«Стены крепости понесли сегодня тяжелейший урон», — думал Конар, обходя укрепления при свете факелов в наступивших сумерках.

И стены, и люди — подсказала ему память. Боже праведный, что за ужасный был сегодня день. Мерзкий страх, охвативший все его существо при виде атаковавших крепость вражеских полчищ, ярость которой он никогда прежде не знал в себе.

Это страх так разжег его ярость.

Как он разозлился на нее, еще там, в Ирландии. И разозлился еще больше, обнаружив, что она чуть было не проиграла бой Жоффрею, такому же низкому предателю, каким был его отец.

А что, если бы Конар опоздал?

При одной мысли об этом на его лбу выступил крупными каплями холодный пот, и он на мгновение прикрыл глаза, стараясь овладеть собою. А его жена? Ведь теперь пропасть между ними стала еще глубже!

Он отдал приказания, чтобы еще до рассвета были доставлены камни для ремонта стен, и повернулся, чтобы возвращаться в замок. Внезапно он почувствовал, что кто-то пристально смотрит ему в спину и обнаружил, что это была Бренна.

— Чего тебе? — раздраженно спросил он, скрестив руки на груди.

Бренна медленно покачала головой. Тяжело вздохнула.

— Ты не должен быть с нею столь жестоким.

— Бренна, — едва сдерживая гнев, тихо ответил он, — она нарушила мой приказ и заявилась сюда, чуть не испортив все дело.

— Но ведь она знала, что крепости угрожает опасность…

— Да что может повредить этой куче камней и бревен? — взорвался он. — Ну захватили бы ее, ну разрушили бы — мы отстроили бы ее заново.

— Но ведь в крепости живут ее подданные, — напомнила Бренна.

Он резко отвернулся, не зная, что сказать в ответ.

— Она предала меня. И мне непонятно, с какой стати ты пытаешься заступиться за нее — миледи относится к тебе с явным недоверием.

— Только оттого, что она до сих пор в заблуждении, — улыбаясь, возразила Бренна. — Она никак не может понять, что ты не разрешаешь ей сопровождать себя в походах из-за смертельного страха за нее. А меня тебе не жалко пустить в расход.

— Бренна…

— Я всего лишь слуга тебе, равно как и Свен, равно как и другие.

Он молча ждал, зная Бренну, зная, что она еще не кончила.

— Ведь ты ни разу… ничего не сделал специально для нее, не так ли?

— Ничего не сделал! — передразнил он, и его голос, вроде бы все такой же спокойный, вот-вот был готов сорваться на крик. — Ты что, первый день со мною знакома? — спросил он. — Что же, по-твоему, я должен был для нее сделать?!

— Но за все время нашего знакомства я не видела тебя в таком гневе, — не унималась Бренна. — Ты же просто взбесился.

— Нет, не думай, — вздохнул он, — я не прикоснулся к ней и пальцем! Но боюсь, что больше я не выдержу. Ну что мне сделать для того, чтобы она стала осторожнее?! Запереть ее в башне замка? Как заставить ее понять, что она безрассудна, что многим рискует…

— Что многим рискует… — со значением повторила за ним Бренна.

— Что ты хочешь этим сказать? — внезапно нахмурившись, подозрительно спросил он. — О чем ты так беспокоишься и что я должен был сделать?

Бренна отвела взор, но сделала это недостаточно быстро.

— Скажи мне немедленно, — еле слышно произнес он.

— Так она ничего не сказала тебе?

Он в отчаянии взмахнул руками.

— Бренна, ты же видела, она вовсе не собиралась встречать меня с распростертыми объятиями…

— Равно как и ты не приветствовал ее нежным поцелуем.

— Она обманула и предала меня, Бренна.

— Но ведь она пыталась объяснить тебе, как необходимо было твое присутствие дома.

— Я не мог оставить свою семью в трудный час!

— А она не могла оставить своего народа.

— Ну, хорошо, Бренна, я все-таки хочу знать, что ты пытаешься мне втолковать, из-за чего эти сомнения и страхи? Я должен спустить с нее три шкуры за то, что она так глупо подвергала опасности свою жизнь. И если я почему-либо не могу этого сделать…

— Она носит под сердцем твоего ребенка.

Эти слова сразили Конара. О да, он всегда желал иметь ребенка, как же еще? Единственное, что до сих пор неплохо получалось у них с Мелисандой — то занятие, после которого, как правило, рождаются дети. Но он даже и не смел надеяться, что она понесет от него. Возможно, он думал так из-за ее постоянного сопротивления, из-за того, что она так неохотно шла на близость, так не хотела его.

