ГЛАВА 22

Тори и Ричард крепко спали, когда их разбудил телефон. Сквозь пелену сна Тори видела, как он нащупал трубку, беспокойно прижал ее к уху, элегантный будильник с радиоприемником рядом с телефоном показывал предрассветный час. Осторожно, не открывая глаз, притворяясь, что продолжает спать, она прислушалась, не упуская ни слова из разговора и напрягаясь, понимая, что он наблюдает за ней.

Это было то самое напряженное состояние, которое пронизывало всю их жизнь с момента возвращения домой из Аргентины.

В начале, когда прошел первый шок, он был вполне уверен, что сможет получить ссуду в банке, продать достаточно ценных бумаг и реализовать достаточно имущества, чтобы хватило средств на сохранение тоге образа жизни, к которому он привык.

Но когда обнаружилось, что большая часть ценных бумаг, за исключением нескольких сертификатов, все еще зарегистрированных на имя отца, уже продана, что вся недвижимость, которой он владел, является собственностью семьи и его доля не подлежит передаче другому лицу, и что его финансовое положение серьезно настолько, что даже банки, с которыми он поддерживал самые близкие отношения, перестали отвечать на его звонки, он запаниковал.

И все же Ричард продолжал упрямиться, отказывался отступиться хоть от одного из своих южноамериканских обязательств, таких, как лошади для поло, или изумруд Тори, или даже сами матчи поло. Лошади уже стоили по тысяче долларов каждая, а их еще надо было самолетом доставить в страну и оттранспортировать в Санта-Барбару, где поставить в конюшню за бог знает сколько долларов в месяц.

Тори была чрезвычайно расстроена тем, что не могла с ним поговорить. Он держался на расстоянии от всего и от всех, делая невозможными любые контакты, одержимый поисками решения проблемы своих вышедших из-под контроля долгов. Надо быть совсем слепой, чтобы, глядя на его стоические поиски альтернативных источников доходов, не видеть, что ему не по силам справиться с ситуацией, и надо быть совсем тупой, чтобы не догадываться, что большая часть из его последних находок входит в противоречие с законом.

Из кратких ответов Ричарда ничего не прояснилось. Тори открыла глаза и обнаружила, что он все еще смотрит на нее. Она сонно улыбнулась ему, ее глаза начали привыкать к темноте и уже могли различить фиолетовые круги под его глазами.

– Во сколько завтра вечером? – спросил он в трубку, не в восторге от ее внимания.

После пары вежливых ответов он повесил трубку и выскочил из постели, ничего не объясняя, и с неприступным видом начал собираться, метаясь по комнате.

Его спальня располагалась на втором этаже известного своей современной архитектурой дома, построенного на одном из участков поместий «Беннеттон Хиллз». Одна из стен комнаты была стеклянной и через нее видна гостиная на первом этаже и сад перед домом. Три другие стены были цвета ночи, вокруг современного камина из нержавеющей стали располагались пышные пуфики песочного цвета, мягкие изогнутые диваны и стулья. В блестящей фурнитуре, в наклоненных зеркалах, в полированных поверхностях стальной сварной скульптуры в углу Тори видела отражение Ричарда, поспешно собирающего свои вещи.

Одев джинсы, старый колумбийский свитер и кроссовки, он перекинул через плечо упакованную спортивную сумку и направился к двери.

Тори, чувствуя себя совершенно отвергнутой, смотрела на него, ожидая объяснений.

– Мне нужно на пару дней съездить в Санта-Барбару. Я позвоню тебе, – сказал он, смягчившись и возвращаясь к кровати, где она сидела, завернувшись в простыню, чувствуя себя совершенно беззащитной.

Она хотела спросить, что за крайняя необходимость заставляет его уезжать среди ночи, хотела попроситься поехать с ним, хотела просто поговорить.

Он сдержанно поцеловал ее, но его мысли были далеко отсюда. Как бы ей хотелось повернуть стрелки часов вспять, к тому времени, когда все было по-другому.

Она окончательно проснулась и через окна спальни с грустью наблюдала, как он большими шагами пересек гостиную, подхватил портфель, а затем повернулся и бросил на нее тяжелый взгляд.

Весь остаток ночи она не могла уснуть и поехала в офис, когда светофоры все еще подмигивали рассеянным желтым светом.

Это напоминало ей первые дни работы в фирме Джейка Шевелсона, когда она часто приходила первой и уходила последней. Безлюдные коридоры и пустые кабинеты всегда вызывали у нее особенное чувство. Она высоко ценила абсолютный покой этих часов, редкую возможность поработать в тишине, когда телефоны отдыхают, и наверстать упущенное. В это время работается в два раза быстрее и в два раза эффективнее, с истинным наслаждением от того, что ничто не отвлекает внимание.

