ГЛАВА 5

Кейт быстро шла по большому коридору, и стук ее каблуков эхом отдавался вокруг. Коридор все больше походил на пещеру, на полпути Кейт остановилась и огляделась вокруг. Она была так зла на напыщенного павлина-маркиза, что забыла, через какую дверь ей нужно отсюда выйти. Одна, две, три, четыре, пять. Кейт перестала считать двери. Расположенные в нишах под абсолютно идентичными заостренными арками, любая из этих дверей могла быть той, что была ей нужна. Через плечо она заметила сбоку «музыкальную галерею», как называла ее экономка. Галерея высоко поднималась над уровнем пола. Это было не то.

Чувствуя внутреннюю дрожь, Кейт подхватила юбку рукой. Самоуверенность мужчины, необходимость делать вид, что ей было безразлично, что Офелия была… нет, она не может снова начать думать об этом, иначе все закончится тем, что она упадет на пол и разрыдается и все ее услышат. Ей нужно чем-нибудь себя занять. Работа заглушит боль.

— Вы одна из тех американок. Кейт вздрогнула и обернулась, ища взглядом источник гудящего голоса.

— Я слыхала, Офелия умерла.

На сей раз Кейт увидела обладательницу голоса, похожего на звук охотничьего рожка. Женщина в черном стояла в оконной нише рядом с оружейной комнатой. Яркий свет, падающий из окна, заставил ее прищуриться, когда она приближалась к женщине.

— Да, она погибла. Это было ужасно. Кейт остановилась в нескольких шагах от женщины. Она смотрела на Кейт сверху вниз, и девушка почувствовала себя не в своей тарелке. Вдруг она поняла, что перед ней еще одна представительница рода де Гранвилей. Знакомое высокое тело с длинными руками и ногами, женский вариант квадратного подбородка, чувство собственного достоинства, напоминающее величие королевы на пути к гильотине.

Женщина не отвечала. Кейт подождала, но женщину отвлек черный мокрый рос, выглянувший из-под ее юбок. Она наклонилась и подняла белый комочек шерсти. Он был слишком жирным, он храпел, сопел и хрюкал, пока женщина с ним разговаривала.

— Мой малыш сегодня злится. Вот он какой. Это маленький сердитый душистый горошек, вот кто. — Женщина сунула собачку под мышку и посмотрела на Кейт. — Наш папа не любит слушать, как Терренс дышит. Вот почему мы гуляем в холле. Мы уже стары, едва видим и слышим, но нам по-прежнему нравятся наши маленькие прогулки. Вы — одна из тех американок, а я — Джулиана де Гранвиль. Называйте меня леди Джулиана. Вы можете пожать мне руку.

В замешательстве Кейт сделала так, как ей велели.

— Леди Джулиана, а я думала, что ваш муж…

— Уехал в город сегодня утром. Мне так тяжело проводить время без него, когда король вызывает его на совещание. Кто вы?

— Меня зовут Кэтрин Грей, я кузина Офелии. — «Эта женщина рассказывает о своем умершем муже, как будто он жив. И она думает, что король Вильгельм все еще на престоле», — подумала Кейт.

— Вы ведь не держите какого-нибудь медведя гризли в качестве домашнего животного, не так ли? Кейт вытаращила на женщину глаза.

— Нет, мэм.

— И вы не носите в кобуре пистолет?

— Не в Англии.

— И у вас нет с собой краснокожих индейцев?

— Они не очень-то любят белых людей, — сказала Кейт. — Нет.

— Тогда вы можете остаться. — Леди Джулиана переложила Терренса в другую руку и принялась ворковать над ним, пока он хрипел, а потом снова окинула взглядом Кейт. — Вы — вежливая и умная женщина. Ни краснокожих индейцев, ни медведей. Я решила, что вы мне понравитесь.

— Спасибо, леди Джулиана.

— А это значит, что я должна вас предостеречь насчет моего сына. — Перед тем как продолжить, Джулиана метнула по сторонам несколько осторожных взглядов. — Алексис, ну, мальчик с неуравновешенным характером. У маркиза и у меня немало хлопот с ним. И еще вот что, мисс Грей: Алексис может ввести в заблуждение. В прошлом он совершил несколько постыдных поступков, поэтому будьте осторожны.

— Спасибо за предупреждение, миледи. — Кейт попятилась, когда леди Джулиана прошествовала мимо нее к «музыкальной галерее».

