерениям препятствовали.

– Все равно я собираюсь поговорить с ним, когда он приедет домой, – заупрямился влюбленный Уилл. – Не сомневаюсь: я сумею уговорить его разрешить мне единственное, что составит мое счастье.

– Он никогда не меняет своих решений, – напомнила Джоанна. – Вильям Криспин, умоляю тебя, не проси его.

– Да не пугайся ты так. – Уилл обнял ее за плечи. – Мама, мне жаль, что я тебя расстроил. Возможно, ты и права и тебе стоит оставаться там, где ты чувствуешь себя в безопасности. Мне очевидно, что одна мысль выйти из своего убежища и предстать перед миром нарушила твой покой. Но, может быть, ты согласишься принять леди Самиру здесь наедине до того, как она покинет Бэннингфорд?

Я обдумаю это. – Джоанна знала, что свое обещание ей придется нарушить. И речи не могло быть о том, чтобы незнакомых гостей пропустить в ее темницу.

Я уверен: когда ты встретишься с Самирой, то поймешь, почему я хочу на ней жениться. – Уилл поцеловал мать. – Оставляю тебя с Роэз. Я зашел только поздороваться. До встречи, мама.

– Уилл по своей наивности верит, что здесь я в безопасности, – промолвила Джоанна, когда он ушел. – Бедный мой сын! – Она устало откинула голову на каменный косяк окна. – Для меня нет безопасного места. А теперь и для него. Роэз, мне столько надо тебе рассказать.

– В чем дело, Лиз? – Предостерегающий голос Роэз оборвал Джоанну на полуслове, не дав сказать ей то, что она хотела.

– Раз молодой хозяин ушел, я вернулась, чтобы исполнить приказание Бэрда, – объявила Лиз. – И останусь здесь, пока вы будете находиться в этой комнате, леди Роэз.

– В таком случае, Джоанна, поговорим позднее, – сказала Роэз. – Мы все равно собирались всего лишь обсудить сегодняшнее меню, а также красоту и ум прелестной гостьи, так что наши разговоры, когда их со всем усердием перескажут Бэрду, только утомят его. А мы не хотим этого, не так ли? Пошли, Лиз, позаботимся о делах на кухне.

Роэз оставила свою падчерицу в почти невменяемом состоянии досады и страха, от которых она готова была кричать, биться головой об стену. Джоанна хотела, чтобы ее дорогой сын женился на любимой девушке, но она твердо знала, что Рэдалф никогда не допустит, чтобы мальчик женился не на той, которую он выберет ему сам. Не говоря внуку, Рэдалф уехал из Бэннингфорда как раз для того, чтобы устроить его брак с девушкой, чье приданое включало в себя обширные земли, часть из которых граничила с принадлежавшим Вильяму Криспину баронством Хафстон. Джоанне была невыносима мысль о возможном скандале: что будет, когда ее сын скажет деду, что собирается жениться на другой?

Единственной ее надеждой был Элан. Если они сумеют разоблачить убийцу Криспина и она наконец освободится из своего заточения, то сможет помешать козням Рэдалфа. Если Самира была такой необыкновенной, как говорили и Вильям Криспин и Элан, Джоанна с радостью благословит этот брак любящих сердец.

А пока ей придется ждать Элана. Он обещал вернуться нынче ночью. В последний раз она поверит в его обещание помочь, но теперь не из воскресшей девичьей любви: Элан, чья рыцарская честь затронута, жаждет раскрыть правду о гибели Криспина.

Долгий день тянулся невыносимо. Джоанна металась по комнате, отсчитывая шагами бесконечные минуты. Нервы ее были натянуты как струны, и когда явились Лиз со служанкой, чтобы переменить постельное белье и смыть с пола винные пятна, она не могла спокойно с ними разговаривать, грубо покрикивала.

