Мы поселились в «Плазе», и я нисколько не удивилась, что мы попали в тот же номер, в котором так замечательно провели нашу первую брачную ночь. Такого жеста я и ожидала от Тодда.

Наутро он отправился в торговый центр в Парамусе в Нью-Джерси, а я — на встречу с Сюзанной в «Русский чай». Я была не на шутку взволнованна. Ведь я не видела Сюзанну четыре года, с тех самых пор, когда она уехала в Нью-Йорк, если не считать того, что мне попадались журналы с ее фотографиями на обложках да по телевидению прокручивали рекламные ролики с обворожительной «Женщиной Дюрель».

По телефону Сюзанна сообщила мне, что заказала столик специально в «Русском чае», потому что здесь его называли восточным «Поло Лаундж», а «Поло Лаундж» — это место, где собираются звезды Голливуда. Другими словами, насколько я поняла, в «Русском чае» обедали жители западного побережья, когда приезжали в Нью-Йорк. Правда, мне было невдомек, какое отношение к этому кафе имела Сюзанна, которая была лишь нью-йоркской моделью, а не голливудской звездой. Меня провели к довольно удобному, на мой взгляд, столику, и я стала ждать Сюзанну: она опаздывала. Когда она вошла, по залу пробежало волнение. Все уставились на нее, а она посылала в разные стороны воздушные поцелуи. Одета была Сюзанна довольно эффектно, хотя и не по сезону (а был конец мая): в длинное пальто из зеленой замши, широкую юбку и соответствующие туалету туфли, ее пышные волосы развевались в художественном беспорядке. Казалось, их у нее столько, что хватит на двоих.

— Баффи! Баффи! Баффи! — закричала она и обвила меня руками. — Как я скучала по тебе! Ты не представляешь! Наверное, и дня не было, чтобы я не вспоминала о тебе. — Я поцеловала ее в ответ и была так растрогана, что ее беспорядочные слова пролетали у меня мимо ушей. — Ты великолепно выглядишь! — воскликнула она. — Не постарела ни на один день с тех пор, как я впервые увидела тебя. Ты маленькая дьяволица, ты до сих пор похожа на Вивьен Ли. — Я что-то пробормотала насчет того, что это не совсем так, но она уже обернулась к метрдотелю и спросила: — Разве она не похожа, как две капли воды, на Вивьен Ли?

Он тихо согласился:

— Мадам красива.

Глупо, конечно, но при встрече с Сюзанной меня охватила настоящая радость, и я почувствовала душевный подъем. В порыве чувств я заказала мартини с оливками, хотя знала, что впереди еще ждет вечеринка у Клео. А Сюзанна велела принести себе фирменной газировки.

— Продолжаешь охранять стены старого храма? — пошутила я, припомнив, что Сюзанна не пила крепких напитков, почитая святость собственного тела.

— Я до сих пор предпочитаю не допускать алкоголь в свой организм, — важно заявила она, но тут же наклонилась вперед и добавила шепотом: — Однако в прошлом году я сделала аборта.

— Ой, Сюзанна, как я тебе сочувствую! — воскликнула я, не забыв еще того ощущения опустошенности и отчаяния, которое испытала после своего аборта.

— Ради Бога, не сочувствуй, я сама нисколько не пожалела об этом. Боже! Страшно подумать, что стало бы с моей карьерой, если б я не сделала аборта.

— Но ты могла выйти замуж. А потом, родив малыша, снова занялась бы своей карьерой. Поли женился бы на тебе, даже если бы это был не его ребенок.

— А почему ты думаешь, что я хотела сохранить ребенка? И от кого еще он мог быть, как не от Поли? Когда я знаю, что займусь с кем-то любовью, я обязательно предохраняюсь. А то, что случилось — проделки Поли. Результат того, что он в очередной раз изнасиловал меня, — добавила она с искренним возмущением.

Я постаралась не изменить выражения своего лица. «В очередной раз изнасиловал меня», как будто все эти изнасилования были поставлены на поточную линию. Смешно.