Он еле перевел дух. Нет, она ничего не сказала ему, ни полсловечка.

Бренна, казалось, читает его мысли.

— Возможно, она долгое время сама не была уверена, возможно, она хотела удостовериться, что у нее не случится выкидыш…

— Или возможно, она так сильно ненавидела меня, что у нее не возникало надобности поделиться со мною.

— Она не ненавидит тебя.

— Ненависть, презрение, отвращение — вот набор ее чувств!

— Сударь, но ведь от ненависти до любви один шаг — ведь мы так часто меняем свое мнение о людях, которых поначалу считаем врагами!

Неужели Бренна знала о его истинных чувствах в тот момент, когда он соскочил с борта ладьи и ринулся в бой? Да, несомненно, она знает, как глубоко уязвлено его сердце этой французской красоткой.

— Ты можешь не опасаться, — наконец заверил он Бренну. — Я никогда не наказывал свою жену и никогда не обращался с ней грубо. Тем более теперь… — и он невольно вздрогнул. Дитя. Младенец. Очаровательный мальчик, как у его брата — Гарт. Или чудесная девчушка, как дочка Эрика.

Но это его собственный…

Его собственный, чтобы лелеять его, чтобы учить. Его ребенок, его наследник! Малыш, которого можно обнимать, баюкать, любить.

— Что же мне с нею делать? — спросил он у Бренны.

— Может, просто любить ее? — предположила она.

Он неловко улыбнулся, а потом обнял ее за талию.

— Я постараюсь, — пробормотал он, а потом пожал плечами. — Возможно, ты и права, кто знает? И созданное нами вместе существо станет мостиком через разделяющую нас пропасть? Ведь теперь у нас есть будущее, у нас есть ребенок! — он так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.

Но почему она не сказала ему? Что взбрело в ее взбалмошную головку? Ведь она любит детей, он прекрасно это знает, он видел, как она обращалась с ребятней в доме его брата, со своими племянниками и младшими кузинами.

Но это был и его ребенок.

— Ребенок викинга, — прошептал он. — Захочет ли она его?

— Он будет лишь на четверть викинг, сударь, — напомнила ему Бренна. — И еще на четверть ирландец, и наполовину чистый франк.

— Неужели?

— Хотя бывает и по-другому…

— Как?

— Ребенок, который родится у нас со Свеном, будет иметь половину крови викингов — от нас обоих — и половину крови ирландцев — от нас обоих.

— Вы со Свеном…

— Мы собираемся пожениться. Ты благословишь нас, Конар?

Он поцеловал ее в щеку и прижал к себе.

— Обязательно. Благословить! Я буду настаивать на вашей свадьбе. Я от всей души желаю вам счастья.

— Благодарю, милорд. Мергвин будет разочарован, несомненно, — она поморщилась. — Он всегда считал, что мое искусство и могущество будет сильнее, если я останусь старой девой.

— Ха, просто этот старый забияка не знает, что такое пламя любви!

Она улыбнулась. Он обнял ее за плечи и повел в замок. Свен сидел в зале, попивая эль, и о чем-то горячо спорил с Филиппом и Гастоном. Конар немедленно наполнил элем свой кубок и проследил, чтобы не осталось одного пустого кубка у присутствующих. Он поднял тост за счастье Свена и Бренны, и все дружно выпили.

Затем Конар уселся во главе стола, прислушиваясь к спору вокруг ситуации, сложившейся во французском королевстве.

Мелисанда лежит сейчас наверху, в их опочивальне. Ему ужасно хотелось сию же минуту подняться к ней и вытрясти наконец из нее, за что она так презирает его. Но так же ему хотелось прижать ее к своему сердцу, ласкать, заниматься с ней любовью, вновь и вновь ощущать под собой ее восхитительное трепещущее тело, забывать обо всем, погружаясь в него…

Она наверняка пожалеет, что не присутствует при этом споре. Однако она сама не захотела спуститься в зал. Неужели она до сих пор так боится встретиться с ним? Мелисанда?..

Может, она мечется по комнате, ожидая его? В гневе, в страхе, в ненависти?