После полудня небо прояснилось и выглянуло солнце. Не обращая внимания на холод, Джоанна широко распахнула ставни и высунулась из окна, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится наружная стена башни после вчерашнего снега с дождем. С облегчением увидела она, что ветер содрал весь лед, который мог сгладить поверхность камня и сделать ее скользкой. Элан сможет снова взобраться к ней.

– Что это вы делаете? – В комнату вошел Бэрд. За ним следовала Лиз с дневной трапезой Джоанны.

– Погода прояснилась, – ответила Джоанна. – Я хочу прогуляться, как обычно.

– Нет, пока в замке посторонние, нельзя, – ответил Бэрд. – Вы знаете правила. Не просите того, чего я не могу позволить.

– Вы мерзкий человек. – Джоанна снова, в который раз за эти годы, удивилась сама себе, как это ей удавалось сдерживаться и не высказывать свою накопившуюся ненависть к ее тюремщику Бэрду.

– Ну-ну, леди Джоанна, – злобно ухмыльнулся Бэрд, – обращайтесь со мной учтиво. Вы же знаете, кто я.

– Вот именно – знаю. Я прекрасно знаю, кто вы и на что способны.

– Что ж тут удивительного? – Бэрд был невозмутим. – Я капитан охраны замка во все времена и хозяин его в отсутствие лорда Рэдалфа. Напомните об этом вашему сыну, леди Джоанна. Он, кажется, переоценивает свои силенки.

– Оставьте Вильяма Криспина в покое! – взвилась Джоанна. Троньте хоть волосок на его голове – и мой отец четвертует вас… после дыбы.

– Если только Рэдалф не велит сделать это сначала с молодым Уиллом, когда услышит, что мальчик решил жениться на чужачке. – И Бэрд зашелся от злорадного смеха, наполнившего ужасом сердце Джоанны.

Вон отсюда, ты, ведьма-наушница! – прикрикнула она на Лиз. – Убирайтесь отсюда оба!

– Да, пойдем, Лиз. – Тяжелый кулак Бэрда опустился Лиз на плечо, подталкивая к двери. – Леди Джоанна, кажется, заболела: у нее приступ безумия. А мне не хочется, чтобы она тебя покалечила. Так ведь? – Бэрд, толкая Лиз перед собой, вышел из комнаты и запер дверь, оставив Джоанну в такой ярости, что она была готова выброситься в окно.

Была только середина дня. Еще долгие часы приходилось вытерпеть до появления Элана. Она поела принесенный Лиз хлеб с мясом и остатки пудинга. Затем снова стала ходить по комнате взад-вперед, а потом бросилась на постель и уснула. Когда она проснулась, солнце уже садилось. Вернулась Лиз, к счастью, без Бэрда, и принесла теплой воды, чтобы Джоанна могла вымыться. Лиз не разговаривала с ней, но это Джоанну не беспокоило. Когда служанка наконец удалилась, захватив по пути грязные тарелки, Джоанна с нетерпением стала ждать.

Рэдалф вернулся, когда стемнело. Вместе с Бэрдом, который находился при нем с того момента, как барон появился в воротах замка, Рэдалф уверенными шагами вошел в большой зал, прямо к верхнему столу, где сидел Уилл, разговаривая с Пирсом и Роэз.

– Что это я услышал о тебе, молодой человек? – заорал он на Уилла. – В такие опасные времена ты приглашаешь в замок гостей, когда меня нет?

– Дедушка, это всего лишь леди, совершающая паломничество, с двумя телохранителями, – ответил Уилл, голос его звучал спокойно, особенно в сравнении с беснующимся Рэдалфом. – Какую опасность могут представить несколько гостей?

– Где эта леди? – Рэдалф сверлил глазами Пирса, который спокойно смотрел на высокого тяжеловесного мужчину с багровым лицом и холодными голубыми глазами. – Отвечай мне, незнакомец!

