85
Лорен позвонила Оливеру на юг Франции – удостовериться, что он благополучно добрался и устроился.
– Все в полном порядке, я чувствую себя превосходно, – сказал он, – а вчера вечером Пегги приглашала меня на обед.
Лорен смутно припомнила Пегги – титулованную английскую вдову, которая продала Оливеру ферму.
– Это хорошо. Я тоже скоро приеду.
– А ты не торопись, – ответил он. – Здесь так прекрасно, спокойно и тихо, что я очень всем доволен.
О Господи! Может, ей захватить с собой вязание? Оливер, по-видимому, совершенно удовлетворен такой спокойной жизнью, но она не уверена, что подобное существование подойдет и ей. Наверное, она все-таки делает ошибку. Она хотела бы набраться мужества и обо всем ему сказать. Не, это невозможно. Такова жизнь.
Лоренцо позвонил рано утром и радостно сообщил, что съемки состоятся на следующий день.
– И чтобы больше никаких дерьмовских штучек, Лоренцо, – ответила она сурово, – мне надо убираться отсюда.
Он обиделся:
– Лорен, пожалуйста, не говори со мной в таком оскорбительном тоне.
Она оделась и прошла через всю квартиру, которую любила. Теперь квартира была выставлена на продажу, и каждый день приходили ее смотреть. Ей очень не нравилось водить любопытных по комнатам, и она попыталась уклониться, передоверив эти экскурсии агенту по продаже недвижимости. Почти двенадцать лет здесь был ее дом, и она, конечно, будет скучать.
Она медленно пила утренний кофе, сидя на террасе с видом на Манхэттен. Стоял морозный декабрьский день, но было ясно. Ей нравилось смотреть на оживленный, деловой город, лежащий у ее ног.
Горничная принесла газеты. Она быстро просмотрела их. Один столбец в «США сегодня» остановил ее внимание. Она быстро пробежала его взглядом, затем прочла во второй раз, помедленнее:
«Сегодня миллионы поклонников во всем мире будут праздновать тридцать пятую годовщину со дня рождения всеобщего кумира, суперзвезды экрана Ника Эйнджела и презентацию его последнего фильма «Голубой убийца». Из сообщения «Пэнтер студиес» явствует, что Ник не будет присутствовать на премьере фильма в Лос-Анджелесе, как ожидалось ранее.
Пресс-атташе Эйнджела заявил, что актер проведет свой день рождения в Нью-Йорке».
Так, значит, Ник в Нью-Йорке и сегодня день его рождения… Интересно, суждено ей забыть его когда-нибудь?
«А могла бы ему позвонить в день рождения.
Нет, не можешь.
Почему?
Потому что он захочет увидеться с тобой, а ты собираешься начать новую жизнь с Оливером на юге Франции».
Она закрыла глаза и представила его лицо, и ей так захотелось быть с ним. Еще никогда и ничего она так сильно не желала.
«Интересно, зачем ты сама себя наказываешь, Робертс?
Я не наказываю.
Нет, наказываешь. И если ты хочешь быть с ним, так будь.
Я убила его отца.
Может быть. А может быть, и нет.
Я убила его ребенка.
Но ведь у тебя не было выбора».
Она потянулась к телефонной трубке. Рука нерешительно повисла в воздухе. Это длилось несколько секунд. Затем она покачала головой. Нет, нехорошо. Она опять искушает судьбу. О Нике лучше забыть.
Синдра опять позвонила. И опять трубку взяла Хани.
– Он рано утром уехал, – сказала она, – наверное, он полетел на своем самолете.
– Мне надо с ним поговорить.
– Ну, он будет попозже. Я готовлю для него вечеринку, сюрпризом.
– Но Ник не любит сюрпризов! Хани захихикала:
– Ну, этот ему понравится.
– Дай трубку Харлану.
Харлан говорил язвительнее, чем обычно. Со времени переезда в Нью-Йорк он вообще стал очень саркастически ко всему настроен:
– Сестра, дорогая моя, чем я могу быть тебе полезен?
