Новый, 1974 год начался для нас с треволнений.

— Звонила Сюзанна, — сообщила я Тодду. — Сказала, что приезжает.

Он посмотрел на меня, удивленно подняв брови.

— А не сказала, зачем?

— Нет, она будет у нас завтра.

— Да? И надолго она приезжает?

— Не знаю.

— Ладно. Утром я уеду в Цинциннати. Сообщи, если я тебе понадоблюсь, и я буду дома на следующий же день.

Теперь я посмотрела на него с удивлением.

— А ты считаешь, что могут возникнуть какие-то проблемы, с которыми я не справлюсь сама?

— Конечно нет. С чего бы это? А ты?

Похоже, приезд Сюзанны взволновал нас обоих.

Она была вся в черном — в норковой шубе, шелковой блузке, шерстяном костюме, даже в шляпе с низко опущенными полями, как у Гарбо. С того времени, как умер Поли, прошло уже полтора года, и я, не боясь обидеть Сюзанну, в шутку заметила:

— Ты прямо как с похорон!

— Наверное, так и есть, — загадочно произнесла она, обводя глазами прихожую и заглядывая в голубую, в строгом стиле, гостиную. Она дотронулась кончиками пальцев до вазы из севрского фарфора, которая стояла на изящном позолоченном столике. — Антикварная?

— Да.

— Выходит, вы действительно богаты? — удивилась она.

Я улыбнулась. Сюзанна совсем не изменилась.

— Разве тебе никто не говорил, что неприлично интересоваться, у кого сколько денег?

Она откинула голову и рассмеялась.

— Баффи, ты же знаешь: у меня всегда были дурные манеры. Я же обычная деревенщина из Кентукки. Давненько я не слышала от нее эту кокетливую фразу.

— Конечно. Деревенщина с алебастровой кожей…

Она с грустью посмотрела на меня.

— Приятно слышать, Баффи. Впрочем, ты всегда относилась ко мне лучше, чем я того заслуживаю.

— Что с тобой, Сюзанна? Ты решила устроить себе неделю самобичевания? Тебе это совсем не к лицу. Пойдем в кабинет, успокоишься. Можешь снять шляпу и даже туфли. Сейчас ты мне расскажешь, что тебя заставило сорваться и прилететь к нам. Если хочешь, можешь сначала повидаться с Меган и Митчеллом.

Мы вошли в кабинет.

— Конечно, мне хотелось бы увидеть твоих детей. — Она плюхнулась на кожаный диван. — Но сначала я бы выпила стакан белого вина. Сухого белого вина с ломтиком лимона…

— Вина? Ты? Решила все-таки осквернить свой храм алкоголем?

— Я где-то вычитала, что белое вино способствует пищеварению, — произнесла она с важным видом. — Господи, в конце концов, это же такая чепуха… Что ты так разволновалась из-за стакана вина?

— Нисколько. А насчет чепухи… Милая моя, такое выражение лица не годится для нью-йоркской модели. Твою красоту как ветром сдуло.

— Ах, Баффи! — вдруг расплакалась она. — В моей жизни все сдуло, унесло ветром.

Я отвела рыдающую Сюзанну в нашу бело-зеленую комнату для гостей, уложила в постель и накрыла ее худенькие плечи зеленым атласным одеялом.

— Я еще не видела твоих детей, — всхлипывая, возразила она.

— Ничего, потом увидишь. Сейчас принесу тебе стакан вина, и мы с тобой будем долго-долго разговаривать.

Сюзанна схватила меня за руку.

— Нет. Не оставляй меня. Сядь рядом… — взмолилась она, шмыгая носом. Внезапно она перестала плакать.

— Господи, неужели у тебя нет служанки?

Я рассмеялась.

— Служанки? Ты забыла, что сто лет назад генерал Шерман разгромил Атланту и навсегда покончил с рабством? У нас есть женщина, которая раз в неделю приходит к нам убирать, и экономка по имени Ли, но она не из тех, кто раболепствует перед хозяевами. Она, конечно, может выполнить какое-нибудь мое поручение, но только в том случае, если я очень вежливо попрошу ее об этом.