– Леди Самира больна, – с сильным греческим акцентом отвечал Пирс. – По-моему, мы воспользуемся вашим гостеприимством еще на одну ночь, сэр. Надеемся, что, отдохнув целый день, наша леди сможет завтра ехать. Благодарю вас за отличное вино, сэр. – С этими словами Пирс изящным, несколько женственным движением поднял чашу, приветствуя Рэдалфа, на лице которого тут же выразилось отвращение.

– Ну и дела! Он даже и на мужчину не похож. – Рэдалф обернулся к Бэрду. – И ради этого ты вызвал меня домой, когда я не успел еще завершить дело? Где их оруженосцы?

– На конюшне, – ответил Бэрд.

– Пошли кого-нибудь караулить их. Проследи, чтобы они всю ночь оставались там. И поставь лучшего своего человека сторожить башенную лестницу. Эти предосторожности предотвратят любые неприятности, исходящие от наших гостей, – распорядился Рэдалф, с презрением глядя на человека, изысканно попивающего вино с особой врожденной грацией, по мнению барона, не свойственной мужчине.

– Да, милорд. – И Бэрд отправился отдавать распоряжения.

– Роэз, я хочу есть и пить, – прогремел Рэдалф. – Не здесь. В моей комнате. Я не слезал с коня весь день и слишком устал, чтобы весь вечер смотреть на таких кривляк, как этот шут. – И он жестом указал на Пирса, который при этих словах снова изящным движением поднял кубок.

– Я сейчас же этим займусь. – И Роэз поднялась из-за стола.

– А я, добрый сэр, пойду осведомлюсь о здоровье моей госпожи, – объявил Пирс Рэдалфу, – будет ли она завтра в состоянии отправиться в путь. Это так обременительно, когда сопровождаешь леди, а они подвержены недомоганиям. Должен ли я потом зайти в ваши покои, дорогой сэр, и сообщить вам о ее намерениях?

– Держитесь подальше от моих покоев, – пригрозил Рэдалф. – Передадите Роэз о намерениях вашей хворой леди. Она же сообщит мне. И смотрите, оставайтесь ночью там, где и должны быть. Мои люди будут держать всю вашу сомнительную компанию под особым присмотром.

– Дорогой сэр, уверяю вас: нам нечего скрывать. – Пирс обворожительно улыбнулся Рэдалфу, чего разгневанный барон предпочел не заметить.

Если вы говорите правду, мы все прекрасно выспимся… а я завтра накажу Бэрда за то, что он отозвал меня с очень важных переговоров, – пообещал Рэдалф и, перестав обращать внимание на Пирса, занялся своим внуком. – Уилл, отправляйся в постель. Я завтра серьезно поговорю с тобой. Несколько ударов березовой розгой прибавят тебе ума. Когда я приказываю, что никого не следует пускать в Бэннингфорд без моего разрешения, требую, чтобы мои распоряжения исполнялись неукоснительно.

– Да, дедушка. – Темный румянец, вспыхнувший на лице Уилла, показывал, как тяжело воспринял он унизительное обращение с ним Рэдалфа, но, будучи хорошо воспитан, не стал спорить с дедом в присутствии Пирса.

– Гражданская война в Англии еще не закончилась, – продолжал Рэдалф. – И с обоих враждующих сторон много всяческих ухищрений. За последние годы потребовались вся моя сообразительность и изворотливость, чтобы сохранить свои земли, и я не хочу, чтобы они пропали из-за того, что ты не смог устоять перед улыбкой какой-то не внушающей доверия девицы-чужеземки.

Это было обычной учтивостью, дедушка, пригласить замерзших и усталых путников отдохнуть в нашем доме, – возразил Вильям Криспин.

– Иди спать! – еле сдерживая гнев, приказал Рэдалф. – К дьяволу сопливую учтивость. Ты слишком мягок, мальчик мой. Завтра я начну учить тебя, как должен вести себя настоящий мужчина. Мне надо было давно сделать это.

