— У меня большая чистка! — подала Корал голос из шкафа, раньше принадлежавшего ее мужу. — Я выкидываю все вещи, на которых нет ярлыка с именем модельера!

Она вернулась из Парижа на следующий день после отъезда Гэрри Стэнтона. И не теряла времени: ей требовалось место в шкафу.

Майя смотрела на нее, стоя в дверях. На Корал были элегантные черные бархатные брюки, огромных размеров белая шелковая блузка и ярко-красная повязка вокруг головы как признак того, что она занимается домашней работой. Она была похожа на танцовщицу из какой-нибудь современной танцевальной труппы. «Дивайн» мог бы поместить ее фото с остроумным текстом внизу: «Одежда для уборки после развода с мужем».

— Папа когда-нибудь хотел установить надо мной свою опеку? — вдруг спросила Майя.

— Опеку? — повторила Корал. — Над тобой? — Она уселась на пятки и расхохоталась. Когда она перестала смеяться, глаза ее сузились. — Майя, ты только что видела, как сорокавосьмилетний мужчина отбросил все свои обязательства и уехал туда, где можно загорать круглый год. Чего ради он бы стал связываться с восемнадцатилетней дочерью?

Майя опустила Глаза.

— Может быть, я смогла бы заботиться о нем?

— Возможно, он встречается с какой-нибудь девушкой твоего возраста! Только представь себе, как неловко ты себя будешь чувствовать. Ведь ты всегда придерживалась строгих правил!

Глаза Майи наполнились слезами, но она упорно не отводила своего взгляда от пристальных голубых глаз матери. Корал покачала головой и стала снова резать бумагу для полок в шкафу.

— Мы теперь одни, Майя, без твоего драгоценного папочки. Мы могли бы в своих интересах использовать сложившуюся ситуацию.

— Как? — Уголки губ у Майи опустились, и она все-таки расплакалась. Она сердилась на себя за свою слабость. — Ты всегда подло вела себя!

— Не очень-то приятно видеть, как ты хнычешь и скулишь из-за своего дорогого папочки, — резко сказала Корал.

— Если бы ты вместо своего глупого журнала больше времени уделяла ему…

Корал сурово улыбнулась.

— Мой глупый журнал позволяет оплачивать счета. У твоего отца не очень-то получалось обеспечивать семью. Послушай, Майя, все девочки боготворят своих отцов и ненавидят матерей. Так уж повелось. Давай попробуем проявить немного оригинальности, а?

Майя отвернулась и выбежала из комнаты. Корал закусила губы и вколола очередную кнопку. В свое время Майя уже стоила ей раннего продвижения по службе в журнале. Очень давно, когда она была беременна и работала в «Дивайн», ее босс Мэйнард Коулз страдала алкоголизмом. Ллойд Брукс, президент и владелец журнала, вызвал Корал в свой кабинет. Он всегда с ней заигрывал, а она не препятствовала. Но одного взгляда на ее увеличивающийся живот было достаточно, и он пробормотал: «Забудь об этом!» Она знала, абсолютно точно знала, что не вынашивай она в тот момент Майю, она бы стала самым молодым главным редактором за всю историю «Дивайн».

Мэйнард прошла краткое дорогое лечение в отдаленном курортном местечке, а сотрудники журнала тщательно это скрывали. Корал с горечью думала о том, что могла бы стать главным редактором, а Мэйнард ушла бы на заслуженный отдых. Глядя на Майю, она не могла не вспоминать о том, в чем ей отказали.

В последующие недели мать и дочь переживали период трудного для них обеих затишья. Друг с другом они пытались быть вежливыми. Все шло нормально до тех пор, пока однажды Майя, вернувшись из школы домой, не застала там Корал. Она рано вернулась с работы. Шторы были закрыты. В руке она держала стакан виски. Это было настолько необычно, что страх охватил Майю.

— Что-то случилось с папой? — догадалась она.

— Сядь, дорогая, — безжизненным голосом сказала Корал.

Майя без слов повиновалась, она пристально смотрела на Корал. Корал была пьяна.

— Сегодня утром твой отец погиб в автомобильной катастрофе, — заявила Корал, Майя продолжала на нее смотреть… Впервые глаза матери не имели четких очертаний. Казалось, они разделились на множество мелких ярко-голубых кусочков. — Да ведь он никогда и не был лучшим в мире водителем! — вдруг сказала Корал. — Эти проклятые трассы!