Оставив сумочку, жакет и портфель в своем кабинете и сделав себе чашечку растворимою кофе в кофейной комнате, Тори смущенно проскользнула в святая святых – кабинет Ричарда. Она не считала, что шпионить хорошо, но, так или иначе, любопытство и неприятные предчувствия привели ее туда.

Устроившись в его кожаном кресле за широким черным гранитным столом, она некоторое время сидела потягивая кофе и размышляя.

Почему Ричард умчался в Санта-Барбару посреди ночи? Его чем-то встревожил телефонный звонок? Если бы только она знала содержание разговора Если бы только знала, что происходит.

Ее отношения с ним быстро портились, и она чувствовала себя абсолютно бессильной что-либо изменить. Она была забыта им и совершенно беспомощна, и не разрывала отношений с ним, потому что чувствовала себя виноватой.

Она не хотела бросать его одного; и не хотела поддерживать его уверенность, что ее привлекали только деньги. Кроме того, хотя он отгораживался от нее, время от времени он не выдерживал, и тогда она была ему нужна.

Эллиот Беннеттон освободил сына от ответственности за наиболее сложную работу и назначил Пита Шарбата, одного из самых опытных вице-президентов «Беннеттона» замещать Ричарда, когда тот отсутствует, как будто исчезновения его сына не были чем-то необычным. Тори была переведена в подчинение Пита и испытывала облегчение от возврата к нормальному положению вещей, когда она снова встала в строй, работая как обычно, и чувствовала продуктивность своей деятельности.

Тори была также рада возможности познакомиться с отцом Ричарда. Она видела, как тяжело он все это переносил. Ему ничего не стоило позволить Ричарду продолжать проматывать деньги таким же образом, как он делал это до сих пор, потому что денег у Эллиота Беннеттона хватало. Зато гнев и отчуждение его сына, а также необходимость выдержать характер действительно стоили нервов. Ричард был его единственным сыном, и он явно желал ему добра. И уж во всяком случае он не хотел его разорить.

Тори предполагала, что без влияния Филлис у Эллиота Беннеттона никогда бы не хватило сил сделать это. Хотя она никогда не призналась бы в этом Ричарду, Тори склонялась к мысли, что ему пойдет на пользу это тяжелое испытание, если только он с ним справится.

Он всегда делал кучу дел сразу, и ни одно из них не доводил до конца. Он был ненадежным и злопамятным. Она только надеялась, что еще не слишком поздно изменить его. Нет сомнений, что Эллиот Беннеттон надеялся на то же самое.

Тори подняла глаза на фотографию, где Ричард был снят с отцом. Они были так похожи внешне и так непохожи во всем остальном. Возможно, была виновата среда, а может быть, дело в том, что Ричард родился богатым, а «жирные всегда голодны», но, так или иначе, их взгляды на жизнь, на себя и свои потребности были совершенно различны.

Потребности. Какие у Ричарда были потребности? Почему требуется так много? Что он пытался доказать? Тори все больше беспокоила его ненадежность. Как можно надеяться сделать такого человека когда-либо счастливым? Она спрашивала себя, способен ли он вообще завести настоящую семью, с детьми, с проблемами, чтобы вместе стариться и заботиться друг о друге.

Он обвинил Филлис в том, что она исповедует ценности среднего класса. Ну что ж, Тори солидарна с ней. Ценности среднего класса были непреходящи. О чем же тогда говорил Ричард?

Откинувшись в кресле, она начала исследовать бумаги и дела на его столе, не имея представления, что именно ищет. Перебирала большие цветные брошюры и материалы, касающиеся различных проектов: поместья Беннеттон, Бел Эйр Хайлэндс, Сиенна Хайтс, дела, касающиеся собственности, только что приобретенной в деловой части города, проект в Ирвине. Еще один в Сиэтле.

Там были небрежно брошенные пачки счетов, как будто Ричард как раз занимался их оплатой. Среди прочих обнаружился счет «Мастер Кард», и Тори развернула листок бумаги, с любопытством заглядывая в него. Итоговая сумма в пятьдесят пять тысяч долларов в маленькой рамочке внизу документа показалась ей невероятной, и она поднесла бумагу поближе к глазам, уверенная, что ошиблась. Убедившись, что не ошиблась, она поразилась тому, что счет «Мастер Кард» вообще может достигать такой суммы.

Торн стала торопливо просматривать другие его счета, полагая, что если она собирается выходить за него замуж, то его проблемы и долги касаются также и ее.

«Мастер Кард».

«Америкэн Экспресс».

Виза.

Тиффани.

Нейман-Маркус.

Клод Монтана.

«Неон».

Ресторан «У Джимми».

И плюс к тому просроченные счета от архитектора ландшафта, от инженера – проектировщика бассейна, от компании, которая построила ему теннисный корт. Общая картина выходила за пределы ее понимания, и когда она взяла его чековую книжку, оставленную там же, на столе, и, открыв регистрационную часть, пролистала первые месяцы, ей стало совершенно очевидно, что у Эллиота Беннеттона были все основания лишить сына наследства. Только ежемесячные выплаты за его дом, стоимостью в четыре миллиона долларов, составляли ошарашивающую сумму в двадцать две тысячи долларов.