К тому времени Пирс уже высоко поднялся на лестницу, ведущую в башню, и окончания разговора не слышал. Элана он нашел на страже у комнаты Самиры.

– Что, черт побери, происходит? – потребовал он объяснений у Пирса.

– Заходи, и я расскажу тебе, – произнес Пирс, распахивая дверь. – Элан, думаю, тебе надо отложить твою вылазку к Джоанне.

– Если я сегодня не взберусь к ее окну, она решит, что я во второй раз покинул ее, – горячо возразил Элан.

– И мы не должны задерживаться здесь еще на день, – продолжал Пирс. – Теперь, когда вернулся Рэдалф, это рискованно. Он способен узнать нас в любую минуту.

– Я могу отвлечь его, так что он вас и не заметит, – предложила Самира. – Я хочу сделать что-нибудь полезное, кроме нудного сидения взаперти, притворяясь больной.

– Ты увидишься с ним, когда будешь прощаться. А до тех пор держись от него подальше, – предостерег Пирс свою неугомонную дочь. Как отец он был крайне встревожен.

– Элан, если ты решил и сегодня лезть на башню, иди до того, как Бэрд усилит караул, и берегись, не приближайся к конюшне.

Спустя короткое время Пирс вернулся в большой зал в поисках Роэз.

– Немедленно отнести наверх горячую воду и еду. – Роэз отдавала распоряжение двум слугам. – Скажите лорду Рэдалфу, что я скоро присоединюсь к нему. Слушаю вас, сэр Спирос. У вас есть сообщение для милорда… от вашей леди? – Она сделала шаг к нему, чтобы Пирс смог говорить тише.

– Можете вы так занять Рэдалфа, чтобы он не услышал никаких необычных звуков? – спросил Пирс, ненавидя себя за то, что заставлял делать эту хорошую женщину. При мысли о ней в постели в Рэдалфом ему становилось дурно.

– Если вы просите меня о том, о чем я догадалась, – сказала Роэз, глядя прямо ему в глаза, – я должна вас разочаровать: прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как Рэдалф проявлял ко мне хоть какой-то интерес. Он слишком много пьет, и вино делает его неспособным к любовным забавам. Возможно, что это его мужское бессилие связано с действием трав, которые я подбавляю в его вино. Понимаете ли, ему нравится вкус такого вина, кроме того, травы наладили ему сон. То вино, которое я только что отослала в его комнату, щедро сдобрено травами. Рэдалф крепко проспит всю ночь. Я останусь с ним в хозяйской спальне и громко крикну, если он выйдет оттуда, чтобы предупредить всех вас.

Сюда идут, – вполголоса сказала Роэз и добавила погромче: – Я передам лорду Рэдалфу слова вашей леди, сэр Спирос. Утром мы попрощаемся с ней. Доброй ночи вам, сэр. Доброй ночи. Бэрд.

– Доброй ночи, леди Роэз. – Бэрд с задумчивым видом следил за ней, пока она не исчезла за поворотом лестницы, и обернулся к Пирсу. – А куда вы сейчас направитесь, сэр Спирос?

– Спать у двери моей госпожи. Сегодня ночью моя очередь караулить, – ответил Пирс.

– А где ваш друг Люкас?

– Мне кажется, что он направился в баню, а затем должен пойти в конюшню посмотреть, как ведут себя оруженосцы.

– Смотрите оставайтесь там, где вам полагается быть, – приказал Бэрд. – И я имею в виду вас всех.

Когда Элан вскарабкался по стене, Джоанна уже ждала у окна. Она схватила его за руку и помогла перебраться через подоконник в комнату.

– Что бы ты ни собирался предпринять, – проговорила она, прежде чем он успел обратиться к ней, – делай это быстро. Мой сын собирается жениться на Самире.

Вот это приятная новость. – Элан отряхнул колени и одернул тунику. – Кстати, сегодня вечером вернулся твой отец.

