ГЛАВА 27

Вечером двадцать третьего декабря десять самых красивых «падших ангелов» Тамбла собрались в доме миссис Саманты Кинкейд. У дверей их встретила улыбающаяся хозяйка, которая приняла, от них накидки и передала их в распоряжение пожилой особы с кислым выражением лица, которая отзывалась на имя Элси.

— Все еще никак не пойму, как это тебе удалось, — ворчала Элси, обращаясь к Сэм.

Сэм, подмигнув, шепнула ей с улыбкой:

— Я ему наобещала такого, что ты и не представляешь.

— Это обман.

— Трэвис так не думает. Молли была тронута до слез.

— Сэм, я так взволнована. Как это ты придумала сделать мне такой подарок! И я и девочки чуть в обморок не упали, когда ты пригласила нас к себе домой, но мы так счастливы и так благодарны тебе. Спасибо.

— Не надо никаких благодарностей, — успокоила ее Сэм и дружески обняла за плечи. — Я хочу, чтобы вы сегодня повеселились.

— А Трэвис знает об этом? — неуверенно спросила Молли.

Сэм кивнула головой и хитро улыбнулась Элси:

— Конечно, знает. Не волнуйся. Отдыхай, веселись. И улыбайся! Ты у нас почетная гостья, и через каких-нибудь двадцать четыре часа ты станешь миссис Чес Браун.

— Мне верится в это с трудом, — пробормотала Молли. — Только представить себе, что я вдруг выйду замуж, обрету свой дом…

Сэм звонко рассмеялась:

— И я думала точно так же о себе не так давно. А теперь посмотри на меня! — Она, посмеиваясь, похлопала себя по круглому животу.

Не сразу гостьи сбросили с себя некоторую скованность, тем более что они все время ощущали на себе мрачные взгляды Элси, но радушие и доброта Сэм сделали свое дело, и девушки наконец почувствовали себя гораздо свободнее. Вскоре все они трещали как сороки, шутили, наперебой давали советы будущей новобрачной. Обстановка стала еще более теплой, когда Молли начала открывать пакеты с подарками. Две девушки, сложившись вместе, купили для нее красную шелковую ночную рубашку, которая гарантировала Чесу учащенное сердцебиение.

— Милочка, стоит тебе надеть это, как Чес перестанет даже выходить на свежий воздух целую неделю, — предсказывала Фанни, страстно улыбаясь.

Уставясь в изумлении на блестящее великолепие, Сэм воскликнула:

— Вот это да, Молли. Я тебе завидую! Это вызвало взрыв смеха, а Беттина прочувственно сказала:

— И я тоже. Сказать правду, мы все завидуем тебе, твоему счастью, тому, что ты нашла такого замечательного и понимающего человека, как Чес, и мы все желаем тебе всего наилучшего. Ты устроила свою жизнь, Молли, и все мы желаем тебе счастья.

После этой прочувственной речи Беттины Сэм заметила, что Элси уже не так задирает нос, как прежде. А когда пришло время подавать гостям торт и праздничный грог, от осуждающего вида Элси не осталось и следа.

Сэм подарила Молли розовый клетчатый передник, отделанный кружевом, который привел Молли в восторг.

— Теперь мне остается только научиться так же хорошо готовить, как ты, — сказала Молли.

Когда Молли развернула ухватки для кастрюль, которые Элси собственноручно связала для нее, экономка ворчливо заметила:

— Ну, если ты решишь заняться этим делом, только свистни. Если я смогла научить стряпать Сэм, то могу научить кого угодно.

— А вот это тоже тебе пригодится, — сказала одна из девушек, протягивая невесте очередной подарок. Когда Молли развернула сверток, она обнаружила в нем новейшую поваренную книгу.

— А вот посмотри, — сказала Роуз, сунув в руки Молли коробку, перевязанную яркой лентой, — что мы купили для тебя с Беттиной и Нелл.