Тори бросила счета обратно на стол, изумленная тем, что, когда его жизнь рушилась, он не желал что-нибудь продать или от чего-нибудь отказаться, не желал даже разговаривать об этом.

Эго было за пределами ее понимания, почему бы ему просто не принять горькое лекарство – не изменить свой стиль жизни до тех пор, пока не сможет самостоятельно себя обеспечить. Почему ему не достает разума хотя бы на то, чтобы вернуть или организовать перепродажу лошадей, купленных в Аргентине у Алехандро и отказаться от спонсорства команды поло. Страховой полис на лошадей компании «Чабб Иншуренс», который она увидела на столе, свидетельствовал о том, что он не изменил своих намерений.

Он слишком горд. В этом его беда. Он был испорченным, гордым и уязвленным, и его самолюбие требовало выиграть сражение любой ценой. И именно это ее беспокоило.

Звонок телефона заставил ее подпрыгнуть, она почувствовала себя пойманной на месте преступления, обеспокоенная тревожным ночным звонком и тем, что это была личная линия Ричарда. Борясь с искушением взять трубку, она слушала, как телефон звонил снова и снова. Что если это Ричард пытается ее найти?

Но с чего бы это он стал звонить ей сюда, размышляла она. Наверняка это не он.

После того как звонки прекратились, черный с металлическим отливом телефон приобрел какой-то зловещий вид, как будто в нем скрывался секрет, недостающая часть головоломки. Когда он снова зазвонил, как бы в ответ на ее беспокойство, Тори решила: семь звонков – и она берет трубку.

Один. Два. Три… После седьмого звонка она схватила трубку, ожидая, чтобы невидимый абонент первым сказал «алло».

– Привет, красавчик. Я отчаянно скучаю по тебе…

Женский голос с придыханием на другом конце провода застал Тори врасплох. Такой голос ассоциировался с лицом на обломке журнала мод.

– Ричард?.. – Голос сердился.

Тори колебалась.

– Нет. Это его секретарь, – соврала она, внутренне напрягаясь. – Я как раз проходила мимо двери кабинета и услышала звонок. Могу я принять сообщение?

Голос потерял соблазняющие интонации.

– Он в городе?

– Да. То есть, нет… сегодня нет. Кто звонит? – пробормотала Тори, желая скорее повесить трубку.

– Джо-Джо. Слушай, дорогая, скажи ему, я слышала, что он помолвлен. Скажи, что я поздравляю его, и что… – Джо-Джо жизнерадостно рассмеялась, – и что я буду скучать по нему.

Изо всех сил стараясь говорить как секретарша, Тори заверила Джо-Джо, что передаст ее сообщение, и повесила трубку.

«Поделом мне, нечего было брать трубку его личного телефона», – раздосадовано сказала она себе.

Когда телефон зазвонил снова, она взяла трубку не задумываясь, вспомнив о том, что это личный телефон Ричарда лишь после того, как сказала «алло».

– Ричарда Беннеттона, пожалуйста.

Она собиралась повесить трубку, но вместо этого, заинтересовавшись неразборчивым испанским акцентом, спросила:

– Кто это звонит?

– Автотранспортная компания «Рио Гранде».

– Могу я передать ему цель вашего звонка? – услышала Торн свой голос.

– Речь идет а стоимости транспортировки его лошадей из Санта-Барбары в Ногалес.

Автотранспортная компания «Рио Гранде»? Транспортировка лошадей через границу… Тори почувствовала, что ее сердце замерло. Возникла неловкая пауза, заполненная лишь потрескиванием помех междугородной связи в телефонной трубке.

– О, хорошо, – наконец произнесла она, выигрывая время.

Подозрения начали превращаться в уверенность, складываясь в цельную картину.

– Да… я могу записать для него информацию.

Она бросила осторожный взгляд на страховой полис компании «Чабб Иншуренс», доставая карандаш и неровно записывая информацию, которую диктовал ей голос в трубке, пытаясь писать, разбирать сильный испанский акцент и думать одновременно.

Повесив трубку, она некоторое время сидела, ошеломленно уставившись на свои записи и пытаясь представить себе полную картину. Она пришла в кабинет Ричарда с уверенностью, что что-нибудь найдет, и теперь, когда она действительно нашла, ее всю трясло.

Расстроенная, она начала выдвигать его ящики и рыться в их содержимом, которое выглядело совершенно безобидно: карандаши, ручки, резиновые кольца, визитные карточки, спичечные коробки, жвачка…

В очередном ящике она заметила непомеченную папку и достала ее, просматривая сначала вложенные в нее полоски бумаги, а затем несколько верхних листов из стопки юридических документов. Когда же ей на глаза попалось лондонское страховое общество Ллойда, а затем страховая компания «Чабб Иншуренс» вместе со сборами и страховыми полисами, она разложила материалы перед собой на столе и начала более тщательно изучать их. Его записи были беспорядочные и с большим количеством сокращений, но это было как раз то, что она искала.

