Глава 18

Когда Ровена вдруг вспомнила, что Уоррик де Чевил придет к ней снова, она начала дрожать так, что предпочла о нем не думать. Но вот он здесь.

Она еще даже не проснулась, когда Уоррик вошел к ней перед утренней зарей, едва заставившей отступить ночную мглу. Но когда она окончательно осознала его присутствие, он уже овладел ее телом. И он так быстро утолил свое вожделение, что она, не успев толком проснуться, была, скорее, недовольна, что потревожили ее сон, а не тем, что ее тело подверглось принуждению. Все закончилось прежде, чем Ровена что-либо почувствовала, но ее потрясло случившееся, и она не смогла заснуть после того, как он покинул ее.

Вскоре пришла Энид, но на этот раз Уоррика не было с нею. Ровена не отвечала на сочувственные взгляды служанки, но в глубине души вновь почувствовала благодарность к ней. Она даже не отдавала себе отчет в том, что ее плечи все еще сильно ноют после его грубых объятий, и осознала это лишь тогда, когда Энид начала их массировать, старательно смывая с кожи Ровены запах, оставшийся после чудовища Но в середине Дня он пришел снова. И еще раз в вечерние сумерки. Единственным утешением Ровены было то, что в третий раз ему пришлось хорошенько потрудиться, лаская ее, прежде чем она испытала постыдную готовность отдаться.

Он всегда появлялся внезапно, не заботясь о том, чтобы подготовить ее к своему приходу. Как будто оторвавшись на минутку от более важных дел. Такое пренебрежение доводило ее до состояния, близкого к безумию. Теперь он долго ласкал ее, даже зная, что она уже готова принять его, распаляя до состояния, которое было для нее непереносимо. Он пробуждал вожделение такой силы, что она сама начинала молить его овладеть ею. И что же она вынесла из этого горького опыта. Новое ощущение своего тела. Сознание слабости своего, духа и плоти. Негодяй заставил ее желать его. И он отлично понимал это. В чем и заключается его окончательный триумф.

Единственное, что поддерживало Ровену, — надежда на то, что она будет освобождена на третье утро. Это соответствовало бы принципу «око за око», который провозгласил Уоррик. В то же время ее охватывал ужас, когда она начинала думать, какую еще месть Уоррик готовит для нее, ибо она ни минуты не сомневалась в том, что он не полностью удовлетворен тем, что сделал. Ведь сказал же он ей, что ее жизнь отныне принадлежит ему в отместку за намерение Гилберта убить его, и в его глазах эта жизнь имеет малую цену. И еще Уоррик сказал, что отныне волен делать с ней все, что ему вздумается.

Нет, он не позволит ей уйти, по крайней мере до того, как Ровена родит ему ребенка. И если Уоррик захочет сохранить ребенка при себе, но удалить ее, вот тогда он ее отпустит или отошлет в одно из своих поместий. Но она не даст ему так обойтись с собой, хотя, с другой стороны — что она может сделать? Как противостоять ему при подобных обстоятельствах, когда она даже не знает, что принесет ей следующий день.

А следующий день предстал пред ней в облике Энид, принесшей ключи от ее оков. Ровена ожидала, что к ней явится сам Уоррик и сообщит ей, какие унижения ждут се теперь. Энид, естественно, не могла ничего сообщить по этому поводу. Зато она принесла Ровене пищу, а затем — одежду.

Новая одежда породила в Ровене первые подозрения относительно своей дальнейшей судьбы. Собственной одежды она лишилась сразу же по прибытии сюда, а принесенная — отнюдь не напоминала ту, к которой она привыкла. Рубашка и платье сделаны из домотканой шерсти, не слишком грубой, но о них никак нельзя сказать, что это тонкая работа. То была обычная одежда служанки из замка. Туника короче, чем могла позволить себе леди, но зато чистая и новенькая и принадлежала теперь Ровене.

Талию она должна теперь обвязывать ремешком из плетеных кож. В дополнение — толстый шерстяной плащ и простые матерчатые туфли. Но никакого белья. Ей предстояло надевать это прямо на голое тело. Одежда должна служить ей еще одним унизительным напоминанием об изменившихся обстоятельствах ее жизни.

