ГЛАВА 17

Слейд был зол на Кэтрин, а Кэтрин была зла на себя. Как могла она быть такой дурой? Все эти месяцы тщательно хранить тайну, а потом бездумно раскрыть ее, уступив минутному желанию. Теперь Слейд имел над ней власть, которую она никому не могла позволить, и с этим ничего нельзя было поделать.

Кэтрин яростно глядела на него через костер, и холод раннего зимнего утра пробирал ее сквозь пальто. Слейд со своей обычной неразговорчивостью мог бы никогда не задать этого вопроса, мог бы не обнимать ее всю ночь, не отпуская от себя. Лицо его оставалось непроницаемым, но Кэтрин не обманывалась. Она знала, что за невозмутимостью Слейда скрывается бешенство, которое только и ждет своей минуты, чтобы вырваться наружу.

Все это распаляло ее собственную злость. Как смеет он думать, что его предали? Ее жизнь принадлежала ей самой… и не только. Кэтрин отвечала за жизнь Шей. Как же можно было довериться кому бы то ни было, если в опасности оказывалась девочка, радость ее сердца.

Кэтрин встала и направилась прочь от огня, унося с собой свою кружку. Тепло, исходящее от кофе, немного согревало ее.

– Седлай лошадь, – безапелляционным тоном приказал Слейд. Как будто и не было никогда между ними этих минут страсти и нежности.

Кэтрин бросила на него взгляд, полный ядовитой злобы, но он уже занялся уничтожением всех следов их ночевки.

Весь день они ехали, не говоря ни слова. Кэтрин следовала за Слейдом, держась подальше, чтобы не видеть его сжатого рта, когда он поворачивал голову, оглядывая горизонт. Вечером, когда они остановились на ночлег, она снова занялась приготовлением ужина, держась подальше от Слейда, но чувствовала на себе его взгляд и понимала его мысли.

Слейда же все больше раздражала ее, как ему казалось, угрюмая замкнутость, и к тому же собственная тупость. Он долго мысленно представлял Кэтрин в объятиях Убивающего Волков. Теперь он освободился от этих видений и был зол на нее. Ему так хотелось надеяться на то, что Кэтрин научилась ему доверять. Ему показалось, что это так, когда она приехала к нему в форт Ланкастер.

Слейд видел ее ужас перед солдатами, и все-таки она доверила ему свою жизнь и жизнь брата. Но сохранила свою тайну. Глупо чувствовать себя обиженным из-за этого, но он был обижен.

– Чего бы ты от меня хотел? Что я должна была сделать?

Свирепый шепот Кэтрин прервал течение его мыслей, Слейд поднял глаза от палочки, которую строгал, и посмотрел на девушку. Она, сгорбившись, подбрасывала в костер ветки и не глядела на Слейда. Не отвечая, он продолжал наблюдать за ней, когда Кэтрин, наконец, подняла голову, он увидел, что по щекам ее текли слезы.

– Ты хотел, чтобы я отдала девочку первому же солдату, который пытался вырвать ее из моих рук? Тому, который гнался за мной и хотел размозжить ей голову о камень в ручье?

В ее голосе звучала горечь, надрывавшая ему сердце. Кэтрин Беллами пережила так много: большинству женщин этого хватило бы на целую жизнь – и сумела не сломиться.

– Но почему ты продолжала лгать после того, как оказалась в безопасности?

– Я не чувствовала себя в безопасности! – печально проговорила она. – Каждый солдат, которого я встречала, мог быть тем, кто стрелял в мой народ. Мне чудилась кровь на их руках. Я помнила улыбки, с которыми они опускали на головы свои дубинки и орудовали штыками.

Слейд, не отрываясь, смотрел на Кэтрин. Слезы на ее глазах высохли, и в них была какая-то непреклонность. И он подумал о том, сколько мужества потребовалось этой девушке, чтобы спасти ребенка от смерти.

– Еще до прихода солдат Шей стала считать меня своей матерью. У Маленького Перышка не хватало сил заботиться о ней. Она так и не оправилась от родов. В ночь, когда началась резня, она уже была близка к смерти. Я так никогда и не узнаю, болезнь убила ее или солдаты.

– Маленькое Перышко? – Слейд пытался вспомнить, как выглядела маленькая девочка, которую он видел тогда в городе. Он готов был поклясться, что она полукровка, поэтому ему не приходило в голову усомниться в том, что она дочь Кэтрин.

– Джин Пирсон, – тихо объяснила Кэтрин, – ей дали имя Маленькое Перышко.

Слейд кивнул.

– Твоя семья знала об этом? Кэтрин покачала головой.

– Сначала нет. Я очень боялась, что они не примут Шей, если узнают, что она не моя дочь. А я не могла позволить отнять ее у меня. Но Форду я рассказала правду, когда он был у команчей.

