ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Не говоря ни слова, Сора сделала шаг вперед, протянула руку, и Уильям поднес ее к своим губам. Вложив руку Соры себе под локоть, он повел ее к тому месту на возвышении, где стоял священник. По обе Стороны от них рядом шли их отцы, и Мод, пристально вглядевшись в лицо Соры, убедилась, что на нем сохраняется выражение решимости. Тогда она опустилась на освободившуюся скамью и вытерла выступивший на лице пот.

Сора и Уильям в присутствии всех свидетелей и брата Седрика принесли клятву быть мужем и женой. Теобальд отдал Сору недрогнувшей рукой. Его покладистость, вероятно, подпитывалась самим видом лорда Питера, который неотрывно держал руку на своем мече. Спустившись из верхних покоев, Мод пробралась сквозь толпу участников церемонии и остановилась на полпути, прижав руку к сердцу. На вопросы священника никаких возражений против союза не последовало, и, когда торжественные обещания были произнесены, толпа возликовала. Все разбились на небольшие группы и принялись по очереди целовать невесту и хлопать по плечу жениха.

Между тем, последовавшее пиршество удалось на славу, поскольку слуги на кухне больше не уклонялись от проявлений преданности своей госпоже. Брак соединил Уильяма и Сору воедино.

Уильям помог Соре подняться на ноги и повел ее по кругу побеседовать с гостями.

Когда пара приблизилась к Теобальду, он поднял к губам свой кубок и стал пить, не отрывая жадного взора от своей падчерицы.

— Сора — это Ева, — пробормотал он. — Искусительница, ведущая мужчин к гибели.

— Ева!

Сора остановилась рядом с ним. Чутким ухом она уловила его слова и в конце концов вспылила из-за этого ярлыка, который слишком часто цепляли на нее. Защищая себя и свой пол, она парировала:

— Ева! Ради Бога, миру следовало бы радоваться тому, что это Ева сорвала яблоко. Если бы на ее месте оказался Адам, то он предавался бы греху с таким самозабвением и упорством, что человечеству не суждено было бы спастись.

Она ринулась прочь, оставляя позади себя ошеломленную тишину, которая постепенно стала наполняться женским хохотом.

Стоя поодаль от этой группы, Уильям ухмыльнулся, когда увидел, как физиономия тестя вытянулась от изумления.

— Не больно-то вы приструнили эту мегеру, которую берете замуж, — посетовал Теобальд. — В моем доме она и слова не посмела бы сказать против мужчины. Она уважала тех, кто стоит выше ее.

— Это справедливо и для моего дома, — с довольным видом заявил Уильям. — Дадли, молодые люди собираются во дворе замка, чтобы поупражняться во владении мечом. Не желаешь ли ты примкнуть к ним?

Дадли с готовностью выбрался из-за стола.

— Да, сэр, благодарю вас.

— Ты же монах! — закричал ему во след отец, а за тем пробормотал: — Дурной мальчишка.

Поклонившись и отходя от Теобальда, Уильям услышал, как ноет Дуэйна:

— Говорю же вам, она его околдовала.

Подступив неслышно к Соре. Уильям обнял ее за талию и привлек к себе.

— Так оно и есть.

— Что?

Сора подняла голову, и Уильям увидел, что слезы уже не стоят в ее глазах. То, чего не удалось добиться ему лаской, пришло благодаря ее гневу. Уныния из-за меланхолии и неопределенности она больше не испытывала.

— Ты околдовала меня.

Уильям закружил ее в пируэте.

— Осторожней!

Сора вцепилась в подол своей юбки и прижала его к полу.

— Ты хочешь, чтобы я простудилась?

— Простудилась?

Уильям прекратил свой буйный танец.

— Да, у меня от этого ветер идет по ногам.

Внимательно вглядевшись в ее чересчур невинное лицо, Уильям сузил глаза.

— Что ты придумала?

— Придумала?

Голос ее игриво пискнул:

— Ничего. А почему ты спрашиваешь?

— Сора…

— А где все?

— На улице, играют во что-то. Сора?

— Солнце сияет, пойдемте на улицу, милорд.

Она ухватила Уильяма под локоток, улыбнулась ему, и он успел сделать два шага к брачному ложу, когда его с воплями схватили под руки Ролло и Клэр:

— Уильям в нашей команде!

Вокруг него сгрудились остальные игроки команды и потащили вперед, прочь от Соры. По мере отдаления от невесты, рассудок брал над Уильямом верх: он не смел уложить ее в постель в разгар дня, когда гости умоляют о развлечениях.

— А во что мы играем?

— В футбол. Дадли привез мяч, и ему известны правила. По мячу надо бить, и гонять его, но ни в коем случае не касаться его руками. Это потешнейшая игра. В день свадьбы надо веселиться.

— Все верно, — с мягким сарказмом улыбнулся Уильям. — Я и забыл.

Гости, толпившиеся вокруг, хихикали и дразнили Уильяма, когда того тащили во двор. Оглянувшись назад, он увидел, что во двор в окружении женщин спускается и Сора, и, очутившись под винтовой лестницей, Уильям задержался позади остальных, пробормотав что-то про развязавшуюся подвязку.

