ГЛАВА 13
Элизабет почувствовала себя лучше только к полудню в понедельник. Вечером в день пикника герцог водил ее в театр, но им пришлось уйти, не досмотрев спектакль, так как она почувствовала себя совсем плохо. После театра она два дня не вставала с постели. У нее не было высокой температуры, но не прекращались боли во всем теле. Врач, которого привел герцог, не смог поставить точный диагноз, но у него были серьезные опасения по поводу сердца. Поэтому он считал, что ей надо вести самый спокойный образ жизни и как можно больше отдыхать.
— Но почему же она жалуется на боли во всем теле? — потребовал ответа герцог, разозлившись, что врач не может установить причину недуга.
— Это вполне может быть грипп. Вы говорите, что раньше у нее ничего подобного не было, не так ли? — спросил доктор.
— Да, это верно, — ответил герцог.
Тогда врач посоветовал дать ей немного настойки опиума.
В понедельник Элизабет уже сидела в кровати и улыбалась—чувствовала себя значительно лучше. Во вторник она со служанкой отправилась по магазинам, — похоже, доктор был прав, у нее был грипп, а уставала она действительно, видимо, из-за слабости сердца. Герцог вздохнул с облегчением. Ухудшение здоровья Элизабет не только тревожило его, но начало пугать. Он привык контролировать себя — у него были железная воля, выдержка и самодисциплина. Если дела выходили из-под контроля и начинали идти непредвиденным образом, он начинал работать без устали до тех пор, пока все не нормализовалось. Уже много лет прошло, как он единолично правил в герцогстве и привык к огромной власти. В случае с недугом Элизабет он почувствовал себя абсолютно бессильным: состояние ее здоровья не было ему подвластно. Наступившее улучшение стало приятной неожиданностью.
Жизнь герцога из привычной, размеренной и трудовой превратилась в какую-то суматошную и непрогнозируемую. И дело было не только в болезни Элизабет, но и в Николь, к которой он испытывал неослабевающий интерес. Он уже убедился, что никакой самоконтроль у него не сработает, как только дело коснется Николь Шелтон.
Каждый день у него был заполнен множеством дел, но он вменил себе в обязанность утром и вечером приезжать и справляться о здоровье Элизабет. Он считал, что поступать иначе было бы с его стороны явной неучтивостью.
Герцог постоянно сравнивал обеих девушек: Элизабет — такая хрупкая, миниатюрная и болезненная, и Николь — здоровая, красивая, полная энергии.
Однажды, сидя у постели захворавшей Элизабет, герцог поймал себя на мысли, что он не хочет ее как женщину и никогда не хотел. Он даже ни разу ее не поцеловал. Правда, однажды в день рождения, да и то только потому, что она ждала от него этого. Это был очень целомудренный поцелуй.
С Николь все было по-другому. Он обнимал ее так, будто хотел всю вобрать в себя.
Но стать его женой должна Элизабет. Она, конечно, будет примерной женой, но представить ее в постели он не мог. Когда дойдет до дела — справлюсь, решил он.
Она спала в кресле своей маленькой гостиной, а он стоял рядом и смотрел на нее. Какое юное, невинное лицо! Впервые он задумался о правильности обряда помолвки. Их обручили в младенческом возрасте. И все эти сомнения из-за Николь, из-за ее вторжения в его жизнь… Теперь он уже сожалел, что присутствовал на пикнике и спасал ее. Пусть бы это был кто-нибудь другой, но… он знал, что обманывает себя. Если бы…
Усилием воли герцог прервал ход своих рассуждений. Он считал, что жизнь — вещь конкретная и одно обстоятельство всегда рождает другое, реальность — создает реальность, и фантазировать — это удел слабых, глупых, романтичных людей. Себя он к ним не причислял.
Как хорошо, что она уехала из Лондона! Ему стало намного легче. Казалось, что одно ее присутствие вызывает в нем страсть, контролировать которую он не способен. Это было обидно, так как он привык гордиться своим чувством самообладания.
Во вторник вечером они с Элизабет были в гостях у графа Равенсфорда, где собрались самые близкие друзья. Среди них, к немалому удивлению герцога, были граф и графиня Драгмор. Меньше всего ему хотелось сейчас встречаться с ними, но не подойти и не поговорить было бы верхом неприличия. Он решил это сделать перед тем, как будут приглашать к столу.
Герцог представил им Элизабет, очень дружелюбно поговорил с ними, заметив при этом, что графиня незаметно очень внимательно рассматривает его невесту. Ему стало неловко от мысли, что ей известно больше, чем нужно, о его отношениях с их дочерью. Он постарался быстрее отогнать эту глупую мысль, чтобы не чувствовать за собой вины.
