Книга: Свеча в окне
Назад: ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Уильям гордился своей логикой. Свет был бы потрясен, узнай он, что Уильям не верит ни в ведьм, ни в волшебников, ни в злых духов. Он стал скептиком с того самого дня, как поймал пищащего гоблина. Гоблин оказался не больше и не меньше, чем перепачканным, перепуганным человечком, угольщиком, который жил в глухом лесу. Позднее Уильяма уже ничто в жизни не могло заставить изменить твердому убеждению, что люди без всякой причины страшатся неизвестного. Никому, будь то чародей или фокусник, не удавалось продемонстрировать силы, которые Уильям не сумел бы объяснить, поэтому он всегда обращался к логике и видел в ней надежное средство от мошенничества.
С помощью логики он пришел к выводу, что именно Чарльз и есть тот ублюдок, который жаждет его падения, однако тут в его рассуждениях гнездилось крошечное досадное сомнение.
Какое-то звено в его логической цепи отсутствовало.
Уставившись на крепость, в которой жил Чарльз, Уильям постукивал пальцами по седлу и не знал, как ему поступить. Отчего-то, по мере того как Сора становилась все дальше, а Чарльз все ближе, Уильям убеждал себя, что она была права. Уильям ехал все медленнее и медленнее, а бремя неопределенности давило на него все сильнее. Поездка, которая должна была занять трое суток, тянулась седьмой день, так как Уильям обдумывал обоснованность своих намерений. Ему смертельно хотелось повернуть назад и поскакать обратно к Соре, сказать ей, что она оказалась права, а он ошибался. Однако его, вероятно, просто мучила совесть.
Ему казалось, что он сумеет постепенно научить Сору любить его так, как любит ее он сам. Казалось, что он запасся достаточным терпением для того, чтобы разрушить замкнутость Соры. Однако, к своему собственному удивлению, Уильям обнаружил, что это не так. Зачем же он требовал от нее так много? Братья Соры рассказали ему о том, что унаследовала она от Теобальда; Уильяму казалось, что он готов провести годы, медленно и упорно отучая Сору от привычного ей состояния страха а вместо того обнаружилось, что ему невмоготу переносить ту благодарность, которую она предложила ему по завершении безмятежной интерлюдии.
Благодарность — от этого слова Уильяму хотелось плеваться. Как посмела она опошлить их брачный союз, предложив не более того, что предлагают другие женщины? Как посмела она потребовать менее, чем он желал предложить ей?
Недоверчиво покачав головой, Уильям вновь уставился на возвышавшиеся перед ним зубчатые стены. Неужели это мстительное чувство? Или все же здравый рассудок подсказывают ему пренебречь тем, в чем так уверена Сора? Она клялась, что то был не Чарльз, однако не назвала никаких других имен. С характерным для женщины отсутствием логики, Сора показалась ему бесхитростной в своих рассуждениях, но ведь никаких других подозреваемых она назвать не смогла.
Она не может быть права.
С монотонностью хорошо смазанного колеса, бегущего по наезженной колее, Уильям вновь перебрал в уме все факты. Чарльзу нужны деньги. Чарльз слабоволен и завистлив. В атаке Чарльз всегда оказывался там, где нужно и когда нужно. Чарльз… Все, что касалось Чарльза, укладывалось в логичную схему. И вызывало сомнения.
Черт! Оказывается, мнение Соры повлияло на него больше, чем он думал. Уильям поднял руку, дав отряду знак спешиться. Оруженосец опустил его вымпел, и они вместе спрыгнули на землю, чтобы передохнуть и подготовиться к сражению на следующее утро.

 

— Как же вы посмели убить моего пса?
— Я не убивал его. Его убили мои люди. Я просто придержал его на то время, пока они его привяжут.
— Була узнал вас, — горько произнесла Сора. — Он знал, что вы были другом Уильяма. Он мог бы напасть на вас, но не стал этого делать, потому что знал, что хозяин пускал вас в свой дом.
— Когда я погнался за вами, то он мне уже больше не доверял. Он так покалечил одного из моих людей, что мне пришлось бросить того унаваживать почву. Итак, вы видите, что я не убивал этого пса. Я не мог одновременно убить его и справиться с вами.