Услышанное привело Майю в смятение. Она смотрела, как Корал непрерывно отпивала из стакана хайбол. Кончились еженедельные звонки, которых она так ожидала. Папа больше не ждал ее в купающейся в солнечных лучах Калифорнии. План навестить его этим летом ушел в небытие. Она никогда его не навестит, никогда его больше не увидит.

Корал протянула к ней руки.

— Теперь мы остались одни, дорогая. Нам надо ценить друг друга. Ключевые слова шестидесятых — родственные отношения и любовь. Давай работать в этом направлении! Где-то в глубине прячется моя любовь. Помоги мне ее найти, Майя.

Майя смотрела и не верила. Ей хотелось сказать, что теперь уже слишком поздно. Мать плакала у нее на руках.

Очень-очень поздно. Но она ничего не сказала. Что-то в глубине души заставляло ее винить в этой потере мать. И всегда будет заставлять.

Мне все равно, мне все равно, мне все равно… Маккензи Голдштайн мысленно повторяла эти слова, а Норман Гершон, чересчур тяжелый семнадцатилетний подросток, все нависал над ней. С его шеи капал пот, а нижняя часть его тела все дергалась и толкала ее. Шел 1962 год, и Маккензи теряла свою девственность. Ей было шестнадцать лет, и ей очень хотелось иметь черный кожаный жакет.

— Поторопись, Норм, — прокричал приятель в дверь котельной.

— Заткнись! — откликнулся Норм прямо ей в ухо. Она округлила глаза. Но одежда играла такую большую роль! Чем по сравнению с ней был один час неудобства и скуки? В конце всего этого она получит жакет, а это главное. Она сказала своему брату, что ради жакета пойдет на все, даже будет работать в отцовском магазине. А потом он предложил ей эту мысль.

— Двадцать пять с каждого, — сказал Реджи четырем парням, собравшимся в темной котельной многоквартирного дома. — Пойдет, Мак?

Маккензи пожала плечами.

— Одежду я снимать не буду, пусть будет темно, все должны пользоваться презервативами.

— Подходит, ребята? — спросил Реджи, те что-то пробормотали в знак согласия.

Пол в котельной был бетонным. Реджи принес два одеяла и попросил всех парней снять пиджаки. Несмотря на эти меры, спина ее болела, а Норман все продолжал.

— Что ты застрял, Норм? — поинтересовался кто-то и захихикал. — Еще не привык к настоящему делу?

— Иду! — проворчал Норман прямо ей в ухо.

— Ну давай уже! — подогнала его Маккензи. Это было насилие. Грубое и скучное, мрачно подумала она. Но девушкам приходится это терпеть, чтобы получить то, что они хотят.

— О-о-о… — дернулся Норман. — А-а-хх! — Он свалился на нее, и она его столкнула.

— Там еще твой презерватив. Не укладывайся на мне спать, бревно. Гони монету и помни: если кому-нибудь расскажешь, клянусь, Реджи тебя убьет!

— Да… да…

Норман вытер пот, застегнул брюки и ухмыльнулся. Она немного подвинулась на импровизированной постели, пытаясь поудобнее устроиться. Она ждала четвертого посетителя. Она подумала о кожаном жакете, который уже трижды примеряла. Это была просто фантастика. Он был такой мягкий.

Она различала силуэт четвертого парня, нерешительно стоявшего перед ней. Она не знала его.

— Поскорее, — поторопила она. — Надел презерватив?

— Да. — Он стянул брюки и припал к ней.

С этими неуклюжими коренастыми мальчишками, живущими в Бронксе, она и познала секс. И этот опыт не заставил ее жаждать продолжения. Секс — это немного больше, чем простая терпеливость. Надо ждать, пока парень пыхтит и сопит. Один их них попытался прикоснуться к ее груди, но она откинула его руки. Никто не осмелится ее поцеловать. Презервативы были проверены.

— Я не собираюсь забеременеть и секундой раньше того, как мне исполнится тридцать лет, — поклялась Маккензи. А может быть, и тогда будет слишком рано. В детях нет ничего шикарного. Если только у тебя мешки не набиты деньгами.

Она заметила, что парня, взгромоздившегося на нее сверху, она ощущает совсем иначе. Она лежала так же, как и с теми, другими, но он держал ее по-другому, обнимал руками ее тело. И он не просто толкал ее, а двигался медленно, искусно. Она почувствовала, что ее охватывает возбуждение, а внизу у нее стало влажно. Еще * * *несколько минут его энергичных движений в полной тишине, и он увеличил их скорость; она почувствовала оргазм. Она схватила его за плечи, но рот не открывала и ничего не говорила. Когда и он достиг высшей точки, она спросила, как его зовут.

