Глава 28

Первые крокусы весело пробивались сквозь зеленую траву, когда Покахонтас, ее семья и их слуги сели в кареты и отправились в Грейвсенд, где ожидал попутного ветра «Георг». Март всегда был удачным месяцем для плавания. А нынче стояла не по сезону мягкая погода, и воздух был неподвижен.

Приветствуя капитана, Покахонтас почувствовала легкий озноб и поплотнее завернулась в накидку. Она объяснила, что возникшее в последнюю минуту дело ненадолго задержало Джона Ролфа в Лондоне. Затем она и остальные паухэтаны разместились на корабле. Покахонтас понравилась ее каюта, потому что из иллюминатора открывался вид на море и небо.

На следующее утро она проснулась от кашля и в лихорадке. Она попросила у Мехты каких-нибудь снадобий на травах, и ей дали крепкий отвар ромашки. Однако ко времени вечернего чая лихорадка усилилась, и Мехта попросила капитана послать за Джоном Ролфом. Двум членам палаты общин, пришедшим к принцессе с каким-то неотложным делом, сказали, что она нездорова, и отослали их. Вечером она немного поела и оставалась в постели. Она нежно, но быстро обняла Томаса, поцеловала его на ночь и порадовалась его силе и красоте.

На следующий день Покахонтас совсем не хотелось есть, лихорадка не отступала. Джон Ролф был обеспокоен. Он отправил к Сэндису человека, прося прислать врача. На следующее утро прибыл сэр Эдвин и привез личного врача королевы, но когда он захотел пустить Покахонтас кровь, Мехта воспротивилась.

Покахонтас знала, что они волнуются за нее, но уговаривала, чтобы они не переживали. Через день-другой она почувствует себя лучше, а пока так хорошо было тихо лежать и смотреть в иллюминатор на небо и облака. С тех пор как она приехала в Грейвсенд, не было ни одного пасмурного дня. «Выходит, — думала она, — заболев, мое тело предает меня, когда я уезжаю из Англии». Жрецы в Веровокомоко предположили бы именно это. Она заснула, а когда проснулась, во рту у нее пересохло. Джон Ролф дал ей выпить немного воды. Какой он добрый, хороший муж. Она почувствовала прилив сил, всего лишь взяв его за руку. Хоть бы прошел этот жар, он напоминает один из худших летних дней в Веровокомоко, когда от зноя едва можно дышать.

«Отец улыбается мне, — подумала она. — Он говорит, что жар скоро пройдет». Снова ночь. Ее обступили звуки леса, она слышала уханье совы, мягкое шуршание змеи, полевая мышь проскочила под соседним листком. Нужно спешить, она должна встретиться с Джоном Смитом, скоро он снова обнимет ее, но сначала она напьется холодной воды, потому что опять все залито солнцем, и снова они говорят с ней.

"Я слышу нежный голос Джона Ролфа. Как жаль, что я не могу сказать, что чувствую себя хорошо и слышу его. Они посылают за священниками, но священники больше ни имеют отношения к моей жизни. Я в руках истинного Бога, и он присмотрит за мной. Я чувствую, что Он уже со мной. Нужно сказать мужу, чтобы он не тревожился. Вот Джон, он наклоняется ко мне. Он беспокоится о Томасе? Я должна сказать ему: «Не волнуйся. У нас есть наш сын».

Покахонтас улыбнулась. «Теперь, когда я лежу на своем лугу, им всем станет лучше, и мне тоже. Я ощущаю присутствие бога неба, он принимает меня в свои объятия, мой истинный бог. У него такие голубые глаза. Но это же Джон Смит. Он пытается что-то сказать мне. Я так счастлива. Вокруг меня все голубое, и я одно целое с этой голубизной».

И она протянула руки навстречу богу неба.