Когда Молли открыла коробку, вид ее стал озадаченный и непонимающий. Она не знала, что и подумать. Нелл хихикнула, за что получила от Роуз тычок в бок. В полном недоумении Молли вынула из коробки тарелку с отбитыми краями и чашку без ручки. На дне коробки лежало еще несколько черепков.

— Ах, девочки, — произнесла она дрожащим голосом, — я вам, конечно, очень благодарна, но что прикажете делать с этой разбитой посудой?

Под оглушительный хохот Моллины подружки объяснили:

— Эти черепки ты будешь швырять в Чеса, когда он выведет тебя из терпения, так что тебе не придется портить хорошую посуду.

Теперь рассмеялась и Молли. Даже Элси довольно посмеивалась:

— В жизни не слыхала ничего остроумнее.

И сразу после вручения этого шуточного подарка три подружки преподнесли Молли набор повседневной фаянсовой посуды.

— Жаль, что это не настоящий хороший фарфор, — сказала при этом Роуз, — но все еще впереди. Надеемся, что тебе и этот понравится.

— Мне очень нравится, — сказала Молли со слезами на глазах от переполнявших ее чувств. — Не нужно мне никакого фарфора. Зачем мне фарфор, если у меня есть такие подруги, как вы.

На этом вечер мог бы и завершиться, если бы одной из девушек не пришло в голову оживить ЭлСин грог порядочной дозой рома. Неудивительно, что после этого застолье сделалось еще задушевнее и свободнее.

— Сейчас мы должны по правилам играть в шуточные игры, — объявила Сэм, встряхивая головой, как бы желая ее проветрить. И с усмешкой добавила: — А что, если мы вместо этого сыграем в покер?

Под возгласы одобрения посуда была убрана со стола, и вся компания уселась за игру. Элси пыталась протестовать, но ее голос не был услышан. Пропустив еще один глоток грога, она и сама удивилась, почему это ей стало так хорошо, и когда Сэм предложила ей поучиться игре, она с готовностью согласилась:

— Почему бы и нет? — протянула она с кривой усмешкой.

Внимательно посмотрев на экономку и отметив, что у нее, как и у других, подозрительно поднялось настроение, Сэм призадумалась. Что, если в грог попало рома больше, чем нужно? Не то чтобы это так тревожило ее, но, помня о своем положении и советах доктора Пэрди, Сэм потихоньку от других весь остаток вечера пила только слабый чай. Мысленно поздравив себя с таким благоразумным поведением, Сэм села сдавать карты.

Праздник закончился только тогда, когда поздно ночью в дверь ввалились, пошатываясь, Трэвис и Хэнк. Гостьи приглушенными голосами распрощались с хозяйкой, после чего Сэм осторожно поднялась в спальню рука об руку со своим мужем и легла спать.

Наутро за завтраком собралась весьма бледная компания. Несмотря на то что, обнаружив в гроге солидную долю спиртного, Сэм героически воздержалась от него, она чувствовала себя далеко не так, как всегда. Похоже, что и остальные были не в своей тарелке, особенно Элси.

Чуть не уронив на стол кофейник, экономка схватилась за голову и жалобно застонала.

— Это все ты, — сказала она громким шепотом, тыкая в Сэм дрожащим пальцем, — это ты подлила спиртное в мой грог.

Сэм категорически замотала головой:

— Это не я, Элси. Может, это кто-то другой, но я даже не прикасалась к нему, клянусь.

— Ну конечно, кто-то другой! У меня голова сейчас треснет, как спелый арбуз.

— Прошу вас, Элси, — взмолился Трэвис. — Не говорите о еде, пока я не выпью еще шесть чашек черного кофе.

Хэнк все это время молчал. Вдруг он с позеленевшим лицом бросился на задний двор. Таким его Сэм никогда не видела.

К вечеру им всем настолько полегчало, что они уже были в состоянии подготовиться к встрече Рождества.

