Пройдя еще семьдесят семь миль, переселенцы достигли места, называемого Саут-Пасс, расположенного на высоте семи тысяч футов над уровнем моря. Именно здесь они отыскали глыбы льда, занесенные мусором, и откалывали огромные куски, набивая ими фляги для воды.

Лед был особенно необходим для метавшихся в жару больных. Фионе и Рейчел стало легче, и Луизе Эдамс тоже. Но несчастье все же произошло: Бет Энн умерла. Дороти Эдамс была настолько потрясена, что Морин боялась за ее рассудок. Зато старая миссис Конноли, удивляя всех, продолжала цепляться за жизнь. Никто из других семей не заболел, и взрослые облегченно вздыхали при мысли о том, что эпидемия миновала.

На такой высоте ночи были холодны, как суровой зимой. Мэгги потуже завернулась в одеяло и помешала варево в горшке. Последние ночи ее часто знобило, да так сильно, что зубы стучали. Дым костра казался сегодня особенно едким. Глаза все время слезились. И еще она устала. Ужасно устала. Если бы хоть одну ночь спокойного сна!

– Добрый вечер, Мэгги.

Девушка обернулась и увидела Гарри Джессапа.

– Здравствуйте, Гарри.

– Так здесь?

– По-моему, да: распрягает мулов вместе с мистером Эдамсом.

– А как девочки? – осведомился Гарри.

– Сегодня гораздо лучше. Гарри сделал шаг вперед:

– Вы выглядите усталой, Мэгги. Почему бы вам не посидеть спокойно и не позволить мне позаботиться об ужине?

– Да нет, спасибо, все в порядке, – покачала головой Мэгги.

Гарри взял ее за руку и, отобрав ложку, подтолкнул Мэгги к табуретке.

– Делайте, как я сказал. – И, посмотрев в сторону фургона Эдамсов, добавил:

– Как там миссис Брениген?

– Просто поражает меня, – призналась Мэгги. – Целыми днями ухаживает за миссис Эдамс, а ночью сидит с девочками.

Она на несколько секунд закрыла глаза, прислонилась к стенке фургона.

– Вам не следует здесь находиться, Гарри, это опасно.

– Я болел корью в детстве. Мы с Такером подхватили ее от Грейди и Шеннон. Корью можно заболеть всего однажды, Мэгги, вы ведь знаете.

– Нет, понятия не имею. Я вообще не разбираюсь в болезнях, это Морин все знает.

Гарри резко вскинул голову и, прищурившись, уставился на Мэгги:

– Так вы не болели корью?

Девушка покачала головой и вновь опустила ресницы.

– Нет. Мы с Рейчел почти не болели. Она заставила себя взглянуть на Гарри.

– Вам что-нибудь нужно? Надеюсь, ничего не случилось?

– Нет, – поспешно заверил он. – Просто хотел повидать Такера. Кстати, мы узнали, откуда заразилась Фиона. Младшая дочь Уизерспуна заболела корью еще в форте и не успела поправиться, когда он присоединился к каравану. Уолт скрыл это от нас.

– Мистер Уизерспун? Но…

– Да-да, именно тот, который хотел, чтобы вы переместились в хвост каравана. Мне кажется, Дэвид был готов убить его, когда все обнаружилось, и теперь велел ему убираться. Тот отправился в одиночку в форт Бриджер. И еще хорошо, что успел улизнуть, прежде чем узнал Такер. Скатертью дорожка!

– Вряд ли теперь имеет значение, каким образом заразились дети, – вздохнула Мэгги. – Главное, чтобы все поправились.

Гарри хотел было запротестовать, но лишь пожал плечами:

– Наверное, вы правы. Кстати, я кое-что принес для всех вас.

Мэгги вопросительно подняла брови.

– Подстрелил сегодня антилопу. Мэгги измученно улыбнулась:

– Свежее мясо. Может, у девочек появится хоть какой-то аппетит. Мы…

Озноб схватил ее с новой силой, вынудив остановиться на полуслове.

– Мэгги!

Гарри в мгновение ока очутился рядом и опустился на одно колено. Встревоженные голубые глаза уставились в широко раскрытые серые.

– Что с вами?

– Просто замерзла. Днем ужасно жарко, а по ночам холодно, как зимой.

– Возьмите.

Гарри сбросил куртку.

– Накиньте на плечи.

– Одеяла вполне достаточно, – возразила Мэгги. – Вам куртка самому нужна.

Девушка снова вздрогнула.

Гарри нерешительно коснулся ее лба:

– Господи, Мэгги! Вы вся горите!

Услышав шаги, оба обернулись. У костра появился Такер и посмотрел сначала на друга, потом на девушку. Гарри быстро вскочил:

– Так, Мэгги больна.

Такер двумя прыжками подскочил к Мэгги, положил на лоб прохладную руку.

– Немного простудилась, – слабым голосом возразила Мэгги.

Она не должна болеть. Слишком много людей зависят от нее. Нужно готовить ужин, не только для себя, но и для Эдамсов. У Морин и без того много дел, а мужчины целыми днями не выпускают поводьев из рук. Нет, болеть – просто преступление.

– Говорю же, со мной все в порядке.

Но Такер, казалось, не слышал. Он молча подхватил ее на руки, совсем как неделю назад Фиону, и понес к фургону.

Такер положил мокрую тряпку на лоб Мэгги, как раз в тот момент, когда фургон снова тряхнуло на очередной колдобине. Мэгги, не открывая глаз, застонала.

– Осторожно, Гарри, – ворчливо окликнул он, хорошо понимая, что тот ничего не может поделать с камнями и выбоинами, устилавшими дорогу.