— Ты могла бы принимать таблетки, — заметила я. — Тогда ты будешь в безопасности, даже когда тебя насилуют.

— О нет, Баффи! Ты не представляешь, как таблетки воздействует на гормоны! А свои гормоны надо беречь. Если сама не позаботишься об этом, никто не позаботится.

Я не знала, что ответить, и сделала заказ. Я махнула на все рукой и заказала ньюбергских омаров, несмотря на то что они очень калорийны. Сюзанна выбрала салат из латука и помидоры и вытащила из сумки бутылочку приправы собственного приготовления — особую смесь из яблочного сока, уксуса и трав.

— Я дам тебе рецепт. Но пора отказаться от соусов, милая Баффи, иначе ты уже не будешь походить ни на одну знаменитость в лучшие годы ее жизни.

Мы рассмеялись.

— О, те дни, те дни, когда мы учились в колледже, как хорошо тогда было, правда? — проговорила она так, словно с тех пор прошла целая вечность.

— Да, конечно, но и сегодня нам живется неплохо, согласись!

Она взглянула на меня, и в ее глазах мелькнула грусть.

— А ты все тот же романтик, да? Это мне всегда больше всего нравилось в тебе. Но, Баффи, разве ты не знаешь? Сейчас уже никто не может позволить себе оставаться романтиком… — произнесла она упавшим голосом.

Мне хотелось возразить, что как раз я могла позволить себе такую роскошь, но вместо этого спросила:

— Ты продолжаешь встречаться с тем женатым политиком? Если да, то почему?

Она заморгала, как бы нехотя возвращаясь из мира воспоминаний в мир сегодняшний. И оживленно заговорила:

— Потому что он богат, влиятелен, он человек высокого полета, из того теста, из которого выпекают президентов.

— Удивляюсь тебе, Сюзанна. Можно подумать, что тебе что-то перепадет от этих достоинств, если учесть, что он женат на другой.

— Он собирается развестись…

Я вздохнула и посмотрела на оранжевый ньюбергский соус уже без всякого аппетита.

— И ты еще говоришь о том, что кто-то чересчур романтичен, — заметила я. — Только и слышу, что все они собираются разводиться. Какой смысл ему уходить от жены ради тебя, когда он мечтает о Белом доме? Если он разведется, туда он уже не попадет.

Сюзанна улыбнулась хорошо знакомой мне лукавой улыбкой, обнажив нижний ряд зубов.

— Попадет, если будет виновата она, если выяснится, что она изменяла ему. А его пожалеют. Тогда и пригодится моя известность, мое обаяние. Принимая во внимание, что мое имя ничем не запятнано. Так что, сама понимаешь, мне нельзя ссориться с Поли, чтобы он не навредил мне.

— Значит, вы оба, твой сенатор и ты, только и ждете, когда его жена собьется с пути истинного?

— Уэст уже сейчас подозревает, что она изменяет ему, — сообщила Сюзанна и наклонилась через стол, шепнув: — Он установил за ней слежку. — На мгновенье, лишь одно мгновенье, в глазах Сюзанны мелькнула боль. И тут же они потемнели от гнева. — Мне хочется удавить Поли, вот что! Он конченый человек. Он уже ничего не делает. Вообще ничего. От него никакой пользы. Ни в чем. Он просто камень у меня на шее. Все, на что он способен, это напиться и угрожать мне. Честно говоря, я уже боюсь его. И никак не могу от него избавиться. Он постоянно твердит, что разгласит в прессе мой роман, с Уэстоном. — Она провела рукой по лбу и продолжила: — Знать бы, как от него избавиться без лишних хлопот. Уэст говорит, чтобы я оставила все как есть. Что Поли для нас отличное прикрытие. А Джеффри Дюрелю не нравится, что Поли везде суется. Я для него само обаяние и шик, я олицетворяю тот имидж, который нужен его компании — парфюмерии от Сюзанны. Он говорит, что я теряю свой шик, живя с небритым, взбалмошным, безработным пьяницей!

