Пошли слухи о том, что «Белая Лилия» к Рождеству вернется домой. Сначала в коробках. К весне она уже выйдет на экраны. Оказалось немного иначе. Теперь уже говорили, что фильм будет на следующей неделе в коробках в Нью-Йорке. Тем временем приближалось Рождество и день свадьбы Клео. А Гэвин поехал на Рождество в провинцию к своей семье, а затем отправится на север. Далеко-далеко…

Я была в растрепанных чувствах. Я знала, что этот день приближался, но были ли мы готовы сказать друг другу: «Все кончено, прощай»? Однако мне приходилось справляться с переживаниями и похуже этого, разве не так? И я начну страдать завтра, но не сегодня. Сегодня — счастливый день. Рождество для детей и свадьба — для Клео.

По желанию Клео гостей приглашалось немного, однако мы с большим удовольствием составляли список приглашенных. Она не хотела, чтобы сюда приехала половина Техаса, поэтому мы решили, что из Далласа мы пригласим сорок человек: Лейлу и ее мужа, Дюка, отца невесты и еще его брата, Дика, и его сына Динки с женой.

— Почему его зовут Динки? — спросила я. — Что за ужасное имя?

— Это просто прозвище. Подожди, вот когда увидишь его, тогда поймешь.

— Скажи сейчас.

— Ну, понимаешь, в Дюке шесть футов четыре дюйма, а в его брате Дике — шесть, в Дейле, как ты знаешь, шесть и пять. А в Динки — только пять и одиннадцать! — Она захихикала.

Я вежливо улыбнулась.

— Ну и что здесь смешного?

Но Клео продолжала смеяться.

— Подожди, когда познакомишься с его женой. В ней — шесть футов и пять дюймов — она на голову выше его.

Это и впрямь было забавно. Да, мне действительно будет не хватать Клео.

Из Лос-Анджелеса тоже набиралось сорок человек: Сьюэллен с Говардом и их двое детей, Поппи и Сюзанна, Кэсси и Дженни, но без Гая.

— Они даже не живут вместе, почему же я должна его приглашать? На сей раз я все хочу сделать по-своему. Я не буду приглашать никого, кого бы действительно не хотела видеть. И я обязательно приглашу Лео, даже не спорь. И когда мы с Дейлом отправимся в свадебное путешествие, Лео сможет поехать домой с Джошем и Тэбби.

— Это твоя свадьба, и я не собираюсь с тобой спорить. Даже если и считаю, что приглашать на свадьбу бывшего мужа — не очень-то прилично.

— Если остаешься друзьями, то все нормально. И кроме того, сейчас это очень даже модно, это считается высшим шиком. Очень стильно, если не сказать большего.

— Может быть, лучше сказать «в струю»? — спросила я со смехом.

— А может, «очень изысканно»?

— Могу предложить лучший вариант: «шикарно». — Ты это слово подсмотрела. Это не считается.

— Нет, считается. А как насчет «последний писк?»

Она покачала головой:

— На этот раз ты выиграла.

Да, я буду ужасно скучать по Клео. Никто не сможет заменить мне ее.

А сегодня даже Ли пребывала в приподнятом настроении. Сегодня Ли в темно-красном платье из тафты тоже среди приглашенных. Я сказала ей, что свадебный стол будут обслуживать приглашенные официанты и повара, и Клео хотела бы, чтобы Ли присутствовала в качестве гостьи, ей необходимо новое платье и на сей раз не черное.

— Но мне нравится черный цвет, — возразила она.

И хотя теперь мы разговаривали гораздо реже, чем раньше, я обратилась к Тодду.

— Скажи ты ей, чтобы она надела красное платье. — Я вспомнила, как Ретт Батлер убедил Мамми надеть нижнюю юбку из красной тафты, и почему-то это стало для меня очень важным.

Тодд с серьезным видом отвел ее в сторону, и вернувшись, она проворчала:

— Темно-красное.

И оно действительно было темно-красным.

Конечно, какое-то влияние Техаса чувствовалось: церемонию провел судья из Далласа, приятель Дейла, однако угощение было несомненно лос-анджелесским. То есть блюда были французские и итальянские. С добавлением японского суси. Кроме того, салаты с пониженным содержанием калорий и зеленая фасоль, которая, как считается, оказывает омолаживающий эффект. Но никаких новомодных блюд. Сьюэллен сказала — подумать только, и Сьюэллен туда же, — что новомодные кушанья уже не в моде. Так что мы их исключили из меню. Сьюэллен становится все более современной…

Для создания настроения был приглашен струнный квартет и пианист. Они играли спокойную классическую музыку и народные мелодии. Мы с Клео согласились, что не будут исполняться мелодии, записанные Бо, даже песни из «Белой Лилии», чтобы пощадить чувства Поппи. Однако Поппи сама настояла на этом, обратившись с просьбой к пианисту. Она сказала, что хочет, чтобы Бо и его музыку не забывали.