В церкви праздничные свечи заливали маленькое помещение теплым мягким светом, сосновые ветки распространяли вокруг острый свежий запах.

Сэм и Трэвис сидели рядом на скамье, слушали трогательную рождественскую проповедь пастора Олдрича, их пальцы переплелись, и Трэвис положил руку на ее живот. Ребенок колотил ножками, и они обменялись нежной улыбкой.

Во время заключительной молитвы Сэм и Трэвис потихоньку покинули свои места. Сэм подошла к Молли, стоящей в глубине церкви, а Трэвис присоединился к Чесу, стоящему у алтаря. Когда прихожане начали вставать со скамеек и натягивать на себя верхнюю одежду, пастор Олдрич призвал всех оставаться на своих местах.

— На этот вечер мы приготовили специальный рождественский сюрприз. Думаю, что никто из вас не откажется от него.

Он кивнул Альме, сидевшей за органом, и та заиграла нежную, трогательную мелодию. Шурша юбками, Сэм двинулась по центральному проходу. Все головы разом повернулись к ней. Несмотря на то что Сэм оделась в свое лучшее новое платье, она все равно чувствовала себя неловкой и неуклюжей. Не успела она дойти до конца прохода, как на ее щеках выступили красные пятна. Но ей все же удалось достичь алтаря, ни разу не споткнувшись, и она остановилась, прерывисто дыша, и отступила в сторону. Ее огромные черные глаза нашли Трэвиса, чтобы набраться от них силы, а потом она повернулась и стала смотреть, как Молли в одиночестве идет к алтарю.

В бледно-голубом платье, в котором она была похожа на рождественского ангела, Молли медленно шла вперед. Дрожащими пальцами она держала Библию и широко раскрытыми и блестящими глазами искала глаза Чеса. Он неловко улыбнулся ей, и уголки губ Молли поднялись вверх.

Сейчас уже все поняли, что им предстоит присутствовать при бракосочетании. Невнятное бормотание послышалось со скамеек, но никто не поднялся и не ушел. Даже если кому и хотелось, твердый взгляд пастора Олдрича не дал ему это сделать. Когда Чес взял свою невесту за руку, на них смотрели во все глаза.

Торжественные слова церемонии так подействовали на Сэм, что она снова встретилась глазами с Трэвисом. Они стояли раздельно, один на стороне жениха, другая рядом с невестой, но чувствовали себя вместе. Тепло разлилось по всему ее телу, когда она заглянула в его смеющиеся бирюзовые глаза. Ей казалось, что они снова обмениваются клятвами в вечной любви. В глубине души и она и он молча повторяли обеты, которые они дали друг другу в такой спешке, да еще Сэм в тот момент и по принуждению. Теперь Сэм отчетливо слышала все слова. На этот раз она сознательно давала клятву и молча повторяла ее себе и Трэвису. Сейчас обряд совершался по-настоящему.

Пастор Олдрич объявил Чеса и Молли мужем и женой. Его густой голос эхом отдавался в церкви. Чес заключил Молли в объятия и поцеловал ее уже по праву супруга, а Альма, улыбаясь от уха до уха, забарабанила на старом органе «Свадебный марш» Мендельсона, как бы соревнуясь с архангелом Гавриилом и его рожком. Потом Сэм обняла Молли и поцеловала в щеку Чеса. Трэвис тоже поцеловал новобрачную и пожал приятелю руку. Пастор Олдрич обменивался рукопожатиями со всеми, каждому желая счастья и веселого Рождества. Многие прихожане подошли поздравить молодых и пожелать им обоим счастья.

Посреди всей этой суматохи пастор Олдрич поймал Трэвиса за рукав. Перекрывая поднявшийся гомон, он громко сказал:

— Не будете ли вы так добры, чтобы напомнить Чесу и Молли подписать брачное свидетельство, пока они не ушли? Я попал в такое глупое положение, когда обнаружил, что Саманта не поставила свою подпись. Конечно, этого нельзя было и требовать от нее, когда она упала в обморок.