— Эдди, — спокойно сказал он и натянул свои брюки. — Твой брат — сводник, ты знаешь об этом?

— Тебе же понравилось, на что же ты жалуешься?

— Да и тебе понравилось.

Она встала и подтолкнула его к двери.

— Вот твой пиджак. Если ты кому-нибудь что-нибудь расскажешь, мой брат убьет тебя, ясно?

Он ушел вместе со всеми остальными. Она взяла одеяло и поспешила вернуться в квартиру. Она долго принимала ванну. В своей спальне Маккензи жадно пересчитала доллары. Ну а теперь — к творческой стороне дела: как объяснить матери, откуда взялись деньги?

В восемнадцать лет Майя была красавицей. Блондинка, как и ее отец, она выглядела истинной американкой. Высокого роста, волосы до плеч, короче никогда не стриглась. Ее подруга Карен считала, что она просто хочет быть полной противоположностью своей матери, которая практически брилась наголо. Корал считала, что короткая стрижка придает женщине современный облик. Майю угнетали редкие визиты Корал в школу, ее страшили неизменно следовавшие за ними вопросы типа:

— Твоя мать актриса или еще кто-нибудь в этом роде?

— Нет, она редактор журнала мод.

— Блеск! Она и правда выглядит не как все. Одевалась Корал очень броско. Ее клинообразную стрижку подчеркивали объемные пальто и капюшоны, шали, шарфы и накидки. Она хотела, чтобы и Майя одевалась так, но дочь яростно сопротивлялась. Когда Корал ей что-нибудь покупала, она всегда пыталась по-своему откорректировать костюм: добавляла блузку с рюшами, шаль с бахромой — что-нибудь мягкое, что скрадывало рубленые формы.

— Неверно, неверно, неверно! — Корал вздыхала, когда видела изменения, внесенные Майей. — У тебя это выглядит как в «Литл Уимен».

По вечерам Корал обычно не было дома из-за поздних заседаний и деловых обедов. Когда очередной выпуск журнала был готов к печати, она пригласила на обед Уэйленда. Уэйленд Гэррити недавно стал директором самого модного нью-йоркского магазина «Хедквотерз», или «ХК», как его часто называли. Майя любила, когда он приходил. Она выбежала, чтобы приветствовать своего друга. Они не виделись несколько месяцев.

— Ты стала просто красавицей, голубушка, — сказал он, приподнял ее подбородок и профессиональным глазом оглядел ее. Корал в это время смешивала напитки. — Ты унаследовала самое лучшее от каждого из родителей.

Майя вся светилась от проявленного к ней внимания. Корал с мартини в руках немедленно оказалась рядом.

— Каковы же мои лучшие черты, Уэйленд? — спросила она, подавая ему стакан.

Он рассмеялся.

— Каждый, кто так тщательно накладывает грим, как это делаешь ты, знает каждый миллиметр своего лица, милая Корал.

Корал подала коктейль Майе.

— Майя, я хочу, чтобы и ты присоединилась к этому тосту! Уэйленд! В этом доме ты обедаешь в последний раз…

— Потому что я сказал, что Майя красавица?

— Нет! Мне так хочется сказать! Мы переезжаем в Манхэттен!

— Что? — вскрикнула Майя, а Уэйленд сказал:

— Правда?

— Я нашла замечательную квартиру в нескольких кварталах от тебя по Пятьдесят седьмой авеню! — провозгласила Корал. Она села, аккуратно положив ногу на ногу. Для Уэйленда она всегда тщательно одевалась, и сегодня на ней был черный брючный костюм от Диора. — Это почти напротив «Карнеги Холл». Комнаты прекрасных размеров! Опять жить в многоквартирном доме — это просто божественно! — Она отпила из своего стакана.

— Но… как же быть с этим домом? — спросила Майя.

— С сегодняшнего утра он продается! — радостно сообщила Корал. — Поддерживай чистоту в своей комнате.

— Я… — Майя запнулась, — ты даже не спросила о моем мнении.

Корал засмеялась своим серебристым смехом.

— О твоем мнении? Ты веришь современным детям, Уэйленд?

Уэйленд с сочувствием посмотрел на Майю.

