Глава 15

Смит ударил кулаком одной руки в ладонь другой, давая выход затаенному ликованию. Этим утром состоялось заседание совета, и его выбрали президентом колонии. «Давно пора, — подумал он. — Благодаря мне и действует все это смелое предприятие. Меня следовало избрать с самого начала». Он вспомнил о своем старом враге Уингфилде, которого освободили из заключения и весной отправили в Англию на корабле Ньюпорта. И снова он с ухмылкой ударил кулаком по ладони.

За время летних месяцев Смит в поисках пути в Индию как следует обследовал побережье далеко за пределами Чесапикского залива. Рейс оказался тяжелым. Жара стояла страшная, и на одном из отдаленных островов трое его людей подхватили лихорадку и умерли. Они были из числа недавно прибывших. Он был благодарен, что местные индейцы, настроенные дружелюбно, лечили их травами и водили в дом-парилку. Он со своими людьми также узнал, что с севера разведку ведут французы. Это встревожило его и укрепило во мнении, что Джеймстаун нужно расширить. Их поселение должно стать постоянным и достаточно сильным, чтобы удержать французов на севере, а испанцев на юге, чтобы ни те, ни другие не отобрали у Англии территорию Виргинии.

В новой своей роли он решил безотлагательно внести необходимые изменения в жизнь колонии. Во-первых, слишком ослабла дисциплина. Форт следует перестроить по военному образцу, это подтянет людей, поможет им легче переносить лишения. Во-вторых, колонисты слишком мягко обходились с паухэтанами, слишком беспечно делились с ними инструментами и оружием в обмен на пищу. И в-третьих, он хотел поближе познакомиться с сокровищницами Паухэтана в Уттамуссаке.

Прошедшее лето было первым, которым колонисты насладились по-настоящему. Великий король посылал своих воинов в форт только для торговли. Братья Покахонтас учили англичан более искусно охотиться и ловить рыбу, а Покахонтас привела женщин, которые показали мужчинам, как сажать кукурузу и овощи. Виргинская компания продолжала присылать из Англии людей. Самый последний корабль, «Феникс», возглавляемый капитаном Нельсоном, прибыл прекрасным днем в конце весны. Поселенцы испытали настоящее волнение, когда узнали, что помимо «Сьюзн Констант» и другие корабли начинают совершать рейсы в Новый Свет.

Смит был рад увидеть наконец нескольких высоких мужчин, сошедших с «Феникса». Он вместе с советом Джеймстауна послал Виргинской компании и сэру Эдвину Сэндису письмо, в котором особо просил прислать людей, способных помериться ростом с паухэтанами, которые достигали шести футов. Как он сказал Ньюпорту, они устали от того, что на них постоянно смотрят сверху вниз. Паухэтаны должны узнать, что и среди англичан встречаются такие же высокие люди.

С «Фениксом» также прибыло письмо, содержавшее план Виргинской компании символически короновать Паухэтана как короля Англии.

Смит сказал Перси:

— Я не могу поверить, что в Лондоне настолько глупы, что думают, будто такого гордого человека, как Паухэтан, можно принудить возложить на себя корону другой страны. Но королю Якову нравится эта мысль, и он вбил себе в голову, что таким образом сблизит Паухэтана с Англией и сделает его более терпимым к появлению новых поселенцев. Со дня на день Ньюпорт должен привезти с собой все необходимое. Нам прикажут совершить церемонию вскоре после его прибытия. Ручаюсь, что все обернется бедствием. Это может обратить во зло даже все то хорошее, что сделала для нас Покахонтас.

Именно Покахонтас принесла процветание и мир в Джеймстаун. Она поставила Паухэтана в безвыходное положение и выиграла для колонистов бесценное время. Заговаривая о Покахонтас, Смит всегда внимательно наблюдал, известно ли другим англичанам о его близости с принцессой. Но ничто не указывало на то, что колонисты подозревают об отношениях между ними.

Ньюпорт прибыл на «Мэрри Маргарет», доставив богато украшенную затейливой резьбой кровать с балдахином и занавесями с золотыми кистями, кровать, достойную убаюкать коронованную голову. И самое главное, были привезены алая бархатная мантия и корона. Она была сделана из меди, наиболее любимого паухэтанами металла.

Смит оценил вещи и пробормотал Перси:

— Вся эта затея — фарс. Прямо настоящие знаки королевской власти! Но им не провести Паухэтана. Он слишком хитер.

Стража на одной из башен объявила:

— Принцесса Покахонтас.

Она может придумать, как добиться встречи с ее отцом, подумал Смит.