На другом листе она обнаружила список приграничных городов, в котором были Тихуана, Михикали, Калехико и Ногалес, причем последний подчеркнут. Внизу он составил список автотранспортных компаний, как в Штатах, так и в Мексике, с указанием телефонных номеров. Сюда входили «Эйс», «Эллайд», «Рио Гранде», «Пронто», плюс еще пара компаний с мексиканскими названиями, одна из которых была помечена звездочкой.

«Карлос Агулярс Камионес де Сервисеос».

В раздумье Тори подняла трубку телефона, собираясь набрать номер компании, но потом положила ее обратно, прикидывая, не позвонить ли вместо этого Пейдж или Сьюзен, однако, в результате, не позвонила ни той, ни другой, так как еще даже не сказала им, что Ричард лишен наследства. Он настаивал, чтобы она держала это в тайне. Чувствуя нервную дрожь, она выплеснула остатки остывшего кофе в мусорную корзину, а затем подняла трубку и заставила себя позвонить в «Карлос Агулярс Камионес де Сервисеос», еще не представляя себе, о чем будет говорить.

После нескольких гудков кто-то ответил испанской скороговоркой.

– Вы говорите по-английски? – задала Тори вопрос а своем плохом испанском, опасаясь, что ее не поймут.

– Да, но совсем немного, – ответ прозвучал с сильным акцентом.

Тори глубоко вздохнула и, зажмурившись, бросилась вперед.

– Мой муж разговаривал с кем-то из вашей компании по поводу транспортировки для нас нескольких лошадей. Он просил меня позвонить, чтобы подтвердить договоренность, только я не помню точно с кем именно должна была поговорить, – запинаясь сказала она.

Это был выстрел наугад, но она решила попробовать.

– Си, синьора, – ответил голос, не выказывая ни малейшего смущения. – Откуда должны были перевозить ваших лошадей?

– Из Санта-Барбары, – осторожно ответила Тори, и, заглянув в список Ричарда, добавила: – По-моему, в Ногалес.

По-видимому, на другом конце провода что-то совпало.

– Си, синьора, – снова сказал голос в трубке, на этот раз с пониманием. – Я уверен, что наш шофер должен быть сейчас на пути туда. Если хотите, я могу выяснить для вас поточнее…

– Нет, не стоит беспокоиться, – поспешно прервала она его, ругая себя за то, что вообще позвонила, содрогаясь от мысли, что Ричард может узнать о ее звонке.

Повесив трубку и с тревогой взглянув на свои записи, она поняла, что схема Ричарда может означать лишь одно: он собирался надуть страховую компанию, переправив лошадей через границу, чтобы заявить о краже и получить страховку. Интересно, думала она, организовал ли он уже перепродажу по другую сторону границы?

Когда его личный телефон зазвонил снова, Тори чуть не вылетела из кресла. Пока продолжались звонки, она вернула бумаги Ричарда в то состояние, в котором нашла их, и убрала в ящик.

Затем, оглядевшись вокруг в поисках следов своего пребывания в кабинете, она уничтожила следы кофе в корзине для мусора, взяла со стола свою папку и выскользнула за дверь как раз в тот момент, когда телефон офиса присоединил свой голос к хору звуков, свидетельствующих о начале рабочего дня.

К счастью, ее никто не видел в «Беннеттоне», и она вышла незамеченной, позвонила из таксофона на стоянке и сообщила, что заболела.

– Да, сейчас свирепствует грипп, – с сочувствием ответила секретарша и попросила минуту подождать, так как звонит другой телефон.

Тори терпеливо ждала, нервничая и пытаясь собраться с мыслями. Она удрученно смотрела на свой перстень, поворачивая так, чтобы в нем заиграл солнечный луч. Ее тяготили все сложные перепитии, связанные с ним. Вдруг она поняла, что должна сделать: продать проклятый перстень.

– Извините, Тори, это звонили вам. Тревис Уолтон из Атланты, – сказала секретарша, имитируя протяжное произношение Тревиса. – Он сказал, что звонит по личному делу.

Тревис?! Тори была настолько поражена, что даже не сообразила, что записывает его номер в Атланте, и в оцепенении повесила трубку.

Будь он проклят за то, что все еще так действует на нее, думала она, ничего так сильно не желая, как покончить с ним и перестать переживать. Она помолвлена. Их отношения стали историей, и все же ее сердце ныло даже при упоминании его имени.

Хуже всего то, что именно сейчас ей нужна ясная голова, а она не может отчетливо мыслить, пока волнуется и пытается понять, что ему нужно.