— Вы безумец.
Сора сидела перед Николасом в седле, ноги ее были свешены по обе стороны коня, а юбка подоткнута. Николас обнимал Сору одной рукой, прижав ее спину к своей груди. Ей было от этого тошно, ей было тошно прикасаться к нему, и она содрогалась, когда он прикасался к ней, однако поделать ничего не могла. Драка с ней была скоротечной и жестокой, Сора оказалась беспомощной. Спасения в лесу ждать было не от кого, никто не мог выручить ее, когда Николас пригвоздил ее к земле. Отчаянная попытка отбиться с помощью ногтей и столового ножа завершилась появлением синяков на лице и опухшим запястьем и вызвала завистливое уважение к способности похитителя распоряжаться своей силой. Все с презрением относились к рыцарским достоинствам Николаса, однако теперь Сора испытала здоровое уважение к его изворотливости и жестокости. И здоровый страх перед его нездоровой целеустремленностью.
— Я не безумец, — заверил ее Николас. — Я гений. Обычный человек в этом мире не достоин того, чтобы я поставил стопу на его шею.
— Это достойно презрения.
— Это бесчестно.
Сора почувствовала, что он кивнул в знак согласия.
— Все подстроено так хитро, подло и умно, что труд но поверить, будто это мог спланировать один человек.
— Неужели вам не стыдно? — в отчаянии произнесла Сора. — Вы бросаете тень на репутацию того самого человека, который воспитал вас.
Николас расхохотался с искренним весельем и чмокнул Сору в шею.
— Лорд Питер Беркский — не что иное, как старый ханжа и пустозвон. Вечно чушь какую-то порет про рыцарей, про святость данного слова и присяги.
— Но он же и правда верит во все это.
— Разумеется, верит. Более того, он этим живет. Так легко было надуть его, что жалость берет.
Он усмехнулся.
— С Уильямом было не так просто — вот почему это доставляло мне столько удовольствия. Объектом поклонения Уильяма служит логика, потому план мой был к продуман очень тщательно. Видите ли, по его логической схеме, я не могу быть подлецом.
— Да уж, вы подлец не по логической схеме. Зачем вам все это?
— Никакой тайны тут нет.
Николас начал медленно поглаживать ее вверх и вниз по руке.
— Я четвертый сын у своего отца. Вам об этом было известно?
— Нет, я думала, что у вас только один брат, старший.
— Да, это был Лэнс. Однако у меня было еще два старших брата, за которых папаша, бывало, благодарил судьбу. Троица старших братьев-здоровяков. У меня не было ни малейшей надежды получить наследство, и он этому радовался.
Нервничая, Сора предложила ему продолжить:
— Он вас не любил?
— Отец мой…
Рука Николаса вновь упала на поводья, и в голосе появился зловещий сарказм.
— Отец мой был такой же, как Уильям. Здоровый и необузданный. Он жил ради борьбы. А братья мои вели себя как драчливые божки, постоянно лезли на коней, чтобы поразить столб с мишенью для копья. Они не понимали меня, не понимали, как я могу увеличить нашу собственность с помощью своей головы. Одна лишь матушка понимала меня.
— Ваша матушка? Она понимала и вас, и ваших братьев?
— Мальчишки предали ее; они бросили ее одну в замке, а сами отправились сражаться, были ранены и довели ее огорчениями до болезни. Я держал ее за руку, когда она кашляла и задыхалась, а они возвратились домой все в синяках и с переломанными костями. Она заболела до такой степени, что не могла ухаживать за ими. Ей пришлось отдать их на попечение няни.
— Она отдала больных детей на попечение няни?
— Мама была слишком утонченной женщиной, чnо бы заботиться о таких базарных мальчишках, — с ханжеским видом произнес он.
— Гм, — сдержалась Сора от того, чтобы высказать свое суждение.
— Мальчишки всегда выражали свое сожаление, однако вновь уезжали и вновь принимались за свое. Я видел, как матушка плакала, когда их отдавали на воспитание, и я поклялся, что сам я ни за что не заставлю ее так плакать. Боже, как же я их ненавидел!