– Тогда зачем ты пришел ко мне? – в ужасе воскликнула она. – Ты должен бежать. Вам всем надо немедленно покинуть Бэннингфорд, пока он не обнаружил, кто вы такие.

Мы ничего не можем предпринять, пока не откроются ворота замка, а это будет только завтра утром, – пояснил Элан. – Как я понимаю происходящее, Роэз попытается до тех пор одурманить Рэдалфа вином с пряностями. А это дает нам время побыть вместе.

– Вы и Роэз вовлекли в эту историю? Помоги ей небо! – Джоанна с трудом передохнула, сдерживая охвативший ее страх. – А, ладно, может, это и к лучшему, если бы смогли добиться окончания этого многолетнего обмана… А теперь, Элан, расскажи мне, что ты собираешься делать.

– Когда я покидал тебя утром, Джоанна, ты обещала встретить меня кубком вина.

– Я помню свои слова. – И она налила ему вина. Приняв из ее рук кубок, он накрыл ладонью ее руку и замер, вглядываясь в сапфировые глаза.

– Джоанна, любовь моя…

– Пей свое вино, милорд.

– Я не был уверен, какая встреча ждет меня вечером, – признался Элан. – Ты была так равнодушна в прошлый раз.

– В моем распоряжении оказалось целых восемнадцать лет, чтобы научиться владеть собой, – ответила она. – Каждый день из этих бесконечно долгих лет я скрывала мои истинные чувства. Даже от Роэз. Особенно от Роэз.

– Она знает, кто убил Криспина? – оживился Элан, потягивая вино и продолжая внимательно наблюдать за ней. Он стремился найти хоть одно уязвимое место в ее холодной сдержанности, которой защитила она как броней свое сердце и душу и которая казалась такой естественной, словно всегда была главной чертой ее характера.

– Я не могла поставить Роэз под удар, рассказав ей правду, – отвечала Джоанна. – Если б она все узнала, то рано или поздно непременно раскрыла тайну и была бы тут же убита.

– Я рассказал обо всем Пирсу и Самире, – признался он, ставя кубок на стол. – В случае, если со мной что-то произойдет, мне хотелось, чтобы кто-нибудь еще знал правду о случившемся в Бэннингфорде.

– Вполне разумное соображение, Элан.

– Сейчас я не собираюсь быть разумным, – заявил Элан. – Что бы ни случилось завтра, но ближайшие несколько часов принадлежат только нам, а мы друг другу.

– Друг другу? – Она слегка попятилась от него.

– Я хотел тебя с самого первого момента, как увидел, – сказал он, сокращая расстояние между ними, которое она пыталась увеличить. – Было время, когда ты тоже хотела меня.

– А если это время давно прошло? – Она снова попятилась.

– Я в это не верю. – Элан следовал за каждым ее шагом.

– Прежде чем ты приблизишься ко мне… – Джоанна продолжала отступать, и голос ее звучал все отчаяннее, но мере того как он кружил с ней по комнате. – Прежде чем ты вымолвишь слова, о которых потом пожалеешь, я должна тебе признаться, что мне вовсе не была неприятна близость с Криспином в постели. По правде говоря, оказалось несколько памятных ночей, доставивших мне наслаждение.

– Я счастлив слышать это. Криспин заслужил лучшую из женщин, какой ты была… и есть. То, что произошло между вами, случилось давным-давно. Глупо ревновать тебя к покойному мужу, Криспину, который был мне так дорог. Джоанна, я тоже должен тебе кое в чем признаться. Я ненавидел твоего отца тогда и продолжаю ненавидеть его сейчас за то, что он отдал тебя Криспину. В ту пору я так страстно хотел тебя, что думал, сойду с ума от желания обладать тобою. Я мог бы убить Рэдалфа за то, что он только по своей воле устроил твой брак с Криспином. Но никогда во мне не было ненависти к Криспину, и никогда я не перестану скорбеть о его смерти от рук убийцы, которого поклялся найти.