— Не надо, Сюзанна! — взмолилась я. Мне тяжело было слышать такое о Поли. О человеке, который остался в моей памяти милым, улыбчивым, жизнерадостным парнем. Да, именно таким и был Поли в те времена. К тому же в нем чувствовалась сила духа, самоуважение и гордость. И он всегда смеялся.

— А что Джеффри Дюрель? Кто он для тебя, кроме как твой работодатель?

На этот раз Сюзанна показала не только свои зубки, но и ямочки на щеках.

— Джеффри стар. У него редко возникает надобность во мне. А кроме того, — и она наклонилась через стол, — он слегка тронут на малолетках. — Я не успела попросить ее пояснить свои слова, потому что она быстро порылась в сумочке и извлекла оттуда золотой флакон. — Это тебе, дорогая Баффи. Духи от Сюзанны, флакон из настоящего золота, восемнадцать каратов, он открывается, и его можно снова наполнить. Таких флаконов было выпущено всего несколько штук. Мне самой досталось три, и я хочу, чтобы один был у тебя.

Она протянула его мне. Я взяла флакон в руки и провела пальцами по надписи «Сюзанна», вытравленной в металле.

— Я не могу его взять, Сюзанна. Он слишком дорогой… — запротестовала я.

— Но я хочу, чтобы ты его взяла, Баффи. Ты моя самая близкая подруга. Настоящая подруга, которой я могу доверять. К тому же у моей старой знакомой из Кентукки, той самой бродяжки Поппи, тоже есть такой, так что еще один может быть и у тебя. Помнишь, я рассказывала тебе о ней? Я любила болтать с ней, когда мы учились в школе.

— Да. Клео сказала, что встретила тебя с ней и ее приятелем. Что ты пыталась помочь им. Он певец? Я подумала, что ты отлично поступила, когда взялась помочь им, позволила им остаться у тебя.

Сюзанна поморщилась.

— Все произошло не совсем так. Поверь, у меня не было ни малейшей охоты помогать им. Скорее меня вынудили заняться их делами. — Иногда она может быть на удивление откровенна, думала я, слушая Сюзанну. — Вот как все произошло на самом деле. Однажды утром они появились у меня в дверях — босиком из Кентукки, как у нас выражаются. Они запросто вторглись ко мне с одним-единственным чемоданишком. Тогда я еще не подозревала, что они собираются отколоть.

Поппи уже давно подумывала уехать из Кентукки. В тот вечер она приняла окончательное решение. Это случилось, когда они с Гермом вышли из заведения под названием «Крупная выпивка».

— По-моему, сегодня они по-настоящему балдели от меня. Правда, Поппи? Они точно посходили сегодня с ума, — взволнованно произнес Герм.

— Слушай, Герм, лучше иди и пригони сюда свой паршивый грузовик. У меня сейчас задница отмерзнет.

Она крепко обхватила руками плечи. На ней было надето прямое обтягивающее платьице без пояса, которое еле прикрывало грудь и бедра. Когда показался Герм на своем пикапе, она принялась кричать на него, правда, без особой злобы:

— Сейчас же вылезай оттуда и помоги мне забраться, сонная тетеря!

Он безропотно исполнил приказание.

— Забыл, что мне следовало помочь тебе, — пробурчал он, откидывая назад темные волосы, которые все время лезли в глаза.

— Ты бы и задницу свою где-нибудь забыл, если б она не была пришита к тебе.

Он улыбнулся и ответил:

— Ты так и не похвалила меня за сегодняшнее выступление.

— Может, потому, что тебя не за что особенно хвалить. Ты деревенский тупица, ты не сделал, как я тебе велела. Я говорила тысячу раз: певцов в стиле «кантри» сейчас полно. И ты должен отличаться от них. В твоем голосе должно быть больше тоски.

Герм надулся.

— Между прочим, совсем не просто петь в той манере, к которой не привык.

— Если б ты не был таким лодырем и больше репетировал, у тебя наконец бы все получилось.

— Постараюсь, Поппи.

Он положил руку на ее голое бедро, выглядывавшее из-под юбки.

Она слегка нажала ему в пах. Его рука, держащая руль, дрогнула.