Отступив в тень, он занял выгодную позицию и стал ждать. Награда его появилась прямо перед ним. Держась рукой за стену, Сора спускалась с лестницы, и Уильяму открылась ясная картина ее полностью неприкрытых ног.

— Господи Боже мой, Сора! — бросился он к нижней лестничной площадке. — Что это еще за игры?

— Это тебе не футбол, — радостно сообщила Джейн.

Уильям стоял, упершись кулаками в бока и выдвинув вперед подбородок.

— Тебе так выходить на улицу нельзя. Немедленно поднимайся наверх и оденься.

С помощью отвлекающего маневра, каковым можно было лишь восхищаться, женщины уволокли Сору от Уильяма и оставили его лицом к лицу с леди Джейн.

— Мы посмотрим игру и соберем цветы, Сора хочет нам показать свой огород.

— Свой огород? Похоже, она собирается показать совсем другое.

Пока он возмущался, Джейн проскользнула мимо.

— Больше никто из мужчин не догадается подсмотреть, — жизнерадостно сообщила она. — Не беспокойся, мы приведем ее в дом, если поднимется ветер.

Это вовсе не убедило Уильяма.

В футбол он играл скверно, радостно сообщили ей женщины. Он постоянно слюнявил пальцы, проверяя, дует ли ветер, и не раз поскальзывался на большом, тяжелом мяче. Сора тихонько смеялась, пока они наблюдали за игрой из ворот огорода и рассказывали, что происходит на поле, однако она ощущала их нетерпение. Им хотелось смотреть на игры, а не присматривать за ней, поэтому она предложила:

— Ваши мужчины заиграют лучше, если вы пойдете и подбодрите их.

— А ты хочешь пойти посмотреть Уильяма. — Джейн запнулась, а затем спросила: — Черт побери, каким же словом это у тебя называется?

— Смотреть, — твердо ответила Сора.

— Ты хочешь пойти посмотреть, как Уильям играет в футбол?

— Нет. Если милые леди не возражают, то мне хотелось бы побыть в одиночестве. Всего лишь несколько минут.

Никто ничего не сказал, и Сора добавила:

— Подумать.

— Поздно уже думать-то, — заметила Берта, слегка дразня ее. — Дело сделано.

— Я понимаю.

Впервые за многие дни Сора проанализировала свои чувства и обнаружила, что ей хочется побыть одной. Ее охватило неуемное желание побыть в покое, чтобы разобраться с переменами, произошедшими в ее жизни.

— Мне бы просто хотелось минутку передохнуть.

Женщины как будто поняли ее. Одна за одной они выскользнули из огорода и оставили Сору в одиночестве. Она ощупью нашла дорожку к скамье на солнышке. Скамья из гладкой каменной плиты, подпираемой двумя камнями, была горячей и жесткой. Ветерок не залетал в огород, который был защищен высоким деревянным забором и розами, сплетавшими стену. Тут все пронизывала тишина; тишина не в прямом смысле этого слова, потому что сюда до Соры доносились голоса, и радостные несдержанные вопли. Тем не менее это была разновидность той умиротворяющей тишины, которой Сора в последнее время довольствовалась слишком редко. Оставшись одна и в покое, когда на нее перестали давить всякие дела и никто не требовал ее внимания Сора откинулась на ограду и закрыла глаза. Вдыхая аромат роз и майорана, впитывая порами солнечный свет, она погрузилась в какое-то сонное состояние. В голове стало пусто, легкое мускульное напряжение снялось и действительность стала ускользать от Соры,

Затекшие плечи вернули ее из забытья, и она стала рассеянно соображать, что же встревожило ее. Оторвав голову от стены, она прислушалась. Безмятежное чело ее прорезала легкая морщинка; от напряжения Сора нахмурилась еще сильнее. Она позволила себе расслабиться в этот досужий полдень. Так что же теперь помешало ей?

Никого тут не было. Она прислушивалась, но ничто не шевелилось, никто не говорил; Она чуть было не окликнула кого-то, но почувствовала, что это глупо. На самом деле ей не было ничего слышно; лишь по спине ее пробежал холодок, и она ощутила неприятный укол настороженности.

Снова откинувшись назад, Сора принялась сбрасывать напряжение в мускулах, пока дрема не вернулась к ней, и тут она ощутила его. Блуждающий ветерок коснулся ее щеки, грубый шепот эхом отозвался в воздухе. Она вскочила, как на пружине, хватая привидение, но никого там не оказалось. Она прислушивалась, прислушивалась изо всех сил, и услышала. Легкий шелест шаркающих шагов, сдавленное и ровное дыхание демона с помыслами, устремленными к расправе. Она уже слышала эти звуки раньше, знала, кто играет в эти дурные игры.

— Теобальд, сукин ты сын, немедленно перестань.

Она замолчала, слыша лишь дыхание. Теперь оно стало громче, заглушая ветерок, который шелестел вьющимися по стене розами и уносил их аромат на своих крыльях. Молчание привело Сору в ярость.

— Теобальд, обед на моей кухне уже доставлял тебе расстройство желудка. Можно и повторить.

Ничего. Никакого ответа не последовало, и поэтому Сора прокричала самую страшную угрозу:

— Теобальд, я расскажу о том, что ты вытворяешь, Уильяму, и он забьет тебя до смерти!

