Письмо XXI
Из Пон-де-Веля, 1729.
Пишу к вам с запозданием, потому что сильно недомогала; у меня были жесточайшие колики. Я не преминула сказать по этому поводу, что не иначе как это вы до сих пор оберегали меня, ведь в Женеве я ни разу не болела; недуги мои щадили мою радость. Уж лучше бы они теперь не примешивались к душевной моей боли. Уезжала я от вас с величайшей печалью, сударыня. Ваши письма заставили снова сжаться мое сердце и вновь вызвали потоки слез. Каждое мгновение вспоминаю я, как сладостно, как спокойно и легко жилось мне то недолгое время, что я провела подле вас. Все, кого довелось мне встречать в Женеве, соответствовали моим первоначальным представлениям о людях, а не тем понятиям, что сложились у меня позднее, под влиянием жизненного опыта. Вот почти такой же была и я, когда входила в свет, не ведая ожесточения, горестей и печали. Как все изменилось! до чего же здешние обитатели непохожи на тех, кто окружает вас! У меня ни разу не было и минуты доброго настроения с того дня, как мы расстались. Здесь все, как прежде, – желудочные колики, туман, концерты, блохи, крысы и, что всего хуже, люди, но не старого закала, а совсем нового образца. Ограничусь здесь этими общими рассуждениями. Уж позвольте мне не вдаваться по сему поводу ни в какие подробности.
Вы очень огорчили меня известием о болезни вашей золовки П… ;я знаю, как вы ее любите, и я тоже люблю и уважаю ее от всего сердца. Я передала ваш привет архиепископу и всем остальным, и все они просили вас поблагодарить. Архиепископ расспрашивал меня о моем пребывании у вас, о нашем с вами горестном расставании и о вашем городе. Он льстит себя надеждой, что в этом краю к нему недурно относятся. Я не преминула сказать ему, что о нем там справлялись, назвав имена людей, которых он числит в друзьях своих. Он укорял меня за то, что я не воспользовалась его носилками, чтобы навестить вас, он мол и сам бы с радостью поехал к вам, ибо очень вас любит. Он заставил меня самым подробным образом описать ему ваш загородный дом, допытывался о подробностях вашей жизни в городе, словом, интересовался решительно всем, что до вас касается – то ли из добрых чувств к вам, то ли чтобы быть приятным мне. В этом он преуспел, ибо я чрезвычайно была благодарна ему за все его расспросы. Что до его сестры, то она почти никаких вопросов не задавала и говорила лишь о том, что занимает ее самое, ничего более. Г-н де Пон-де-Вель от всего сердца разделяет мое восторженное отношение к вам.
А мы тут проводим время довольно уныло. Утром после мессы архиепископ запирается в своей комнате с каким-нибудь иезуитом. После обеда – партия в кадриль с неизменными спорами и плутовством; ставка – пять су , которые никогда не платятся. Потом какая-нибудь компания ив города, которую приходится принимать с теми же церемониями, что и интендантов . Под вечер все отправляются гулять. Мы с хозяйкой дома остаемся одни; она читает, я вышиваю, либо вырезываю. После прогулки раздирающий уши концерт. Ужин проходит уныло – ни хорошей рыбы, ни милых подруг. Подумайте, как разительно это несхоже с жизнью, какую я вела в Женеве, и как много у меня причин сожалеть о днях моего пребывания у вас!
Можете писать мне безо всякой опаски – письма передаются мне в собственные руки. Человеку, который их получает, приказано вручать их прямо мне, минуя даже мою верную Софи. Здесь так боятся почтовых расходов, что не осмеливаются даже спросить, получила ли я письмо. Архиепископ, тот оплачивает наши с Софи поездки в дилижансе, что, конечно, с его стороны очень благородно. Впрочем, при всей своей скаредности, вздорном нраве и грубом обхождении со мной госпожа де Ферриоль в ту пору, когда я гостила у вас, весьма даже тревожилась о моем здоровье. Она говорила: «Она уехала больной, а что, как у нее лихорадка или оспа?». Она выказывала обо мне не меньшее беспокойство, чем о собственном сыне. Ее горничная сказала Софи, будто из-за меня ее хозяйка не решается поехать на зиму в Амбрен к брату, она-де отказывается от этой поездки из опасения, что я туда ехать не захочу. Можно ли представить себе, сударыня, по ее со мной обращению, чтобы она могла бояться разлуки со мной? От д'Аржанталя было письмо, я получила его, вернувшись от вас. В нем было множество приятных слов, касающихся вас, – вы уж сами себе их вообразите – письмо мое вышло бы слишком длинным, вздумай я их вам все повторять. Отсюда мы через две недели уезжаем в Аблон. Госпожа де Ферриоль проведет там дней десять-двенадцать. Я же оттуда отправляюсь в Сане, чтобы повидать, вы догадываетесь кого. Пробуду там как можно дольше. Госпожа де Ферриоль приедет туда вслед за мной. О тамошней встрече сообщу вам как можно подробнее: мне в этом году удастся, таким образом, повидать всех, кто мне дороже всего на свете. Прощайте, сударыня, чувства мои и душа принадлежат вам.