Она догадывалась, что он узнал о ее помолвке, но зачем он звонил? Чтобы поздравить ее? Чтобы просить не выходить замуж за Ричарда, а выйти за него?

Несомненно, чтобы просто снова вывести ее из себя. Решив не позволять ему это, она открыла большой телефонный справочник, прикованный цепочкой к полочке под телефонным аппаратом. Список ростовщиков, ссужающих деньги под залог, был весьма многочисленным, занимая почти целую страницу, и она просматривала мелкий шрифт, едва ли в состоянии сконцентрироваться, но отчаянно пытаясь это сделать.

Полная сомнений, она, в конце концов, решила начать с одного из наиболее основательных объявлений в рамочке и набрала номер.

Первые несколько звонков не дали никакого результата; затем ей посоветовали ювелира Джона Логана, который специализировался на цветных камнях. Нервной скороговоркой Тори повторила ему свой вопрос.

– Я не могу ничего вам сказать по телефону, если именно это вас интересует, – сразу же прервал ее Джон Логан. – Мне нужно посмотреть камень…

– Если бы вы могли высказать общие соображения, – уговаривала его Тори, пытаясь сдержать дрожь в голосе. – У меня мало времени, и я интересуюсь только порядком цены и тем, есть ли у вас на руках такое количество наличности…

– Наличность – это не проблема, дорогая, но мне все равно нужно посмотреть на камень, – повторил он. Затем, подумав, добавил: – Я не думаю, что вы хотите сообщить мне, сколько заплатили за перстень.

Тори нахмурилась и решила:

«Почему бы и нет?»

– Ну почему же, сообщу, – ответила она, – мы заплатили триста тысяч. У меня нет квитанции, но я скажу, где вы можете проверить происхождение камня: Рикарди Джевелирс, отель «Плаза», Буэнос-Айрес…

– Это большие деньги, – воскликнул он, намекая на то, что ее здорово надули.

– Это не обычный камень, – спорила Тори. – Мой муж не впервые покупает драгоценности…

– Ну хорошо, дорогая, но вы должны понять, что заплатили розничную цену, а я покупаю по оптовой…

– Как быстро вы сможете выдать наличные деньги, если решите купить его у меня? – прервала его Тори, вполне поняв с кем имеет дело.

– Сразу же, – ответил он хладнокровно. – У вас есть еще какие-нибудь драгоценности на продажу, или это все?

Она едва удержалась, чтобы не повесить трубку – его жадность и напыщенность были оскорбительны.

– Нет! Это все. – Отрезала она.

Выяснив как найти Логана и до какого часа он работает, она закончила разговор, не питая ложной надежды на то, что этот человек хотя бы попытается быть с ней честным.

Что теперь? Продать перстень ценой триста тысяч по десять центов за доллар, чтобы выручить из беды Ричарда, который, скорее всего, просто бросит ей эти деньги и скажет, что она дура, каковой она и будет, если пойдет на такой обмен. Он достаточно ясно дал ей понять, что не нуждается в ее помощи. Но она не могла просто сидеть и ничего не делать.

Стараясь оставаться незаметной в маленькой нише. Тори пыталась сдержать слезы. Мысли разбегались, ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Черт побери, почему Тревис не позвонил, когда у нее все было в порядке, она была совершенно не в состоянии вести с ним разговор. И она была очень легко уязвима.

Проклятый Ричард, он запретил ей говорить об этом кому-либо. Это плохо. Она решила отыскать Пейдж – вот кто должен знать, что делать.

Тори приехала в спортивный клуб Лос-Анджелеса, как раз когда Пейдж завершала занятия, и встала у задней стены комнаты, наблюдая, как ее невероятно сексуальная подруга, одетая в блестящий облегающий костюм с леопардовым узором, руководила последней серией растягиваний своей вымотанной группы.

Как всегда, Пейдж выглядела на миллион долларов. Стройная, гибкая, излучающая энергию. Неудивительно, что она заставила Ники Лумиса есть со своей ладони и с мальчишеским нетерпением ждать, когда, в конце концов, она решит подарить ему свое тело, при этом не подозревая о Марке, который все это время свободно получает его, но не насовсем.

– Тянемся! Выше, выше! – выкрикивала Пейдж, как бы забираясь на воображаемую лестницу. – Теперь расслабились! – приказала она, наклоняясь верхней частью корпуса так, что ее медового цвета хвост подметал ковер. – Пусть все напряжение вытекает из вашего тела, потому что от него лишь морщины и язвы. А разве это хорошее тело – с морщинами и язвами, а, детки? Расслабляемся. Думайте о том, как вы молодеете, о деле, которое вам не терпится сделать, о проекте, который вы жаждете начать или включиться в него… о мужчине или женщине, которых вам очень хочется… – Она позволила голосу замереть на двусмысленной ноте. – Думайте об активности! Думайте о продуктивности! Думайте о сексе! – накачивала она группу.