— Вам нужна третья дверь слева с противоположной стороны коридора, мисс Грей.

— Спасибо, — отозвалась Кейт.

Ответа не последовало. Леди Джулиана исчезла за дверью, и Кейт снова осталась одна в коридоре.

Замок, полный снобов и безумцев, подумала она. Замечательно. Она приложила ладони к вискам и вздохнула. Господи, бедняжка Офелия умерла, а она сама оказалась среди странных и незнакомых людей. Бедная, хорошенькая Офелия. Кейт выругалась, когда по ее щекам снова потекли слезы. Она не могла даже вынести мысли о том, что Офелия страдала. Господи, пожалуйста, пусть будет правдой то, что она спала. Может быть, иногда Офелия была надоедливой, как москит, но у нее было доброе сердце. Она не виновата в том, что ее воспитали бесполезным человеком и культивировали в ней глупость. Бедная Офелия. Бедная, бедная Офелия.

Кейт быстро вытерла слезы со щек, злясь на себя. Весь этот день был для нее сплошным разочарованием. Едва проснувшись, она напросилась на прогулку по этому дурацкому лабиринту, но это не помешало ей потеряться.

Замок Ричфилд размещался на холме среди ровных полей, ручьев и рощиц. Одной из своих сторон он выходил на крутой обрыв, откуда открывался вид на реку. Прошлой ночью они переехали эту реку по мосту, но только при дневном свете она увидела по-настоящему массивные и величественные пропорции замка.

По форме он напоминал четырехугольник, и она насчитала, по крайней мере, шесть круглых башен, нависавших над двором, который на площади был больше, чем некоторые калифорнийские старательские города. Посреди двора вздымалось вверх самое старинное сооружение замка — Главная башня. Круглые башни были соединены между собой огромными стенами с прогулочными дорожками наверху, и, как рассказывала экономка, на протяжении столетий де Гранвили пристраивали за этими стенами комнату за комнатой. Что привело к возникновению проблемы, перед которой сейчас оказалась Кейт. Слишком много крыльев, слишком много комнат. Ей нужна карта, чтобы отыскать свою комнату. Она прошла через дверь, которую указала ей леди Джулиана, а затем по небольшому коридорчику — только для того, чтобы остановиться в растерянности у подножия лестницы. Мимо прошел слуга с подносом.

— О, мисс. Чай? — Он открыл дверь, за которой оказался салон довольно умеренных пропорций. К сожалению, там были люди. Она попятилась было назад, но…

— Мисс Грей.

Увидели. Она изобразила на лице улыбку и вошла в салон. К ней подошел Фальк. Кейт протянула ему руку, Фальк наклонился и поцеловал ее.

— Время пролетело очень быстро, — сказала Кейт. — Я и не думала, что уже так поздно.

— Это вполне естественно, — ответил Фальк, проводя ее в глубь комнаты. — Ваша мать, леди Эмелайн и леди Джулиана предпочли пить чай в своих комнатах.

Он остановился перед женщиной, которой на вид можно было дать лет тридцать пять и на которой было надето одно из тех платьев, что так раздражали Кейт: сплошные оборки, украшенные букетами цветов, отделанные кружевами, пышные и мешающие двигаться.

— Моя жена Ханна — мисс Грей из Сан-Франциско. Кузина дорогой мисс Офелии.

Кейт пришлось податься вперед, чтобы услышать приветствие женщины, настолько тихо она говорила. Ханна была одной из тех женщин, которым Кейт часто завидовала. Ее кожи никогда не касались солнечные лучи, поэтому на ней не было и следа позорных веснушек. На ее овальном, как рама картины, лице красовались изящной формы рот и те самые голубые глаза, о которых мужчины слагали стихотворения. Но самую большую зависть у Кейт вызвало то, что у нее не было огненно-рыжих волос. Это были приятные светло-каштановые волосы цвета старого букового дерева. Кейт пожала руку Ханне и приказала себе не впадать в грех зависти.

— И конечно, Алексис, — продолжал Фальк.

Слегка нахмурившись, Кейт кивнула молчаливой фигуре, которая стояла, прислонившись спиной к камину из белого мрамора. Она подумала, что он наверняка специально встал там, так чтобы был заметен контраст между его черными волосами и белоснежным мрамором. Фальк усадил ее, а Ханна тем временем разлила чай и предлагала ей закуски.