Краска отхлынула от лица Трэвиса.

— Неужели… вы хотите сказать, что… она… что мы не…

— Неужели Сэм ничего не сказала вам? Ну как же, еще тогда у меня был с ней разговор на эту тему. Насколько я помню, как раз через две недели после вашего бракосочетания, незадолго до того, как ее брат сбежал из тюрьмы. Она тогда и подписала.

Трэвис был оглушен, еле ворочал языком:

— Он подписала?

— Ну конечно, — качнул головой пастор. — Почему бы ей не подписать?

— И в самом деле, почему бы нет? — Трэвису прекрасно было известно, по каким причинам Сэм могла бы устроить грандиозный скандал и отказаться поставить свою подпись. Сначала он вынудил ее выйти за него замуж, а потом не раз вел себя как осел, особенно после, исчезновения Билли. Он обвинил ее в том, что она подготовила побег Билли, не верил ей, когда Сэм предположила, что именно Нола Сандоваль оказалась сообщником Билли.

Его мучил вопрос: почему Сэм по своей собственной воле, без всякого принуждения и без возражений подписала брачное свидетельство? Ведь если бы она отказалась, она бы осталась свободной. Никакие обязательства не связывали бы ее. Вместо этого она сознательно связала свою жизнь с его жизнью и даже не сказала ему ни единого слова. Если бы не пастор Олдрич, Трэвис так и не узнал бы, какая опасность ему грозила. Стоило Сэм захотеть — и он потерял бы ее навсегда.

Он отыскал ее в толпе глазами и увидел, что она стоит недалеко от него и разговаривает с Молли. Не прошло и секунды, как она оказалась в его объятиях.

Он крепко прижал ее к себе и почти коснулся ее лица губами.

— Я люблю тебя, Сэм. Бог свидетель, я люблю тебя всей душой. — Она и слова сказать не успела, как он запечатал ее рот страстным поцелуем, на который она ответила с не меньшим жаром.

Они все еще обнимали друг друга, ничего не замечая вокруг, и в это время церковные колокола начали отбивать свою полуночную песню, возвещая утро Рождества, а вместе с ним мир и любовь.

— Ах, Трэвис! Какая прелесть! И мне в самый раз! Честное слово! — Закутавшись в ротонду, Сэм чуть не плясала от радости. В этой длинной до пят накидке с капюшоном, отороченным мехом, ей не страшны никакие холодные зимние ветры. У нее никогда в жизни не было подобной роскоши, впрочем, раньше в этом не было и нужды.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его улыбающееся лицо, потеряла равновесие и чуть не упала прямо ему на колени. Под любовно-снисходительными взглядами Хэнка и Элси Трэвис подтянул ее к себе и обнял.

— Я понимаю, как тебе хочется надеть юбку для верховой езды, — сказал он, щекоча ей шею. — Но зато тебе есть о чем помечтать. Вот когда ты оправишься после родов, мы снова будем ездить верхом, тогда и будешь носить ее.

— Ты хочешь купить меня? — хихикнула она.

— Как это?

— Чтобы я не носила больше мальчиковые штаны, да? — кивнула она. — Поэтому ты и подарил мне юбку с разрезом для верховой езды.

— Понимай как хочешь. Но тебе нравится моя идея?

— Ужасно нравится.

Привел ее в восторг и новый стеганый халат, тоже подарок Трэвиса, и тапочки ему в тон, связанные Элси. Хэнк подарил ей зимние перчатки, но самым лучшим для нее подарком был их совместный праздник.

Сэм, Трэвис и Элси сообща купили для Хэнка новую одежду и подарили ему все это на Рождество. Ведь он явился к ним из Мексики с одной только сменой рубашек и штанов. Теперь, когда он жил вместе с Трэвисом и Сэм и каждый день ходил на работу, он по настоянию Трэвиса через день принимал ванну и переодевался в чистое. Превращение Хэнка Даунинга из бандита в уважаемого гражданина шло полным ходом. Сэм, испытавшая на себе этот сложный процесс, понимала, как ему нелегко. Она страшно радовалась, что все это у нее позади.