Элан вплотную приблизился к Джоанне. Она уперлась спиной в каменную стену, и больше идти ей было некуда. Элан приник к ней всем телом. Он положил руки на стену с обеих сторон от ее златокудрой головы.

– Нет, не надо, Элан. – Голос ее дрогнул. – Может быть, в другой раз.

– Нет, этот раз настал. – Голос Элана прозвучал торжественно-непреклонно.

– Я могла противостоять злу и жестокости. – Прошептала она, закрывая глаза, чтобы не смотреть в его лицо, оказавшееся совсем рядом. – Но любовь приводит меня в мистический ужас. Однажды вспыхнувшее чувство к тебе чуть не погубило меня. Оно и сейчас может оказаться пагубным.

– Ты думаешь, что я не боюсь? – недоумевал он. – После стольких лет мечтаний и томления по тебе твое присутствие, похожее на чудо, бросает меня в дрожь. Единственное на свете, чего я боюсь, – это если ты скажешь, что любовь прошла и ты меня не хочешь. Вот это самое страшное, чего я не смогу перенести.

– Элан…

– Позволь мне любить тебя. Если несколько часов любви – это все, что нам отпущено судьбой, то и это великое счастье. Дай мне познать тебя, ощутить, что ты моя.

Она не отвечала. Он чувствовал ее трепет, слышал ее тихое прерывистое дыхание, видел, как вздрагивает ее нижняя губка. Весь день он провел в муках ожидания, вспоминая острое, захватывающее дух ощущение, когда ее нежное тело оказалось в его объятиях. Безумное желание обладать ею погнало его опять на смертельный риск – карабкаться по отвесной стене башни, хотя разум подсказывал ему, что следует остаться с Пирсом под дверью комнаты Самиры.

– Нам надо подождать, – молила она. – Здесь так тревожно. Кто-нибудь может войти.

– Я не могу больше ждать. Ни минуты.

Он прижался к ней своей отвердевшей плотью ласково, но настойчиво. Она вспыхнула, напряглась и попыталась оттолкнуть его. Его губы коснулись ее шеи, щеки, жадно ища ее рот, словно погибающий от жажды путник в пустыне.

– Пожалуйста, – упрашивала она. – Не надо. Что, если в дверь войдет Лиз или мой отец.

Он не внимал ее мольбам, и когда ее слабые порывы освободиться из его сильных рук оказались безуспешными, она перестала сопротивляться. Он покрывал поцелуями лоб, веки, уголок алого рта…

– Элан. – Ее руки обвились вокруг него, ее губы раскрылись навстречу его поцелую… Но вдруг она отпрянула от него. – Прошло много лет. С тех пор столько всего случилось, дорогой мой.

– Знаю, знаю. – Он завернул вверх ее платье и нижнюю юбку. – Это все неважно. Важны только наша любовь и близость.

Она тихо заплакала, когда его рука, погладив ее бедро, скользнула вниз… Он ждал, пока слезы ее не высохли, и она подняла свои отяжелевшие веки. Ее единственные в мире сапфировые глаза засияли, и страх исчез. Лицо озарилось таким лучезарным светом, что у него останавливалось сердце.

– Ты прав, существует только наша любовь, выдержавшая самые тяжкие испытания, восемнадцать лет разлуки – целую жизнь.

Его захлестнула такая волна желания, что он чуть не взял ее прямо у стены. Элан с трудом сдержался, но руки его отчаянно дрожали.

– Помоги мне, – прошептал он и тихо засмеялся своей почти мальчишеской робости. Поколебавшись, она помогла ему раздеть себя. Теперь настал черед посмеяться, когда она обнаружила, что на нем две туники.

– Я должен был оставаться теплым ради тебя, – прошептал он, с трудом избавляясь от второй туники. – А плащ только путался бы под руками.