Класс, привыкший к игривому остроумию Пейдж, смеялся, вставляя свои собственные комментарии.

Затем все потрясли уставшими от напряженной работы конечностями, выдохнули вместе с Пейдж двадцать пять раз в потолок и поаплодировали своему инструктору за хорошо проведенное занятие.

Тори думала, что Пейдж ее не заметила, но поняла, что ошиблась, когда та направилась прямо через комнату в ее сторону.

– Эй, что случилось? С тобой все в порядке? – спросила она, вытирая полотенцем пот с лица и шеи.

Ее зеленые глаза излучали заботу. Тори, понимая, что они привлекают к себе внимание и боясь, что не сможет все объяснить, снова едва не расплакавшись, только помотала головой – нет, с ней не все в порядке.

Пейдж, угадав желание Тори уединиться, взяла ее за руку и, сказав другому инструктору, что уходит, повела из зала по многочисленным коридорам в кафе.

– Хочешь немного морковного сока или еще что-нибудь? Мы можем смешать его с водкой, – пошутила Пейдж, открывая белую лакированную дверь клубного буфета и придерживая ее для Тори. – На самом деле с водкой лучше сельдерейно-яблочный сок.

Тори скорчила физиономию, рассеянно оглядывая белое, с хромированной отделкой помещение буфета. Пейдж, тем временем, выбрала столик в углу и заказала им обеим кофе у помощника официанта.

– Ты голодна? Хочешь что-нибудь поесть? Гренки, например?

Тори отрицательно помотала головой, вдыхая великолепный аромат кофе, когда помощник официанта поставил перед каждой из них по чашечке кремового цвета.

Не зная с чего начать, она посмотрела на потолок, залитый мягким рассеянным светом, и глубоко вздохнула.

– Ричард лишен наследства, – сказала она через минуту, опуская глаза, чтобы заглянуть в темно-зеленые глаза Пейдж, которые сузились от этой новости.

– Когда? Что случилось?

– В тог вечер, когда мы вернулись из Южной Америки, – призналась Тори с облегчением от того, что может, наконец, рассказать об этом. – На приеме по поводу годовщины свадьбы его отца.

Пейдж удивленно посмотрела на подругу, но ничего не сказала, и Тори продолжила, выкладывая все, что лежало у нее на душе вспоминая головокружительные подробности путешествия и постепенно возвращаясь к настоящему.

Ее внимание притягивалось к кольцу с ярко-зеленым камнем, способным резать стекло. Это был подарок, напоминавший о мечте, которая теперь умерла.

Пейдж откинулась на стуле, переваривая информацию с жестким выражением лица, то и дело прерывая, пытаясь вникнуть в детали, которые считала важными, и пытаясь точно уяснить положение Ричарда. Есть ли у него какая-нибудь своя собственность? Был ли он полным банкротом? Услышав о мошенничестве со страховками и о решении Тори продать свой перстень, она нахмурилась и всплеснула руками:

– Тебе не нужен этот парень. Ни в коем случае, – с тревогой убеждала она. – Даже если его отец передумает и восстановит его в правах. Забудь о нем…

– Да? Неужели ты настолько любишь деньги? – спорила Тори со слабыми потугами на беззаботность, нервно крутя в пальцах свою чашечку и отпивая кофе.

– Не настолько. Нет.

– Я не могу так просто порвать с ним…

– Он – плохие новости, – настаивала Пейдж.

Тори откинулась на стуле и иронично улыбнулась.

– Кстати, о плохих новостях: догадайся, кто сегодня звонил?

Она не сводила глаз с Пейдж, которая озадаченно смотрела на нее, а затем закрыла лицо руками.

– О Боже мой, не говори мне об этом! У тебя было отвратительное утро, – с тяжелым вздохом заключила она, когда Тори кивнула. – Он узнал от твоего прежнего босса?

Тори неопределенно пожала плечами.

– Я не разговаривала с ним. Он позвонил как раз в тот момент, когда я по телефону предупреждала, что заболела.

– Тебе нужен мой совет?

– Возможно, нет. Но именно из-за этого я здесь.

– Забудь их обоих.

Тори закатила глаза и громко рассмеялась.

«Легко сказать», – подумала она, пока Пейдж продолжала давать ей советы, которыми она все равно не воспользуется.

– Не отвечай на звонок Тревиса. Пусть с Ричардом у тебя закончится все естественно. Даже не говори ему о том, что ты узнала. Со временем мы придумаем, что тебе делать, а я подумаю о том, кем заменить Ричарда. Правда, Тори, он – плохие новости.

– С тех пор как я вернулась из Южной Америки не ничего, кроме плохих новостей, – откликнулась заметив, что хорошо сложенный парень в майке спортивного клуба Лос-Анджелеса посматривает на нее, она через стол наклонилась к Пейдж.