Сора почувствовала, как мускулы на груди Николаса вздулись, словно он сейчас взорвется от ярости, и робко поинтересовалась:
— А они вас били?
— О нет. Они просто с таким презрением относились ко мне, что меня всего наизнанку выворачивало.
Николас рассмеялся неприятным рычащим смехом.
— Бить меня? Нет, они пытались сделать из меня мужчину. Пытались заставить меня получать удовольствие от возможности разбить себе башку. Отец, бывало, повторял, что не понимает, как это он умудрился произвести на свет такого подлого трусишку.
Конь рванулся вперед от натянувшейся в руках Николаса узды.
— Он отправил меня на воспитание к лорду Питеру, потому что тот был самым лучшим рыцарем во всей Англии.
Николас сделал глубокий выдох, освободив свою грудь, и понизил голос, передразнивая своего отца:
— Лорд Питер выпестовал величайшего воина всего христианского мира.
Вернувшееся к Соре прежнее душевное состояние заставило ее возразить:
— Не может быть, чтобы лорд Питер и Уильям жестоко обходились с вами!
— Ну, разумеется, нет. Я стал рыцарем лишь потому, что лорд Питер беспрестанно нянчился со мною. Я почти и не замечал его брезгливости ко мне. А вот Уильяму н хватало ума скрывать свое отношение.
Сора ничего на это не сказала; она поняла, что это правда. Николас впал в молчаливые размышления, однако вскоре они поднялись на холм, прыснули лучи солнД' и Сора сообразила, что они выбрались на дорогу. И конь, и Николас оживились, и рука его вновь стала блуждать по животу Соры. Отчаянно пытаясь отвлечь чем-нибудь его внимание, Сора спросила:
— А куда мы едем?
— В Крэнский замок. Это моя самая надежная крепость. Она расположена на высоких белых скалах над морем. Большой зал продувают ветра с океана, однако верхние покои лучше, чем в Берке.
Николас прижался своей щетиной к щеке Соры в притворном восхищении:
— Я выбрал его специально для вас.
Всегда рассуждая трезво, Сора вывернулась от Николаса и проницательно уточнила:
— А еще из-за того, что он хорошо укреплен?
Николас рассмеялся тем самым низким смехом с придыханием, который преследовал Сору в Берке и от которого она и сейчас покрылась гусиной кожей.
— Это одна из причин, по которой я вас и полюбил. Вы так рассудительны.
Когда он опрокинул ее наземь в лесу, уперся коленями в ее спину, а запястья скрутил за спиной, то он говорил таким же скрипящим голосом с ледяной решимостью:
— Я бы мог взять вас прямо теперь, — сказал он тогда, — но сначала я научу вас любить меня.
От пронзившего Сору при этом воспоминания страха ей захотелось сжать колени, сидя на лошади, однако она боялась пошевельнуться и привлечь внимание Николаса к своей открытой позе. Вместо того она вступила с ним в спор:
— Это же глупо. Не можете вы полюбить слепую женщину. Вы могли бы полюбить мои земли, а вот меня — никогда.
— Ваши земли, и правда, привлекательны, однако тут вы ошибаетесь. Я действительно люблю вас. Сперва я лишь жаждал владеть вами, также как и всей прочей собственностью Уильяма. Однако по мере того, как я следил за вашими отношениями с Уильямом, в сердце моем расцвело страстное желание стать объектом вашей любовной привязанности. Когда я увидел, как Уильям очарован вами, то алчность моя обратилась в любовь.
— Вы хотите сказать, что любите меня потому, что я нужна Уильяму?
— Нет, — внес уточнение Николас. — Я люблю вас по тому, что вас любит Уильям. Уильям предан вам, Уильям живет ради вас.
— Нет, на самом деле он меня не любит.
При воспоминании о той сдержанной вежливости, с которой распростился с ней перед отъездом Уильям, у Соры на глазах неожиданно навернулись слез отчаяния.
— О, он вас любит. Я вижу все признаки этого чувства, — поющими интонациями сплетника сообщил Николас. — Уильям любил и свою предыдущую жену, однако мне кажется, что вас он любит больше.
— Что вы имеете в виду?