– Он сохранит твою тайну?

Кэтрин встретилась взглядом со Слейдом и кивнула. Ее вопрос остался непроизнесенным: сохранит ли тайну Слейд?

Он не пытался мешать ей, когда она разворачивала свой спальный мешок. Устало растянувшись, Кэтрин чувствовала каждый камешек, каждую веточку под ним… и еще холод, пробиравший ее до костей.

Когда глаза ее совсем закрылись, Слейд произнес:

– Думаю, я поступил бы точно так же. Покой разлился в душе ее, и она заснула.

Слейд всматривался сквозь ливень в бушующий поток реки Бразос и бормотал проклятья. Он тревожился с самого утра, когда, поднявшись, увидел, что небо покрыто редкими плывущими облаками. Его мрачные предчувствия возрастали по мере того, как теплело вокруг. С каждым часом количество облаков увеличивалось, пока все небо не оказалось затянуто ими.

Слейд поглядел на Кэтрин и с трудом сдержал улыбку. Со старой обвисшей шляпы, которую он нахлобучил ей на голову, текла вода, девушка вымокла насквозь. Он постарался перекричать ливень:

– Спешивайся и жди здесь. Я найду какое-нибудь укрытие.

Она спрыгнула с лошади, и он сунул ей в руки поводья своих лошадей, а сам двинулся под проливным дождем на поиски. В мгновение ока она осталась один на один с яростными силами природы. Кони нервничали, удерживать их было трудно. Кэтрин даже не успела испугаться, все ее внимание было поглощено тем, как не упустить Сэди и крапчатого. Когда Слейд вернулся, она вздрогнула от неожиданности.

Он молча взял из ее рук поводья и сделал знак, чтобы она шла за ним.

Он нашел что-то среднее между хижиной и вигвамом. Две стены были сложены из плохо подобранных бревен, третья состояла из шкур. Крыша была из бревен и шкур одновременно и казалась вполне прочной.

Путники сняли с лошадей седла и сложили их внутри около боковой стенки. Кэтрин собралась стреножить Сэди, но Слейд остановил ее. В грозу было безопасней оставить ноги кобылы свободными, ведь ни она, ни вьючная лошадь не сбегут от крапчатого жеребца. А тот не покинет Слейда.

Неожиданная вспышка молнии озарила Кэтрин и Слейда. Они в этот момент стояли под навесом, глядя друг на друга. Вода стекала со шляпы Слейда на его мокрую кожаную куртку. На лице было видно раздражение.

– Дерево, черт его побери, слишком мокрое, чтобы разжечь костер.

Несмотря на то, что ей тоже было неприятно в мокрой одежде, Кэтрин улыбнулась досаде и потянулась к нему, чтобы стереть воду с его лба… и тут же попала в жаркие объятия. Она, не колеблясь, ответила тем же, чувствуя, как под блузкой напрягаются и твердеют ее соски. Слейд стянул с нее пальто, но блузку расстегнули собственные пальцы Кэтрин, обнажая груди для прикосновения, которое обжигало ее огнем.

Слейд рассмеялся грудным низким смехом, когда она накинулась на его рубашку, но помогать ей не стал. Он просто стоял, сощурив глаза, глядя на то, что делают его руки с темными вершинами ее грудей.

– Будь ты проклят, – пробормотала она, наконец распахнув его рубашку. Потом ее руки стали одолевать застежку его брюк, и из горла Слейда вылетел глухой стон. Когда же ее пальцы скользнули вниз, лаская его плоский живот, этот стон перешел в голодное рычание, и Кэтрин оказалась вжатой в свой спальник.

Она раздвинула ноги, принимая его, и закрыла глаза, чтобы не видеть его голодного взгляда.

– Смотри мне в глаза, – хрипло приказал он.

И она посмотрела. Ее взгляд, встретившись с его взглядом, прильнул к нему так же, как ее руки прильнули беспомощно к его плечам. Она хотела мучить его так же, как мучил ее он, но смогла лишь ахнуть, задыхаясь от чувств, нараставших в ней при каждом его движении все жарче и глубже. Освобождение от них было взрывом такой силы, что ей все стало безразлично, и она едва поняла, когда мгновением позже наступила и его разрядка.

Слейд не разжал рук и не отпустил Кэтрин, он лишь повернулся на бок, чтобы ей было легче, и увлек ее за собой. Как же чертовски здорово было ощущать ее, приникшую, нежную и доверчивую, какой она никогда не позволяла себе быть. В этот миг она, наконец-то, принадлежала ему полностью. Полностью зависела от него. И это чувство было самым прекрасным из испытанных им за долгое-долгое время.

Всю ночь и весь следующий день они пережидали нескончаемые грозы. Молнии пугали коней до полусмерти, гром оглушал их, а Слейд и Кэтрин любили, спали, снова любили… И разговаривали.