– Мне нужно срочно поговорить с Ником. Как это сделать побыстрее?
– Ну, он не в лучшем своем настроении, – ответил Харлан. – И выскочил из дому, словно кот, которому на хвост привязали жестянку.
– Скажи, чтобы он мне позвонил сразу же, как вернется.
– Исполню.
Вот так он выбрался из квартиры, оставив их всех с разинутыми ртами, и теперь был совершенно один. Подняв свой маленький самолет в воздух, Ник ощутил потрясающее чувство свободы. Да, в этом ощущении есть что-то особенное: один, совершенно один, вне досягаемости, абсолютно, – и это такая для него редкость. О, конечно, у него были уединенные убежища, но одно за другим они переставали быть тайными. Так, «Нэшнл инквайрер» знал телефон его дома на побережье. Все поклонники в городе знали его дом в Лос-Анджелесе. Большинство деловых знакомых так или иначе узнавали номер его личного телефона.
А сейчас он отрезан от всего и ото всех, и это было чудесное ощущение.
Раньше он никогда не думал, что будет когда-нибудь летать. Он взялся за это дело, потому что один персонаж в его фильме побился об заклад, что сможет. А теперь он полюбил воздух больше всего на свете.
«В гробу вы меня видали».
Да, это искусительная мысль. Вот еще немного пролететь вперед и врезаться в волны океана и исчезнуть навеки. Вот вечный экстаз! И больше никакой суеты. Никакой славы. Потому что эта слава взяла его за горло и просто душит, душит. И нет на свете ничего, что принесло бы ему счастье.
Вот только Лорен…
А что он сделал, чтобы изменить положение?
Он ее упустил опять. Ничего не делал, не побеспокоился, чтобы не выпускать ее из виду.
«Позвони мне, когда будешь свободна», – сказал он тогда. С тех пор прошло четыре года.
Нет, она никогда не покинет Оливера. Она будет с ним до самой его смерти.
Да, черт возьми, он больше не может с этим мириться.
Повинуясь внезапному побуждению, он развернул самолет и взял курс на частный аэродром.
Рис думал о Синдре, он много думал о ней. Проклятье, она такая соблазнительная, такой сочный, лакомый кусочек! Да, о» не ошибся. Она таки стала звездой, и только потому, что он был достаточно прозорлив и платил за ее уроки пения и за все остальное. Суть в том, что он открыл ее, самый первый из всех. Это ему и только ему принадлежит честь открытия. Проклятье! Он даже говорил о ней на студии «Рено Рекордс». Да все они его большие должники! Они пресмыкаться сейчас должны перед ним, стоять на коленях.
Ему стало скучно одному в гостиничном номере. Незачем сидеть и ждать, когда позвонит Марик. У него есть пять сотен.
Хорошо бы их со вкусом потратить.
Он сел в машину и поехал по бульвару Сансет, сделав крюк Ла-Бреа к Голливудскому бульвару. Надпись гласила: «Обнаженные красотки. Верх и низ. Голенькие взрослые малютки».
Он припарковал машину, вошел, сел у бара и высмотрел длинноногую крашеную блондинку. Она прыгала и скрежетала зубами от страсти, освобождая от кожаных ремешков – единственного одеяния – свою мускулистую особу.*
Он кивнул ей, чтобы подошла, показал двадцатидолларовую бумажку.
– Подойди ко мне, куколка. Подойди, сексапилочка, – и свернул бумажку в узенькую трубочку.
Она подошла к краю сцены, что плавно переходила в бар, и присела на корточки. Он сунул трубочку за кожаный поясок, одновременно ухитрившись коснуться того, что пониже.
– Позже, – прошипела она. – Но я буду стоить больше двадцатки.
Он оскорбился. Он только раз в жизни платил за это, в тот день, когда вышел из тюрьмы. Ну, да ладно, можно и заплатить. Во всяком случае ясно, за что платишь.