К концу ужина Элизабет побледнела, ей стало плохо. Заметив это, герцог отвел ее в сторону и поинтересовался, что с ней. В ответ она улыбнулась ему обворожительной улыбкой, заставив улыбнуться и его.
— Ты обо мне беспокоишься, словно старый ворчун!
— Может быть, поедем домой? Ты выглядишь очень усталой.
Элизабет заколебалась:
— Я боюсь, что мы испортим такой замечательный вечер.
— Я все объясню хозяину, — сказал герцог.
Пока герцог прощался с супругами Равенсфорд, Элизабет пошла в туалет. Объяснив причину своего отъезда, герцог стоял в холле рядом со слугой, державшим меховой палантин Элизабет. Неожиданно в холл вошла графиня Драгмор и направилась прямо к нему.
— Ваше сиятельство, я знаю, что мое желание не совсем уместно, но мне бы очень хотелось с вами поговорить.
Это было более чем неуместно и необычно, но герцог кивнул в знак согласия.
Интересно, что ей нужно? И какое неуважение к условностям, какая смелость! Она старше его лет на десять и все еще поразительно хороша. Слуги любят поболтать лишнее. И уж конечно, слуга, который сейчас держит накидку Элизабет, наплетет всяких небылиц о герцоге и графине Драгмор. Однако если ей все равно, что о них будут говорить, то ему и подавно. И еще он подумал, что привычку несоблюдения условностей Николь унаследовала от матери, бывшей актрисы. Герцог попросил дворецкого оставить их на некоторое время.
— Благодарю вас, — улыбнулась графиня, — мы с мужем хотели выразить вам нашу глубокую признательность за то, что вы сделали на днях на пикнике.
Герцог молчал.
— Вы не только помогли нашей дочери в очень неловкой для нее ситуации, но и сделали возможным ее возвращение в общество. Мы не знаем, как отблагодарить вас.
— Она очень понравилась Элизабет. Я не мог поступить иначе.
«Как Николь Шелтон может вернуться в общество, если она уехала из Лондона?» — мгновенно возник у него вопрос.
— Николь тоже в восторге от нее. Я очень рада, что ей стало лучше. Как видите, в Лондоне не может быть секретов.
— Благодарю вас. — Выражение его лица не изменилось, но он никак не мог поверить, что Элизабет может понравиться Николь.
Появилась Элизабет. Она поздоровалась с графиней.
— Извините, я немного подслушала. Мне очень нравится ваша дочь. Передайте ей, пожалуйста, привет от меня и скажите, что я, как только смогу, обязательно к ней заеду.
Герцог нахмурился и вежливо спросил графиню:
— Так вы теперь собираетесь в деревню?
— Не сразу. Николас вернется в Драгмор через несколько дней, а я должна остаться. Мне так редко случается побыть в Лондоне с двумя дочерьми. Конечно, я буду сопровождать их везде.
— Понятно.
Значит, она все-таки не уехала. Как ни странно, но он не рассердился. Еще несколько дней назад ее присутствие в Лондоне бесило его. А где же сейчас его злость? Улетучилась, исчезла…
Интересно знать, специально ли она ему лгала? Инстинктивно он чувствовал, что нет. Не могла она этого сделать. Сначала он не позволял себе вспоминать о пикнике, а теперь только о нем и думает. Что-то случилось с ними тогда. Что-то зажглось в нем и не гасло. Что-то такое, что он боялся рассмотреть поближе и что было значительно большим, чем просто страсть. Вот под влиянием этого чего-то Николь и хотела уехать из Лондона, и он почувствовал облегчение. Но она не уехала.
Элизабет сразу заметила, что настроение у Хэдриана изменилось, и в карете Клейборо, в которой они ехали к ней домой, она спросила:
— Ты расстроен, Хэдриан? Я сделала что-нибудь такое, что огорчило тебя? Ты хотел еще остаться в гостях?
Ему сложно было мгновенно переключиться на свою невесту, и он ответил уклончиво:
— Ты ничем не могла огорчить меня.
— Я очень рада. Как только буду лучше себя чувствовать, обязательно навещу леди Шелтон.
Он уже не справлялся с наплывом чувств и впечатлений. Разбираться в них было бесполезно. Словно огромная волна подхватила его и понесла…
Неожиданно все ощущения сконцентрировались в два четких образа: Николь на маскараде у Аддерли в вызывающем наряде цыганки, он спас ее, не задумываясь о мотивах, хотя было понятно и дураку, что ей там было уготовано; и Николь на благотворительном пикнике, окаменевшая от унижения, но гордая, скрывающая обиду и боль. Ему не хотелось, чтобы его невеста навещала Николь Шелтон, и в то же время он не хотел отнимать у Николь шанс вновь обрести то положение, которого она несправедливо была лишена.