— Ты никогда не стремилась настоять на своем, — фыркнула Сюзанна. — Если бы у меня было столько денег, сколько у вас, я наняла бы дюжину лакеев.

— Если бы? Держу пари, что Джеффри Дюрель в тысячу раз богаче нас.

— Это тоже унесло ветром, — и она снова залилась слезами.

— Ладно, Сюзанна, давай рассказывай, что случилось.

— Я сделала, как велел Тодд: при первой же возможности заманила Джеффри в постель. Поверь, это было очень непросто. До этого мы ни разу с ним не спали так, чтобы я могла потом заявить, что забеременела. Ты понимаешь, о чем я говорю. Ему никогда не удавалось по-настоящему кончить. На этот раз я приложила все усилия, чтобы это произошло, и через несколько недель сообщила ему, что жду ребенка. От этого известия у него просто поехала крыша. Его жена была бесплодна. Он просто в штаны наложил от радости, получив доказательство того, что он мужчина — настоящий мужчина, способный зачать ребенка. Он словно с ума сошел. Но сначала он отказался разводиться. Похоже она была… то есть и остается… инвалидом. Он решил, что будет материально поддерживать меня и своего будущего наследника, и может быть, после ее смерти — если она умрет… В общем, наобещал мне золотые горы, не подозревая, что я не беременна… Узнай Джеффри правду, он бы тут же порвал мой контракт. И тогда я заявила, что либо он женится на мне, либо я сделаю аборт. Но он не желал лишиться того, что служило доказательством его мужской силы, и настоял на разводе, который они оформили в Санто-Доминго, потом сразу же женился на мне. А через три недели я сказала, что у меня случился выкидыш…

— Я думала, что ты действительно постараешься забеременеть и наплетешь ему что-нибудь о том, что в вашей семье всегда перенашивали детей. А историю про выкидыш придумаешь лишь в том случае, если тебе не удастся забеременеть…

Сюзанна загадочно улыбнулась и как-то странно закатила глаза, словно у нее сейчас начнутся судороги. Ее всю трясло.

— Все это годится для женщины, которая способна забеременеть в определенный период. — На ее губах все еще играла эта таинственная улыбка. Я не поняла, что она хотела сказать, но промолчала и стала ждать продолжения. — После того, как я сообщила, что у меня был выкидыш, он захотел, чтобы я снова забеременела. А я убеждала его, что доктор запретил мне это по состоянию здоровья. В конце концов через несколько месяцев он без моего ведома переговорил с моим гинекологом и узнал…

— Что ты не была беременна?

— Нет, что я никогда не смогу забеременеть… — Я удивленно уставилась на нее. — Ему стало известно, что я пустышка.

— Пустышка?

— Он узнал, что у меня вырезана матка…

— О Боже! Сюзанна! — Мое сердце просто разрывалось от жалости к ней. — Я ничего не знала. Когда это случилось?

— Когда-то у меня был аборт. Помнишь, я говорила тебе? Вскоре после этого мне сделали операцию.

— У тебя нашли какую-то болезнь? Это был?.. — Меня охватил такой ужас, что я не смогла произнести это слово.

— Нет. Не рак, ничего такого. — Она снова закатила глаза, и мне чуть не стало дурно. — У меня ничего не болело. Просто я решила, что это наивернейший способ больше никогда не залететь.

Я раскрыла рот и изумленно уставилась на нее.

— Ты хочешь сказать, что вырезала матку по собственному желанию, что это было твое собственное решение?

Наверняка я что-то не так поняла.

Сюзанна кивнула, глупо улыбаясь. Она приложила руку ко рту, как будто рассказывала что-то смешное.

— Новейшее противозачаточное средство, последнее слово в науке.

— Да ты с ума сошла! Это же преступление! Боже! Почему ты не принимала таблетки?

Она широко раскрыла глаза.

— Но они же гормональные, Баффи! Я не хочу шутить с гормонами. Разве ты не знаешь, что так можно и рак заработать? Надеюсь, дорогая моя, ты не пьешь эти таблетки, — сказала она, с укором глядя на меня.

— Ты могла бы перевязать трубы, — заметила я.