Глядя на Ханну, Кейт могла делать вид, что не смотрит на маркиза, и в то же время украдкой наблюдать за ним. Как только слуга распахнул дверь, Алексис присел и развел руки в стороны. Мимо Кейт пронесся вихрь белых и черных пятен, и семидесятифунтовый английский спаниель прыгнул прямо на него. Фальк пробормотал укоряющее замечание, а Ханна пронзительно взвизгнула, когда маркиз приветствовал своего пса.

— Привет, Яго, старина! — Алексис рассмеялся и оттолкнул морду пса в сторону, прежде чем тот успел облизать его.

Пес уткнулся носом в его ногу. Алексис схватил его за плечи, и пес тут же подпрыгнул и сделал кувырок, после чего встал на ноги, пролаял и смирно сел.

— Чай, Яго. — Маркиз протянул ему печенье.

Яго проглотил печенье и улегся возле камина. Алексис сел рядом с Фальком напротив Ханны и Кейт. Фальк начал разговор.

— Мы обсуждали, — сказал он, обращаясь к Кейт, — последний визит Алексиса ко двору. Моему кузену была оказана большая честь и предоставлена личная аудиенция, потому что королева слыхала о том, что он приютил здесь, в Доуэр Хаузе, раненых солдат. Как ты нашел королеву?

— Как всегда высоконравственной и суровой, — ответил Алексис. — Виктория боготворит принца Альберта, он боготворит образование и ученость. И оба такие до ужаса праведные. Я не пробыл с ними и десяти минут, как у меня появилось сильнейшее желание сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, например пригласить принца в бордель.

— Алексис. — Фальк сердито посмотрел на маркиза, но тот только улыбнулся ему в ответ.

— Добродетель не обязательно скучна, — сказал Фальк.

— Но грех не бывает скучен никогда, дорогой кузен.

Ханна прощебетала какое-то неодобрительное замечание, а Кейт едва сдерживала себя, чтобы не зевнуть. Она начала считать букеты цветов на платье Ханны. Однако маркиз снова привлек ее внимание тем, что взял ее за руку и поднес ее к своим губам, как бы извиняясь за свое неджентльменское поведение. Усевшись на свое место, он продолжал на нее смотреть, но она не отрывала своего взгляда от чашки с чаем.

Фальк снова заговорил:

— Ее величество сказала тебе что-нибудь особенное?

Алексис поставил чашку на столик и провел пальцем по краю блюдца.

— По словам королевы, война преобразила меня в лучшую сторону. Страдания меня облагородили, чего не могло сделать мое наследство. Наша королева любит мучеников и одаривает их своей любезностью. О, Фальк, не сердись. Я же тебе говорил, что я не политик и не собираюсь всю жизнь плавать в правительственных чернилах. Это твое дело, а не мое.

— Я думаю, Фальк беспокоится о твоем долге по отношению к Ричфилду, — произнесла Ханна с придыханием. — Он хочет, чтобы ты остался дома навсегда.

Маркиз мельком посмотрел на Ханну, прежде чем перевести взгляд на Фалька.

— Я дома.

— Ханна, дорогая, у нас гостья…— сказал Фальк, указывая жестом на Кейт. Кейт произнесла:

— Не обращайте на меня внимания.

— Видите ли, — продолжал Фальк, — меня попросили снова выставить мою кандидатуру на выборах, а моя жена обеспокоена тем, что Алексис не достаточно хорошо себя чувствует, чтобы самому вести дела.

Кейт бросила взгляд на здорового с виду маркиза и подняла брови. Уголок его рта приподнялся, когда он на мгновение встретился с ней взглядом, прежде чем перевести его на Яго.

— Зачем держать всех в напряжении, уважаемый опекун? — спросил Алексис у Фалька. — Вы же не можете упустить возможность объяснить всему королевству, как нужно вести дела, не так ли?

Фальк покраснел.

— Служение королеве и королевству вряд ли можно назвать вмешательством в дела, которые тебя не касаются.

Повисла тишина, и Кейт определенно могла сказать, что в этой ситуации только маркиз не чувствовал себя неловко. Очевидно, Ханна почувствовала себя обязанной загладить то, что она явно считала нарушением правил приличия. Кейт уже знала, что для английской леди любое отступление от бессмысленного разговора было нарушением правил приличия. Ханна повернулась к маркизу. Каштановые локоны упали ей на плечи. Пальцы, в которых она сжимала чайную ложку, посинели от напряжения.