— Но послушайте, Свен, — наконец донесся до него голос Гастона. — Я согласен, Ирландия немало перестрадала. Но взгляните хотя бы на историю нашего края! Только в восемьсот шестидесятом году викинги дважды высаживались на Жюфос, маленький островок немного севернее от Парижа по течению Сены. Их пытался изгнать Карл Лысый, его брат Лотар бился с ними, чтобы предотвратить угрозу вторжения. Но тут другой брат Карла, Луи, поднял на юге мятеж, и Карлу пришлось отправляться на войну со своим братом, а викинги остались безнаказанными. Но ведь они весьма сообразительный народ, не так ли? Другой клан викингов предложил Карлу охранять сей остров — всего за пять тысяч фунтов серебра в год! У Карла отродясь не водилось в казне таких денег, и вот он принялся за деятельность, плоды которой вы сейчас можете видеть — цепь крепостей, подобных нашей. Ведь викинги не любят нападать на крепости…

— Верно, — поддержал его Гастон. — Когда в восемьсот семьдесят восьмом году Альфред одержал в Англии свою великую победу, викинги попытались было нападать на него, ну а после положили глаз и на наши берега! И королевство Лотара оказалось между двух королевств Луи. Наш король Луи, повелевавший западной Францией, выиграл битву при Саукорте, что возле Сомма, но покончил с собой из-за любви к молоденькой кокетке! Его брат, Карл Великий, скончался всего год назад, и вот мы остались на милость Карла Отважного, который уже обескровил нас в бесконечных приграничных стычках. Один граф Одо стойко держится против него, и пока мы в союзе с графом Одо — мы сильны!

Конар слегка улыбнулся забавной манере французов давать своим королям клички. Сейчас у них правит Карл Жирный, а до этого правил Карл Лысый. Он был рад, что этот обычай не коснулся его семьи. По крайней мере, его деда величали Эд Красивый. Его отец, отец его отца, как и он сам, всегда носили титул Повелителя Волков.

Боже упаси. Ему совсем не светит обзаводиться кличкой. И он невольно снова улыбнулся, вспомнив о тех немногих прозвищах известных викингов, которые знал. Родир Плешивый, Жак Слабак, Роп Колченогий.

Не похоже, что их обладатели пользовались всеобще любовью. Придется Конару позаботиться о том, чтобы не облысеть на старости лет.

А вот интересно, как называет его Мелисанда в отсутствие?

Викинг. Для нее он навсегда останется викингом, если он и отречется от своего рода. Ну как заставить понять, что независимо от происхождения человека должно судить по его собственным деяниям, по тому, как он прожил свою жизнь, какие идеалы исповедовал. Хотя вряд ли можно добиться такого понимания от женщины принадлежащей к народу, который в течение стольких веков терпел набеги от его предков!

Ха, но ведь он-то добивается! Он требует от нее чтобы она поняла все и сразу! Вместо того чтобы постараться ей все объяснить, чтобы найти какой-то компромисс, чтобы она не боялась повиноваться ему, чтобы перестала видеть угрозу там, где ее и в помине нет! Он должен постараться внушить ей…

Любовь? Неужели Бренна подсказала ему самый простой ответ?

Внезапно он понял, что Филипп уже давно обращается к нему.

— Извини, Филипп. К сожалению, я так задумался, что не понял, о чем речь. Наверное, слишком устал.

— Мы рады, что вы снова дома, милорд. Всем нам действительно очень не хватало вас, и миледи Мелисанде в особенности.

— Благодарю. Я тоже рад, что вернулся, — отвечал Конар, не удержавшись от горькой улыбки. Эти люди вовсе не дураки. Они прекрасно понимают, что Мелисанда радовалась его появлению лишь по необходимости, и в действительности панически боялась его.

— Это правда, сударь, — подтвердил Гастон. — Все эти недели она слонялась по замку, как привидение. Я хорошо знаю ее и видел, что она была рада вашему появлению дома.

Дома. Конечно, ведь этот замок он теперь должен считать своим домом. А это совсем не просто — иметь такую любовь к родине, которой пылало его сердце, а вот теперь по необходимости любить эту землю.

Землю Мелисанды.

Нет, их землю.

Возможно, она в чем-то и права. Коль уж он претендует на право владеть ею, он должен здесь жить. Остается лишь молить небеса о том, чтобы в будущем ему была предоставлена такая возможность.

В зале появился Рагвальд, выглядевший весьма озабоченно.

— Что случилось? — спросил его Конар, чувствуя себя как-то неловко. Наверняка, если уж Бренна считает его несправедливым по отношению к Мелисанде, Рагвальд думает так же. Хотя тот же Рагвальд искренне возрадовался его возвращению, в этом он был уверен.

И Рагвальда радовало то влияние, которое он, Конар, оказывал на Мелисанду — если только он вообще имел на нее влияние.