Едва Ровена успела почувствовать, что ее руки свободны от оков, одеться и причесаться, Энид сделала ей знак следовать за собой. Служанка не могла сказать Ровене, что ее ждет, но она хорошо знала, куда следует ее отвести. Вскоре они уже входили в большой зал, и Ровена сразу же поймала на себе взгляд лорда, восседавшего за столом.

Солнечный луч, падавший из высокого окна, золотил темно-русые волосы Уоррика. Хотя время завтрака давно миновало, перед ним стоял поднос с едой и бочонок доброго эля. Он поглядел на нее без всякого выражения, просто окинул взглядом, и этот взгляд напомнил ей тот последний раз, когда Уоррик разглядывал ее обнаженной на своей постели.

Но все это позади, сказала она себе. Она сможет перенести все, что он уготовил ей, раз она смогла перенести то, что случилось. Однако Уоррик не сделал ей никакого знака. Он не намеревался предупреждать Ровену о том, что ее ожидало. Что ж, будь что будет. Все было бы не так плохо, если бы не его постоянное желание наблюдать, как ужас охватывает ее.

Какое-то движение произошло у него за спиной и отвлекло ее внимание. Она перевела взгляд в глубь зала и увидела, что там сидит группа женщин. Каждая из них занималась своей работой, но теперь все они остановились и жадно наблюдали за ней. Ровена не заметила их сразу из-за того, что угол зала, где они находились, погружен в полумрак, тогда как весь свет сконцентрировался на столе, за которым сидел милорд. Но теперь ее глаза привыкли к освещению, и она заметила, что многие женщины казались настоящими леди, некоторые очень молоды. Две самые юные хмурились, глядя на нее. Их манера хмуриться и их взгляды очень похожи».

Боже правый, на самого Уоррика! Значит, у него почти взрослые дочери. Впрочем, лицом они не очень походили на отца, их принадлежность к де Чевилам выдавала именно их манера хмуриться. Но это означает, что у него есть супруга. Но, с другой стороны, какая жена потерпит, чтобы ее муж насиловал другую женщину в их же собственных апартаментах? А, впрочем, разве супруга Уоррика де Чевила может хоть в чем-то ему перечить? Ровена могла лишь пожалеть женщину, которой достался такой муж.

А затем она с изумлением узнала одну из женщин, когда та поднялась со своей табуретки. Милдред! Как она могла здесь очутиться?

Радость поднялась в груди Ровены, залила краской ее лицо, и она сделала шаг вперед. Но Милдред подняла взгляд, посмотрев на Уоррика, а затем вновь уселась на табуретку, спрятавшись за спинами сидевших впереди нее женщин. Почему же она не сказала ей ни единого слова? Не поприветствовала ее взглядом? Ровена ничего не могла понять, но ей стало все ясно, когда она взглянула на Уоррика и увидела на его лице улыбку. Это еще своего рода месть с его стороны. Как он смог настроить Милдред против нее? Нет, это просто невозможно. Тем не менее, Милдред не хочет с нею разговаривать.

Радость в ее сердце сменилась сильнейшим раздражением. Ее унизило уже лишение привычной одежды, но лишить ее женщины, которая была для нее второй матерью!.. Она забыла о своем затруднительном положении, забыла, что Уоррик может опять швырнуть ее в темницу, наказать, наконец, убить ее.

Ровена проигнорировала предостерегающий жест Энид и пошла через весь зал к нему, остановившись прямо у края стола. Глядя на нее, Уоррик вопросительно поднял брови, как будто не понимая, в чем дело. Она наклонилась вперед и прошептала так, что мог слышать только он:

— Ты можешь лишить меня всего, что мне дорого, но весь остаток жизни я буду молить Бога о том, чтобы ты сгорел в аду, Уоррик.

Он ответил жестокой улыбкой, которую она так хорошо успела узнать.

— Что я слышу? И это говорит человек, который не менее моего проклят. Кроме того, я не давал тебе права обращаться ко мне по имени.

Она отшатнулась, не веря своим ушам. Только что Ровена прокляла его на вечную муку в аду, а его заботило лишь то, что она обращается к нему по имени. У нее перехватило дыхание, а он продолжал зловеще улыбаться.