– Я просто ненавижу подобные сцены, – тихо поведала она. – Расставаться с одним, пустые разговоры, которые придется вести, чтобы познакомиться с другим. Я всегда это ненавидела…

– Хорошо, но это не самое мудрое решение: поддерживать отношения с первым же парнем, который подойдет к тебе, лишь для того чтобы избежать знакомства с другими…

– Послушай, ты развлекаешься свиданиями. Ты относишься к этому легко, ни о чем не беспокоясь. И мужчины сходят от тебя с ума. Я слишком серьезна и совершенно не считаю это чем-то забавным. У меня не тот возраст…

– Возможно, ты уже в шестнадцать была не в том возрасте. Почему ты не можешь отнестись к этому, как к просто знакомству с новым другом? Приятно проводить время? Где-нибудь повеселиться? Познакомиться через него с другими людьми?

– Потому что не могу. Это не для меня.

Тори молча допила кофе.

– Ну и что ты собираешься делать? – мягко подтолкнула ее Пейдж и скосила зеленые глаза на часы.

– Я не знаю. Извини меня. Возвращайся к работе, – нерешительно сказала Тори, чувствуя себя виноватой.

– Ты хотела продать перстень, да?

Обе мрачно посмотрели на него, и Тори утвердительно кивнула.

– Ну что ж, давай продадим, – усмехнулась Пейдж.

Затем с обреченным вздохом вскочила со стула.

– О'кей. Пошли со мной, – распорядилась она, принимая командование. – Конечно же, черт побери, мы нарвемся на какую-нибудь акулу, но не беспокойся. Мы тоже кое-что предпримем.

«Пейдж в своей стихии», – с облегчением и благодарностью подумала Тори, позволяя поднять себя на ноги и увести.

Пейдж в облегающем леопардовом костюме вызывала завистливые взгляды, пока они торопливо шли в женскую раздевалку.

Ей нужно было прийти к Пейдж сразу.

Осуществление плана Пейдж началось у Ван Клифа Арпелса на Родео Драйв, где они собирались произвести разведку и определить цену.

Внутри роскошного ювелирного магазина Тори предоставила Пейдж возможность взять руководство на себя с изумлением наблюдая за своей обворожительной подругой. Хотя Пейдж мало училась, она, тем не менее, переплевывала всех, кого знала Тори.

Теперь она, несомненно, была в своей стихии, надев изумруд и позволяя ему играть на пальце, в то время как сама обсуждала восхитительные вещицы, выставленные в застекленной витрине.

– Вы хотите что-нибудь посмотреть? – спросил один из продавцов.

Пейдж живо повернулась к нему, отвечая, что ищет ожерелье, подходящее к ее перстню. Она сказала, что желает получить камень соответствующего размера и качества, и что хочет знать его приблизительную цену.

Тори напряженно наблюдала, как Пейдж сняла с пальца перстень и вручила его продавцу для оценки. Для себя они решили, что реальная цена перстня находится где-то между вздутой ценой Ван Клифа и той, по которой Джон Логан рассчитывал им завладеть.

Продавец взял лупу и тщательно изучил камень, заставив Тори еще немного понервничать.

– Это превосходный камень, – подтвердил он, с любопытством посмотрев на Пейдж, а затем на Тори. – Замечательный камень. Хороший цвет. Чистый. Очень мало включений. Давно он у вас?

Пейдж профессионально улыбнулась:

– Всего несколько недель. Мой муж купил мне его в Аргентине.

– Хммм – Мужчина последний раз осмотрел перстень, который явно произвел на него впечатление, и вернул Пейдж. – У нас нет ничего подобного размера, вообще ни у кого нет. Но мы можем везде проверить и сообщить вам, если подберем что-нибудь подходящее. Или же – у нас в запасе есть несколько неоправленных камней от четырех до четырех с половиной карат. Один – почти пять…

– Сколько будет стоить камень в пять карат? – спросила Пейдж, искоса глядя на Тори.

– Сто семьдесят пять тысяч. Это эффектный камень. Один из лучших на моей памяти…

– А за восемь карат такого же качества? – продолжала зондировать Пейдж.

Тори задержала дыхание, ожидая его ответа.

«Ну пожалуйста, только бы этого хватило на погашение долга».

Он крутил в руках лупу, прикидывая цену.

– Трудно сказать. Между четырьмя и пятью сотнями тысяч. Цена растет непропорционально; она подскакивает, так как хорошие камни такого размера редки.

Скрывая облегчение, Тори обменялась радостным взглядом с Пейдж, которая изящно завершила сцену, сказав, что надеется вернуться сюда с мужем.

– Теперь пора повидаться с вами, мистер Логан, – с энтузиазмом сказала Пейдж, когда они вышли на улицу.

Ювелирный торговый центр был расположен в шумной части центра города, и Торн стояла на улице рядом с большим переполненным комплексом, ожидая Пейдж, которая отправилась на встречу с Джоном Логаном одна.