Святой Никола не забыл и Элси. Сэм и Трэвис подарили ей большой флакон ее любимой лавандовой туалетной воды и мыльный порошок для ванны с тем же запахом. Хэнк, хоть у него не было больших денег, умудрился купить для Элси коробочку шоколадных конфет. Он хотел отблагодарить ее за все те мелкие услуги, которые она ежедневно оказывала ему, например, следила за тем, чтобы в его шкафу всегда были чистые носки, меняла белье на его кровати.

От Хэнка Трэвис получил новый ремень, от Лу Сприта бутылку своего любимого виски. Элси сшила для него новую рубашку.

— Мне стало жаль вас, — лукаво сказала Элси. — Сэм сама собиралась сшить для вас обновку, но я ее отговорила.

Но особенно удивили и восхитили Трэвиса подарки от Сэм, и больше всего кожаная длинная куртка, подбитая мехом.

— Любимая, у меня нет слов, так ты мне угодила, и я буду носить твой подарок с огромным удовольствием, но ведь она стоит недешево, и я знаю, самой сшить такую куртку тебе не под силу, а из тех денег, что ты тратишь на продукты, ты тоже не смогла столько сэкономить, потому что мы в еде себе не отказываем. Откуда же у тебя взялись деньги? Неужели ты продала свою кобылку и мне ничего не сказала?

Сэм закипала внутри до тех пор, пока Трэвис не задал ей свой последний вопрос. Она боялась, что он обвинит ее в краже этой куртки или в краже денег, чтобы купить эту куртку, и ей было больно сознавать, что он по-прежнему не верил ей. Но оказалось, что она ошиблась, и ее сердце чуть не разорвалось от радости. Она подняла голову и улыбнулась ему, глядя, как он поглаживает длинными пальцами новую куртку.

— Нет, я не продавала Бесс. Я ведь говорила тебе, что выиграла кучу денег за ту неделю, что играла в покер у Лу. Если бы ты позволил мне и дальше играть, мы бы сейчас были бы богаче Сандоваля.

Набор для ухода за усами вызвал у него взрыв смеха.

— Ты только раз грозилась покончить с этим украшением на моем лице, а сейчас даришь мне такую замечательную вещь? — недоверчиво посмотрел он на Сэм.

— Ну, — пожала она плечами, — я, конечно, рискую, что ты загордишься еще больше, но мне твои усы вроде бы и нравятся. Наверное, я к ним привыкла.

Но окончательно растаяло сердце Трэвиса, когда Сэм вышла за дверь и вернулась, держа в руках молодого броненосца.

— О, Сэм! Сэм! Где ты его раздобыла? Как?

Она осторожно передала ему на руки дрожащее существо в панцире, а оно тут же перевернулось на спину и прикинулось спящим.

— Его зовут Дилли, но ты можешь поменять ему имя, если захочешь. Он немного разволновался, поэтому притворился, будто спит, но он к тебе быстро привыкнет. Я надеюсь, что он научится бегать так же быстро, как Арми. Он еще маленький, ему всего месяцев девять, если я правильно вычислила.

— Но где ты его нашла?

— Я рассудила, что у прежнего Арми должна была быть подружка где-то поблизости, я поискала вокруг как следует и нашла ее ношу. И что ты думаешь, в норе было полно малышей! Конечно, тогда они были маленькие и должны были оставаться в норе с мамашей. Я только в последний месяц прятала Дилли под крыльцом. Я даже устроила ему настоящую нору и выложила ее листьями.

— Ты лазила под крыльцо? — с удивлением спросил Трэвис. — В твоем положении? Господи, любимая! Удивительно, как ты там не застряла.

— Один раз чуть было не застряла, — призналась она. — Но, к счастью, земля там довольно мягкая, и я прорыла канавку для живота и сумела вылезти.