— Я не вполне уверен… — пробормотал Рагвальд, пожимая плечами. — Возможно, нет ничего страшного. Я ничего толком не знаю, но мне кажется, это неспроста! Вот уже несколько часов это предчувствие мучает меня! — он поколебался, но все же спросил: — Сударь, где Мелисанда?

Тут же Бренна вскрикнула и схватилась за грудь. Перепуганный Свен кинулся к ней, следом за ним Конар.

— Что с тобою? — вскричал Свен.

— Тебе плохо? — спросил Конар. Она покачала головой, сжимая пальцы Свена. Тот обнял ее и уселся, взяв ее на колени.

— Нет, со мною ничего. Это предчувствие — то же, что и у Рагвальда…

И тут на Конара обрушилась тысячей осколков тишина, царившая наверху, в опочивальне. Он отпрянул от Бренны и ринулся вверх по лестнице, проклиная ее длину. Наконец он ворвался в их комнату.

И обнаружил, что она пуста.

Пуста. Черт бы ее побрал! Она должна была быть здесь! Он предупредил ее, что скоро вернется, а она отвечала, что не стоит особенно надеяться на то, что она будет ждать его здесь.

— Будь ты проклята! — выдохнул он. — Проклята…

Сердце его сжалось от боли, словно пронзенное кинжалом. Боже правый, ну неужели у нее хватило ума снова попытаться от него сбежать?

— Нет, нет Конар! — вскричала Бренна. Словно сомнамбула, с отсутствующим взглядом она поднималась лестнице следом за ним. — Взгляни на постель, там должны быть следы борьбы.

Он ринулся в глубь комнаты и убедился в правоте слов. Его руки, словно когти, вцепились в изодранную простыню. Он запрокинул голову и вскричал:

— Мелисанда!!!

Казалось, что этот полузвериный вопль вознесся до самых небес.

Он зашатался, ослепленный гневом и страхом. На мгновение ему показалось, что силы оставили его… Но уже в следующее мгновение ясность мысли вернулась к нему.

Да, точно так же, как он обвел вокруг пальца Мелмордена там, в Ирландии, кто-то другой обвел вокруг пальца его самого здесь, в его замке. Один-единственный человек. Нет, он был не один — вряд ли одному удалось бы выкрасть Мелисанду — она бы сопротивлялась, как дикая кошка.

— Я могу поклясться в том, что ее увели отсюда против ее воли! — с чувством сказал Рагвальд. Голос его дрожал от рвавшихся наружу рыданий.

Конар опустил голову, стараясь подавить в себе бешенство.

— Жоффрей, — сказал он.

— Но как? — спросил Филипп.

— Бой был окончен. Поднялась страшная суета, стена лежала в развалинах, и все были заняты своими делами. Он подстерег момент, когда я пошел в обход укреплений. И пробрался к Мелисанде.

— Что мы должны сделать с ним, как… — начал было Гастон, чуть не плача.

Конар резко повернулся к Свену.

— Пошли человека туда, где содержатся пленные. Вызнай у них, куда он мог упрятать ее. Допроси одного за другим, разыщи среди датчан приближенных Жоффрею людей. Быстрее, ну!

Свен ринулся выполнять приказание. Конар был не в силах больше находиться в этой комнате.

Не в силах отвести взгляд от кровати, на которой так недавно он занимался с нею любовью.

Неужели Жоффрей уже успел овладеть ею? Его рот искривила судорога. Ничто в мире не в силах будет изменить его любовь к Мелисанде, но если он хоть пальцем прикоснулся к ней, Конар убьет его.

На глаза ему попалась золоченая кольчуга. Из-под нее выглядывало острие ее булатного меча, с искусно выгравированными на нем узорами.

Нет, он не в силах здесь оставаться. Он выскочил из комнаты, спустился по лестнице и принялся метаться по залу, словно загнанный зверь, стараясь набраться терпения, стараясь заставить себя дождаться доклада Свена.

По счастью, ожидание его не было долгим. Свен явился в сопровождении Юта, его дружинника. Отвесив Конару почтительный поклон, тот кратко доложил:

— Датчане в скором времени собираются осаждать Париж. Они высадились на французское побережье в великом множестве, и с помощью серебра Жоффрей Сюр ле Монт уговорил одну из их ватаг поддержать его нападение на замок. Они расположились лагерем в развалинах римских укреплений, откуда Мелисанда брала камни для ремонта стены. Жоффрей наверняка уволок ее туда. Основание крепости цело до сих пор, со всеми его подземными ходами и тайниками. Кроме того, там расположены римские усыпальницы. Это место весьма неплохо защищено и не нуждается в многочисленной охране.