— Твоя репутация героя стала предметом для всеобщих разговоров в Лондоне, Алексис. Жена генерала Эберкромби рассказывала мне, как чудесно ты выглядишь в форме, как великолепно выглядит конница на параде.

Кейт стала умнее с тех пор, как она в последний раз побывала в Англии, и теперь она заметила, как напряглось тело маркиза при упоминании жены генерала. Однако Ханна этого не заметила. Кейт поняла это по тому, что женщина была слишком занята тем, чтобы скрыть свое подлинное сообщение, каким бы оно ни было, за театральной улыбкой.

Маркиз откинулся на спинку дивана, поднес к губам чашку с чаем и встретился взглядом с Ханной поверх чашки. Она вспыхнула и уставилась на свою тарелку.

Алексис посмотрел на Кейт с ангельской улыбкой на лице.

— Когда приходится командовать мужчинами, очень важно выглядеть решительным. Вы не согласны со мной?

— Я не вижу, какую помощь могут оказать блестящие пуговицы и сверкающая форма, разве только помочь русским лучше видеть вас, чтобы вернее прицелиться.

Алексис склонил голову, отдавая честь Кейт.

Фальк поднял глаза вверх, к Богу, с которым он так часто совещался, вздохнул и обратился к своей жене:

— Дорогая, чтобы добиться у своих подчиненных повиновения, офицер должен пользоваться у них авторитетом и иметь немалую военную практику.

— Разумеется, Фальк.

От всех этих семейных перепалок терпению Кейт, и так находившемуся на пределе, пришел конец. Она терпеть не могла завуалированные сообщения и окольные беседы. Она бы ушла раньше, если бы не была уверена в том, что маркиз только этого и ждет. Однако Ханна снова пустилась в свои льстивые разговоры, и Кейт не выдержала.

Сказавшись утомленной, она вышла из комнаты, оставив этих троих в салоне за их так называемым чаем. Лично ей этот чай казался больше похожим на домашний вариант битвы при Балаклаве. Она понятия не имела, что происходит в этой семье: все было точно так же неясно и запутанно, как и расположение комнат в замке. Она поднялась по лестнице, пытаясь отыскать свою комнату, а по дороге молила Бога о том, чтобы не встретить вновь леди Джулиану и Терренса.

После чая Алексис отправился в Доуэр Хауз, который находился в полумиле от ричфилдского замка. Здесь он хотел найти спасение от раздражения, которое вызывали в нем мисс Грей и его собственная семья. Он чувствовал, что от словесных ловушек Ханны его терпению приходит конец. Она давала ему понять, что ей известно о жене генерала Эберкромби. Ему повезло, что она и Фальк скоро уезжают. Он вовсе не хотел, чтобы эти двое разорвали его на куски, как две дикие собаки. Единственное утешение он находил в том, что разговоры с ними хотя бы на некоторое время помогали ему забыть о войне.

Алексис остановился на крыльце Доуэр Хауза, собираясь с силами, чтобы войти. Как бы то ни было, война никогда не уйдет в прошлое. В Крыму армия была измучена не столько врагом, сколько собственной беспомощностью и некомпетентностью. Выброшенная на берег в дикой стране, она страдала от недостатка еды и лекарств. Алексис и его друзья старались покупать все необходимое для солдат из Тяжелой бригады на собственные деньги, но еду и медикаменты просто невозможно было достать. Свирепствовали дизентерия и холера. Зимой людям приходилось ходить по снегу босиком. После битвы раненые часами лежали вместе с мертвыми, без воды и без медицинской помощи.

Именно в Балаклаве, выполняя глупейший приказ атаковать кавалерией русские пушки, была уничтожена Легкая бригада и едва не погиб Вэл. Они проскакали полторы мили по долине под артиллерийским огнем с обеих сторон. Алексис помнил ужас в глазах своих товарищей по Тяжелой бригаде, когда они наблюдали за этой самоубийственной атакой.