— Я слышала, что какая-то девушка перевязала трубы и все равно забеременела. А потом, это звучит так ужасно, грязно…

— Грязно? — Мне казалось, что сейчас мы похожи на двух больных из сумасшедшего дома.

— Я думала… — она запнулась. — Я думала, что мой способ чище. — Я отвернулась. Я не могла спокойно смотреть на нее. Мне хотелось дать ей пощечину. — Куда ты? — испуганно спросила она.

— Вниз. Налить тебе стакан вина, а себе двойную порцию виски.

Может быть, вино и в самом деле благотворно действовало на ее пищеварение, но во всяком случае разрушить ее храм оно уже не грозило.

В течение последующих нескольких дней Сюзанна лениво слонялась по дому, только и делая что меняя халаты, один роскошнее другого.

— Что происходит? — спросил Тодд. — Она вообще собирается когда-нибудь одеться?

— Не знаю. Она восстанавливает силы.

— Но она же не больна.

— После того, как ей дали под зад коленом. А это чревато тяжким недомоганием.

В первое утро после того, как Сюзанна приехала к нам, Ли принесла ей завтрак в постель, где утомленная гостья нежилась на подушках. На следующее утро Сюзанна так и не дождалась своего завтрака.

— Я послабее здоровьем, чем она, — пробурчала возившаяся на кухне Ли.

На третий день она отказалась застилать постель Сюзанны и мыть после нее ванну.

— Ничего себе! — возмутилась Сюзанна. — Что за девицу ты наняла!?

— Ты уверена, что в данном случае уместно слово «девица»? — спросила я. — Она, между прочим, старше тебя лет на тридцать. А кроме того, как я уже сказала, она экономка.

— А почему бы тебе не нанять какую-нибудь девчонку? Ты вполне можешь это себе позволить.

— Сюзанна, я же говорила тебе, — повторила я, теряя терпение. — Ли — против, и я должна уважать ее желания. Я очень ее ценю. На нее можно полностью положиться. Согласись, мало о ком можно так сказать. У нас с ней свои взаимоотношения. Она застилает мою постель, только когда я спешу на работу, в остальных случаях я делаю это сама. И раз уж ты собираешься пожить у нас какое-то время, советую поладить с Ли.

— Ты хочешь сказать, что, если я останусь, Ли заставит меня мыть полы и убирать со стола?

— Да нет, — успокоила я ее. — К нам приходит уборщица.

— Баффи, а ты действительно хочешь, чтобы я пожила у тебя? — спросила она трагическим голосом.

Я обняла ее.

— Конечно. Живи у нас сколько пожелаешь. — Я не кривила душой. У меня было двойственное отношение к Сюзанне: меня ужасно раздражали ее грубость и бессердечие, но она всегда оставалась одной из нас, чуть ли не родственницей. — Но ты же понимаешь, Сюзанна, что я не могу постоянно сидеть с тобой. Мне нужно ходить на работу…

— А зачем? Мне казалось, что…

— Потому что Тодд не справляется без меня. Хотя ему и помогает Говард. Это все-таки семейный бизнес. Мы сейчас вертимся как белка в колесе. Конечно, мне не нужно отсиживать по восемь-девять часов, но у меня есть свои обязанности.

— По идее тебе следовало бы сидеть дома с Меган и Митчеллом, — сказала она с упреком. — То есть, по-моему, если уж у тебя есть дети, то нужно…

— Ну, это уж слишком, Сюзанна! Я только что объяснила тебе, что нужна Тодду. Говард и я — единственные, на кого он может положиться…

— Вот видишь, — жалобно протянула она. — Ты полагаешься на Ли, Тодд полагается на тебя и Говарда, а на кого положиться мне? Не на кого?

Я вздохнула. Бедная Сюзанна. Она так и не поняла, что, если рассчитывать на чью-то помощь, нужно уметь самой помогать другим. Я попыталась успокоить ее:

— Почему же? Ты всегда можешь положиться на нас с Тоддом. Мы всегда тебя поддержим.

Я говорила это абсолютно искренне, однако внутренний голос все же нашептывал мне: «Смотри, как бы тебе не пожалеть о своих словах».

Она улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.