Он поспешил к ней и объяснил, почему необходима встреча колонистов с великим вождем и организация коронационной церемонии. Она поразилась, затем нашла это предложение забавным. Он и так великий вождь, сказала Покахонтас. Но встречу она устроит. Смит должен быть готов покинуть форт через три дня. Она встретит его и его людей за оградой Веровокомоко и проводит к отцу. Она сказала, что сейчас он возвращается домой из Уттамуссака, а после лицезрения сокровищ настроение у него обычно хорошее.

Восемьдесят англичан вызвались совершить путешествие в Веровокомоко. Они отправились в путь, бодро распевая песни. Любой выход за пределы форта и перемена в его однообразной жизни встречалась людьми с радостью и повышала моральный дух.

Они преодолели последний поворот на своем пути, и перед ними на дороге неожиданно предстала Покахонтас. Она подала Смиту знак, что хочет развлечь их и чтобы они следовали за ней в находящуюся поблизости узкую лощину. Она пританцовывала, явно пребывая в прекрасном настроении, поддразнивала и торопила мужчин, размещая их вокруг костра. Она попросила их сесть и закрыть глаза. Они с готовностью согласились.

— Обещаю, что это безопасно, иначе можете меня убить! — смеялась она.

Положив свои мушкеты на колени, они ждали, а Покахонтас скрылась в лесу. Вот как велико было доверие к ней, что колонисты даже сели на землю на вражеской территории.

Внезапно из леса донеслись крики, от которых в жилах застыла кровь. Мужчины повскакивали и взяли мушкеты наизготовку. Не засада ли это?

Из леса выбежали тридцать девушек. Их сильные молодые тела были обнажены, и только низ живота прикрывали листья. Причудливые завитки ярких цветов — красного, синего, зеленого и желтого — покрывали кожу девушек с головы до ног. Оленьи рога, цветы и другие предметы украшали их головы. Подобно амазонкам, каждая несла оружие — лук и стрелы, дубинку, меч. Они кричали и пели во всю силу легких, танцуя вокруг костра и образуя яркий, цветной водоворот тел.

Колонисты остолбенели. Они никогда не видели ничего похожего на это представление и в испуге поглядывали на Покахонтас. Она рассмеялась, глядя на их изумленные лица, и предложила им сесть.

Из леса показалась меньшая группа девушек. Они шли важно, в руках у них были погремушки, барабаны и флейты. Они тут же принялись играть.

Остальные начали ритуальный танец с такой горячностью и сладострастием, что могли воспламенить и камень. Их тела извивались в совершенно недвусмысленных движениях. Пышные груди и крепкие ягодицы приглашающе подрагивали перед мужчинами. Замедляющиеся барабанные удары возбуждали и провоцировали. Трепетали тела, соски набухали, а жесты не оставляли места воображению.

Лицо Смита неодобрительно помрачнело. Дисциплины у его людей как не бывало. Он посмотрел на сосредоточенную Покахонтас. Внезапно он подумал, не ловушка ли это? Затем осознал, что, наоборот, это ее подарок. Мужчины одиноки и нуждаются в женщинах. Этот танец был символом ее культуры, и она дарит его им, стараясь еще одним усилием свести два их народа вместе. Неужели она смотрит так широко? Или она думает, что, если многие паухэтанские девушки создадут союзы с британцами, это заставит ее отца признать и ее собственный союз? Смит не знал, но все это ему очень не нравилось. Он нахмурился: в этот день его люди для него были потеряны. Если сейчас на них нападут, они потерпят поражение.

Женщины оборвали свой танец так же внезапно, как и начали, и поспешили к лесу. Они вернулись, неся блюда с соблазнительными кушаньями. К этому моменту мужчины пришли в такое состояние, что без всяких уговоров дали увести себя в ближайшие дома поселка.

Смит был уверен, что Покахонтас никогда не сделает ничего, неприемлемого для Паухэтана. И когда они остались на окраине поселка вдвоем, он спросил:

— Какое положение занимают эти женщины?

— Они дочери землевладельцев и подходят для твоих рабочих и солдат. Этот танец означает переход к любовным играм, — пояснила она. — Мы не делаем из этого тайны, наутро мужчины уйдут. Все это не означает длительных связей, которые стали бы ошибкой.

Смит решил, что он никогда не сможет понять этих людей до конца, и не показал неудовольствия, потому что видел, Покахонтас гордится своей затеей. "И забудем об опасности, люди довольны возможностью расслабиться и забыться. Им будет что рассказать, когда они вернутся, — на зависть оставшимся в форте товарищам.