Ответом ей был лишь тихий смешок, и руки ее покрылись гусиной кожей. Это наверняка был Теобальд, точно, он. Однако Теобальд ни за что не стал бы посмеиваться при угрозе физической расправы с его персоной. Сора медленно поднялась, на лбу у нее выступила испарина, голос задрожал:

— Теобальд?

— Не бойтесь, прекрасная леди.

Голос звучал приглушенно, почти неслышно, был он знаком, но, тем не менее, неузнаваем.

— Я люблю вас.

Сердце у Соры рухнуло и принялось колотиться так, что она чуть было не оглохла. Она сделала глубокий, медленный вдох, пытаясь успокоиться настолько, чтобы быть способной мыслить, устроить ему ловушку, по-настояшему разобраться в его голосе.

— Ты не Теобальд, — уверенно произнесла она.

— Нет, — прошелестел ответ на ветру.

— Так кто же ты?

— Тот, кто любит вас.

Голос был бесцветным, бесчувственным и ужасал своей сдержанностью и отсутствием интонаций. Ей необходимо было вселить в него эмоции, вызвать модуляции, которые выдают человека.

— Что ты такое говоришь? Ты пугаешь меня своими фокусами.

— Пока жив Уильям, бояться вам…

Голос смолк, и Сора услышала, как ее зовет Джейн и приближаются женщины. Она выругалась и рванулась вперед к своему обидчику, однако тягаться с ним ей оказалось не по силам. Легкий звук шагов — и он исчез, оставив растрепанную Сору лицом к лицу с женщинами.

— Вы видели его? — взволнованно спросила Сора.

— Кого видели? — удивленно переспросила Джейн.

— Вы должны были его увидеть, — настаивала Сора. — Мужчину, который разговаривал здесь со мною.

— О нет! — сказал Берта. — Мечтаешь о своем же муже?

— Здесь был какой-то мужчина, и он говорил мне ужасные вещи. Он сказал, что любит меня и назвал меня своей прекрасной леди.

— Никто из огорода не выходил, — хихикнула Дуэйна. — Это все поэзия так повлияла на тебя.

— Нет. Нет, говорю же вам.

Джейн ласково притронулась к руке Соры.

— Дуэйна права. Когда мы подходили к калитке, никто из огорода не выходил.

— Должен быть еще какой-то выход.

— Тебе приснилось.

— Не может быть.

— Когда мы в последний раз навещали тебя тут, ты была одна и спала. Уверяю тебя, что тебе приснилось.

Джейн сжала руку Соры покрепче и слегка потянула.

— Пойдем, поднимемся в верхние покои, где ты отдохнешь как следует.

Слушая их, Сора пришла в отчаяние. Они ни за что не поверят ей, они верят только тому, что видят их глаза. Как ей убедить их? Она и сама-то почти не верила себе.

Оставшись одна в своей комнате, она прилегла на кровать отдохнуть, выполняя распоряжение Джейн. Лежа нагая меж простыней, она размышляла о странном происшествии в саду. Такое не могло случиться на самом деле. В этом происшествии было нечто странное, потустороннее. Ей бы только убедить себя, убедить себя, что она не сходит с ума. Убедить себя в том, что утром она предалась панике.

Это все ерунда, говорила себе Сора. Страхи невесты. В самом-то деле, ей приходилось слышать невест, которые рыдали в течение всей церемонии бракосочетания. И она действительно не ощущала в себе неуверенности. А что, если Уильям сойдется со служанкой и приведет в дом бедную родственницу, которая станет заниматься домашним хозяйством и полностью заменит ее? Именно ее он желает, именно ее он лелеет. Он так сказал, а он — человек слова. А что, если он откроет для себя новую любовь, когда она понесет ребенка? Все мужчины содержат женщин для развлечения и жен для детей. Неужели ей будет все равно?

Шорох в ногах кровати заставил ее поднять голову, как испуганного кролика. Страх охватил ее с ног до головы. В мозгу пронеслись воспоминания: эхо шагов, хриплый смех, неразборчивое признание в любви. Сора хотела заговорить, однако обнаружила, что слова у нее застревают в горле. Она подняла руку медленно, осторожно, опасаясь, что кто-то наблюдает за ней, опасаясь… чего? Она не знала, и это было хуже всего. Трясущимися пальцами Сора помассировала шею, пока мышцы не расслабились.

— Кто там? — прошептала она. Затем сказала громче:

— Кто там?

Никто не ответил, и сердце ее заколотилось, угрожая вырваться из груди. Это опять он, она знала, что он. Каким-то образом этот мужчина проник в ее комнату. Неизвестный кашлянул, и у Соры отлегло от сердца. Это даже не мужчина, и теперь можно более или менее разумно разобраться с нарушительницей спокойствия. Она спокойно сказала:

— Меня не проведешь. Мой слух обострен, и я знаю, что ты здесь.

По полу зашаркали, и Сора, усевшись, подтянула под руки одеяло. Вздернув голову в сторону звуков, она напряглась и узнала нарушительницу.

— Хоиса, как ты тут очутилась?

— Значит, ты думаешь, что ты больно умная со своим чутким слухом и что из-за твоей смазливой мордашки мужчины так и тащатся за твоей юбкой?

