Первые слова, которые сказала Кики, приехав на виллу четы Мизрахи в Швейцарии, были:

— Ну и как поживает мой любимый своячок? По всей видимости, он все еще не отдал концы от всего этого траханья?

— Ш-ш-ш! — Анджела оглянулась посмотреть, не подслушивает ли кто-нибудь. — Он в Цюрихе, но скоро вернется. Что ты будешь делать с шофером? Он поедет обратно в Рим или как?

— Нет, Милко какое-то время побудет здесь. Он поведет машину в Рим только после того, как отвезет меня в аэропорт, где начнется заключительная часть моего судьбоносного вояжа. А пока размести его где-нибудь. Я подумывала о том, чтобы взять Милко с собой в Соединенные Штаты, но решила, что это все усложнит. Это Торо говорил: «Упрощайте! Упрощайте!» или Эмерсон?

— Не понимаю тебя. Почему тебе вообще пришло в голову брать его с собой в Штаты?

— Он парень на все руки, и мне удобно, когда он рядом. Он очень многое умеет делать хорошо. — Она подмигнула Анджеле.

— О Господи Боже мой, — сказала Анджела с возмущением, смешанным с чувством отвращения. — Тебе все еще не надоели эти омерзительные…

— Ах, перестань, Анджела. Ты теперь звезда с мировым именем. Тебе не пристало быть, как раньше, институткой. Я говорю тебе: Милко — умелец на все руки, и иметь его рядом удобно. Он может делать все что угодно. Он просто великолепно обращается с машинами.

— У него гнусный вид.

Кики расхохоталась:

— Гнусность — это как себя ведешь, а не как выглядишь.

— Где ты его нашла? В прошлый раз, когда я тебя видела, у тебя был другой шофер, так ведь?

— Я подцепила Милко в Триесте. Он югослав. Они очень талантливые люди.

— Не сомневаюсь в этом, — кратко заметила Анджела.

С тех пор как она стала свидетелем того, как Кики попробовала свои силы в порнографии, она гораздо менее терпимо относилась к интересам и забавам своей сестры, чем это было раньше. Но она отогнала от себя раздражение. В конце концов, это Кики, которая после сыновей и матери для нее самый близкий человек, самый лучший друг.

— Я была потрясена твоим звонком. Я никак не могу этому поверить. Ты действительно навсегда уезжаешь домой?

— Да. Это так. Более того, я уже все вещи отправила. У меня в машине только несколько сумок.

— Но что тебя привело к этому? Я считала, что у вас с Виком дела наладились.

— Перед тем как ты начнешь меня трясти, нельзя ли у тебя попросить ма-а-а-ленькую стопочку? И где в этом чертовом доме мы можем спокойно поговорить?

Они отправились в туалетные комнаты Анджелы, где размещались солярий, сауна, терраса для загорания нагишом, а также круглая, утопленная в пол ванна, в которую вело несколько ступенек.

— Здесь мы можем разговаривать. Я специально прочла несколько книжек, а затем целых два дня искала здесь жучки. Тут все чисто. Теперь я, наверное, могу выступать в качестве специалиста по обнаружению подслушивающих устройств.

Кики пришла в восторг:

— Какая прелесть! Я безумно рада, что ты стала такой предприимчивой. Эй! Считаю, мне не помешает принять ванну, пока мы с тобой беседуем.

Она разделась, а Анджела тем временем наполнила ванну, набросав в воду, от которой шел пар, различных порошков и добавив туда многочисленные лосьоны.

— М-м-м… хорошо, — бормотала Кики, погружаясь в пахучую пену. — Почему бы тебе не присоединиться ко мне? Мы могли бы потереть друг другу спинку.

— А почему бы и нет? — Анджела сбросила пеньюар и присоединилась к Кики.

— Ты понимаешь, именно Зев меня окончательно довел. Сначала он разрушил мой брак, удерживая Вика вдали от меня и заставляя его делать картины без моего участия. Затем он довершил дело с помощью кувалды. — Она вздохнула. — А кувалдой стал мой дебют в роли Амораты в «Незваных гостях».