Сора напряглась; она понимала, что ей не следует поддерживать этот разговор, однако ей было не под силу сдержаться и не выслушать размышления Николаса о том, что представляет собою ее Уильям.
— При Анне он был доволен, умиротворен, счастлив. С вами он не удовлетворен, он постоянно без ума от вас Он счастлив, когда счастливы вы, он вечно ищет способы доставить вам радость. Он хочет убивать мужчин, которые смотрят на вас. Он с таким вожделением смотрит на вас во время еды, будто вы какое-то блюдо, приготовленное специально для него.
Всем сердцем желая поверить словам Николаса, но боясь этого, Сора неуверенно засмеялась:
— О, бросьте вы, Николас.
Николас многозначительно и зловеще добавил:
— Он придет за вами. Кровь застыла в ее жилах.
— Его нет в Берке. Он представления не имеет, что меня нет дома.
— Я знаю. Я видел, как он понесся осаждать замок Чарльза. Я следил за ним с прошлого полнолуния.
С прошлого полнолуния.
Сора констатировала этот факт безо всякого удивления.
— После свадьбы мне пришлось отправиться в Крэн, чтобы подготовить его к вашему приезду и отдать распоряжения. После этого я вернулся и жил в лесу, однако вы никак не выходили туда. Я ждал только вас, — решительно пояснил Николас.
— Неужели моя особа столь важна?
— Прекрасная леди, вы являетесь средоточием всего моего плана! Захватив вас, я получил возможность иметь полное представление о том, как станете поступать вы и как станет поступать Уильям.
Сора сплела руки на талии.
— Говорю же вам, что его нет. Он не узнает, где я.
— Узнает. Узнает скоро, если не знает уже. Я позаботился об этом.

 

Чувствуя себя полнейшим дураком, Уильям стоял под стенами замка Чарльза и ревел:
— Ты не смеешь сдаваться, чума на тебя! Я осадил твой замок!
Чарльз выглянул из амбразуры зубчатой стены и прокричал в ответ:
— Ты победишь, так какая же тебе разница, черт побери? Я даже не знаю, по какому поводу ты осаждаешь меня!
— Ты шутишь!
— Шучу!? Я стою тут до неприличия раздетый и продрогший на холодном ветру, в моей постели лежит так и не получившая удовлетворения прекрасная дева, а ты утверждаешь, что я шутки шучу? Да ты спятил, — заявил Чарльз с твердой убежденностью.
— Я-то не сумасшедший, — возразил Уильям.
— Сумасшедший, раз торчишь там в то время, как подъемный мост открыт, а в моем очаге пылает огонь. Однако поступай как знаешь.
Чарльз повернулся и прокричал через плечо:
— Я слишком замерз, чтобы с тобой спорить.
Уильям помялся, переступив с ноги на ногу. Войско Уильяма с самого раннего утра, стоя на первом в этом году морозе, дожидалось солнца и сигнала к атаке. Сейчас его тяжеловооруженные воины скрючились, сидя на корточках, или, облокотившись на стволы деревьев, смотрели, как выдыхаемый ими воздух на морозе превращается в пар. Стоя в замешательстве и во гневе, они не смотрели ни на Уильяма, ни на замок, где с волшебной неторопливостью опустился подъемный мост.
Уильям взглянул на манящие ворота, затем на своих воинов. Ловушка?
— Черт побери, — пробормотал он.
Подтянув пояс, он обнажил меч и широкими шагами справился по мосту во двор замка.
Приученные угадывать ход мысли своего господина, воины разделились на две группы, и половина их отправилась за ним по пятам, а вторая половина осталась снаружи в боеготовности. Группка людей во с Уильямом, вышедшая на открытое пространство внутри крепостных стен, осмотрелась. Полуодетые солдаты, стоявшие в замке, в ответ с отвращением взирали на них, зевая и дрожа от холода. Они были настолько не готовы к бою, что Уильяма охватил ужас.
— Черт побери, — тихонько обратился он к Ченнингу. — Неужто мой отец так плохо готовил Чарльза? Осада означала бы его полную гибель.
— Вероятно, он считает, что ему не за что особенно биться, — предположил тяжеловооруженный воин.