Кэтрин лежала на животе, наблюдая, как капли дождя падают на мокрую землю. Рука Слейда круговыми движениями гладила ей спину между лопаток.

– Ты давно работаешь с рейнджерами?

– Порядочно.

У Кэтрин вырвался то ли вздох, то ли смешок. По-видимому, просто не в характере Слейда было добровольно что-то рассказывать.

– Долго ты разыскиваешь Элзи Раска?

К ее удивлению, гладившая ее рука Слейда замерла, Кэтрин даже пожалела, что задала именно этот вопрос.

– Десять лет назад я несколько месяцев искал его, пока не услышал, что какой-то охотник убил его. Я огорчился, что упустил свой шанс. А год назад о нем опять заговорили на границе, и я снова стал его выслеживать.

Первый раз Слейд позволил ей чуть-чуть заглянуть себе в душу, понять, что им движет. Кэтрин и боялась, и отчаянно хотела знать больше.

– Почему ты преследуешь Раска? – тихо спросила она, не будучи уверена, что он ответит.

– В сорок пятом или сорок шестом в Корпус-Кристи приехал Зек Тейлор – охранять границу от мексиканцев. В шестнадцать лет я был слишком зелен и не понимал, что мы больше нападаем и забираем, чем защищаемся. Я только что женился и начинал жить самостоятельно, и поэтому загорелся идеей защитить свой дом.

Кэтрин лежала очень тихо и слушала его, а в его голосе была горькая насмешка над тем мальчишкой, каким он был.

– Так что я поехал в Мексику с Тейлором, оставив беременную жену и ферму на ее плечи. Ферму, которую я обещал «обезопасить». Я получал от Мэгги письма. Так часто, как ей удавалось найти оказию. Она без меня вела хозяйство и сумела родить мне сына.

Глаза Слейда не отрывались от тонких деревьев, упиравшихся в крышу.

– Однажды к воротам фермы подошел раненый человек, и Мэгги оказалась слишком сердобольной, чтобы прогнать его. Она позаботилась о нем. В благодарность он ее изнасиловал, а затем заставил уехать с ним, бросив в доме ребенка. Одного. Соседи нашли его через два или три дня, умирающим от голода. Он уже не мог плакать и оказался слишком слаб, чтобы выжить. Ему было семь месяцев от роду.

– Слейд… – в голосе Кэтрин был ужас. Она знала, что он ее не слышит.

– Когда несколько месяцев спустя я вернулся домой, меня в справочной конторе ждало письмо от Мэгги: она оставила его в комнате гостиницы, где повесилась, после того как Раск отдал ее хозяину в уплату за проживание.

Голос Слейда замер, и Кэтрин стало плохо, когда она поняла, что натворила, предупредив Раска о погоне. Если у нее в ушах стояли голодные крики ребенка и отчаянные мольбы Мэгги, понимавшей, что оставляет ребенка умирать, то что же должен был переживать все эти годы Слейд?

– Мне очень жаль, – прошептала она. – О, Господи, как же мне жаль!

Когда Слейд ничего не ответил, она подвинулась так, чтобы положить голову ему на грудь. Ей отчаянно хотелось облегчить его боль.

– Мэгги – такое красивое имя. Как она выглядела?

Слейд закрыл глаза и представил себе свою жену такой, какой видел ее в последний раз, в дверном проеме их дома, с рукой на нижней выпуклости ее живота, в котором рос их ребенок. Она так гордилась тем, что носит его ребенка.

– Мэгги… была… острая, как перец, и сладкая, как вино. Вечно смеялась, или болтала, или чертыхалась, ругая меня за какую-нибудь глупость. Но никогда не была тихой… никогда сумрачной.

Он знал, что Мэгги надо было перенести слишком многое, чтобы сломаться и покончить счеты с жизнью. К тому времени, когда она затянула простыню у себя на шее, она должна была почти совсем обезуметь. Может быть, в ее ушах все еще звенел испуганный плач их сына.

Кэтрин молчала, понимая, что Слейд забыл о ее существовании.

– Она была хорошенькая девчушка с ярко-рыжими волосами и самыми голубыми глазами на свете. – Слейд открыл глаза и посмотрел на Кэтрин. Глаза его были пустыми и холодными. – А я оставил ее. Одну, беременную, беспомощную против таких людей, как Раск.

Не соображая толком, что делает, Слейд притянул к себе Кэтрин и прижал к себе, как бы защищая ото всех.

– Твой брат совершил ошибку, связавшись с Рас-ком.

– Знаю. Но Форд боится стрельбы. И он запаниковал, – Кэтрин прижалась теснее к нему, желая стереть из памяти Слейда мучительные воспоминания. Но она и себе не могла помочь в этом. Прошлое было с ней всегда. – Что ты станешь делать, когда Раск будет мертв? – Она говорила себе, что не будет задавать ему этот вопрос, но он как-то сам выскочил.