Он подмигнул. Она тоже. Как он понял, они заключили договор.
Выпив кофе, Лорен вошла в квартиру и кончила упаковывать вещи. Лоренцо хотел приехать к ней домой, но она отклонила предложение.
– А что ты делаешь вечером? – спросил он.
– Сижу дома. Он вздохнул:
– Лорен, Лорен – еще один выход в город, прежде чем ты исчезнешь в своем уединении. Пожалуйста, я прошу тебя.
– Ну, может быть.
Это искушение – отправиться с Лоренцо пообедать куда-нибудь, но ей искушений не надо. Она уже привыкла к жизни, которую давно ведет. Без секса.
«Что же ты, монахиня, Робертс?
Нет, но у меня достаточно силы воли, чтобы больше не обманывать мужа.
О, перестань разводить эти сентиментальные бредни».
В два часа телефон зазвонил вновь. Если это Лоренцо, решила она, то она скажет, что обедать с ним не пойдет. К чему искушать судьбу?
– Эй, Лорен!
Она затаила дыхание.
– Кто это? – спросила она, хотя сразу же поняла кто.
– Ник.
– Ник, – повторила она тупо.
– Давненько не виделись. Как ты?
– Через два дня уезжаю, – ответила она поспешно. – Мы С Оливером переезжаем во Францию.
– Хочу с тобой увидеться.
– Это невозможно.
– Лорен, сегодня у меня день рождения. Помнишь былые времена? Ты всегда меня опекала по такому случаю.
– Ты же знаешь, что каждый раз после нашей встречи что-нибудь случается, Ник, – сказала она тихо.
– Мне нужно пять минут твоего драгоценного времени.
– Для чего?
– Ты можешь уделить мне пять минут в мой день рождения?
Ну, Ник, перестань, ведь это просто смешно.
– Будь внизу через полчаса. Я уже еду. – И прежде чем она успела ответить, он повесил трубку.
Она в нерешительности зашагала по комнате – что же делать? А затем подумала, что раз уж ничего нельзя переменить, то лучше повидаться.
«Не делай этого.
Нет, я решила».
Она почувствовала сильное возбуждение, словно ее пронизало током, и побежала в спальню. Сбросив надоевшие шелковую блузку и юбку, она достала любимые выцветшие джинсы и старый свитер. Не надо выглядеть так, словно она готовилась к встрече. Затем зачесала назад волосы, положила мягкие тени у глаз и чуть-чуть тронула румянами щеки. И быстро погляделась в зеркало. Лицо заалело. В нее словно вдохнули жизнь – впервые за долгое время. Надев теннисные туфли, она схватила очки и сбежала вниз.
– Вам нужна машина, миссис Либерти? – спросил швейцар.
– Нет, нет, все в порядке.
– На улице холодно.
– Да нет, не холодно. Солнце светит.
– Если вы собираетесь выйти, надо надеть пальто.
– Нет, Пит, я не гулять. Сейчас за мной придет машина. Я всего на пять минут.
Почему она все это объясняет швейцару?
– О, кстати, миссис Либерти, – сказал он, подавая ей конверт, – я должен был сегодня передать вам это письмо. Его оставил для вас мистер Либерти. Я уже хотел принести его наверх, когда вы сами спустились. Так что избавили меня от прогулки.
Она взглянула на конверт и узнала почерк Оливера. Быстро развернув письмо, она прочла:
«Моя дорогая Лорен!
Уже некоторое время я понимал, что ты не вполне счастлива. По правде говоря, я тоже. У меня такое ощущение, что оба мы предаем свои истинные чувства и что лучше нам было бы расстаться. Я ни за что не хотел бы, чтобы ко мне относились как к тяжкому бремени, и не знаю, понимаешь ли ты это, но именно так и происходит. За последние несколько месяцев, когда мы вели переговоры о покупке фермы, я очень сблизился с Пегги. Она изумительная женщина и ближе мне по возрасту, и совершенно готова к тому, чтобы вести спокойный, уединенный образ жизни. А ты, моя дорогая, – нет. Поэтому я договорился с Лоренцо задержать тебя в Нью-Йорке. Это твой город.