Сора ничего не ответила, пытаясь по враждебности тона Хоисы оценить глубину ее раздражения.

— Ты думаешь, что можешь спрятать свой порок, но людей не проведешь. Люди говорят, что ты ведьма. Люди говорят, что слепота дана тебе в наказание. Люди говорят…

— Вероятно, одни глупости, — прервала Сора. — Хоиса, ты же пришла сюда не для того, чтобы пересказывать сплетни злых людей. Как ты тут очутилась?

— Я спряталась за гобеленом, когда эти леди привели тебя сюда.

— И что же ты делала в наших покоях? — настаивала Сора.

— Наших покоях, — передразнила ее служанка. — Наших покоях. Какие мы важные! Как мы уверены в себе! Только утром выскочила замуж, а уже владеет всем замком.

— Что ты тут делала?

— Лила яд в твое вино! — взорвалась Хоиса. — Думала, что избавилась от меня? Выбросила, как требуху, на помойку. Лорд Уильям задумал отдать меня любому, кто пожелает, но я тут выросла, тут мои корни. Мне придется бросить все, что мне знакомо. Куда бы он меня ни сплавил, я окажусь на самом дне, буду лишней.

Насторожившись при появлении полуистеричной нотки готовности к насилию в голосе Хоисы, Сора успокоила ее:

— Я уверена, что лорд Уильям устроит для тебя все как нельзя лучше.

— Ему на меня наплевать. Он думает только о тебе. Если бы ты не появилась тут, то и мне не пришлось бы уходить. Я бы по-прежнему тут верховодила, и все бы эти лакеишки не ложились спать раньше меня, я бы снимала первую пробу на кухне и сама бы выбивала кляп из бочки с элем. Это ты во всем виновата.

По мере того, как голос Хоисы срывался на визг, голос Соры становился спокойней и тише.

— На все это у тебя нет прав.

— Я заработала их! — заорала женщина. — Пока ты не появилась тут и не поменяла замок, ключ от подвала с вином был у меня, потому что я заработала это.

— Заработала? — с презрением переспросила Сора.

— Своим горбом, так же, как одна важная дама заработала своим горбом себе мужа. А разве ты не знаешь, что говорят все? Все говорят, что Уильям таскается за тобой, как будто почуял суку в жару. Говорят о том, что тебе приходится вытворять под одеялом, чтобы заставить его жениться на такой дрянной, слепой…

Тяжелая оловянная кружка врезалась в стену за Хоисой, и брызги воды полетели по всей комнате. Женщина отскочила в сторону, и от шока вопли ее стихли. Дрожа, внезапно осознав свой страшный проступок, она прошептала:

— Как это у тебя получается? Как ты видишь, куда надо бросать?

Сора выползла из-под одеяла и балансировала, стоя на четвереньках на кровати. Волосы яростно свились вокруг ее головы, губы были злобно поджаты, а непроизвольно обнажившееся тело было сказочным.

— Я не слепа, я поклялась в этом себе. Мне известны все твои отвратительные передвижения. Мне известен каждый случай, когда ты затаскивала в эту постель своих любовников. Мне известна каждая твоя насмешка в мой адрес и в адрес Уильяма. Я оставлю тебя здесь, и ты никогда не уйдешь отсюда, и ты будешь желать…

Дверь распахнулась, и ворвалась Мод.

— Миледи, что..

Оценив сцену, открывшуюся ее глазам, она тихонько вскрикнула.

За ней со словами: «Мы услышали крики» вошла леди Джейн, но и ее замечание стихло.

Хоиса бросилась к ним с воплями:

— Она ведьма, она зрячая, она спятила, я ее боюсь.

Сора подняла руки, согнула пальцы, словно когти, зарычала, и Хоиса повернулась и вылетела вон с криками:

— Она ведьма, она зрячая, она ведьма.

— Что она сделала с твоим шелком? — спросила Джейн, и Сора слетела с постели.

— Где она? — яростно проговорила она, и ее гневный голос отчетливо разнесся по большому залу. — Что она с ним сделала? Я убью ее, эту мерзавку.

— Он вытащен из сундука, миледи, а нож…

— Я убью ее.

Леди Джейн захлопнула дверь.

— Ты себя уже всем продемонстрировала, а следовало бы подождать до того, как вы ляжете в постель.

Сора зашагала по комнате, а Джейн поймала ее за руку.

— Пусть сначала посмотрит твоя служанка.

Сора вырывалась изо всех сил, но леди Джейн поймала ее за локоть и потрясла.

— Успокойся. Твоя служанка посмотрит, что там та кое произошло, вот тогда и проверишь.

Шелк зашелестел, глухо упал рулон, а затем Мод их успокоила:

— Она отрезала лоскут с одного конца и срезала несколько нитей с окаемки, однако основная часть осталась нетронутой. Ничего такого, чего нельзя было бы зашить умелыми руками, миледи.

— Дайте посмотреть.

Сора рванулась, и на этот раз Джейн ее отпустила. Мод направила ее руку к исковерканной ткани, и Сора ощутила пульсирующий жар под своей кожей.