План Пейдж заключался в том, чтобы заставить Логана подумать, будто она хочет купить камень примерно такого же размера и качества, как камень Тори, и настроить его так, чтобы, когда Тори придет к нему, он был готов заплатить настоящую цену. Чтобы сделать легенду более достоверной, Пейдж вырвала рекламу болгарского ожерелья из номера журнала «Город и деревня» и принесла ее с собой, намереваясь сказать, что она недавно была в южной Франции и видела в ресторане женщину, на которой было нечто подобное, и что она хотела бы узнать, не может ли он сделать для нее такое же и за сколько.

Она заготовила несколько маленьких завершающих штрихов, чтобы все выглядело более убедительно: выскажет пожелание, чтобы камень подошел ко впадинке на ее шее, и спросит, нельзя ли сделать эту вещицу так, чтобы ее можно было косить и как ожерелье и как брошь. Она признается, что только что была у Ван Клифа, где самый большой камень был пять карат, а ей хотелось бы иметь побольше, и добавит, что у нее не так уж много времени, чтобы заниматься поисками, а ее муж как раз завершил большое дело и пребывал в настроении делать покупки.

Прислонившись к старинному зданию с лепными украшениями в ожидании Пейдж и сдерживая нервную дрожь, Тори пыталась занять себя разглядыванием прохожих. В деловой части Лос-Анджелеса кипела суета и суматоха, заставлявшая вспомнить Нью-Йорк. Экспансия города поражала воображение, новые здания тянулись вверх к небу, сверкая под ярким дневным солнцем. Тори как раз пыталась угадать, в какой из современных башен из стекла и стали располагалась юридическая фирма Сьюзен, когда Пейдж внезапно возникла рядом с нею в узкой топазовой тенниске, вызывающе подчеркивающей ее бюст, и длинной льняной юбке, раздуваемой ветром.

– Он весь твой, дорогая! – объявила она с ухмылкой.

Тори с облегчением закрыла глаза, надеясь, что следующий шаг плана Пейдж будет столь же удачен.

Предоставляя Логану время попотеть и понервничать в течение пары часов по поводу того, придет Тори или нет, и чтобы все не казалось слишком подозрительным, они отправились бродить по улицам, пытаясь убить время, равнодушно заглядывая в окна различных оптовых магазинов, в поисках какого-нибудь места, где можно было бы поесть.

Тори была как в тумане, обговаривая в деталях с Пейдж, что должна говорить, какую цену отстаивать и что сказать Ричарду.

Что касается Тревиса, то Пейдж заставила ее пообещать, что она не будет ему перезванивать. Когда пришло время, они вернулись к торговому центру, и Тори пошла внутрь одна, снова с кольцом на пальце, сияющим на сжатом кулаке, чувствуя себя действующим лицом потрасающе причудливой шарады.

Как Пейдж и предполагала, к тому моменту как Тори вошла, Логан уже поджидал ее. Когда они занялись ее драгоценным зеленым камнем, у него на лбу и на верхней губе выступили крупные капли пота, которые он все время вытирал тыльной стороной ладони.

Она не ожидала, что будет так переживать, но, сняв перстень со своего пальца для оценки, почувствовала, что ее сердце снова разрывается.

Она мысленно перенеслась назад, в тот момент, когда ожидала Тревиса у Тиффани. Многозначительные черные бархатные подносы, разложенные на прилавке, мать, недоверчиво ожидающая в кресле…

Потом был другой камень, другой мужчина, изумруд вместо бриллиантов, но та же самая боль разочарования. Она вспомнила, что чувствовала себя буквально отравленной, ее бил озноб, когда он надевал ей на палец одно кольцо за другим, настаивая на изумрудах, чтобы в отличие от ее предыдущих опытов с бриллиантами, это было бы навсегда.

Неправда. Неправда. Неправда. Тори обнаружила, что тоже начала покрываться не испариной, чего благовоспитанные южные красавицы ни когда не делали, торгуясь с вкрадчивым ювелиром, и никто из них не хотел уступать. Это продолжалось уже более часа, и Джон Логан все сильнее раздражался от того, что проигрывал, очевидно непривычный к такому твердокаменному сопротивлению.

«Не уступай. Камень чудесный, великолепного качества и как раз такой, как, он знает, я хочу купить».

Яростно цепляясь за слова Пейдж, повторяя их еще и еще раз про себя, Тори стояла на своем, не намереваясь уступать ни пенни той цены, которую Ричард заплатил за него в Аргентине.

Но, выходя, наконец, с банковским чеком в руке, она спрашивала себя, не было ли это Пирровой победой. Глядя на пустой палец, она обнаружила, что потеряла ослепительное зеленое сияние, которое освещало ее руку последние несколько недель.

Она поняла, что сомневается в правильности совершенного поступка.