— Подожди, пока я не отъеду в сторону.

Тогда она ущипнула его.

— О Боже, Поппи, неужели тебе трудно подождать, пока я не найду, где остановиться?

— Заткнись, продолжай ехать и поработай пальцем.

— Не могу; я за рулем.

— Черт побери, Герман! Давай работай пальцем. Хочу, чтобы меня трахнули. И прямо сейчас!

Она снова ущипнула его, на этот раз больнее.

— Ради Бога, Поппи, лучше б ты перестала! Меня сейчас чуть не занесло! — Он заметно взмок. — Я не выдержу этого за рулем, — взмолился он.

— Говорю тебе, пошуруй своим пальцем.

— Каким образом? Ты что, без трусов?

Она задрала юбку. Он на секунду оторвал взгляд от дороги.

— Господи Иисусе!

— Теперь все ясно, Герман: ты плохо соображаешь. Потому объясняю. Одной рукой ты держишь руль, а вторая рука свободна. Ты можешь ей орудовать сколько угодно. — Наступила пауза. Через некоторое время она сказала: — Ну вот… Можешь же, когда захочешь.

— Я сейчас сгорю, Поппи. Расстегни мне штаны!

— Хорошо, дурачок. Ну как?

— О Боже! Я сейчас остановлю машину!

— Не надо. Неужели ты не понимаешь, что так интереснее?

— Мы завтра опять пойдем в «Крупную выпивку»?

Неожиданно на нее накатил приступ раздражения.

— Это грязная дыра. В таких вонючих клозетах ничего не добьешься. Мы тут топчемся уже пять лет. А баксов у нас нет до сих пор, и никто не знает, что мы вообще существуем.

Он оторопел.

— Но ты же говорила, что нужно где-то начинать?

— Ты начинаешь уже несколько лет. Неужели тебе не приходит в голову, что ничего не получается? Ты записал только одну дурацкую пластинку, и нам никуда толком не удалось ее пристроить. Только нескольким поганым диск-жокеям из местных. Самое время убираться отсюда к черту.

— Но куда?

— Куда-нибудь, где можно хоть чего-то добиться.

В его глазах мелькнул злой огонек.

— Ты случайно имеешь в виду не Нэшвилл?

— Нет, болван, я не Нэшвилл имею в виду. Там певцов как собак нерезаных, и каждый суетится почем зря. А ты не пробивной, тебе за ними не угнаться. Да и вообще, кому нужен этот Нэшвилл?

Его подкупило ее стремление найти землю обетованную.

— Куда ты хочешь двинуться?

— В Голливуд. В Лас-Вегас. Или прямо в Нью-Йорк.

— В Нью-Йорк? Перестань дурачиться. Кому мы нужны в Нью-Йорке?

— Боже, ну ты и зануда! Не знаю, зачем я трачу на тебя время.

— Может, потому, что любишь меня? — робко произнес он. — Потому, что я хорошо пою? Или потому, что я хорошо трахаюсь?

— Не настолько ты хорошо поешь, да и трахаешься средне, — кисло заметила она. — И кто тебе сказал, что я люблю тебя?

— Поппи, а где мы будем жить в Нью-Йорке? Где достанем денег?

Рассказывать ему о Сюзанне было бесполезно. Он все равно не поймет, какую власть она имеет над Сюзанной, власть, которую она получила благодаря письму, опрометчиво отправленному ей Сюзанной. Должно быть, на нее нашло умопомрачение, когда она писала его, признаваясь в том, что попала в сложное положение из-за своих отношений с давним любовником и с тем женатым политиком, у которого были большие связи наверху. Да, она могла бы заложить Сюзанну и сбить спесь с нее, а заодно и с ее политика. А еще Сюзанна упомянула о крупной косметической фирме. Если Поппи выдаст ее тайну, дела фирмы, несомненно, пойдут прахом. Нет, вряд ли Сюзанна откажется поселить их на время в своем шикарном доме на Пятой авеню и помочь Герму. У нее наверняка есть связи, и она действительно постарается помочь им хотя бы потому, что чем раньше устроит их дела, тем скорее избавится от них.