Слейд ответил не сразу. Он не был уверен, что знает ответ. Хотя он много раз представлял себе тот момент, когда Раск, наконец, окажется перед ним, и воображал, как заставит его мучиться – так, как страдала Мэгги, но он никогда не задумывался над тем, а что будет с ним, Слейдом, потом.

На мгновенье в голове его мелькнуло другое видение, которое волновало его: широкими шагами идет он по цветущим полям, а за ним по пятам бежит ребенок, сын или дочь, с затененного порога за ними наблюдает женщина. Но женщиной этой была не Мэгги. Он поглядел на Кэтрин, стараясь вставить ее в эту картину, в образ женщины на пороге. Но Кэтрин Беллами так же выпадала из обычной жизни, как и он. Смогут ли они вдвоем построить хотя бы подобие нормальной жизни? И хочет ли он попытаться сделать это?

Через минуту Кэтрин поняла, что он не станет отвечать на ее вопрос. Может быть, он и не мог ответить. Но в глазах его снова появился голодный блеск, который она уже научилась понимать и от которого разгорелся такой же ответный голод в ней самой. Она забыла свой вопрос и подняла свои губы к нему.

Следующим утром они переправлялись через Бразос. Небо прояснилось и было синим. Светило солнце, и река, ставшая полноводной после дождя, быстро несла свои воды. Первым направился в нее Слейд, ведя в поводу вьючную лошадь и продолжая через плечо поучать Кэтрин:

– Забудь о поводьях. Держись за гриву и дай своей кобыле самой перевезти тебя через реку.

Кэтрин с презрением поглядела на него:

– Нет в Техасе реки, через которую я бы не переправлялась.

Слейд пожал плечами и пустил крапчатого в воду.

Кэтрин молча следовала за ним. Когда земля ушла у кобылы из-под ног, Кэтрин почувствовала, что на мгновение испугалась. Течение тащило их сильнее, чем можно было ожидать. Инстинктивно она бросила поводья и одной рукой обняла шею Сэди, а другой вцепилась в свои чересседельные сумки. Подняв глаза, она увидела, что Слейд достиг берега. Он находился выше ее по течению, и это означало, что Сэди проигрывает свою борьбу с рекой. Кэтрин стала понукать и одновременно успокаивать кобылу.

Она услышала неясный предостерегающий крик Слейда, повернулась и получила болезненный удар в плечо крутящимся полузатопленным бревном, несшимся на нее сверху. Рука ее, державшаяся за Сэди, разжалась, пальцы скользнули по мокрой шкуре, и Кэтрин потащило в сторону, вода накрыла ее, девушка было захлебнулась, но потом вынырнула на поверхность. От грязной воды, которую она глотнула, ее затошнило. Руки были тяжелыми, как свинец, ноги онемели от холода. Она не хотела тонуть в этой мерзкой желтой реке. Одна мысль об этом приводила ее в ярость. Она не утонет!

Усталые руки и ноги стали бороться с рекой, которая, пробиваясь, несла мусор, и Кэтрин то отталкивала его, то безразлично позволяла ему липнуть к себе. Что-то тяжелое ударилось о воду рядом с ней. Она машинально схватилась за это что-то, пальцы скользнули по веревке Слейда… и тело ее обмякло от внезапно снятого напряжения.

Руки Слейда подхватили ее под мышки, и он рывком вытащил ее из тянущего потока. Она почувствовала, как ветки кустов цепляются за ее голые ноги.

– Ты, дурочка проклятая! – он крепко прижал ее к себе.

Давление на живот ее добило. Она постаралась отодвинуться от Слейда, ощущая, как потек пот по ее холодной коже, смешиваясь с речной водой, но Слейд поддерживал Кэтрин, пока ее не вырвало. Когда она полностью освободилась от завтрака, воды Бразоса и страха, Слейд намочил подол своей рубахи и вытер ей лицо. Потом он просто держал ее, и никогда она не чувствовала себя так хорошо и спокойно, как в кольце его рук.

– А Сэди? – наконец, спросила она.

– С этой проклятой кобылой все в порядке.

Он не стал упрекать ее за то, что она, безуспешно пытаясь сохранить чересседельные сумки, чуть не погибла сама. Просто разжег костер, раздел ее и вытер досуха своей запасной рубашкой, вытащенной из вьюка. Когда она согрелась, он начал готовить другой завтрак из солонины и поджаренной муки крупного помола. Затем он с непроницаемым лицом передал ей полную тарелку, а она порадовалась его умению скрывать свои мысли. Ей совсем не хотелось знать, что Слейд о ней сейчас думает.