Маленькая ручка потянула его за рукав. Такер оглянулся на Рейчел. Встревоженные голубые глаза девочки казались слишком большими на исхудавшем личике, но зловещая сыпь поблекла, и ребенок выглядел почти здоровым. Через день другой, возможно, никто не поверит, что она тяжело болела.

Такер осторожно коснулся щеки Рейчел.

– Она обязательно поправится, – заверил он. Обязательно поправится.

Как он хотел, чтобы мать оказалась рядом… но она по-прежнему не могла оставить Эдамсов. Хотя Луиза быстро поправлялась, заболело еще трое детей, а здоровье Дороти с каждым днем ухудшалось. И вовсе не корь убивала ее. Морин сказала сыну, что скорбь по погибшему ребенку, воспоминания об оставленной на обочине маленькой могилке лишают Дороти желания бороться за жизнь. Морин пыталась объяснить, что остальные семь дочерей нуждаются в матери, но Дороти, казалось, ничего не слышала и не хотела понимать.

Мэгги мучительно закашлялась, перевернулась на бок, пытаясь отдышаться, и вновь повернулась на спину. Корь затронула легкие, так сказала Морин, добавив, что это – самая опасная форма болезни. И теперь каждый раз, когда Мэгги кашляла, Такер все больше тревожился. Под глазами девушки темнели круги. Лилово-красная сыпь, появившаяся два дня назад, сначала залила лицо, потом распространилась на руки и ноги. Ее то бросало в жар, то знобило. Такер накрыл ее всеми имевшимися в фургоне одеялами, но она то и дело сбрасывала их. И все время бормотала что-то в бреду.

– Можно нам немного посидеть рядом с мистером Джессапом? – спросила Фиона.

Такер кивнул, не сводя глаз с Мэгги:

– Только не слишком утомляйтесь.

– Не станем.

Такер поднял одеяло, натянул на плечи Мэгги и позволил себе погладить ее по щеке.

– Поправляйся, Мэгги, – шепнул он. – Поправляйся, пожалуйста.

Каким чертовски беспомощным ощущал он себя! И как ненавидел это чувство! Даже в детстве он обычно не любил никому уступать первенство, поскольку с рождения был природным лидером. Остальные мальчики часто спрашивали у него совета и готовы были идти за ним в огонь и воду, соглашаясь на любые проделки, не боясь самого тяжелого наказания. Такер был младше большинства одноклассников, но учеба давалась ему легко, и даже в университете к его мнению прислушивались.

Когда началась война, его почти сразу произвели в офицеры, и Такер командовал людьми, иногда годившимися ему в отцы.

Он вел их в бой, видел, как они погибают; был рядом с мужчинами и женщинами, ставшими его друзьями, и наблюдал, как их жизни уносятся с потоками крови, ненавидя себя за то, что не в силах остановить эти багровые реки.

Беспомощность. Как он ее ненавидел!

Такер намочил тряпку в миске с водой, снова приложил к горевшему лбу Мэгги и, печально улыбнувшись, взглянул на нее. Он всегда будет беспомощен во всем, что касается Мэгги, это ясно. Как он не мог понять этого раньше. Но это не имеет значения. Он все равно ее любит. Да, любит. Нет смысла бороться с этим.

Он пытался сказать себе, что сумеет так же легко забыть ее, как забыл Чармиан, но чувства, которые он питал к Мэгги, оказались гораздо глубже, чем все испытанное им ранее. Борьба с этими чувствами не имела смысла.

Мэгги не была светской, элегантной, хорошо воспитанной девушкой, у нее не было модных платьев, она не сооружала часами прическу. Зато она никогда не жаловалась на трудности дороги, часами правила мулами, шила, готовила или помогала матери. Она зачастую бывала застенчивой или упрямой, как те самые мулы, которых подгоняла день за днем. Такер сомневался, что Мэгги умеет играть на пианино или на арфе, и уж, конечно, она в жизни не сидела в дамском седле.

Нет, Мэгги совсем не была похожа на девушек, с которыми Такер привык флиртовать на балах и вечеринках. Она была совсем не такая, какой он раньше представлял будущую жену, а упорная, мужественная и настойчивая. И он любил ее.

Мэгги внезапно подняла ресницы, но Такер сомневался, что она видит его. Прекрасные серые глаза были мутными и воспаленными.

– Почему у тебя борода? – хрипло пробормотала она.

– Что?

Вопрос был настолько неожиданным, что Такер невольно рассмеялся.

– Трудно ответить. Не знаю, Мэгги, почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно, как ты выглядишь без нее. Веки девушки снова опустились.

– Думаю, мне понравилось бы твое лицо. Готова поклясться, подбородок у тебя квадратный.

Она снова зашлась в кашле, на этот раз перевернувшись на бок, и долго так лежала. Такер поправил сброшенное одеяло и положил руку на плечо девушки.

Она не поверит, даже если он скажет, что любит ее. Мэгги ему не доверяет. Он даже сомневался, что она верит Морин, несмотря на то, что они очень сблизились за последние несколько месяцев. Нет, нужно подождать. Нужно дать ей время привыкнуть к нему. Но одно Такер знал наверняка. Она не поедет в Орегон. Останется в Бойсе… Как его невеста.

Такер поднял руку и, вновь улыбнувшись, задумчиво потер подбородок. Как он будет выглядеть без бороды? Что за странный вопрос?

– Поправляйся, Мэгги, – прошептал он, наклонившись к девушке, – и ты увидишь, как я выгляжу без бороды. И если захочешь, я никогда больше не буду ее отпускать.

Он коснулся губами ее виска:

– Я люблю тебя, Мэгги.