— Корал, ведь Майя знает только этот дом. Здесь ее корни…

— Я ее пересажу. — Корал опять наполнила его стакан. — Это будет нетрудно, поверь мне. Подожди немного, и ты увидишь панораму города. Там просто необходимо устраивать вечеринки с толпами людей. Наигрывающий какую-то мелодию пианист, яркий свет… Уэйленд, мне потребуется твой совет. Ты просто гений в выборе освещения.

Майя выбежала из комнаты.

— Ну что мне делать с этой девчонкой? — спросила Корал и сделала глоток из стакана.

— Но ты довольно жестким образом сообщила ей новость.

— О, пожалуй! Гэрри Стэнтон похоронил меня здесь на семнадцать лет, и я выдержала это ради Майи. Теперь я хочу уехать туда, где я должна жить. Я буду устраивать вечера, будет много веселья и мужчин! Да, мужчин, не смотри так удивленно! Я самым позорным образом забросила свою личную жизнь.

— Почему бы тебе не постараться и не улучшить свои взаимоотношения с Майей? — предложил Уэйленд.

— Я устала от попыток с ней поладить! — Корал вздохнула и налила в стакан еще. — В ее глазах я убийца. Она считает, что это я убила ее драгоценного папочку. Послушай, дорогой, я никогда по-настоящему не хотела ребенка.

Уэйленд внимательно на нее посмотрел. Она прикурила.

— Не смотри так на меня. Мне бы хотелось любить ее. Она была таким чудным ребенком с большими голубыми глазами. Когда она подросла, то стала восхищаться своим отцом и всегда вставала на его сторону. Эти двое изо всех сил старались, чтобы я чувствовала себя виноватой из-за того, что не являюсь хорошей сельской домохозяйкой. Что ж, все могли видеть: я ею не была.

— Почему ты вышла за него замуж? — спросил Уэйленд.

— Я была наивна. — Корал рассмеялась. — Я хотела убежать от своих родителей, Майя оказалась чистой случайностью. Сначала моему стилю пытались помешать родители, потом муж, теперь дочь! На этот раз никто не сможет помешать мне сделать именно то, что я хочу.

В своей комнате Майя звонила подруге Карен.

— Мама продает наш дом! — выпалила она в телефонную трубку. — Мы будем жить в городе! О Карен, я готова убить себя!

— Не будь такой глупенькой! Я буду приезжать к тебе в гости на субботу и воскресенье. Мы сможем куда-нибудь ходить. Ты сообщила Бобу Уилкену?

— Он даже не заметит, что я переехала.

— Ты шутишь? Я сбегаю к нему завтра и скажу: «Ведь это ужасно! Майя Стэнтон переезжает в Манхэттен».

— Не надо…

В ту ночь, лежа в кровати, она смотрела в окно и думала. Их последнее свидание с Бобби закончилось провалом. Они подъехали к дому после кино, и он попробовал прикоснуться к ее груди. Ее охватила паника, и она выскочила из машины, даже не попрощавшись. Это была их последняя встреча с Бобби, высоким, спокойным, беспечным мальчишкой. Неважно, что он был заводилой в школе, никто ему не давал права лапать ее на первом же свидании. Она думала, что будет с ним целоваться, но он оказался слишком неуклюжим, слишком нетерпеливым, слишком торопливым. Она запаниковала, ее чуть не вырвало, когда он захотел прикоснуться к ней. Она убедила себя, что только очень ласковый и добрый мужчина сможет поцеловать и коснуться ее. В ту ночь она плакала в постели. Будущее казалось ей очень мрачным.

Корал, насколько это было возможно, постаралась из переезда сделать мелодраму. Вся мебель пошла с аукциона. Корал считала, что все должно быть новым. Ей открывался шанс переделать себя, изобрести себя заново. Она сможет возродиться в Манхэттене. Молодой художник-авангардист расчистил всю квартиру, в хаотичном порядке расставил только легкие, сделанные на заказ стулья. Все вещи спрятали во встроенных шкафах, и комнаты оказались пустыми. На лакированном столике для кофе были навалены кучи новых книг. А сияющая кухня из нержавейки бросала вызов каждому, кто попытался бы оставить там какие-то следы пищи. Сцена была подготовлена для Корал, блистательной леди, добившейся всего собственными усилиями. Ей было сорок пять, в профессиональном плане она достигла вершины, оставалось забраться только на одну ступеньку. Ступеньку, на которой ненадежно стояла Мэйнард Коулз, главный редактор.