ЭПИЛОГ

Грейвсенд, Англия, март 1635 года

Мартовский ветер захлестывал дождем Томаса Ролфа, смотревшего на могильную плиту на маленьком кладбище. Он с трудом помнил другой, давний март, когда его мать оставила его навеки. Он помнил, что не мог этого понять, и что был болен сам. Когда корабль прибыл в Портсмут, его отец, волнуясь, что он не сможет пересечь океан, послал за двоюродным братом, сэром Льюисом Стакли. Тот взял к себе Томаса и дал ему образование в соответствии с желанием отца. В последующие годы почти с каждым кораблем из Виргинии приходили длинные, полные любви наставления Ролфа, прекратившиеся после той ужасной резни 1622 года. Великий король Паухэтан умер вскоре после того, как узнал о смерти своей любимой дочери, и правление перешло к его брату Опеканкану, исполненному решимости загнать англичан обратно в море. Ему это не удалось, но потери были ужасающие. Погибли сотни человек с обеих сторон. Томас потерял мать, отца и деда еще до того, как стал достаточно взрослым, чтобы вернуться в Виргинию и вступить в права владения обширными землями и хозяйством.

И вот теперь он покидал Англию. Его корабль отходил по расписанию на следующий день. Он смотрел на могилу матери, держа в руках книгу, которую он сейчас читал и в которой рассказывалось о первых днях жизни Джона Смита в Виргинии. Он ни разу не слышал, что его мать трижды спасала Джона Смита. Когда он навестил его, стареющего холостяка, то спросил, почему он не писал об этих событиях до 1625 года. Смит, не отрываясь, смотрел на Томаса, потрясенный его сходством с матерью, потом наконец ответил, что ему было нелегко вспоминать первые тяжкие годы колонии.

Томас надолго застыл в коленопреклоненной молитве у могилы. Он думал, что мать, наверное, захотела бы покоиться в земле Виргинии, но этого он никогда не узнает. Он поднялся и произнес несколько прощальных слов. Он знал, что никогда не вернется в Англию, чтобы жить здесь. Уже давно он решил, что воспользуется возможностями, открывающимися ему в Новом Свете благодаря наследству. Он поднял, прощаясь, руку, потом повернулся и побежал к реке и ожидавшему его кораблю.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Очень скоро после смерти Покахонтас Джон Ролф вернулся в Виргинию. Он регулярно писал сыну, оставленному на попечение его двоюродного брата сэра Льюиса Стакли и Генри, младшего своего брата. Ролф заботился об образовании Томаса и о том, чтобы его наследство осталось в неприкосновенности. В связи с последним обстоятельством он написал своему хорошему другу сэру Эдвину Сэндису, прося, чтобы Виргинская компания продолжала выплачивать назначенное ею для Покахонтас жалование, ради благополучия ее сына. Он также написал сэру Эдвину о великой скорби и трауре в Виргинии, когда поселенцы и дикари узнали о смерти Покахонтас. Ролф посетил Паухэтана и сообщил ему о смерти дочери, и старый правитель был так потрясен, что оставил трон в пользу своего брата Опитчапана и ушел жить к патавомекам, наиболее удаленному от англичан племени. И, тем не менее, он умер в следующем, 1618 году.

Ролф продолжал совершенствоваться в разведении табака, пока эта культура не стала главным предметом экспорта колонии. Он поддерживал значительную переписку с сэром Эдвином Сэндисом, который, в свою очередь, набирал для Нового Света сотни новых колонистов.

Опеканкан, сменивший через четыре года своего брата Опитчапана, оказался не таким мудрым правителем, как Паухэтан. Напряженность между англичанами и паухэтанами усилилась, вылившись в кровавое восстание и резню 1622 года. Были убиты триста колонистов, среди них и Джон Ролф.

В 1635 году молодой Томас Ролф вернулся в Варину, в дом, где родился. Паухэтаны сберегли для него многие тысячи акров земли, которые он унаследовал после их принцессы и своего деда, короля Паухэтана. Джон Ролф также обеспечил его права на земли, получив от короля Англии королевский патент для своего сына. Хотя Томас время от времени навещал паухэтанов, свою жизнь он устроил на английский манер и женился на английской девушке «приятной наружности», Джейн Пойтресс. Этот союз дал начало многим поколениям государственных деятелей, юристов, педагогов и священнослужителей, в основном представленных тремя известными виргинскими фамилиями — Рэндолфы, Боллинги и Блэры.

Джон Смит вернулся в Новую Англию лишь однажды, в 1619 году, с исследовательскими целями. Он возвратился в Англию, где и умер в 1631 году. Он никогда не был женат.