Уильям резко развернулся и вспыхнул, а Ченнинг пожал плечами. Вновь отвернувшись от него, Уильям подошел к дверям центральной башни и заглянул вовнутрь. Ничего. Ни спрятавшихся солдат, ни кипящей смолы, предназначенной для выливания на головы осаждающих. Уильям вытащил меч и взобрался по лестнице в большой зал. Ничего. Только суетящиеся там и сям слуги, расстилающие скатерти на столе, да запах свежеиспеченного хлеба, исходящий из корзин на комодах вдоль стен. Уильям медленно прокрался в зал, прижимаясь к стене спиной и ощущая абсурдность ситуации, а его солдаты последовали за ним, повторяя его перемещения. По гримасам, которые искажали их лица, Уильям заподозрил, что абсурдность происходящего они ощущают даже еще острее, поэтому он выпрямился и снова произнес:
— Черт побери.
На сей раз он произнес эти слова громко, и Чарльз отозвался, отодвинув в сторону ширму, которая загораживала его кровать:
— Не знаю, что у тебя на уме, Уильям, но черт тебя побери, если ты решил что-то из меня вытянуть. Тебе легче было бы высосать кровь из камня.
Говоря это, Чарльз заправил рубаху в панталоны, и Уильям успел заметить чрезвычайно симпатичную дворовую девушку, которая выглядывала из-под одеяла на кровати.
— Я пришел сюда не за тем, чтобы отбирать твои земли, — возразил Уильям. — Я не столь бесчестен. Я пришел убить тебя.
Чарльз застыл, по-прежнему вцепившись рукою в рубаху, и уставился на Уильяма так, словно тот совершенно потерял рассудок.
— Убить меня? А твой отец об этом знает?
— Да.
Уильям с трудом произносил слова, увидев боль в глазах Чарльза.
— Видишь ли, только ты, рассуждая логично, мог пытаться убить меня.
— Пресвятая дева Мария и все святые!
Чарльз прошел к скамье во главе стола и тяжело опустился на нее спиной к Уильяму. Положив руки на колени, он в полном недоумении покачал головой.
— Отчего же, во имя всего святого, ты решил, что именно я стремлюсь убить тебя?
— Тебе нужны деньги, — просто пояснил Уильям.
— Деньги?
— Ну, трудно предположить, зачем кому-то потребовалось бы убивать меня, если речь не идет о моих землях и моих…
— А может быть, — перебил Чарльз подымаясь и смотря Уильяму в лицо, — может быть, затем, что ты — чванливый болван, который заслуживает хорошей трепки! Я передумал. Забирай своих людей и убирайся к чертям из моего поместья, — мы будем сражаться. Тупица! Деревенщина, пустая башка…
Уильям поднял руки и проорал, покрывая рев Чарльза.
— Ты убедил меня.
— Убедил? А пошел ты к черту. Убирайся из моего замка, ты, малодушный подлиза!
— Чарльз, мне нужна твоя помощь.
Чарльз резко замер, в недоумении прервав свою тираду.
— Моя помощь тебе не потребовалась ни разу в жизни, — укорил он Уильяма.
— Теперь потребовалась. Кто-то угрожает моей супруге и мне.
— Я думал, что ты разобрался с этим вопросом, когда прикончил Артура. Уильям вздрогнул.
— С чего ты взял, что я прикончил Артура?
— Да всем известно, что убил Артура ты. Подумай, ты дурья башка. На твоей свадьбе тебе никто не намекнул, но разве это означает, что на сей счет не ходят слухи? общепризнанно, что ты убил Артура, когда узнал, что именно он ослепил тебя.
— Боже правый, — растерянно произнес Уильям. — Мне это и в голову не приходило.
— Подозреваю, — сказал Чарльз, однако не столь резко. — Ну ладно, веди сюда своих людей, позавтракаем и поговорим.
— Да, пожалуй что так. Я сильно в этом нуждаюсь

 

— Уильям сказал, что вы ни за что не убили бы Хоису.
Теперь с океана дул ветер, который шевелил пряди выбившиеся из косы Соры, и заставлял дрожать ее от холода. По мере того, как Николас и Сора двигались вперед, к ним присоединялось все больше и больше людей Николаса, которые подъезжали все на конях и выстраивались за ними в цепочку. Сора чувствовала себя замкнутой в кольцо, теряла самообладание и погружалась в панику.