– Путался? Когда? – шутливо переспросила она и поглядела на него с таким игривым видом, за которым, он был уверен, Джоанна скрывала свою нервозность. Он был уверен в этом, потому что его самого не переставало трясти.

Элан так безумно желал ее и вместе с тем хотел доставить ей наслаждение, что ему было страшно. Он боялся не справиться, потерять самообладание.

Наконец-то, обнаженные, они стояли друг перед другом, двое любовников, пожилых, в соответствии с настоящим, и вместе с тем почти не тронутых временем. Волосы и борода у него отсвечивали серебром, но широкие плечи и руки были такими же сильными и мускулистыми, как в юности. Его твердый живот был плоским, бедра и икры мощными и крепкими.

Материнство округлило фигуру Джоанны, и ростом она стала выше, чем в четырнадцать лет. Теперь Джоанна казалась почти такой же высокой, как Элан. Груди ее стали женственнее, чем когда она была подростком; но и теперь они умещались в ладонях Элана. Он обвел изящный изгиб ее тела от груди к тонкой талии и ниже по гладкой округлости живота к бедрам. С долгим глубоким вздохом она обвила его шею руками и прильнула к нему.

Несказанное чудо держать ее, обнаженную, в своих объятиях обожгло Элана, заставило его оцепенеть, пока Джоанна не откинула голову, чтобы поглядеть на него. Она улыбалась ему медленной соблазнительной улыбкой.

– Элан, – позвала она хриплым шепотом, – отнеси меня в постель.

Он поднял ее на руки и положил на чистые простыни. Она притянула к себе его голову.

– Целуй меня, Элан. Целуй без конца, чтобы восполнить годы мечтаний, казавшихся несбыточными.

– С радостью. – Он не переставал целовать ее губы, осыпал Джоанну быстрыми легкими поцелуями, от белого высокого лба до маленьких пальцев ног. Он касался самых сокровенных уголков ее тела, до которых не дотрагивалась ни одна живая душа. Взяв ее руки, он приложил их к своему мужскому естеству, показывая, как доставить ему наслаждение, а тем самым и себе тоже. Его удивило, насколько она была чиста и невинна. Но он еще больше поразился ее пылкости.

– Элан, – прошептала она, когда он опустился на колени. – Иди ко мне.

Боясь причинить ей боль из-за долгих лет воздержания, он старался быть особенно бережным с Джоанной. Элан столько лет мечтал обладать ею, что теперь, когда мечта сбылась, он хотел, чтобы все было исполнено любви. Он проник в нее осторожно, благоговейно погружаясь в ее лоно.

– Элан? – Ее мелодичный, но сейчас чуть хрипловатый голос выражал блаженство, которое и было вознаграждением за долгие годы разлуки и холодного, убивающего сердце и душу одиночества.

Глядя в ее сияющие счастливые глаза, Элан почувствовал, что Джоанна любит его с той же неизменной страстью, как в дни их далекой юности. Они улыбнулись друг другу, их сердца и тела наконец-то соединились. Они нежно поцеловались, пораженные чудом обретения друг друга.

А затем она вновь выгнулась ему навстречу, и он потерял способность сдерживать переполнявшую его кипящую страсть. Он взял ее жестко, с яростной отчаянной силой. И она отвечала ему с той же безоглядной пылкой страстью.

Он испытывал волшебное нескончаемое наслаждение, оно длилось и длилось. Она таяла под ним, вскрикивая, задыхаясь от счастья в рыданиях, пока Элан не зарыдал тоже. Потом, когда они лежали в изнеможении на влажных простынях, он взмолился, чтобы Роэз положила Рэдалфу в вино побольше снотворных трав и он крепко проспал до утра, и чтобы стражник на лестнице тоже заснул, и чтоб никто из них не услышал песнь великой любви, доносящейся оттуда, где вообще не должно быть никого, кроме безмолвной пленницы Джоанны.

– Бэрд, – тихонько позвал Оуэн, командир стражников, – тебе лучше прийти поскорее.