— Нет, Кики, — энергично покачала головой Анджела. — Да, знаю, тебе будет легче, если ты переложишь вину за «Незваных гостей» на Зева, — Анджела почти с ожесточением терла спину Кики губкой, — по это ведь не соответствует истине. Эту грязную поделку сделали вы с Джино. Зев только показал ее нашим гостям, что было отвратительно, но не он сделал ее и не он заставлял тебя в ней сниматься. Ты профессиональная актриса, у которой есть имя. То, что ты снималась во всех других «творениях» Ринальди, уже само по себе было ужасно, но «Незваные гости»? Эта грязь?

— Прежде чем тебя совсем занесет, дай мне объяснить кое-что. Тебе легко говорить. Как актриса ты добилась всего. Ты на гребне. — Анджела попыталась запротестовать, но Кики продолжала: — А я в луже. И вот Джино говорит, что собирается снимать авторский фильм, который станет настоящей революцией в киноискусстве. Если я ему дам возможность снимать, как он хочет, буду делать все, что он скажет, тогда впоследствии он сделает разумный монтаж, вырежет тот материал, который можно отнести к порнографии, а то, что останется, станет исследованием женщины и того, что с ней происходит, после того как она подверглась насилию, ввергнувшему ее в конечном итоге в состояние полной деморализации как человеческого существа. Разве ты не понимаешь? Я думала, что картина будет в стиле, ну, может быть, Ингмара Бергмана — грубый материал в художественной обработке, а не грязная поделка! Но какими бы ни были намерения Джино до того, как это все свершилось, твой супруг узнал о картине, а потом, конечно, он узнал, сколько стоит Джино, и заплатил ему. У всех Джино в этом мире есть своя цена. А в результате на полу монтажной осталось то, что было искусством, а вся грязь вошла в картину.

Потянувшись за полотенцем, Кики вышла из ванной.

— Я стала жертвой жадности Джино и махинаций Зева… а не участницей всего этого.

Анджела, выйдя следом за ней, обмоталась потуже халатом, испытывая внезапный холод.

— Кики, Кики, — с горечью проговорила она и заплакала.

— Думаю, сейчас надо пойти в сауну, — предложила Кики. — Выпарить из себя немного отравы.

Они растянулись на деревянных скамьях: Кики — на верхней, все еще плачущая Анджела — на нижней.

— Зев сейчас прокатывает эту картину по всей Европе. Я только надеюсь, что она не дойдет до Америки, но, по-моему, надежды на это мало. Возможно, в эту самую минуту она идет в Нью-Йорке на Сорок второй улице. Ты знаешь, что мне заявил Вик: «Твой чрезмерные излишества стали слишком чрезмерными даже для меня». Ты можешь этому поверить? И это после того, как именно он первым стал гоняться за Зевом. Понимаешь? Если бы он не связался с Зевом, то и я бы не связалась с Джино.

Все еще плача, Анджела заметила:

— Тебе следовало бы объяснить ему.

— Я и сделала это. Но он был так оскорблен. Все уже сгнило. Наш брак исчерпал себя!

Тут Кики заметила, как сильно плачет Анджела, и испугалась. В прошлый раз именно так начинался ее нервный срыв. Нагнувшись вниз, она склонилась к ней.

— Не плачь, Анджела. Все будет в порядке.

— Нет. Не будет. То, что он сделал с моей жизнью, уже само по себе плохо, но разрушить и твой брак… Это уже слишком, слишком…

— Все в порядке, Анджела. Вик, по правде говоря, был не так уж и хорош. Он не был необыкновенным, — тихо с горечью произнесла она.

Анджела перестала плакать.

— Ты говоришь правду? — Она не могла поверить, что Кики сказала это.

— Да, правду… Это не Брэд… Вот Брэд — это было что-то! Я была одурачена… Ах, черт побери! Я была одурачена слишком многим.

Анджела выпрямилась на скамье.

— Тогда я одного не могу понять. До того как я вышла замуж за Зева, ты говорила, что Зев использует тебя с Виком, чтобы вы оказывали давление на меня, потому что он хочет получить меня. Но теперь же, помилуй Господи, он получил меня. Почему же тогда он не перестал разрушать твой брак? Зачем он купил фильм Джино и прокатывает его? Он что, из чистой злобы захотел унизить и тебя, и Вика?

Кики была удивлена.

— Разве ты все еще не поняла этого? Зев хотел, чтобы Вик выбросил меня и чтобы я вернулась в Америку. Не понимаешь? Он хочет, чтобы ты в Европе осталась совсем одна, без нас — без меня, мамы, мальчиков. Он хочет, чтобы у тебя никого, кроме него, не было!