— Волчица, — прошипела она. — Слава Пресвятой Деве, что вы привели меня тогда сюда отдохнуть, а то неизвестно, что бы она тут натворила. Полоумная.

С любопытством и в изумлении Джейн принялась допрашивать:

— Что она тебе сказала?

Из-за гнева Сора могла припомнить лишь одно:

— Она сказала, что Уильям женится на мне только потому, что ему со мной хорошо в постели.

— Н-да, — с юморком в голосе заметила Джейн. — Меня бы кто так оскорбил.

Сора пыталась совладать со своим ртом до тех пор, пока не разразилась смехом.

— Я теряю чувство достоинства, — простонала она а затем снова захохотала. — Разоралась, как какая-нибудь рыбная торговка на базаре, из-за ее слов, в то время как следовало бы приказать высечь ее за порчу имущества.

Она потерла лоб ладонью.

— Теперь совсем не усну. Одень меня, Мод, и я подготовлюсь к присяге.

Один за другим люди Уильяма опускались перед ним на колени и, вложив свои руки в его руки, приносили ему клятву верности. Они давали эту присягу раньше, а теперь она была дана повторно, и повтор этот был уместен, поскольку они тревожились за Уильяма. У сэра Мервина во время клятвы по морщинистым щекам сбегали слезы, сэр Рауль беспрестанно улыбался, сэр Иджайд и сэр Диллан дрожали от рвения; однако все они принесли клятву преданности с достоинством, и слова их доносились до каждого уголка огромного зала.

Затем на колени перед Сорой опустились ее люди. Один за другим они клали свои руки на ладони Соры и клялись перед Богом, что сохранят для своей госпожи ее земли. Они произносили эти слова отчетливо и громко, однако по окончании присяги с колен не поднялись.

Сэр Фрэнсис Уэйсский заговорил от их лица на правах старшего. С серьезным видом, потому что обстоятельства требовали глубоко продумать и взвесить каждую фразу, он произнес:

— Мы с удовлетворением приносим нашу клятву верности леди Соре Роджет. Однако мы должны задать вопрос, ответ на который нам необходимо знать, чтобы защитить себя и защитить земли леди Соры. Лорд Уильям был слеп длительное время. Вернется ли его слепота?

В груди у Соры защемило от негодования.

— Разве слепота играет такую важную роль?

Уильям коснулся ее рукой.

— Для воина — да. Они должны знать, буду ли я способен спасти их в случае осады или нет.

— Да, миледи, мы вовсе не хотим проявлять пренебрежения, однако, если лорд Уильям временами теряет зрение или рассудок, мы должны знать об этом, — пояснил сэр Дентон.

— Я понимаю, — успокоил их Уильям. — Я был бы вас менее высокого мнения, если бы вы побоялись задать этот вопрос. Но заверяю вас, мои благородные рыцари, у меня не было осложнений с тех пор, как леди Сора спасла меня своим целительным прикосновением. Я докажу вам это, когда мы отправимся подавлять взбунтовавшегося сэра Фрейзера.

Сэр Фрэнсис, а за ним и все остальные поднялись с колен, одобрительно бормоча.

— В таком случае мы с гордостью последуем за вами, милорд. Скоро ли мы выступаем?

Сора стиснула зубы при звуках радости, прозвучавших в их голосах, и еще более от той готовности, с которой согласился с ними Уильям:

— Очень скоро. Было бы глупо с нашей стороны дать ему подготовиться к осаде.

Рыцари отступили назад, и Уильям слегка подтолкнул локтем Сору:

— Не время ли для ужина?

— О, — вздрогнула Сора, унесенная далеко своими мыслями. — Разумеется, милорд.

Черты лица ее приобрели бесстрастное выражение, когда она повернулась и распорядилась накрывать столы. Уильям отпустил Сору, и если бы она только знала, как он оценил ее обеспокоенность. Интересно, такие же чувства испытывала его Энн, когда предстояло сражение? По каким-то необъяснимым причинам женщины немного ревновали мужчин к оружию. Казалось бы, им вместо этого следовало волноваться по поводу всех шлюх мира. Уильям не понимал женщин, но больше и не пытался разобраться в их странностях.

Вместо этого Уильям приготовился к еще одному испытанию для своего слуха. Николас — Уильям видел это — просматривал пергамент, испещренный нотными значками. Это был день его свадьбы, и он заслужил отдохновение от этого безжалостного бренчания. Уильям пытался быть справедливым по отношению к Николасу. Это был человек, который, без сомнения, влюбился впервые в жизни. Это Уильям понимал, ибо какой мужчина не влюбится в Сору? Однако, когда Уильям услышал, как Николас заявляет о своей страсти к Соре, к его жене, его Женщине, ему захотелось сделать из того кровавую отбивную. Уильям с трудом вспоминал о дружбе и благородстве, когда на его территорию вторгался браконьер.