Лорен, я даю тебе свободу, потому что люблю тебя и потому что нам будет лучше врозь.
Конечно, я очень хорошо понимаю…»
И так далее, все в том же духе, и она читала письмо со смешанными чувствами. Оливер тоже хочет свободы. И он отпускает ее!
«О Господи! Свободна наконец!
Свободна делать что захочет!»
И как же невероятно вовремя! А самое лучшее – теперь она может не чувствовать себя виноватой, потому что он нашел себе другую. Положив письмо в карман, она посматривала через стеклянную дверь, нетерпеливо шагая по вестибюлю, и вот наконец увидела, как подъезжает «феррари» – и разумеется, красного цвета.
Она бросилась из дома навстречу. Прошло четыре года, как они не виделись. Он выглядел уставшим и потрепанным, но это все же был ее Ник.
Он выскочил из машины:
– Эй!
– Ты сумасшедший, тебе это известно? – спросила она, говоря быстро-быстро.
Он взял ее за руку:
– Садись в машину.
– Но только на пять минут, – сказала она, а сердце билось как безумное.
– Ага, ага.
Пит стоял в дверях и глазел. До него вдруг дошло, что это же Ник Эйнджел приехал. Он еще не успел опомниться, как она была в машине и Ник тронул с места.
– Счастливого дня рождения, – сказала она.
– И ты – подарок к этому дню, – ответил он.
– Я, да?
– Мне надо кое-что сказать.
– Что?
– Я ждал тебя с тех самых пор, как уехал из Босвелла, и больше ждать не хочу.
Она вздохнула:
– Ник, не затевай все сначала.
– Почему?
– Потому что…
– Послушай, Лорен, я тебя люблю, а ты любишь меня. И незачем этому больше сопротивляться.
Она подумала: как это просто – согласиться с ним, потому что она тоже хотела быть вместе. Но он чересчур многого не знал. Он не знал, что она убила его отца. Он не знал, что она убила его ребенка. А если бы знал, то, конечно бы, не захотел быть ней ни за что.
Она взглянула на часы:
– Пять минут прошли.
– Какие пять минут? – спросил он, разворачивая «феррари» на шоссе.
– Ты же сказал, что это будет только пять минут.
– Я соврал.
– О Господи, Ник не начинай снова!
– Я беру тебя в полет на собственном самолете.
– Но я с тобой не полечу.
– Нет, полетишь.
– Ни за что.
– Может быть, заткнешься? Хоть один раз в жизни?
«Ну, почему я позволяю ему говорить со мной в таком тоне?
Потому что мне это нравится.
Ну, и поэтому сделай, как он говорит, заткнись и наслаждайся моментом».
Она откинулась назад и замолчала.
Через сорок пять минут они были на частном аэродроме.
– Пойдем, – сказал он, – выходи.
– Но я уже сказала, что не полечу.
– Может быть, мне стукнуть тебя по голове и отнести в самолет? Не возражаешь?
– Ник Эйнджел, ты сошел с ума.
– Ага, ага, ты мне и раньше это говорила. Поэтому для тебя это не открытие.
Она знала, что нужно уйти, но игра уже завладела ею. Она выбралась из машины и пошла с ним к самолету.
– Только на пять минут, – сказала она сурово.
– Ну, разумеется, – ответил он. Она покачала головой:
– И это последний раз, когда я с тобой куда-нибудь еду, Ник.
– Эй, никогда не говори «никогда».
– Это почему же?
– «Потому что ты потом об этом пожалеешь» – как сказал поэт.
Он взял ее за руку и помог подняться на борт.
– Только пять минут, – повторила она.
– Да, как скажешь.