Больше шестисот человек выступили в атаку. Возвратилось менее трехсот. В неразберихе, последовавшей за кровопролитием, Алексис принялся разыскивать Вэла. Он нашел друга наполовину погребенным под телом его обезглавленной лошади. Одежда Вэла была пропитана кровью и опутана внутренностями людей и лошадей. Алексис вытащил друга из-под трупа, посадил на своего коня и помчался в безопасное место, но его тут же ранило осколками очередного артиллерийского снаряда. Слава Богу, что он смог скакать верхом, несмотря на раны в руке и плече.

Это случилось в октябре. Потом последовали два месяца непрерывного кошмара. Он перевел Вэла на собственную яхту, а вместе с ним столько раненых, сколько на ней могло поместиться. Его судно превратилось в госпиталь. Если бы он сам не был ранен, ему бы и дальше пришлось наблюдать, как погибают люди из-за глупости таких дураков, как командир Вэла граф Кардиган.

С января Алексис находился дома. Вместе с ним приехал и Вэл, потому что его отец был уже слишком стар и безразличен к судьбе сына. Алексис все равно не позволил бы никому другому заботиться о своем друге. Только в марте врачи заверили его, что Вэл будет жить. Счастье Алексиса сменилось страшным сознанием того, что у Вэла душа изранена гораздо сильнее, чем тело.

В Доуэр Хаузе Алексис проходил между рядами кроватей, на которых лежали раненые. Все началось с его яхты. Многие из находившихся на ней не могли позволить себе хорошее медицинское обслуживание, которое поставило бы их на ноги, а не убило. После Крыма Алексис не верил в то, что правительство сможет позаботиться о раненых, поэтому он привез их к себе домой. Его друзья-офицеры узнали о Доуэр Хаузе и умоляли Алексиса принять и их раненых солдат.

Вскоре Алексис уже нанимал врачей и медсестер, поваров и прислугу. Он писал мисс Флоренс Найтингейл в Крым, а в ответ получал драгоценные, здравые советы. Ему нужен был администратор, ему нужны были еще комнаты. Вновь прибывших раненых размещали в подвале.

Спустившись вниз, в освещенный свечами подвал, Алексис остановился у кровати пехотинца. Тот находился в бессознательном состоянии, над ним склонился врач. Как только Алексис выпрямился, врач накрыл мужчину с головой простыней и поднялся со стула.

— Умер, милорд. Мы не могли ничего сделать: его доставили слишком поздно.

— Мне хотелось бы одного: чтобы он провел свои последние дни при свете солнца, — сказал Алексис.

— Он был без сознания. Но нам нужно еще место.

— Я мог бы сделать здесь пристройку, — сказал Алексис, — но это займет много времени, и к тому же шум и беспорядок могут повредить раненым. Мне нужен дом побольше. Все эти свечи и лампы опасны. Прошлой ночью случился пожар. — Он сделал паузу, вспомнив Офелию и Мэйтленд Хауз.

— Милорд?

— Я знаю, где мне найти большой дом. Простите, доктор.

На этом он прервал свое посещение Доуэр Хауза и поспешил обратно в замок. Пока колеса его экипажа стучали по разводному мосту, Алексис размышлял над тем, какую сумму предложить мисс Грей за Мэйтленд Хауз. Если она также владеет всей землей, то он мог бы выкупить у нее и поместье. Таким образом он вернет себе Башню. И больше на его землях не будет зиять дыра, и он избавится от горных козлов. Как жаль, что ее юрист уехал. Как его звали? Поггс? Он мог бы обсудить все с Поггсом и быстро оформить покупку. Вместо этого ему придется объяснять всю процедуру мисс Грей и надеяться, что она поймет все сложности.

Разумеется, он не смог ее найти. Она куда-то ушла, и никто не знал куда. Алексису пришлось удовлетвориться написание письма своему юристу.

Секретарь подал ему письма на подпись, и в это время вошел Фальк. Алексис поставил свою подпись и отпустил секретаря. Фальк тут же положил перед ним еще стопку бумаг.

— Подпиши, — сказал кузен. Пока Алексис прочитывал бумаги и подписывал их, Фальк уселся в кресло.

— Я вижу, мой годовой доход поднялся, — заметил Алексис, не поднимая глаза.

— Не нужно меняя благодарить, — ответил Фальк.

— Я и не собирался. Почему я выплачиваю пособие Бэджеру Сниду?

— Он сломал обе ноги, когда перекрывал соломой крышу одного из арендаторских домов.

— Снова пьет?

— Да. Алексис…

— М-м-м.