И вообще, обожание Николаса уже дало повод для такого количества сплетен, что Уильям подумывал об объяснении с этим человеком. Он понимал, что Николас не производит впечатления на Сору; то, что он не производит впечатления на Сору, вообще было видно всякому невооруженным глазом. Тем не менее, всегда найдутся люди, которых хлебом не корми — дай посплетничать о тех, кто стоит выше, да помазать их дегтем, а брак этот возносил Сору на опасную высоту. Поэтому Уильям был поставлен перед выбором: следует ли ему запретить Николасу посвящать свои стишки Соре и дать людям повод почесать языки на предмет того, что он, мол, не вполне доверяет своей госпоже? Или же ему следует убедить себя, что Николас скоро уберется прочь вместе со своей досаждающей влюбленностью? В любом случае может образоваться питательная среда для сплетен о кошке, пробежавшей между Уильямом и его другом, а также между Уильямом и его женой. Первый порыв, который он ощутил как боец, был порыв к действию; однако как человек сообразительный он подозревал, что с большим успехом добьется своей цели, если станет демонстративно скучать.

Сидя во главе стола подле Соры, Уильям выслушивал шутки друзей по поводу брачной ночи и в нужных местах улыбался. Непристойный юмор со стороны дам вызвал румянец на щеках Соры и заставил ее забыть о стычке с Уильямом, и Уильям был этому несказанно рад. Однако он беспрестанно поглядывал на Николаса, который вовсю налегал на еду. Николас всегда налегал на еду, этому не могла помешать даже безответная любовь, однако к моменту окончания ужина Уильям понял, что пришла пора решаться. Следует ли ему встать и вмешаться заранее или же придется пострадать еще один вечер?

Однако с решением пришлось повременить. С той стороны, где восседал лорд Питер, поднялся Реймонд. Он обладал внушительным видом, который имели немногие; такой внешностью были наделены Уильям, лорд Питер и те рыцари, которые сумели бы добиться тишины в зале. И вот, когда большой зал стих, Реймонд поклонился в сторону свадебной пары, а затем еще раз — Соре. Взобравшись на свою скамью, он поставил одну ногу на стол и склонился к колену. Оруженосец поднес ему лютню, и, приняв ее, Реймонд произнес:

— Невеста — это царица дня, жена — царица ночи, а у меня есть песнь, в которой отражены мои чувства к самой очаровательной царице из всех. Сора, наша Сора, царица восхода и сумерек.

Сказав это, Реймонд запел такую красивую песню, от которой дух захватывало. Будучи настоящим музыкантом, он написал балладу о Соре, вызвавшую слезы на глазах присутствовавших. Даже Сора, заслушавшись песней, оказалась увлеченной мелодией настолько, что на какое-то время пренебрегла обязанностями хозяйки.

Уильям сначала встревожился, но затем успокоился, Все ж-таки, это не было предательством со стороны еще одного друга; это была поэзия, перед которой стишки Николаса оказались жалким лепетом. Уильям не мог объяснить причину того радостного возбуждения, которое он испытал от подобного поворота событий; отчего же изъявления любви Реймонда развеяли его страхи? И тем не менее, это случилось, и, скользя взором по лордам и их дамам, по слугам и челяди, Уильям понял, почему. Они смутились. Как смели они подумать, что Сора заигрывает с Николасом и Реймондом? Подумать-то они, конечно, могли, но, чем тяжелее были обвинения, тем эфемерней становились для этого основания. Николас прибыл сюда раньше всех остальных, и гости могли додумывать то, что произошло до их приезда. Ну а Реймонд? Он прибыл Значительно позднее, и никому не довелось видеть, чтобы он шушукался в каком-нибудь уголке с Сорой.

Песня смолкла в тот момент, когда Уильям улыбался от охватившей его радости, и тут же, лишь только стихли аплодисменты, поднялся еще один рыцарь.

— Я также хочу прочитать стихи, посвященные леди Соре, самой красивой женщине, которая была уведена у меня из-под носа.

Без всякой передышки он перешел к чтению стихов о несправедливых поворотах судьбы, которые слишком поздно привели его к Соре. Одна лишь красота Соры сделала ее недосягаемой для него; красота и тот факт, что она вышла замуж за самого могучего, самого крепкого воина Англии.

После того, как стих смех, поднялся еще один рыцарь, вдохновленный на импровизацию песни. Затем поднялся еще один, и еще, и все они воспевали Сору с различной талантливости. Скоро все это превратилось в более чем удобный случай покрасоваться, удержать Уильяма и Сору за столом в роли хозяина и хозяйки. Уильям терпел эти глупости до тех пор, пока не решил, что сплетням о Николасе и его любви нанесен сокрушительный удар. Тогда он встал и заключил Сору в свои объятия.

— Пора спать. — сказал он решительно.

Эти слова, вызвали самое бурное веселье за весь вечер, леди Джейн поднялась со своего места, а за ней последовали остальные женщины.

— Мы приготовим ее, милорд.

Уильям сопоставил ее непреклонность с собственным желанием и отпустил Сору.

— Как знаете. Только недолго.

Характер последовавших за этим пожеланием шуточек заставил Сору заподозрить, что все гости перебрали по части эля и вина. Она поспешила в верхние покои вместе с дамами и послушно стояла там, пока они раздевали ее и с глубоким смыслом укладывали ей волосы; не скромности ради, поскольку представить ее надо было в качестве образца физического совершенства, а для соблазна. Мужчины сбились в толпу, таща Уильяма так, словно он упирался, а не пробивался прочь из зала. Его поставили на ноги, без лишней хитрости стащили с него одежду и представили перед Сорой.