— Значит, я должен отправиться туда за ней, — заключил Конар.

— Мы вместе с вами? — с готовностью спросил Филипп.

— Я отправлюсь за нею один, — покачал головой Конар.

Филипп опешил.

— Это безумие, милорд!

— Жоффрей в одиночку явился за ней, и потому ему удалось пробраться в замок незамеченным. Совсем недавно мы устроили схожий спектакль в Ирландии, и я не думаю, что Жоффрей ожидает от меня повторения представления. Кроме того, мне кое-что известно про эти развалины. Давно, еще будучи мальчишкой, я верхом прогуливался в тех местах и повстречал возле развалин графа Мэнона в компании своего дяди. Мы там гуляли, и я помню планировку развалин и знаю местность.

Он двинулся к столу и решительно сгреб в сторону забытые на нем кубки, а потом торопливо принялся расставлять их, используя в качестве условных знаков.

— Допустим, это останки башни. От нее идет подземный ход, который заканчивается в усыпальницах. И отсюда же начинается еще один туннель — он ведет к подземным кладовым, — и он со стуком поставил на это место кубок. — Здесь! — уверенно воскликнул он. — Здесь они должны содержать ее. А вот здесь, — он поставил на стол еще один кубок, — то место, где удобнее всего расположить людей, напротив пролома в стене. Они могут наблюдать отсюда за дорогой, не покидая своего лагеря. А вы, мои дорогие друзья, будете ждать меня вот здесь с нашей дружиной. И как только я появлюсь с Мелисандой, вы должны будете ударить.

— Вы только появитесь с нею, сударь, а уж мы их обязательно атакуем! — воскликнул Гастон.

Но тут их внимание привлек жалобный вопль. Конар обернулся и заметил Рагвальда, стоявшего у входа в зал. Лицо его было белее мела, и поначалу Конар решил, что старик неправильно понял, о чем они толкуют. Всклокоченный, с безумно горящим взором — старик явно был не в себе.

— Нет, граф Конар, нет! Не суждено нам их атаковать!

Рагвальд развернулся и пустился вверх по лестнице. Недоумевая, Конар с друзьями поспешили вслед за ним.

Рагвальд подвел их к одному из сторожевых окон на башне замка.

Стояла темная, безлунная ночь. Яркое пламя факелов с трудом пробивалось сквозь мрак, играя на поверхности волн в заливе.

И в этом неверном свете они различили огромное множество судов, приближавшихся к берегу.

— Боже, это опять новые полчища датчан! — вскричал Филипп.

— Нет, друзья, — широко улыбнулся Конар. — Нам не придется сражаться с ними. Это моя семья.

Отец Конара обещал ему, что с падением Мелмордена они смогут быть свободны. И подтвердил это на деле.

И как Конар всякий раз откликался на призыв своей семьи, спеша к ним на помощь, так и теперь помощь спешила к нему, хотя он и не звал ее.

— Да, да, это моя семья! — подтвердил он. — Они прибыли, чтобы помочь нам!

Он махнул рукой в сторону приближающихся кораблей. И в тот же миг, словно небеса откликнулись на его молчаливый призыв, из-за густых туч вынырнула яркая луна.

Вот они, снова рядом с ним. Эрик, его отец, Лейв, Брайан, Брайс, его зятья, шурины, дяди, кузены.

Он живо обернулся к Свену:

— Свен, ты встретишь их один. Я же немедленно отправлюсь вызволять Мелисанду, пока она, чего доброго, не наделала еще каких-нибудь глупостей из страха перед Жоффреем («или передо мной», — подумал он про себя). Расскажи им все, что я только что рассказал вам. Они будут знать, что надо делать. Мы уже играли однажды в эту игру.

И он стал спускаться во двор.

— Конар! — окликнул его Свен. Конар остановился.

— Как ты собираешься пробраться сквозь их сторожей? Тебе придется использовать какую-то маскировку!

— Ту самую, которая мне ближе всего, — ухмыльнулся он. — Ту самую, что лучше всего притупит их бдительность.

— Это какую же?

— Я проберусь в виде викинга, Свен, — со вздохом отвечал Конар. — Я проберусь в виде викинга.

И вот он уже во дворе замка, а минутой спустя верный Тор мчал его сквозь тьму, в то время как на берега залива высаживалась грозная дружина, прибывшая к нему на помощь.

Он ликовал. Их помощь будет как нельзя кстати.

Но только при том условии, что он сам освободит ее. Быстро. Один, без чьей либо помощи.

И был лишь один способ спасти ее. И он молил Бога, чтобы его план сработал и на этот раз.