— Мне, конечно, тяжело ее слушать, — сказала она, — но это светлая печаль.

Поппи тоже начинает меняться…

И поэтому, когда Сьюэллена запела песню Бо «Любовь уходит», слова ее отозвались особой болью:

Самое смешное, что я все время ожидала, что в любую минуту появится Хайни. Я знала, что он в хороших отношениях с новой семьей Клео, и надеялась, что хоть кто-то — не называя меня — мог бы пригласить его просто так. Но нет, этого не произошло.

Но когда вечер уже подходил к концу, и большинство гостей разъехались, и сами жених с невестой отправились в аэропорт, зазвонил телефон. Вообще-то телефон звонил весь день, не переставая, но этот звонок был особенным! Я сразу это поняла! И как только удается почувствовать, какой звонок несет беду, а какой — нет. Ученые бы сказали, что это просто интуиция и настроение, но я бы с ними поспорила. В этом звонке чувствовалась тревога.

К телефону позвали Тодда, а когда он вернулся, то шепнул мне, чтобы я задержала Кэсси, затем он подошел к Говарду, и они вдвоем прошли в библиотеку, потом Говард вышел и позвал туда Лео. Этот звонок был как-то связан с Кэсси. Но в чем все-таки дело?? Это не могло быть связано с Дженни. Дженни была здесь. И это не могло иметь отношения к ее матери, потому что в комнату пригласили и Лео.

Вскоре все ушли, кроме Кэсси, Сьюэллен и детей, включая детей Лео, Джоша и Тэбби. Официанты принялись убирать со столов, начиная с большой комнаты. Ли, сняв свое красное платье и переодевшись в обычное черное, давала им указания, взяв реванш за целый день безделья.

Из библиотеки вышел Тодд, отвел в сторону Кэсси и, положив руку ей на плечо, что-то сказал. Казалось, она сначала страшно испугалась, потом показалась растерянной. Может быть, что-то с Уином? Но затем приехали два наших адвоката, Билл Харрис и Хатч Вагнер, и начальник отдела рекламы, и еще человек из отдела связи с общественностью. Нет, это не Уин. Поскольку здесь адвокаты и… Конечно же, это Гай! Что с ним? Убит, как Бо? Заболел? Что произошло?

Затем Тодд отправил всех детей наверх, а мы все пошли в библиотеку. Говард сказал нам, что Гай арестован. В проулке, неподалеку от бульвара Сансет, нашли сильно избитую пятнадцатилетнюю девочку, еле живую, изнасилованную, все внутренности у нее были разорваны. И хотя она едва говорила, поскольку губы были сильно разбиты, она сказала достаточно, чтобы установить личность нападавшего. Она сказала… «Гай Саварез».

Я оказалась рядом с Кэсси, которая сидела не шевелясь. Я взяла ее руку и сильно сжала, но она не ответила на мое пожатие.

Сначала заговорил представитель рекламного отдела.

— Скандалы бывают разного рода, одни делают рекламу фильму, другие убивают его. Этот — убьет многократно.

Человек из отдела связи с общественностью сказал:

— Девочка может и лгать. Вполне возможно, она говорит неправду.

Хатч Вагнер добавил:

— Не исключено, что она лжет. Она позволила кому-то подцепить себя, но получила больше, чем рассчитывала, и теперь хочет хоть как-то компенсировать свои страдания. Ей нужен шум вокруг ее имени или деньги. Поэтому она называет имя известного киноартиста. Это случалось и раньше. Это происходит довольно часто.

— Правильно, — согласился человек из рекламного отдела. — Ведь ее не просто изнасиловали и избили. Ее изнасиловал и избил известный киноактер, и она будет давать интервью какой-нибудь газетенке и…

— Громкий судебный процесс, — закончил за него Билл Харрис. — Вполне имеет смысл.

Лицо Говарда пылало.

— Но почему бы не подождать, пока не появится Дейв Риклос? Он поехал в полицейский участок. Когда он вернется, мы узнаем больше.

— А как быть с фильмом? — спросила Сьюэллен. — Как же вы теперь закончите свою картину?