— Так когда поедем, Поппи? — Он уже сгорал от нетерпения.

— Завтра.

— Завтра?

— Да, ты правильно понял. Завтра. И никому не скажем ни слова. Просто соберемся и уедем.

— А моя мама?

— Пошлешь ей открытку к Рождеству.

— Не могу поверить, — восторженно произнес он. — Нью-Йорк!

— Точно.

Поппи рассмеялась. Она представила, какое будет лицо у Сюзанны, когда на пороге ее роскошных нью-йоркских апартаментов появится она с Германом и с гитарой.

— Они просто сели мне на шею. Он парень милый, но недоумок, зато ее ума хватает на двоих. Эта маленькая сучка взялась меня шантажировать. То, что я, как дура, рассказала ей по секрету, она решила использовать против меня. Она пригрозила, что разгласит мою тайну в какой-нибудь бульварной газете, если я не буду помогать им. И мне пришлось искать кого-то, кто согласился бы прослушать эти идиотские песни. Поверь, я была просто вне себя. Я не знала, как избавиться от этих проходимцев, куда от них деться. И вот однажды я обнаружила, что пропал один из флаконов с духами. Я сразу поняла, что его стащила Поппи. За ней это всегда водилось. И тут меня осенило. Я заявила, что пропал бриллиантовый браслет, и сказала Поппи, что заявлю на нее в полицию, если они с Гермом не уберутся к чертовой матери. А вздумай она пустить обо мне слух, ей все равно не миновать тюрьмы, потому что я личность известная и полиция скорее поверит мне, а не ей. Да кто она такая! Кроме того, я подозревала, что у нее появились какие-то связи, и эта маленькая сучка участвовала в перевозке наркотиков и, возможно, использовала мой дом как склад для своего товара.

— Но ты не знала ничего точно?

— А мне и не надо было. Я подозревала ее! А она шантажировала меня, держала на крючке! Поверь, уж лучше иметь дело с Поли, этим ходячим недоразумением, чем с теми двумя оторвами.

— Значит, ты их выкинула?

Она удивленно посмотрела на меня.

— Конечно. А как бы ты поступила?

— Не знаю. Куда они делись?

— Не имею ни малейшего представления, да мне это и не интересно. Но ни на секунду не сомневаюсь, что они добьются своего. Поппи умна, к тому же подла, как змея, и хитра, как лисица. — Сюзанна замолчала, задумавшись, и наконец добавила: — Поверь, я мечтаю как-нибудь так же избавиться от Поли, как избавилась от Поппи.

Я представила, как Поппи и Герм, голодные и холодные, бредут по улицам. Я понимала, что Сюзанна выразилась абстрактно, но все равно мне было обидно, что она ставит Поли на одну доску с теми двумя.

— О Сюзанна! Неужели между тобой и Поли все должно так печально кончиться? Прошло столько времени. Почему бы вам не остаться вместе? Ты еще можешь спасти его. Боже мой, Сюзанна, ведь Поли еще нет двадцати пяти. Ты не можешь выбросить его, как отработанный шлак. Зачем тебе охотиться за этим Уэсом и этим Дюрелем? Они только используют тебя, как ты используешь их. А Поли любит тебя. Почему бы тебе не выбрать любовь? Любовь — единственное спасение, Сюзанна! Прислушайся к моим словам!

Я защищала Поли, но на секунду моя настойчивость испугала Сюзанну. Я заметила это по ее глазам. Но лишь на секунду. Она рассмеялась и ответила:

— Но я не люблю Поли. И никогда не любила.

— А ты способна любить кого-нибудь? — спросила я.

— Да, конечно. Себя! Я себя обожаю.

Она снова рассмеялась, на этот раз уже над собой. В конце концов рассмеялась и я. Трудно не подхватить смех того, кто смеется над собой. Но даже в конце обеда, когда я осторожно положила флакон с духами к себе в сумочку, так, чтобы не повредить гравировку с именем Сюзанны, меня не покидало чувство, что за нашим столом сидят призраки: Поппи, Герм и милый Поли.