— Я знала, Баффи, что ты так скажешь. Я ни секунды не сомневалась в этом. Вы с Тоддом всегда хорошо относились ко мне. А ты просто чудо. Да еще такая хорошенькая… — Сюзанна рассмеялась. — Знаешь, мне иногда кажется, что ты почти такая же красивая, как я, — добавила она.

Мы обе весело расхохотались, вспомнив наш первый день в Огайо. Но в следующее мгновение в нашем смехе появились нотки горечи.

Сьюэллен и Говард приехали к нам на обед, причем Сьюэллен — с большой неохотой.

— Ты же знаешь, что я никогда особенно не жаловала эту особу. И почему ты терпишь ее фокусы — выше моего понимания. Может, хватит носиться с этой самовлюбленной неврастеничкой?

— Сьюэллен, ты же всегда была милосердна к людям. Сюзанна сейчас переживает тяжелый период, и кто, как не старые друзья поддержат ее?

— Извини, но мне кажется, что она достойна презрения. В данном случае я даже не имею в виду то, что она сделала с Поли. — Она тряхнула головой, словно пыталась освободиться от воспоминаний о нем. — Я говорю о том, что она сотворила со своим телом. Тот, кто способен на такое, заслуживает презрения.

— А по-моему, ей можно только посочувствовать. И уж если на то пошло, это был ее выбор, так ведь? Ее тело, говоришь? Ты вовсю агитируешь за то, чтобы кастрировали собак, правильно? Так вот: некоторые женщины тоже не против, чтобы их кастрировали. Похоже, что это только во благо — и им самим, и обществу, и их нерожденным детям. Может, Сюзанна проявила большую мудрость по отношению к самой себе, чем окружающие, и правильнее всех нас оценила свою натуру.

— Разве ты не согласна, что она пошла на чересчур крутые меры?

— Сюзанна сама из «крутых». Сначала я была в шоке, когда услышала об этом. Я испытала самый настоящий шок и отвращение. Но немного погодя все хорошенько обдумала. Поскольку это было ее тело, то навредила она только себе и никому больше, а с собой она может делать все, что заблагорассудится.

— И все-таки я считаю, что врача не мешало бы пристрелить!

— А вдруг, этот врач просто не сумел разубедить Сюзанну.

Этот вечер стал тяжелым испытанием для благовоспитанной Сьюэллен, но она держалась вежливо, хотя и несколько холодно. Зато Говард, как всегда, излучал обаяние. После ужина мы сели у камина в библиотеке, и Сюзанна, в ниспадающем свободными складками платье изумрудного цвета, свернулась калачиком на оранжевом бархатном диване, нежась при мерцающем свете огня, играющего яркими искрами. Она потягивала золотистое бренди и, наклоняя голову, наслаждалась персиковым ароматом, исходившим из хрустального бокала. Она словно сошла с шикарной рекламной картинки: «Она пользуется духами от Сюзанны».

— У меня в Нью-Йорке все кончено, — вздохнула она. — Как впрочем и с карьерой модели.

Говард сочувственно посмотрел на нее, в то время как Сьюэллен, не проронив ни слова, перевела взгляд на вазочку с миндалем, стоявшую на кофейном столике. И как всегда, на помощь пришел Тодд.

— Но это же неплохо, — возразил он. — Ты и до Дюреля считалась первоклассной моделью, и я не пойму, почему ты сейчас не можешь ею оставаться.

— Ты действительно не понимаешь, — с грустью в голосе ответила Сюзанна. — Я представляла лицо фирмы, моим именем назвали лучшую продукцию. И теперь, после того как Дюрель порвал со мной, другим косметическим фирмам я уже без надобности. Зачем «Эсте» или «Ревлону» связываться со мной, если Дюрель выжал из меня все, что мог? В глазах людей мое лицо, мой образ всегда будут ассоциироваться с Дюрелем, с косметикой от Сюзанны. — Неожиданно она заплакала. — Косметика от Сюзанны… — Она застонала так, будто только что похоронила свое дитя. Я понимала, что она сейчас чувствовала, и, поддавшись порыву, обняла ее, чтобы хоть как-то утешить. — Я не могу опуститься до какой-нибудь второсортной фирмы после того, что было. Ведь это же ясно, правда? — Она сделала большой глоток бренди. — Тодд, мне уже почти тридцать, — продолжала она, глядя только на него, словно они были одни в комнате. — Журналы предпочитают брать семнадцатилетних девочек. В тридцать я для рекламы уже старуха. Конечно, можно и дальше работать моделью, но это уже будет не то. Что это даст? Какой смысл, если… если нельзя рекламировать лучшую продукцию?