Женщины соблазнительно медленно убирали волосы с плеч Соры. Мужчины свистели и шаркали ногами, язвя по поводу мучительного вожделения, написанного на лице Уильяма, а лорд Питер прокричал:

— Если ты владеешь этим копьем так же славно, как ты владел своим копьем во время меле, то к утру Сора будет мертва.

— Нет, — успокоила его Джейн. — Она одолеет его вместе с его копьем. Женщины всегда выигрывают это сражение.

— Пока копье не поднимается снова, — примирительно заявил лорд Питер.

— Мы молим об этом! — прокричала Берта.

Исполняя свои обязанности, брат Седрик произнес:

— Леди Сора физически совершенна, за исключением ее зрения. Откажется ли от нее лорд Уильям из-за этой немощи?

— Никогда, — заверил Уильям, — Она спасительница моего зрения, жена сердца моего.

— Но как же она рассмотрит тело Уильяма? — озадачилась Джейн. — Она имеет полное право увидеть его и подтвердить свою готовность остаться его супругой.

Сора сделала шаг вперед и положила ладони на руки Уильяма.

— Этот вопрос я могу решить. Мне достаточно лишь…

Она пробежалась пальцами по его груди так, что мужчины застонали от удовольствия. Действия Соры были тут же вознаграждены, так как Уильям поднял ее на руки и понес к постели.

— Мы спросим ее утром, довольна ли она, — решила леди Джейн, выводя толпу в большой зал.

Легкий смех Соры зазвенел в воздухе, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Уильям опрокинул ее с глухим стуком на кровать.

— Уильям! — приподнялась на локтях Сора, сбросив волосы с лица. — Дай мне посмотреть на тебя.

Погоди, — прорычал он. — Я позабочусь о том, чтобы нас больше не потревожили.

Деревянная скамья, которую он потащил, заскрипела по полу. За ней последовал вышивальный столик, стоявший возле окна.

— А ты предвидишь визит? — с интересом спросила Сора.

— Ну, это слишком сильно сказано.

Уильям ухмыльнулся, придвинув тяжелую мебель вплотную к двери.

— Подозреваю. Были времена, когда под моим водительством прерывались интимные минуты, и я по дозреваю, что друзья мои вынашивают подобные нечестивые планы.

— Ты бы придвинул туда еще и сундук, — посоветовала Сора.

Хохотнув, Уильям пододвинул ее сундук так, что тот всей своей тяжестью преградил путь. Уильям было пошел назад к Соре, но передумал. Он встал на колени и открыл сундук, и Сора напрягла слух, чтобы понять, то он делает, однако Уильям почти тут же захлопнул его, и Сора вспомнила о подарках.

— Я еще не поблагодарила тебя за свадебные подарки. Благослови тебя Господь за то, что ты так поднял мой престиж в глазах всех остальных.

— Ты сама поднимаешь свой престиж в глазах всех остальных, — ответил Уильям. — Я лишь засвидетельствовал свое уважение к тебе.

Кровать прогнулась под его весом.

Сора сплела пальцы, внезапно ощутив тишину в комнате и то, что они остались наедине впервые за многие недели.

— Я тоже испытываю к тебе огромное уважение.

Коряво, подумала Сора, растерявшись от своего косноязычия. Сидя в кровати обнаженной, она почувствовала, как ей становится стыдно. Она подняла покрывало и забралась под него, натянув простыни на колени, на живот, на грудь, на плечи. Она подумала, не остановит ли Уильям ее, но он не остановил.

Несколько раз она начинала говорить, но на ум ей ничто не шло для оживленной беседы. Уильям продолжал молчать, и она подумала, не обиделся ли он. Неужели ее уловка с рейтузами так сильно расстроила Уильяма, что он не хочет иметь с ней никаких дел? Но тут Уильям откашлялся, и Сора поняла, что это не так.

В первый раз за лунный месяц они остались по-настоящему одни, и им было неловко. Все их прежние встречи были спонтанными, сладостными падениями из вертикального положения в горизонтальное. Сегодня ночью не нужны были ни спешные раздевания, ни тайные договоренности, ни какие-нибудь особенные соблазны. Они стали мужем и женой. Они имели полное право лежать в кровати вместе.

— Я говорил тебе, как ты очаровательно сегодня выглядела? — спросил он тихим бархатным басом.

— Спасибо.

Улыбка у нее вышла довольно натянутой, и она бросилась подыскивать какие-нибудь еще слова.

— Даже без моего нижнего белья?

Тут же ей пришла в голову мысль; зачем она напомнила Уильяму об этом?

Уильям заерзал на кровати.

— Ну да. Отсутствие кое-каких вещей под твоим на рядом все время напоминало мне о… мне понравилось. Да.

Снова воцарилась тишина, пока Сора не вспомнила что надо спросить:

— А ты выиграл ту игру в мяч?

— Да. Да, моя команда победила с небольшим перевесом. Мы сначала проигрывали, но, когда ты пришла, я заиграл хорошо, и мы победили.

Он снова заерзал, немного ближе, и Сора почувствовала небольшое облегчение.

— Мне понравились твои друзья, — с готовностью произнесла она.

Уильям тихо засмеялся.

— Все?