Трэвис не знал, что и сказать. Она столько сделала, чтобы ему запомнился этот день.

— Сэм, не знаю, как и благодарить тебя.

— А, ты что-нибудь придумаешь, не сомневаюсь. — Она многозначительно подмигнула ему и добавила только для него: — Почему бы тебе не подстричь себе усы? А я тебе потом скажу, щекочут ли они по-прежнему.

После обеда к ним потянулись друзья. Зашли обменяться подарками и остались на ужин Чес и Молли. Молли помогла Сэм накрыть на стол, а потом помыть посуду, поскольку Элси проводила этот вечер в кругу своей семьи. Навестили их пастор и Альма Олдрич, следом за ними пришел доктор Пэрди.

Олдричей ждали еще в другом доме, а доктора Сэм и Трэвис уговорили сесть с ними за праздничный стол.

Хотя Трэвису и раньше случалось получать подарки от некоторых горожан, он удивился, что Пэрди принес подарок для него и Сэм. Развернув сверток, он обнаружил колоду карт и шашки с доской.

— Какого черта? — воскликнул он, нахмурив в недоумении брови.

И вдруг он покраснел до корней волос, что с ним случалось весьма редко.

— Пэрди, ваш подарок имеет скрытый смысл? Доктор кивнул и даже не скрыл самодовольную ухмылку:

— Извините, Трэвис, но как врач, наблюдающий Сэм, я рекомендую вам сделать перерыв в более активных играх до тех пор, пока не родится ребенок. А пока утешайтесь картами и шашками, старина.

Пэрди ухмылялся; Трэвис хмурился; Чес и Молли безуспешно пытались сделать вид, будто ничего не слышали. Сэм сидела среди них, и в ее глазах играли черти.

Этой же ночью Трэвис узнал, что означал ее коварный взгляд, и на себе испытал положительный эффект от девичника в честь Молли. Выяснилось, что «девочки» могут обсуждать не только такие захватывающие темы, как стряпня и уход за домом. Как лаконично выразилась Роуз, «есть много способов ободрать кошку и много способов заставить петуха кукарекать». Теперь Сэм собиралась наглядно продемонстрировать, что означает эта загадочная фраза.

Сэм настроилась пробудить, а затем удовлетворить чувственность Трэвиса всеми движениями своего тела. Легко и дразняще она проводила ногтями по его голой коже так, чтобы не повредить ее, не оставить царапин, но достаточно сильно, чтобы воздействовать на каждый нерв Трэвиса и сделать его восприимчивым к ее ласкам. Там, где оставили следы ее ногти, следовал язык, но ощущение от этого отнюдь не было успокоительным, особенно когда в ход пошли ее белые зубки, покусывающие его в разных местах.

Она намеренно касалась его везде, кроме того места, где он особенно жаждал ее прикосновений, проходила на волосок от гордого доказательства возникшего у него желания, и все поглаживала и покусывала его дрожащее тело. Она дразнила его немилосердно, пока Трэвис не стал опасаться за свой разум, боясь потерять его от неистового желания, охватившего все его существо.

И все же он готов был лежать и терпеть, хотя и не без некоторого сопротивления, ее страстные исследования, позволял ей испытывать над ним свои женские чары. По какой-то странной причине он чувствовал свою силу в том, что дал Сэм полную свободу делать с его телом все, что она хочет. Его немного удивило, что она, судя по всему, получала столько же удовольствия от своих ласк, сколько и от его, но в то же время и понимал ее — с ним происходило то же самое. Выражение ее лица и тех звуков, которые она издавала, когда он гладил ее атласное тело, было достаточно, чтобы возбудить его. То, что она испытывала то же самое, для него явилось счастливым открытием.