— Ax, извините, — проговорила она. — Ведь я забыла назвать вас негодяем.

Он вскочил со своего места так быстро, что от испуга Ровена позабыла про свой гнев. Прежде чем она попыталась бежать, он схватил ее за запястье. Ровена вскрикнула — так жестка была его хватка, но услышала от него лишь два слова — «мой господин».

— Что?

— Ты не закончила свое обращение ко мне словами «мой господин», произнеси их.

Итак, он не собирался убивать ее за то, что она назвала его негодяем? Вслух же она сказала:

— Но вы не являетесь моим господином.

— Нет, теперь я — твой господин и добьюсь того, что буду слышать это обращение часто. И я услышу его прямо сейчас.

Но Ровена, скорее, была готова откусить себе язык. Должно быть, он прочел по упрямому выражению ее лица все, что творилось у нее в душе, потому что тут же притянул ее вплотную к себе и вкрадчивым, но угрожающим тоном проговорил:

— Ты скажешь это, или я прибегну к помощи хлыста, подвергнув тебя стандартному наказанию, положенному за подобную дерзость.

Это не блеф, подумала она. Если сказал, то сделает, хочет он того, или нет. Такой человек, как Уоррик, никогда не угрожает впустую. А ей вовсе не хотелось провоцировать его на подобные действия.

Она еще молчала какое-то время, слушая, как сердце глухо стучит в ее груди, и наконец выдавила из себя — «мой господин».

И он тут же отпустил ее руку. Она принялась растирать онемевшее запястье, а Уоррик вновь уселся за стол, а на лице его появилось выражение, с которым он смотрел на нее до того, как она бросила вызов. Но теперь в его глазах читалось еще и презрение, поскольку ее гнев после освобождения так не вязался с послушным и безропотным поведением в предыдущие три дня.

— Быть может, ты не настолько умна, насколько образованна, — процедил он сквозь зубы. И добавил с неприкрытой угрозой:

— Прочь с глаз моих, или я поведу себя так, как повел бы себя негодяй, каким ты меня только что обозвала.

Ровена не нуждалась в повторении угрозы — она бросилась бежать. Под сводами дверей ее с беспокойством поджидала Энид, которая тут же вывела девушку из зала и повела этажом ниже, на кухню.

Как правило, кухни в замках располагались в отдельном здании во внутреннем дворе, однако в последние годы их стали помещать прямо в особняке господ, особенно в тех местностях, где часто дождило и стояла плохая погода. Кухня Фулкхерста принадлежала именно к таким и размещалась в обширной палате, где раньше квартировал гарнизон замка.

Здесь было не меньше двадцати человек, и каждый занят своим делом. Шла подготовка вечерней трапезы. В гигантской печи зажаривался оковалок быка. Повара суетились вокруг длинного стола, где они резали овощи, рубили мясо, готовили паштеты. Ключник распределял драгоценные специи. Два вооруженных воина стоя торопливо доедали свою пищу. С ними вовсю флиртовала смазливая служанка. Молочница получила несколько затрещин, когда пролила молоко из кувшина, споткнувшись о собаку, попавшуюся ей под ноги. Она в свою очередь пнула пса, который взвизгнул, но не покинул своего поста рядом с мясником. Мойщик ополаскивал кружки, принесенные после утренней трапезы. Кондитер засовывал в печь новую порцию караваев. Два дюжих слуги несли из подвала тяжелые мешки с зерном.

В этом очень просторном помещении не было чересчур жарко, но духота стояла ужасная, потому что печи и факелы на стене нещадно дымили. Ровена с содроганием смотрела на открывавшуюся перед ней картину. Ужас ее только возрос от того, что Энид подвела ее прямо к здоровенной женщине, которая только что всыпала молочнице. То была пышущая здоровьем розовощекая блондинка ростом этак, в пять с половиной футов. Она была не из крепостных, а из свободных крестьян и замужем за главным поваром.