— О Господи! — Анджела была испугана больше, чем когда-либо. — Кики, не уезжай! Разве ты не можешь жить в Париже? Держу пари, ты могла бы сниматься во Франции. Ты знаешь французов, им наплевать на «Незваных гостей». Ты могла бы там работать.

— Нет, я не могу оставаться в Европе. Это часть нашего с Виком соглашения. В Италии он не может развестись со мной. Я пообещала вернуться в Штаты и развестись с ним там.

— А если ты не сделаешь этого?

— Тогда он в Италии через суд добьется решения о раздельном проживании, и я ничего не получу. Ни одного цента. В моих интересах схватить все, что мне причитается, и убраться. Мертвую лошадь плетью не поднимешь. И по правде говоря, мне уже порядком поднадоело в Европе и от европейцев просто тошнит. Я действительно готова вернуться домой. Я соскучилась по бутербродам с горячими сосисками, яблочному пирогу и черничным лепешкам.

— А как же Никки? Ты ни слова не сказала о Никки.

— Ни слова, правда? — Она встала. — С меня хватит этой душегубки. У меня все ссохлось. — Не ожидая Анджелу, она вышла из сауны и встала под душ. Анжела последовала за ней.

— Кики! — повысила она голос, чтобы перекричать шум падающей воды. — Ты не имеешь права отказываться от собственной дочери! Ты просто не имеешь права делать это еще раз!

Кики вышла из-под душа, накинула махровый халат и замотала волосы полотенцем. Анджела проделала то же самое.

— Кики?

— Бог мой, Анджела! Ты что, не понимаешь? Я ничего не могу сделать, абсолютно ничего. У Никки итальянское гражданство. А Вик — итальянец, у него старинное родовое имя, все еще достаточно влиятельное. А я разведенная жена — американка, которая совершила аморальные действия. У меня нет ни малейшего шанса получить опекунство. Все, что я могу сделать, — это подобрать все свои игрушки, то есть деньги, которые удастся заполучить, и уматываться!

— И ты бросаешь меня и Никки…

— Никки?.. Да.

— Почему ты это так представляешь? Ты ведь и меня бросаешь!

— Думаю, что нет. Я вынуждена оставить Никки, но тебя я не бросаю. Просто не задавай слишком много вопросов и, ради Бога, перестань реветь. Я не хочу, чтобы ты заболела на моих глазах, слышишь? Поскольку в солярии нет жучков, пошли посидим там немного. Ты дашь мне выпить, а я поплачу за нас обеих.

— Зев все еще сам водит машину?

— Да, но…

— И он не берет тебя с собой, когда уезжает с виллы в город по делам?

— Иногда берет. Зачем все эти вопросы?

— Ты сказала, он сегодня возвращается. Завтра он уедет?

— Не уверена. Не знаю… Нет, я знаю, вспомнила: у него действительно на завтра в Женеве назначена встреча, в банке. Я слышала, как он говорил, что будет там.

— Хорошо.

Отвечая на вопросительный взгляд Анджелы, она сказала:

— Просто я не хочу попадаться ему на глаза, вот и все. Если бы он весь день провел дома, я бы тогда не вылезала из постели. Боюсь, если увижу его, у меня появится искушение выцарапать ему глаза.

— Кики, ну что мне делать?

— Посмотрим. Сообразим что-нибудь… Это я впутала тебя во все это, мне и думать, как избавить тебя от этого. А ты думай только об одном — если бы я не впутала тебя во все эти неприятности с Зевом, ты бы не стала великой кинозвездой.

Утром следующего дня Анджела в халате, с белым как мел лицом вбежала в спальню, где лежала спящая Кики, — на ее тонком лице было выражение умиротворенности. Анджела стала трясти ее, пытаясь разбудить.

— Кики! Проснись! Проснись!

— Боже! Что? Пожар?

— Кики! Зев мертв. Только что здесь была полиция. Машина Зева съехала в кювет метрах в полутораста от ворот усадьбы. Это так странно. В проходной сидело четверо охранников, и Зев умер всего в ста метрах от них. Я просто не могу в это поверить! Зев мертв!

Кики сонно улыбнулась.

— Я снова заберу тебя домой… — промурлыкала она.

— Кики?

— Да. Только вот что. Тебе придется перестать постоянно произносить мое имя таким тоном. Это становится скучным…