В середине утра следующего дня великий король в сопровождении двухсот воинов приплыл на каноэ из Уттамуссака. Паухэтан пребывал в отличном расположении духа после пересчета своих богатств. Выйдя на берег из вмещавшего сорок человек каноэ, он доброжелательно улыбался всем и каждому и медленно направился через толпу к дому совещаний. Смит со своими людьми стоял в стороне, но даже они удостоились королевского взмаха руки и улыбки.

— Покахонтас дала мудрый совет прибыть именно сегодня. Настроение у короля великолепное, — заметил Смит с надеждой в голосе.

Через несколько часов Паухэтан прислал за ними двенадцать своих самых высоких людей, проводивших Смита к нему. Смит был раздражен. Сам он был среднего роста, и, когда оказывался у Паухэтана, тот всегда окружал его мужчинами шести футов четырех дюймов или даже выше ростом. Это была одна из многочисленных уловок, которые Паухэтан использовал, чтобы вывести его из себя. «Во всяком случае, на этот раз я привел с собой несколько своих высоких людей», — подумал Смит с удовлетворением.

Со всем красноречием, на какое он был способен, Смит поведал Паухэтану, при помощи переводчика, Томаса Сейведжа, что король, живущий за водами, возымел к нему такое уважение, что хотел бы короновать Паухэтана королем Англии. Затем он описал церемонию и пригласил короля на коронацию в Джеймстаун.

Паухэтан откинулся на мехах, его жены сбились вокруг него. Он холодно глянул на Смита из-под полуопущенных век. Через мгновенье он ответил:

— Я — король, а это моя земля. Если твой король прислал мне подарки, я буду ждать их только восемь дней. Твой Ньюпорт должен прибыть ко мне, а не я к нему, и не в твой форт. Я не попадусь на такую приманку.

В помещение вошла Покахонтас и попыталась умиротворить отца.

— Тассентассы желают оказать тебе великую честь, отец. Так принято — пойти на церемонию к ним в форт.

Паухэтан был непреклонен. Ни мольбы Покахонтас, ни пламенная речь Смита не смягчили его. Он не двинется из Веровокомоко и ясно дал понять, что ему и дела нет до возложения на его голову короны английского короля. Однако подарки — это совсем другое дело. Он будет счастлив принять их. Смит и его люди покинули дом, и счастливые возгласы жен, наконец-то избавившихся от красноволосого, эхом отдавались у них в ушах.

— Сейчас мы больше ничего не можем здесь сделать. — Смит стоял под теплым солнцем. — Проклятый Лондон! Мы теперь же отправляемся в Джеймстаун и вернемся с подарками и короной. Нам так или иначе придется водрузить эту корону на голову Паухэтана, чтобы доставить удовольствие королю Якову.

Затем Смит повернулся к Покахонтас:

— Постарайся убедить отца, что это великая честь — сделаться королем Англии. Хотя бы уговори его пройти через церемонию.

На протяжении двух месяцев Покахонтас совершала переходы между своим поселком и Джеймстауном. Ее отец упрямо отказывался короноваться, пока наконец обещание оружия не выдавило из него ворчливое: «Может быть». Колонисты назначили день своего прибытия в Веровокомоко. Коронация, если она состоится, пройдет там, где решит Паухэтан. Он не имел намерения появляться в лагере презренных чужеземцев. Внушительные подарки — кровать, мантия и корона — и обговоренное оружие были погружены на «Мэрри Маргарет», которую повел по извилистому речному пути Ньюпорт. Спустя два дня Смит вместе с пятьюдесятью людьми отправился по суше.

На этот раз никакие соблазнительные девушки не поджидали англичан, не было даже достойного сопровождения, предваряющего их появление в поселке. Вместо этого их ждали шесть человек, самые низкие из виденных Смитом у паухэтанов. Великий король ясно выразил свое презрение к коронационной церемонии. Но когда позже этим же днем приплыл корабль, Паухэтан выслал сотню воинов в полном соответствующем облачении, чтобы встретить судно и его груз — подарки и оружие. Огромная кровать с украшениями заинтересовала великого короля, и ее сразу же перенесли в его дом. Ложе было довольно высоким, и Паухэтан сказал Покахонтас, что оно гораздо больше похоже на трон, чем на постель. Несколько жен осторожно взобрались на нее и спросили, не будут ли они все время падать отсюда.