— Большинство, — уступила она, торжественно глядя на него.

— А ты понравилась им.

Подняв покрывало, Уильям скользнул под него и прижался к Соре.

Она села, сел и он, бедра их тесно прижались, руки соприкоснулись.

Не отодвинуться ли ей? А вдруг он подумает, что она его сторонится, или решит, что она освобождает для него место?

Уильям двинул бедрами, и Сора съехала в сторону, так что решать ей ничего не пришлось.

— А тебе понравились эти меха?

Он вытащил что-то руками из-под одеяла.

— От них дух захватывает.

Сора хотела сказать это от всего сердца, но перестаралась и ответила так, словно успокаивала его.

— Я надеялся на то, что тебе понравится.

Его огромные руки придвинулись к ней ближе, и ее колени ощутили бархатное прикосновение.

— Из всех этих шкурок можно сшить тебе накидку. Из всех, кроме одной, и догадайся, что мы с ней сделаем?

Сора сидела очень смирно, не в состоянии догадаться, что так возбуждающе щекотало ее ногу. Ласковое бархатное поглаживание заскользило вверх по ее ноге, и Сора потянулась, чтобы на ощупь определить, что это такое.

Отведя в сторону ее руку, Уильям произнес с придыханием:

— Нет. Это моя часть свадебного подарка.

Захватывающая дух ласка переместилась на торс Соры, и от острого прилива удовольствия мускулы ее живота Расслабились.

— Уильям, — задохнулась она. — Это один из соболей?

— Да. Он погладил мехом ее шею. — А что мы будем с ним делать?

Уильям надавил ей на плечо.

— Ляг, — потребовал он. — Я покажу.

Ее пробудило царапанье в дверь. Вставать ей не хотелось. Господи, после прошедшей ночи ей вообще не хотелось покидать постель, и особенно в этот холодный предрассветный час. Однако царапанье возобновилось, и продолжительный, скорбный писк, чувство долга и осознание того, что Була ни за что не отступится, заставили Сору выбраться из теплого гнездышка на груди Уильяма.

— Ну же, Була, — прошептала она, набрасывая на себя коричневое домашнее платье. — Я сейчас, глупый ты пес. И зачем я вечно иду у тебя на поводу?

С тихим бурчанием и стонами Сора сдвинула сундук, вышивальный столик и скамейку в сторону. Остановилась и прислушалась к дыханию Уильяма; если она и разбудила его, то он притворяется спящим с энтузиазмом полностью удовлетворенного мужчины.

Сора открыла дверь на бурный призыв Булы и стала чесать у него за ушами.

— Тс-с.

Она прислушалась к звукам в большом зале. Никто сознательно не двигался. Несколько человек зашевелились на полу, быстро перевернувшись или простонав от каких-то кошмарных снов.

— Выведи меня, пес.

Вцепившись в шерсть на холке Булы, Сора пошла за ним, а он повел ее через лабиринт спящих тел к лестнице в дальнем конце зала. Сора отодвинула засов на двери и открыла ее под скрип петель. Нащупав стену, которая помогала ориентироваться, она стала спускаться вниз. Воздух становился все свежее и прохладнее, и Була бежал вперед, радостно сопя носом. Он все больше и больше вырывался вперед нее, стуча когтями, пока не добрался до самого низу. Тут он остановился, и Сора ожидала услышать, как он заскребется о наружную дверь. Этого не произошло; до нее донеслось интенсивное, громкое сопение, а затем раздался короткий, испуганный лай.

Сора поспешила вниз, удивляясь необычному поведению Булы. На последних двух ступенях она зацепилась ногой о какое-то препятствие, — тяжелое препятствие, но которое немного подалось вперед, но не сдвинулось. Споткнувшись, Сора вскрикнула, потеряла равновесие и полетела со всей силы на камни лестничной площадки. Она пребольно ударилась щекой. Одна рука подвернулась, и Сора всем своим весом опрокинулась на собственный локоть. С колен, коснувшихся камня, содралась кожа.

Боль пронзила ее; сознание отключилось, однако когда она пришла в себя, то услышала, что крик ее еще отдается эхом на лестнице. Локоть гудел от удара, а кожа на лице распухла.

— Боже, — простонала Сора. — Что это?

Була обнюхивал ее и скорбно выл.

Нащупав путь обратно на лестницу, Сора протянула руку и прикоснулась к предмету, о который она споткнулась. Под рукой она ощутила грубую домотканую материю, а затем теплое тело в одежде прислужницы. Пальцы ее стали все более энергично описывать круги, стремясь нащупать хоть искру жизни в этой женщине. Ничего не происходило, никакого движения, и когда Сора прикоснулась к искаженному болью лицу, то поняла, почему. Шея женщины была сломана и наклонена под неестественным углом.

Над ней послышались шаги, они застучали вниз по лестнице, и Сора в ужасе посмотрела вверх. Она не могла определить голоса, те голоса, которые она должна была узнать и которые резанули ее слух. Она закричала:

— Кто это? Скажите мне, кто это?

Голоса стихли, а затем Чарльз произнес с холодной медлительностью:

— Это Хоиса. Хоиса, та шлюшка, которая назвала вас ведьмой. Хоиса, служанка, которую вы вчера грозились убить.