Я думала, что Тодд будет разуверять ее и убеждать, что ей рано ставить крест на своей карьере модели, однако, вопреки моим ожиданиям, он согласился с ней.

— По-видимому, с рекламой покончено. А если так, ты должна поставить себе другие цели. Кино. Телевидение. Сцена. Правда, на сцене ты потерпела фиаско, так что этот вариант лучше отбросим. — О Боже, подумала я. Его нож оказался острее, чем нож того хирурга… Лучше не думать об этом. Сейчас Тодд нещадно отсекал все то, что мешало добраться ему до самой сути. — Значит, остается телевидение и кино. На телевидении ты однажды уже добилась оглушительного успеха, когда работала вместе с Лео. А многие телекомпании переехали на западное побережье… — рассуждал он.

— Выходит, ты считаешь, что мне стоит поехать в Голливуд? Ты это имеешь в виду? Да, я могла бы перебраться туда. Все, что мне нужно, это толковый агент. Первоклассный агент. Вот в чем проблема, — произнесла Сюзанна, начиная оттаивать. — У меня есть имя. Я действительно знаменита.

— Конечно, — подтвердил Тодд, и я кивнула.

— Но у меня почти нет денег. Я спустила все, что заработала за свою жизнь. Когда карманы пустеют, кажется, что безденежье никогда не кончится. А Джеффри клянется, что я не получу от него и ломаного гроша. И если я отправлюсь на побережье без денег, разве я смогу сохранить свою репутацию? Как сделать, чтобы никто не догадался, что мне дали пинком под зад? А без репутации остается только ползать на коленях в роли просителя. Ты же сам это прекрасно понимаешь.

Итак, мне стало ясно одно: Сюзанне нужны деньги. Так в чем проблема? Я была уверена, что Тодд даст ей столько, сколько она попросит. Но услышала совсем другое:

— Ты плохо соображаешь, Сюзанна. Конечно, деньги от Дюреля ты получишь. Потому что знаменитый Джеффри Дюрель не осмелится заявить в зале суда: «Она надула меня, обманным путем заставив развестись с прежней женой». И даже если его не волнует, каким идиотом выставит себя в глазах общественности, он не захочет позорить доброе имя компании. И тебе требуется только одно: намекнуть, что именно ты скажешь в суде. Дюрелю нужно потратить по меньшей мере полмиллиона на рекламу его продукции, чтобы расширить круг покупателей. А чтобы вернуть доверие клиентов, компании понадобится в два раза больше денег. И раз уж ты, своего рода имидж компании, водила за нос самого Дюреля, думаю, они не поскупятся подарить тебе за молчание полмиллиона. А, может, и миллион.

Услышав это, Сьюэллен возмутилась, Говард расстроился, а Сюзанна радостно улыбнулась.

— Тодд, ты абсолютно прав! Ты гений!

Тодд взглянул на меня. Что он хочет от меня, думала я. Чтобы я поддержала его? Но я, по совести говоря, просто испугалась. Подбить Сюзанну за то, чтобы она женила на себе. Дюреля и сохранила свой контракт, — это одно. Он не знал, что Дюрель женат, и, кроме того, у самого Дюреля была интрижка с Сюзанной. Посоветовать Сюзанне ехать в Голливуд — что ж, от этого никому не станет хуже, это абсолютно здравый смысл. Но предложить ей шантажировать Дюреля — человека, которого она уже заставила страдать… — Это уже совсем другое. Я не просто испугалась — мне стало дурно.

Я старательно отводила глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом. Но он упрямо глядел на меня и ждал, когда я посмотрю в его сторону. Поймав мой взгляд, он пожал плечами, покачал головой, как бы говоря: «пора забыть о несчастной миссис Дюрель и о неродившемся ребенке, поскольку сейчас разговор о другом — о деньгах. Только о деньгах, а Джеффри Дюрель очень богат. Так ведь?»