И все же он чувствовал себя жуком, попавшим в паутину и ожидающим с тревожным нетерпением, когда его окончательно поглотят, и беспомощно наблюдал, как его оплетают чувственной, мистической магией. Словно для того, чтобы усилить это впечатление, длинные шелковые пряди ее волос касались его разгоряченного тела, падали на него легкой мерцающей завесой. Ее жадные пальцы блуждали по его напряженному телу. Ее губы закрывали ему рот, ее поцелуи были горячи и нежны, и он с радостью отдался ее дивным священнодействиям.

Их языки сплетались между собой, сворачивались и разворачивались как танцующие змеи, их дыхание сливалось в один страстный вздох, когда она прижималась к нему своим телом. Сэм покачивалась над ним с нарочитой медлительностью, твердые, как камешки, кончики ее грудей почти прожигали его насквозь, когда они терлись о густые заросли на его груди, совсем не препятствующие их своенравному вторжению.

Наконец она оторвалась от его губ и покрыла горячими влажными поцелуями все его лицо. Когда ее язык пощекотал его ухо, мурашки пробежали по его разгоряченному телу. А ее жаркое дыхание вызвало у него сильную внутреннюю дрожь.

— Сэм, любимая. Я не могу больше это терпеть.

Гортанный, определенно плутовской смех раздался в ответ, а тем временем ее язык проделывал головокружительный путь к его плечу, игриво касаясь самых чувствительных изгибов шеи. Он утопал в сладком пьянящем чувстве, огонь тек по его жилам и затуманивал голову всепожирающим желанием. Дрожащими руками он начал тоже ласкать ее, прижимая к себе, но уже начинал терять голову от безумного желания.

Ее волосы скользили по нему, как ускользающий шепот, когда она медленно начала сползать вниз. Мягкие теплые губы сомкнулись над одним плоским соском, и снова ее язык начал сладко мучить его, из-за чего он выгнулся дугой и застонал от невыносимой страсти. И вдруг она неожиданно жадно всосала его сосок, и его пронзил настоящий восторг. Боль в паху усилилась, и он едва терпел распиравшее его желание овладеть ею. Переведя дух, с довольным видом она обратилась к другому соску, и снова он задрожал от прикосновения ее губ к его измученному желанием телу.

Ее влажные губы прикасались к его ребрам, ногти касались чувствительных мест на внутренней стороне бедер, и она дюйм за дюймом приближалась к его пульсирующей плоти.

— Сэм, Сэм! — Он разрывался между желанием прекратить эту сладкую пытку и в то же время никогда, никогда не доводить ее до конца.

Когда она коснулась ртом его плоти, он чуть-чуть не свалился с постели. Глухой стон вырвался из его горла, его пальцы запутались в ее длинных блестящих локонах. От волнистого занавеса цвета меди у него темнело в глазах. Бешеная пульсация плоти эхом отозвалась в биении сердца и в его ушах, когда его сотрясала самая сладкая, самая сжигающая агония, которую он когда-либо испытывал в своей жизни. Боль и наслаждение росли внутри него, поднимались и накатывались на него огромными волнами разбушевавшегося моря, пока вдруг не взорвались бешеным вихрем. Экстаз исторг из него дикий вопль, и миллионы солнц вспыхнули над ним.

Прошло много минут, его руки все еще не выпутались из ее волос, а ее голова все еще лежала на его подрагивающем животе. Трэвис прерывистым голосом сказал:

— Надеюсь, ты понимаешь, что ты со мной сделала, ведь я чуть не умер.

Она приподняла голову с его живота и рассмеялась:

— Понимаю, но ты бы умер со счастливой улыбкой на лице.

— Ты права, но знаешь старую поговорку: «Если соус хорош для гусыни, то он сгодится и для гуся», — многозначительно сказал он, и его низкий голос вызвал в ней ответную дрожь.

— В таком случае начинай разогревать свой соус, мистер Гусь, — храбро вызвала она его на поединок, игриво уткнувшись носом в его пупок, — потому что перед тобой голодная гусыня и она не может пропустить такое заманчивое предложение.