Фальк подождал, пока кузен оторвет свой взгляд от бумаг.

— Я кое-кого пригласил в гости.

— Тебе известно, что ты можешь приглашать кого угодно.

— Я знаю, и я посоветовался с Джулианой. Она согласилась. Как бы мы себя ни чувствовали, наш христианский долг, а также долг верноподданных — помогать в подобных ситуациях.

Алексис отложил перо в сторону, а затем встал и обошел вокруг стола.

— Когда ты начинаешь говорить о христианском долге, у меня, похоже, снова начинается дизентерия.

— Графа Кардигана.

Алексис замер. Одно упоминание этого имени вызывало в нем физическую боль.

— Ни за что, если только об этом не попросит сама королева.

— Она просила, — сказал Фальк. — То есть просил ее королевское высочество по ее поручению.

Алексис повернулся к шкафчику, где он держал спиртные напитки. Он налил два бокала виски и протянул один из них Фальку. Наклоняясь, чтобы вручить бокал кузену, он прошептал ему тихо, как в церкви:

— Если ты приведешь его в мой дом, я, наверное, брошу его в подземную темницу.

— Милосердие, Алексис. — Фальк поднялся и подошел к камину. — Жизни лорда Кардигана грозит опасность.

— Это хорошо, — ответил Алексис. Фальк нахмурился, а Алексис усмехнулся и поднял бокал.

— За Джеймса Томаса Браднелла Кардигана. Да окажется его душа в аду.

— Не богохульствуй. Алексис осушил бокал.

— Кардиган — это беспрерывный скандал. Никто из тех, кого я знаю, не участвовал в дуэлях и не попадал под суд чаще, чем он. Он одновременно высокомерен, глуп и бесстрашен. Ты знаешь, что он шпионил за своими офицерами? Он прятал адъютантов в шкафах, чтобы они подслушивали и записывали их разговоры? Если бы он не был так отважен, я бы назвал его подлецом. А так как он храбрый человек и чертовски хороший ездок, я назову его эгоистичным идиотом. Он здесь не появится.

Фальк вынул из кармана письмо и протянул Алексису. Тот посмотрел на королевскую печать, швырнул письмо на стол и затряс головой.

— Он приезжает завтра, — сказал Фальк.

— Неужели? Тогда я выставлю на стену целую батарею, и пусть он попробует атаковать ее. Я не промахнусь, как это сделали русские. Господи! Фальк, этот человек выбросил на ветер сотни жизней в никому не нужной атаке. — Алексис почувствовал, что теряет над собой контроль. Его голос становился громче с каждым словом и вскоре стал эхом отдаваться от стен. — Никому не нужной, черт побери! Вэл видит ужасные кошмары, он не может спать по ночам. Ты не был там. Ты не видел, как скакали верхом обезглавленные тела. Черт —бы тебя побрал, Фальк! Будь ты проклят за то, что привел этого чудовищного идиота туда, где я могу достать его.

— Алексис!

Фальк стоял рядом с ним, держа его за запястье. Алексис посмотрел вниз. Он с такой силой стиснул в руке бокал, что раздавил его. По руке текла кровь, смешанная с виски. Фальк разжал его пальцы и стал осматривать ладонь и вынимать осколки. Он усадил Алексиса в кресло и завязал его руку носовым платком, а потом вызвал дворецкого.

Алексис рассматривал свою руку, пока Фальк перевязывал ее.

— Уже слишком поздно, чтобы его останавливать, не так ли?

— Боюсь, что так. Ты должен научиться прощать. Нам неизвестен Божий промысел, и ты не можешь знать, зачем Господь навлекает на тебя Кардигана.

— Господь приказал тебе навлечь его на меня и Вэла? Тебе все равно. Через несколько недель ты уедешь домой, а я останусь здесь вместе с ним.

— Я попытаюсь держать его как можно дальше от тебя. Его нужно убрать из его дома до тех пор, пока подтвердится несостоятельность этих угроз или пока злодей не будет пойман. — Фальк вытащил еще один осколок из руки Алексиса. — Извини, Алексис. Когда принц упомянул об этой проблеме, я не задумываясь вызвался помочь.

— Ты можешь искупить свою вину тем, что заставишь этого ублюдка помочь моим инвалидам. Семьи некоторых из них не имеют никакого дохода вообще. И держи его подальше от Вэла. Как можно дальше от Вэла.