— Очень внимательно с твоей стороны, — сказал он.
Элизабет счастливо улыбалась, а герцог хмурился.
В пятницу в полдень Шелтоны приехали в Мэддингтон, в дом Дауэйджер, герцогини Клейборо. Имение, принадлежавшее Клейборо более пятисот лет, когда-то было огромным земельным владением семьи в Дербошире. Со временем это владение превратилось в небольшое имение, в основном занятое парком площадью не более ста акров. Остальные земли были проданы или перешли к другим владельцам. Поместье было построено еще в период норманнского господства в Англии, но некоторые сооружения хорошо сохранились. Однако за прошедшее время было сделано столько всяких перестроек, что теперь только квалифицированный эксперт по архитектуре мог определить, к какому времени и к какому стилю относится то или иное сооружение.
Николь и Регину отвели в комнату, специально отведенную для них обеих на эти дни. У родителей тоже была отдельная комната. Затем им объявили, что ужин будет в восемь часов, а пока они могут принять горячую ванну и им будет подан чай. Обе девушки были рады и тому, и другому.
Регина с разбега прыгнула на огромную кровать, а Николь подошла к балконному окну и выглянула наружу. Под маленьким балконом простирались изумрудно-зеленые лужайки. В комнате было тепло, но Николь трясло от нервного напряжения и страха. Ей очень хотелось знать, приехал ли герцог.
Когда в середине недели прошел слух, что Элизабет заболела и слегла, Николь подумала, что они не приедут. Она понимала, что глупо надеяться на какую-либо встречу с ним, так как он не отходит от своей невесты. Но пытаться удержать свои чувства для нее было то же, что удерживать взбесившуюся лошадь. Но вот Элизабет поправилась. Николь с показным сочувствием воспринимала все, что становилось известным об этой паре, вызывая тем самым подозрения у Марты и Регины. А по существу, ее интересовал только герцог. Она знала, что он на этой неделе два раза выводил невесту в свет, и предполагала, что у них не будет причин не приехать в Мэддингтон.
В окно было видно, как к дому подкатила коляска, запряженная шестеркой белых лошадей. Николь не обратила на нее внимание, так как на ней не было гербов с тремя львами.
— Какой красивый дом, — расслабившись на кровати, заметила Регина. — Леди Изабель славится своей элегантностью.
Николь кивнула, она даже не заметила, как хороша комната: стены обиты голубой и белой тканью, диван — розовым дамастом, постели покрыты тоже бело-голубым, и на каждой — гора кружевных подушек. Огромный вишневый ковер восточной работы лежал на полу.
— Она славится еще своим умением вести дела, — добавила Николь. — Вообще мало женщин, умеющих управлять предприятиями, но из них никто не принадлежит к высшему обществу.
Девушки слышали, что герцогиня умная и сильная женщина, и Николь ожидала увидеть что-то мужеподобное. Но перед ними предстала бесконечно женственная, красивая и чрезвычайно добрая женщина.
— Говорят, она славится не только этим, — сказала Регина. — Говорят, ей дали имя в честь бабушки, женщины, у которой было семь мужей и которая была любовницей турецкого султана и короля.
— Турецкого султана? Короля? Какого короля? — смеясь, переспросила Николь, не веря ни единому слову.
— Ну, полагаю, одного из сыновей Вильгельма Завоевателя. Давным-давно, — сказала Регина.
Раздался стук копыт, и еще одна карета подъехала к дому. Николь бросилась к окну, но это был не он.
— Что ты будешь делать, если он приедет с Элизабет? — спросила Регина.
— Конечно, он приедет с Элизабет.
— А может быть, и нет. Может быть, он так увлечен тобой, что…
— Регина, замолчи, пожалуйста! — взмолилась Николь, слегка покраснев.
Если сестра, как маленькая девочка, начнет фантазировать, то она ее просто сведет с ума, разжигая надежды, которых не должно и быть. И без того больно.
— Она же не охотится. Зачем же тогда приезжать? — заметила Регина.
— Ни ты, ни мама завтра также не будете охотиться, тем более что отец в начале недели растянул ногу и врач запретил ему ездить на лошади. Какая уж тут охота.
— Пожалуй, ты права, — сказала Регина, однако больше добавить ничего не успела, так как стук в дверь прервал ее. Принесли чай.
Регина оказалась права. Элизабет за ужином не было. Но не было и герцога. В тот день и к ужину он не приехал.