Ведь осталось всего каких-нибудь пять-шесть дней съемок, подумала я. Картина уже почти готова, вот-вот должна выйти.

Но Лео ответил:

— Мы закончили все сцены с Гаем несколько дней тому назад. Нам осталось только снять несколько сцен с Сюзанной, сцену в больнице.

Значит, дело было не в картине, подумала я. Никому не надо было произносить: «Давайте вытащим Гая из этого дерьма, чтобы мы могли закончить картину».

Но тут наконец заговорил Тодд.

— Нет, дело не в том, чтобы закончить картину. Я не представляю, как мы сможем ее выпустить, если все это правда… Если все это правда, а мы выпускаем картину, где Гай играет славного героя, разглагольствующего о высоких моральных принципах, то она станет посмешищем. Это будет просто анекдотом на всю страну.

— Да, — согласился Боб Спуччи, из рекламного отдела. — Вы можете себе представить, чтобы Карсон включил это в свой монолог?

Да. Я его понимала. Картина могла действительно стать посмешищем. И решение необходимо было принять именно сейчас, думая о картине и ее судьбе.

Рей, человек из отдела по связям с общественностью, проговорил:

— Только подумайте, что из всего этого сделают репортеры, критики! Они поднимут нас на смех.

Кэсси сидела тихо, как неживая.

Я вспомнила убитое лицо Кэсси, когда увидела ее тогда, много лет назад, прежде чем мы фактически сюда переехали и стали частью этой компании, этих киношников. Я вспомнила, как Кэсси рассказала мне, что дважды следила за Гаем в машине, и он оба раза подцепил девчонок-подростков.

Это было правдой. Он был виновен. Я знала это, и Кэсси тоже. И картина, уже почти готовая, была поставлена на карту. Кроме того, были еще и другие моменты: Кэсси и ее дочь.

— Девочка рассказала полиции, что на нем был парик и большие висячие усы, а также большие темные очки, но все же она его узнала. Я говорил с Гаем. Тот уверяет, что девчонка лжет, что он вообще в этот день не был в том районе, что он спал у себя дома. Он отключился где-то часов в двенадцать дня, поскольку встречал Рождество и не спал всю ночь, — рассказывал нам Дейв Риклос, вернувшись из полицейского участка.

— Бедная девочка, — произнесла Сьюэллен. — Она ведь не умрет?

— Нет. Она будет жить. Это не убийство. Но это изнасилование, и очень жестокое изнасилование, с причинением тяжелых травм, дело достаточно серьезное, если только они смогут это доказать.

— Если он виновен. Здесь довольно большое «если», — строго произнесла Сьюэллен. — Давайте не будем судить. — Сьюэллен, как всегда, старалась быть справедливой.

Дейв взглянул на Кэсси, вздохнул и отвел глаза.

— Я разговаривал с одним человеком из полиции, его зовут Уилкинс. Полиция уже не раз замечала Гая. Несмотря на то, что он пытался маскироваться. Они говорят, что он частенько раскатывал на своем красном «феррари» по бульвару и прилегающим переулкам и сажал себе в машину девчонок. Однако раньше они ни разу не получали жалоб. Обычно девчонки подобного рода не жалуются.

— Ну, это еще не значит, что он виновен, — заметил Боб Спуччи. — Мужчины частенько подсаживают себе в машины девушек, но это еще не значит, что они их избивают. Это еще не значит, что они их насилуют. Если девушка садится в машину к мужчине, то чего она может ожидать?

— Предлагаю покончить с этим немедленно. Прямо сейчас. Мы пойдем к ней домой. Мы заплатим, сколько они потребуют. Тогда они велят девочке сказать, что она ошиблась. Кому все это надо? — В этом был весь Билл Харрис.

Хатч Вагнер согласился с ним.

— Зачем рисковать? Слишком многое поставлено на карту, мы не можем рисковать.

В конце концов эти люди работали на компанию. Они говорили то, что было лучше для студии.

Сьюэллен пришла в ужас.

— Это невозможно. Этого нельзя делать. Нужно дать Гаю шанс оправдаться. Оправдаться на суде. Если вы заплатите деньги, то никто так и не узнает, что было на самом деле.

Бедняжка Сьюэллен. Сама невинность. Чересчур невинна. В этом и состояла ее проблема.

Я взглянула на Тодда. Мы все посмотрели на Тодда. Он еще не произнес ни слова. Он посмотрел на меня, но я ничего не смогла прочесть в его взгляде. Может, он пытался понять, что я хотела бы, чтобы он сказал? Я затаила дыхание, пока он смотрел на Кэсси. Однако Кэсси все еще молчала.