— Ну вот еще одна из Киркбурга, — проговорила Мэри Блуэ (так ее звали), окинув Ровену оценивающим взглядом с головы до ног. Впрочем, взгляды всех на кухне были прикованы сейчас к ней. — Ходили слухи, что ты — некая таинственная леди, которую содержат в темнице, но раз тебя прислали ко мне на кухню, значит, все это ложь. Ты будешь называть меня «госпожа Блуэ», и чтобы никаких возражений и неповиновения с твоей стороны не было. Мне хватает всего этого от высокомерной Милдред. К сожалению, она пользуется расположением господина, и я не могу распускать с ней руки. Но ты, кажется, таким расположением не пользуешься, не правда ли?

— Конечно, — ответила Ровена с обреченностью в голосе, — я пользуюсь нерасположением, так что моя судьба — постоянные наказания.

— Наказания? — нахмурилась Мэри. — Нет, зачем же, только когда они необходимы. Ладно, иди за мной. Я продолжу свой обход, иначе все это сборище лентяев ничего не приготовит вовремя. Заодно я разъясню тебе твои новые обязанности.

— Неужели мне предстоит работать на кухне? — ужаснулась Ровена.

— Вот еще! — от всей души рассмеялась Мэри. — Здесь рабочих рук хватает. К тому же, моему мужу не по нраву, когда мои девушки оказываются в его владениях. Ведь чего он не терпит, так это лени. А я никак не могу отучить их лениться, тем более что эта шлюха Селия подрывает мой авторитет, как только повернусь к ней спиной. И ей все сходит с рук — ведь ей покровительствует сам лорд Уоррик, и все это знают. Как бы я хотела…

Мэри не закончила фразы, так как в этот момент от вновь вступили в главный зал. Ровена замедлила шаг, опасаясь новой встречи с Уорриком, однако его здесь больше не было. Как и Милдред. У очага осталось сидеть лишь несколько дам.

— У меня нет власти над служанками леди, — сказала Мэри, поймав взгляд Ровены. — Но тебе повезло не так, как Милдред, поэтому достанется работа потруднее.

— А что, Милдред уже давно здесь? — не удержалась от вопроса Ровена.

— Нет, ее привез с собой господин. А почему ты спрашиваешь? Разве ты ее знаешь?

— Да.

— Ну, тогда вот что. Держись от нее подальше. Среди прислуги замка тоже существует своя иерархия, а поскольку ей поручено заботиться о дочерях господина, это ставит ее даже выше положения служанок леди. Ну, а их положение выше твоего. Но ты в свою очередь стоишь на ступеньку старше, чем лакеи с кухни, так что тебе следует сторониться и их. Впрочем, ты сможешь выбрать себе подруг среди девушек, которые находятся под моей командой, но послушай моего совета, не заводи дружбы с Селией.

Но Ровену совсем не интересовала тема Селии. Она уже знала, что «эта Селия» — фаворитка Уоррика. Ее куда больше заботило собственное положение. Она поняла, что попала в разряд «девушек Мэри», но ей было не ясно, что из этого вытекало.

Шок, испытанный Ровеной от своего нового статуса служанки, оказался не столь сильным, поскольку, получив соответствующую одежду, она подозревала, что ее ждет подобная участь. И ведь сказал же ей Уоррик еще в Кирксбурге, что теперь она уже не леди. Ирония судьбы состояла в том, что она совсем недавно сама мечтала стать крепостной, ради которой никто не стал бы воевать и изощряться в интригах. Впредь ей следует быть осторожнее со своими мечтаниями.

Впрочем, Уоррик не сможет превратить ее в настоящую служанку. Ведь полученное ею благородное воспитание ему у нее не отнять, как бы он ни старался. Но он мог добиться того, чтобы с ней обращались как со служанкой, он уже отдал распоряжения на этот счет, и здесь она ничего не могла поделать, потому что была пленницей и полностью в его власти. И все же, подумав о том, что Уоррик мог бы отослать се сегодня обратно в темницу, лишив даже доброй опеки Джона Гифферда, Ровена вдруг поняла, что в некотором роде ей повезло, больше чем повезло. Ведь служанка обладает свободой передвижения, она ходит по замку, и при этом ее почти не замечают. Значит, у нее есть шанс бежать.