Англичане терпеливо ждали на большой центральной площади поселка. Стояли они военным строем. День был ясный, необычно теплый для ноября. Смит и его люди оделись в свое лучшее платье, джентльмены щеголяли бархатом и шляпами с перьями, на Ньюпорте была форма адмирала. Один из матросов держал медную корону, покоившуюся на бархатной подушке и сверкавшую на солнце. В руках у другого матроса была бархатная мантия, ее алый цвет придавал живость всей сцене. Матросам на борту корабля тоже было велено надеть форму, ибо все надеялись, что коронация состоится. Ньюпорт был при шпаге и пистолете. Он отдал приказ, чтобы в момент возложения на голову Паухэтана короны пушкари «Мерри Маргарет» произвели салют из двадцати одного залпа, а он подаст им знак выстрелом из своего пистолета. Несмотря на пренебрежение Паухэтана, англичане намеревались придать церемонии как можно больше величия.

Пока они ждали, подошла Покахонтас и сообщила Смиту и Ньюпорту счастливую весть: кровать покорила ее отца. Он настолько доволен, что исполнит желание колонистов и наденет себе на голову чужеземную корону, только требует, чтобы все прошло быстро — у него слишком мало времени, чтобы тратить его на всякие незначительные дела.

Прошел еще час. Внезапно под грохот барабанов из сыромятной кожи появился великий король, лицо его было непроницаемо. Он был окружен воинами, которые смеялись и шутили и с любопытством глядели на англичан. Однако воины были хорошо вооружены на случай предательства.

Покахонтас присоединилась к женам Паухэтана, стоявшим в конце площадки. Все они были пышно разодеты в меха — мягкий беличий, рыжий и серебристый лисий, мех опоссума, блестящий мех норки, куний и мех выдры. Теперь жены стали терпимее к уродливым созданиям другой земли, но мысль о том, что их всемогущий король-бог должен стать правителем другого королевства, забавляла их и возбуждала в них любопытство.

Вперед выступил Ньюпорт и протянул алую мантию, показывая, что ее надо набросить на плечи. Паухэтан позволил одному из воинов снять с себя длинную накидку из сыромятной кожи, а Ньюпорту — окутать королевские плечи мягких бархатом. Лондонским портным сказали, что король выше шести футов, так что кроваво-красные складки мантии ниспадали на землю. На лице великого короля мелькнуло удовольствие, и все смотревшие на него подумали, как величественно он выглядит.

Толпа молчала. Никто больше не шутил. Подошли два джентльмена и почтительно попросили Паухэтана преклонить колено и склонить голову. Томас Сейведж перевел.

— Я ни перед кем не склоняю голову. — Великий король был непреклонен.

Англичане оказались в затруднительном положении. Среди них не было ни одного достаточно высокого человека, который мог бы возложить корону на Паухэтана, пока тот стоял во весь рост. Они посовещались, потом стали показывать, что нужно сделать. Даже Ньюпорт встал на одно колено и наклонил голову. Англичане испробовали лесть, уговоры, всевозможные хитрости, но могущественный правитель Семи Королевств был непреклонен. Ни перед кем из смертных он не встанет на колено.

Смита осенило, когда он посмотрел на Покахонтас и стоявшую рядом с ней борзую. Он шепнул что-то Ньюпорту, который вместе с матросом, державшим корону, приблизился к королю. Затем он быстро сказал что-то Покахонтас, которая тут же подошла к отцу, держа своего Кинта за ошейник.

Паухэтан обожал собаку и наклонился приласкать ее. В это мгновенье Ньюпорт схватил корону и быстро водрузил ее на голову великого короля. Паухэтан медленно выпрямился и сурово нахмурился. Сбросит ли он корону на землю? Волна патриотизма охватила англичан. В конце концов, это символ их страны. Гром приветствий разорвал настороженную тишину. Паухэтан пристально посмотрел на колонистов, и его лицо медленно разгладилось. Его выражение, казалось, говорило: «Пусть эти глупцы позабавятся».

Затем Ньюпорт выкрикнул:

— От имени короля Англии Якова я короную тебя королем Англии и Виргинии!

Он выстрелил из пистолета, и Паухэтан невольно подпрыгнул. «Мэрри Маргарет» немедленно откликнулась салютом из двадцати одного орудия. Англия короновала нового короля.

Но корона и несколько минут не задержалась на голове Паухэтана. Он снял ее и вручил одному из своих вассалов. Смит ничуть не сомневался, что она пойдет на украшения для любимых жен короля. Было совершенно очевидно, что все внимание короля сосредоточилось на реве пушек. Только они имели для него какое-то значение, и стало ясно, что путь к королю лежал не через короны и почести, а через оружие и силу, которую оно могло ему дать.