Он посмотрел на свои руки, повернул их, посмотрел снова.

— Не думаю, чтобы «Кинг Студио» кого-нибудь стала подкупать. Не думаю, что нам стоит этим заниматься. — Его голос звучал совершенно ровно. — Я не знаю, виновен ли Гай. Я совершенно не собираюсь его судить. Но если имеется хоть малейшее подозрение в том, что он виновен, я не хочу покупать свободу этому человеку. Я не думаю, что наша картина важнее, чем все эти молодые девушки, имеющие несчастье стать его жертвами. И не думаю, что наша картина дороже их жизней, и что можно оценить их жизнь в долларах. — Я так и думала, что он скажет именно это. Я не так уж сильно разошлась с ним, не так сильно забыла свои чувства к нему, чтобы не знать, как именно он будет на все это реагировать. И ничего другого я бы и не пожелала. И ничего другого не ожидала от него. Но еще была Кэсси.

И наконец она заговорила:

— Все считают, что он — отец Дженни. Они подумают, что у моей дочери — отец-чудовище, но это не так.

Только мы с Сьюэллен знали, что Гай не отец ее дочери. И еще Тодд. Остальные пытались понять, к чему она клонит.

— Тогда тебе необходимо поддержать его, — сказала Сьюэллен. — Ты обязана сделать это ради Дженни. По крайней мере, пока его вина не будет доказана.

— Сьюэллен, я тебя не понимаю! — воскликнула я. — Ей не надо делать ничего подобного. Ей просто надо заявить, что Гай не отец Дженни. — Еще не хватало, чтобы Кэсси поддерживала этого подонка.

— Подождите секундочку, — вмешался Говард. — Все же Гай — наш товарищ… Мы не собираемся никого подкупать и не собираемся никого обманывать, но пока его вина не будет доказана, мы должны быть на его стороне. Это наш долг. Это будет справедливо. Мы должны толковать все сомнения в его пользу, как это делает закон. Пока вина не доказана, человек считается невиновным.

— Он виновен, — произнесла Кэсси, и все вокруг, пораженные, уставились на нее.

— Ты не можешь быть в этом так уверена, — проговорил Говард. — Тебя же там не было, Кэсси, — сказал он мягко. — И если мы все не поддержим его, если ты его не поддержишь, то мы заранее восстановим всех против него. Я считаю, что нужно официально заявить, что мы — на его стороне. Это наш долг.

— Да, — сказал Тодд. — Думаю, это правильное решение.

— Я уже договорился о залоге, — устало сообщил Дейв Риклос. — Возможно, завтра утром его отпустят. Кэсси, он просил передать, что придет домой, в Бель-Эйр. Он хочет показать, что является прекрасным семьянином.

— Нет, — возразила я. Мы с ней знали, что он виновен. Одно дело — поддерживать его публично, но это уже было слишком.

— Все в порядке, — остановила меня Кэсси. — Я должна это сделать. Я ему многим обязана.

И она отправилась домой, оставив, однако, Дженни у нас.

Я проснулась среди ночи и села. Почему она оставила у нас Дженни? Она собиралась убить его! Вот почему. Именно это она и собиралась сделать. Я это знала! У нее была винтовка, и она собиралась поступить точно так, как сделала Дженни Эльманн. Она встанет у окна спальни и выстрелит в него, как только он подъедет к дому.

— Тодд!

Он проснулся.

— Да? — спросил он с надеждой.

— Кэсси! — сказала я, и Тодд спросил: «Кэсси?», как будто ждал, что я скажу еще что-нибудь. — Она хочет убить его. Гая! Это точно. Я чувствую это. У нее есть винтовка.

— Все будет хорошо, Баффи.

— Почему ты так думаешь? спросила я.

— Я позвонил Уину Уинфилду. Я подумал, что он нужен ей. Он сказал, что сразу же приедет, так что к утру он будет там.

Я опять проснулась через час. Не ошибался ли Тодд? Неужели все будет хорошо? Уже так много случилось, ведь все это может продолжаться. А что, если Гай вернется домой и обнаружит их вместе? Он же ненормальный, жестокий маньяк! А что, если Кэсси ошибется? Вдруг она примет Уина за Гая, когда он явится среди ночи? И застрелит его вместо Гая. Ведь никто так и не узнал, застрелила Дженни Эльманн своего мужа нарочно или по ошибке.