– Что там неладно? – Бэрд пинком оттолкнул дремавшую Лиз и поднялся с матраса, на котором спал вместе с ней. С молниеносной быстротой он схватил свой меч и пристегнул к поясу. – На нас что, напали?

– Не думаю, – ответил Оуэн. – Происходит нечто странное, а вы приказывали докладывать вам, если заметим что-либо необычное. Сэр, кто-то спускается вниз по западной башне.

– Вниз? Ну, Богом клянусь!.. – Бэрд помчался к внутреннему двору. Оуэн следовал за ним по пятам. – Что вы предприняли?

– Я поставил еще одного стражника на западную стену, другого на северную, чтобы выяснить, куда направится лазутчик. А другие в это время смотрят, нет ли признаков готовящегося вражеского нападения.

– Отлично. Разбуди вторую смену, но тихо. Враг не должен догадываться, что мы его обнаружили. – Предоставив Оуэну исполнять его приказы, Бэрд поднялся по внешним ступеням на западную стену. Найдя караульного, которого Оуэн поставил наблюдать за башней, капитан тихо спросил: – Где он?

– Который лезет? Вот он. – Солдат жестом показал где. – Одна стрела – и его нет.

– Ну конечно. И заставит замолчать, – проворчал Бэрд, вглядываясь в темноту. – Рэдалф захочет получить важные сведения, а не мертвое тело. Не выпускай его из виду и дай мне сразу знать, если он пойдет не к северной стене, а в сторону.

– Вы считаете, что он войдет внутрь через заднюю калитку? – спросил караульный.

– Почему бы нет? Он оттуда и вышел. Вторую ночь подряд. – Бэрд изучал очертания западной башни, хотя знал их наизусть. – Он мог выбраться только из двух окон! Спальни лорда и комнаты леди Джоанны.

– Может быть, он убил кого-нибудь из них! – ужаснулся охранник.

– Молчи, дурак. – Бэрд съездил ему по уху. – Если он убил кого-то, поздно воскрешать покойника. Все, что мы можем, это поймать убийцу. Если это на самом деле так. Оставайся на посту и сообщай мне о его поведении, когда он достигнет земли.

Бэрд вернулся во внутренний двор, где толпились сонные стражники, которых он велел созвать.

– Хороши бы вы были при внезапном нападении, – рявкнул Бэрд. – Подтянитесь и постройтесь в два ряда по обе стороны калитки. И тихо!

Пока стража выполняла его приказ, Бэрд взбежал по ступенькам на северную стену.

– Ничего нового, – ответил ему стоящий там стражник, – но подождите, взгляните туда!

– Вижу. – Бэрд перегнулся через парапет, вглядываясь туда, куда тыкал пальцем воин: человек пробирался вдоль основания стены. – Следи за ним. Не упускай из виду. Сразу сообщи мне, если он не войдет в калитку.

К этому времени уже почти рассвело, и Бэрд заметил, что стражники на западной стене отчаянно машут ему руками. Махнув в ответ, он дал им понять, что видит. Бэрд снова спустился во внутренний дворик и стал напротив калитки.

– Не двигаться и молчать, как мертвые, пока я не дам сигнала, – приказал он своим людям, зная, что ни один из них не осмелится ослушаться.

Первые лучи зимнего солнца только начинали золотить крышу западной стены, когда задняя калитка бесшумно распахнулась. Однако внизу во дворике было еще темно, и человек прошел через узкий проем прежде, чем заметил поджидающих его солдат.

– Я был прав: ты – шпион, – возликовал Бэрд. – При звуке его голоса Элан замер на месте. – Оуэн, отведи нашего гостя в большой зал, а я разбужу Рэдалфа, и, Богом клянусь, Люкас, если я узнаю, что ты убил его во сне, я у тебя вырву с корнем мужской орган и отсеку руки и ноги, прежде чем дам умереть. И то же самое будет с твоими друзьями.