— Что, раз завладевши Хоисой, вы должны были содержать ее и заботиться о ней.
— Мне пришлось ее прикончить. Хоиса представляла опасность для вас.
Николас так просто упомянул об этой угрозе, что дыхание у Соры мучительно перехватило.
— Если я вам нужна потому что нужна Уильяму, — осторожно произнесла она, — если вы любите меня потому, что любит Уильям, то будете ли вы по-прежнему любить меня после смерти Уильяма?
Николас ничего не ответил, озадаченный этим вопросом и застигнутый им врасплох. Некоторое время спустя он задумчиво произнес:
— Такая постановка вопроса мне в голову не приходила. Уильям так давно стоит у меня на пути, что я и представить себе не могу то время, когда его не станет. Буду ли я по-прежнему любить вас?
Они так долго ехали молча, что Сора в отчаянии чуть не спрыгнула с лошади. Когда Николас заговорил, то голос его вновь дышал вожделением:
— Знаете, мне кажется, да. Я действительно так думаю. Мне кажется, что я никогда не пресыщусь вами.
Рука его вновь сжала талию Соры, и он оставил на ее шее поцелуй, влажный и отвратительный.
Сора пожалела, что задала ему этот вопрос, ибо что было в его ответе? Он либо убьет ее, либо будет держать при себе, а делать выбор между смертью без отпущения грехов и жизнью в лапах Николаса казалось Соре делом сложным и удручающим. Сложным и удручающим. Она хрипло рассмеялась. Вот уж поистине не те слова.
Рот его вновь начал скользить по ее щеке, наполняя возбуждением то любопытство, которое охватило Сору, и она не смогла сдержаться, чтобы не спросить:
— А что случилось с двумя вашими средними братьями?
— Они умерли, пока я пребывал в Берке, вовсе без моего участия, заверяю вас. Батюшка мой тоже умер.
Голос Николаса был исполнен удовлетворения.
— Таким образом, когда я вернулся домой, то в череде наследников передо мной оставался лишь один мой старший братец. Лэнс был благороден, как Уильям, и доверчив, как лорд Питер, поэтому убить его было совсем несложно.
— Вы убили собственного брата?
Сора уже начинала подозревать это, но все равно отпрянула в ужасе.
— Каким же образом?
— Безо всяких грубостей, вроде драк.
Николас рассмеялся, словно был доволен собой, и деловито добавил:
— Я отравил его.
— Святой Вильфред!
— И он взывал к Святому Вильфреду. Перед смертью он взывал ко всем святым. А вы знаете, когда начались судороги, он стал походить на марионетку на веревочках.
Голос его звучал деловито-сосредоточенно, отчего у Соры тошнота подступила к горлу.
— Ему потребовалось три дня на то, чтобы умереть. Три дня! Я весь изнервничался от ожидания, опасаясь, что он выживет и лишит меня того положения, которого я с таким трудом достиг.
— Прошу вас…
Протестуя, Сора покачнулась в седле, однако Николас превратно истолковал ее боль.
— О, не волнуйтесь. Он умер без дальнейшего вмешательства с моей стороны. Но в следующий раз я буду давать большую дозу трав. Я избил ту ведьму, которая дала их мне. Теперь она знает, что ей положено делать.
С содроганием Сора осознала бессмысленность просьб сохранить жизнь Уильяму; человека, который с таким пренебрежением, походя, рассказывает об умерщвлении родной плоти и крови, едва ли можно тронуть словам о пощаде и сострадании. Сора уже больше не страшилась изнасилования и того ужаса, который навис над ней; это страх отодвинула в сторону убежденность в необходимости спасти Уильяма от такого врага. Впервые за все это жуткое путешествие она стала замышлять план.

 

— Кто бы он ни был, именно он прикончил Хоису, — напомнил ему Уильям.
— Значит, не Николас.
Чарльз вытер подбородок салфеткой.
— Он ни за что бы не уничтожил то, на чем можно заработать.
— И я то же самое говорю, — согласился Уильям. — Но кто же тогда остается?