Однако великий король, правитель Семи Королевств и король Англии, не забыл о приличиях. Он взял свою тяжелую накидку, расшитую многими сотнями жемчужин и раковин, говорящими об огромном богатстве, и передал ее Ньюпорту.

— Для твоего короля, — сказал он. — Подарок от Паухэтана, правителя Семи Королевств.

Ни от кого из англичан не укрылось то, что он отдал накидку, а не корону из перьев или какое-либо другое головное украшение.

Смит передал командование людьми одному из лейтенантов и приказал им пешим ходом возвращаться в Джеймстаун. Сам он хотел поплыть с Ньюпортом. Надо было обсудить планы по переустройству жизни в колонии и, кроме того, спокойно подумать о многом. Ночное плавание представлялось идеальным для обеих целей. Но сначала он хотел написать письмо королю Якову и Виргинской компании с извещением о том, что коронация состоялась. Поднявшись на корабль, он устроился в каюте и написал:

"Достопочтенные леди и джентльмены, я в точности последовал вашим указаниям, присланным с капитаном Ньюпортом, хотя сам и был решительно против них. Я заранее знал, что этот жест может оказаться для всех нас опасным. И многие убедились в этом теперь, когда уже слишком поздно. Я короновал Паухэтана в соответствии с вашими указаниями.

Несмотря на подарки, которые вы прислали Паухэтану по случаю коронации, я беру на себя смелость уведомить вас, что затруднения у нас, видимо, начнутся раньше, чем мы получим от вас ответ".

Смит понимал, что письмо получилось грубым, но он хотел, чтобы в Лондоне осознали, что почти невозможно диктовать политику с расстояния в несколько тысяч миль, да еще в делах, в которых они практически ничего не смыслят. Смит подготовил письмо к отправке в Англию с первым кораблем и, прежде чем идти к Ньюпорту, снова вернулся мыслями к Покахонтас. То, что она сделала для Англии и колонистов, невозможно было измерить. Без нее колония просто погибла бы, а вкладчики компании были бы настолько выбиты из колеи, что надолго, если не навсегда, отложили бы новую попытку. Тогда сюда пришли бы французы и испанцы и подчинили себе Виргинию и Новый Свет.

«Она настоящая героиня, — думал Смит, — хотя сама она о себе этого не думает». Как-то она сказала ему, что с самого начала хотела лишь сблизить двух самых дорогих ей людей — Паухэтана и Смита. Но по мере того, как она узнавала англичан ближе, ее расположение к ним росло, и теперь она уже хочет, чтобы оба их народа сосуществовали в гармонии.

«Да, она необыкновенна, — подумал Смит, — но каким образом она может войти в мою жизнь? Она не только принцесса чужой страны, но теперь и принцесса Англии. А какую жизнь я могу предложить ей в Англии? И сможет ли она жить там? Может быть, она почувствует себя стесненной после свободы лесов?» Эти мысли не впервые беспокоили его и снова крутились в голове, и снова на них не было ответа. Поэтому он собирался вернуться в Англию, как только обеспечит Джеймстауну будущее.

Если бы не его страсть к ней! Он поднялся из-за стола и подошел к иллюминатору. «Что-то внутри меня, — подумал он, — раздражается и сожалеет, что я трачу время на беспокойство и тоску по ней. Это заставляет меня забывать о своих обязанностях, о том, что я должен осуществить, и вызывает чувство вины. — Он вернулся к столу и в отчаянии ударил по нему перчаткой. — Если бы я не любил ее! Проклятье, я нарушил свое собственное правило: никогда не заводить с женщиной серьезных отношений, это приносит только неприятности. Проклятье, проклятье!»

Через пять дней после возвращения Смита в Джеймстаун туда пришла Покахонтас. Она сообщила, что отец не принимает плату, которую Смит предложил ему за кукурузу и другие продукты. Она сказала, что Паухэтан теряет терпение и устал снабжать колонистов пищей из своих запасов. Теперь они должны выращивать ее сами. Вид у Покахонтас был не только извиняющийся, но еще и обеспокоенный.

— Мой отец только что получил известие о вашем недавнем плавании по Чесапику, в котором трое твоих людей заболели лихорадкой с пятнами. Мы узнали, что вся деревня пострадала от той же болезни. — Она понизила голос. — Умерли все. Даже жрецы не спасли себя. Это очень сильно расстроило отца, а его жрецы пришли в бешенство. Им не по нраву, что кто-то из их числа бессилен. Я говорю об этом, чтобы предупредить вас. Я не знаю, что собирается делать мой отец.