Но он был не прав. Сейчас разговор вовсе не о деньгах, а о совести. Потому что из-за эгоизма Сюзанны страдали люди. И что же, она не понесет никакого наказания, выйдет сухой из воды с карманами, набитыми золотом? Да, хочешь — не хочешь, она моя подруга. Но все равно: разве это справедливо?

Сюзанна радовалась, как дитя.

— А Уэс, самодовольный ублюдок! Он бросил меня, когда мне так была нужна его помощь. Он тоже заплатит! — Она повернулась к Сьюэллен и Говарду и объяснила им, кто такой Уэс и в каких они были отношениях. — Он не сможет легко отделаться от меня после того, что мне пришлось пережить ради него. Я спасла его имя. Не говоря уже о том, какую боль он причинил Поли! Думаю, мне нет нужды продолжать защищать его! — Она улыбнулась, как бы ожидая, что они согласятся с ней. — Где он был, когда я так нуждалась в его поддержке! Разве он встал на мою сторону, когда умер Поли и моя репутация висела на волоске? — Сюзанна взглянула на меня и рассмеялась. — Получается, что его тоже унесло ветром? — Но эта шутка не развеселила меня. Я отвернулась. Тогда она обратилась к Тодду. Чутье профессиональной жертвы подсказывало ей, где она может найти сочувствие. — А что ты думаешь по этому поводу, Тодд? Разве не заслужила я полмиллиона за то, что не разоблачила его в бульварных газетах?

Тодд нахмурился и ничего не ответил. И снова повернулся ко мне. Я догадалась, что он уже готов идти на попятный и не одобряет финансовых аппетитов Сюзанны. Он заискивающе улыбнулся. Эта улыбка говорила: «Ну и ну! Похоже я повторяюсь… я опять вляпался в грязь… Какая же она сука, правда?»

Однако я не улыбнулась в ответ.

Он подошел сзади, когда я сидела перед зеркалом у туалетного столика, расчесывая волосы, и обнял меня за плечи.

— Дело только в деньгах, Баффи Энн.

— Да, но мы совершили ужасный поступок, судя по тому, что она потом решила предпринять. Тогда, в Нью-Йорке, мы захотели помочь ей и дали совет. И сегодня…

— Но это же Сюзанна. Как только у нее прояснится в голове, она сама все обдумает. А что, если Дюрель и Гамильтон не против раскошелиться? Суть в том, что она не стала бы трахать Дюреля и Гамильтона сегодня, если бы они не трахнули ее раньше, правильно?

— Да. А Гамильтон, наверное, просто затрахал ее вконец. А Дюрель? Каким образом он?..

Тодд улыбнулся:

— Он тоже, разве не так? В переносном смысле, конечно. Он трахал ее. А что обычно бывает, когда кто-то кого-то трахает? Тот, другой, ему отвечает тем же, иначе сделка не состоится. Когда ты трахаешь, ты должен быть готов к тому, что получишь то же самое.

Я подумала и рассмеялась. У него железная логика.

— А если я сейчас тебя трахну, что сделаешь ты?

— Я верну тебе все сполна. Обещаю.

На следующий день преисполненная надежд Сюзанна улетела. Как только она покинула наш дом, Ли взялась отмывать ее комнату с таким остервенением, будто там жили прокаженные или, на худой конец, туберкулезники. Она улыбалась сама себе и напевала церковный гимн.

Я вручила ей конверт, который оставила для нее Сюзанна. Ли разорвала его, вытащила оттуда записку и чек на двадцать долларов. Она молча протянула мне записку. «Дорогая Ли, — было написано ярко-зелеными чернилами на алой бумаге. — Спасибо за вашу доброту». Подпись Сюзанны занимала полстраницы.

Ли направилась в ванную, и я заметила, как она спускает чек в унитаз. Я представила, что бы сказал ей Тодд: «Ли, это только деньги. У них нет ни лица, ни имени». Но сама я ничего не произнесла. Я никогда не задавала Ли вопросов, ни в какой форме. Ли оставалась Ли, и мотивы ее поступков были вне моего понимания.