— Ты?
— Что?
— Кто-то убил эту потаскуху. Логически выбор падает на Сору.
Чарльз расхохотался.
— Послушай. Я слишком давно общаюсь с тобой. Уильям грохнул кулаком по столу.
— Сора не убивала ее.
— Разумеется. Если бы Сора попыталась убить эту большую, здоровую девку, то та свернула бы ей шею. Тем не менее, она угрожала Соре, а Сора в ответ угрожала ей. Таким образом, мне ничего не остается, как заподозрить тебя.
— Я в жизни не убил ни одной женщины, — бесстрастно произнес Уильям.
Чарльз промолчал, внимательно глядя на друга, и Уильям пожал плечами.
— Да, если бы я захотел, то такой женщиной могла бы оказаться Хоиса. Помнишь, как она пыталась соблазнить меня в постели?
— Пока ее не застукала Анна, и с тех пор эта девка избегала тебя, как чумы.
Они вместе посмеялись, но затем вернулись к серьезным размышлениям.
Чарльз пояснил:
— Анна была тяжелее Хоисы на два стоуна. Леди не слишком крепка, чтобы напугать Хоису, поэтому показалось, что ты….
— Нет. Тот изверг, который ее убил, преследует и нас.
Уильям посмотрел на Чарльза.
— Но это не Реймонд.
Чарльз фыркнул.
— Ты совсем свихнулся от женатой жизни. Реймонд тебя любит.
Услышав то, что он и желал услышать, Уильям с облегчением вздохнул, он тут же выпрямился в оцепенении.
— И он любит твою леди. Черт, я думаю, что половина мужчин, присутствовавших на свадьбе, влюбились в твою леди. Вокруг нее увивался Реймонд, я воздыхал, а ты так и не заметил. Ты никого кроме нее не видел. Все ее внимание было обращено к тебе. Даже Николас приударял за ней, а ты знаешь его отношение к женщинам.
Чарльз допил вторую кружку эля и рыгнул.
— А все эти дурацкие стишки и все эти грязные догадки, которые он плодил? Он смотрел на нее своими красными глазенками, будто дьявол, который увидел спустившегося на землю ангела.
Уильям наклонил свой кубок и уставился в эль, словно там, внутри, можно было найти ответ.
— Наверняка это кто-то из тех, кто был на свадьбе. Кто-то, кто знает Беркский замок. Это тот, кто постоянно подкрадывался к Соре, пугал ее и шептался с ней. Он даже проник в огород через ту заднюю калиточку, помнишь ее? И прикоснулся к Соре.
Чарльз от отвращения зарычал.
— Так все похоже на Николаса. Он вечно любил подкрадываться и пугать людей, которые не могли дать ему сдачи.
— Я и не знал об этом.
Пожав плечами, Чарльз объяснил:
— Тебе было четыре года от роду. Ты был оруженосцем, когда мы были пажами, и рыцарем, когда мы были оруженосцами. Когда ты приезжал на побывку домой, то становился для нас объектом восхищения, как герой. Господи, мы жили с оглядкой на тебя. Особенно Николас. Он скрывал от тебя свои извращенные поползновения.
У Уильяма начал зарождаться страх, страх, который разрушал все его логические построения.
— А что он еще вытворял?
— Да обычные для маленького мальчишки пакости. Ему нравилось накрепко стягивать ошейник своей собаки и смотреть, как она давится. Он как бы случайно сбивал своим копьем оруженосцев. И одолевал женщин, которые его не желали. Или девочек.
Уильям содрогнулся, стоя на пути к открытию.
— Но не убил же он Хоису.
— Нет.
Чарльз сполоснул руки в чаше с водой и кивнул оруженосцу, чтобы тот убрал ее.
— Для этого надо было сойти с ума.
— Вот оно! — вскочил и закричал Уильям. — Вот оно! Вот в чем меня подвела моя логика! В безумстве логики нет, а Николас сошел с ума. Он совершенно невменяем. Собирайся.
Он хлопнул Чарльза по руке и перегнулся через скамью.
— Надо ехать. Если он еще не захватил Сору, то скоро сделает это.
Назад: ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Дальше: ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