ГЛАВА 12

В тот вечер Трэвис был явно не в настроении. Вернувшись в город, он зашел в скобяную лавку и купил там стекло, чтобы вставить его в разбитое окно в спальне Сэм. И вот это стекло, единственное подходящее по размеру, разбилось, когда его грузили в фургон, а на заказ и доставку нового требовалось недели две.

Итак, он вернулся домой только с грузом досок, мрачно ворчал, смотрел на всех волком. Громко ругаясь, он принялся заколачивать досками оба окна в комнате Сэм. Девушка чувствовала себя хорошо, и Трэвис не хотел, чтобы попытка побега повторилась. Но как бы там ни было, через два часа маленькая комнатка, в которую перестал поступать воздух, нагрелась так, что в ней стало невозможно дышать. Спать там было нельзя.

Эта неудача нисколько не способствовала благодушию Трэвиса. Он вытащил матрас из спальни Сэм, перенес его к себе в комнату и швырнул на пол рядом со своей кроватью.

— Постели свежее белье, — велел он Сэм. Это был единственный способ, который он мог придумать, чтобы не ложиться с ней в одну кровать и не просыпаться утром в ее объятиях. Он мог вполне обойтись и без этого искушения.

Резко дернув головой, отчего ее распущенные волосы медно-красной волной взлетели над плечами, Сэм лукаво ответила:

— Ни за что! Если ты думаешь, что я и дальше буду спать прикованная к ножке твоей кровати, как жалкая рабыня, то жестоко ошибаешься. Вот если сам ляжешь на этот матрас, я с удовольствием застелю твою новую постель.

Терпению пришел конец.

— Сэм, я не желаю, чтобы утренняя сцена повторилась, — процедил он сквозь сжатые зубы. — И не только потому, что это неприлично. Элси, наверное, и через неделю не успокоится. Мы не можем спать вместе, и разговор на этом окончен!

— А я разве против, мистер Красавчик? — дерзко ответила Сэм, сузив свои черные глаза до щелок. — Думаешь, я в восторге от того, что приходится делить с тобой постель? Но на полу спать я отказываюсь!

— Ну хорошо! — загремел он, извергая громы и молнии. — Я сам лягу на этот проклятый матрас. Довольна, дерзкая девчонка, чтоб тебя черти взяли!

У него был такой расстроенный вид, что Сэм чуть не рассмеялась, но по зрелом рассуждении решила не дразнить его.

— И чтобы никаких наручников! Я не могу спать, когда эти штуковины звенят и выворачивают мне руку.

Его глаза горели сине-зеленым огнем, длинные пальцы сжимались и разжимались, словно им не терпелось придушить ее тонкую шейку.

— Не забывайся, Сэм, — произнес он с тихой угрозой. И все же, хоть ему было неприятно это сознавать, но он признал свое полное поражение. — На твое счастье, я сплю очень чутко, а пружины кровати сильно скрипят, так что обойдемся без наручников. А теперь застели мне этот чертов матрас, я хочу хоть сегодня немного выспаться.

Сейчас она без боязни улыбалась ему в лицо, и еще раз испытала его терпение.

— Знаешь, начальник, ты выругайся как следует, если тебе так этого хочется. Это поможет тебе избавиться от раздражительности, которая тебя мучает.

Из его горла вырвались сдавленные звуки, руки сложились в кулаки, он круто развернулся и решительным шагом вышел из комнаты, так хлопнув дверью, что картина, висевшая на стене, свалилась на пол. Через несколько секунд снизу до нее донесся приглушенный возглас:

— Проклятье.

Нола без умолку верещала, Трэвис разражался тирадами, Элси издавала долгие и громкие вздохи, а Сэм угрюмо помалкивала. Вот как в основном проходили дни следующей недели. Ежедневно Нэп Такер или Нола Сандоваль появлялись на пороге, иногда сталкиваясь вместе. Нола старалась так подгадать время своего визита, чтобы наверняка застать Трэвиса дома.

Эта особа оказалась самым двуличным и коварным существом, которое Сэм когда-либо встречала в жизни. Она даже и не догадывалась, что на свете существуют такие личности. Если Трэвис находился в пределах видимости и слышимости, Нола являла собой образец очарования, хотя ее снисходительный тон все равно сильно раздражал Сэм. Когда же Трэвис отсутствовал, Нола становилась похожа на потревоженную гадюку — яд так и сочился из каждого ее слова, из каждого жеста.

И несмотря на все это, Сэм мужественно переносила тяготы уроков — почему, она и сама не могла ответить на этот вопрос. Ну конечно, говорила она себе, совсем не потому, что ей хотелось произвести впечатление на Трэвиса Кинкейда, который в эти дни вел себя почти так же отвратительно, как и Нола, и почти не разговаривал с ней. У Сэм сложилось впечатление, что из приличных людей в доме осталась одна Элси и, может быть, Нэн Такер. Невольно Сэм начала проникаться симпатией к этой маленькой, похожей на мышку учительнице. А иногда, правда очень редко, Сэм с удивлением ловила себя на том, что кое-какие из трудных уроков мисс Такер даже доставляли ей удовольствие.

К сожалению, об уроках Нолы этого сказать было никак нельзя. Сэм без конца ходила взад и вперед по гостиной, положив на голову книгу, между тем как Нола величественно восседала в кресле, потягивая чай, критикуя каждый шаг Сэм.

— Держи спину прямо, я сказала! — твердила она одно и то же. — Нет, не смотри вниз. Смотри прямо перед собой! Тебе ни к чему видеть, что делают твои ноги!

— Книги существуют для того, чтобы их читать, а не таскать на голове! — громко жаловалась Сэм.

— Не расставляй колени, когда сидишь, очень прошу тебя. Сколько раз повторять тебе одно и то же? Боже милостивый, ну и тупая же ты!

Не один раз Сэм заставляла себя прикусить язык и не высказать Ноле все, что она о ней думает. Как раз в тот момент, когда она решила, что больше не выдержит, пронзительный взгляд Трэвиса останавливал ее. Ни разу он не похвалил ее, доброго слова она не услышала и от Нолы о том, какие успехи она делает. Впрочем, Сэм и не ждала от них ничего хорошего. Только Элси и мисс Такер хвалили ее, говорили ей, как у нее все хорошо получается.

— Теперь, когда я выучила твою маленькую подопечную правильно ходить, ей следовало подобрать одежду по ее фигуре, Трэвис, — однажды заявила Нола. — Ее платья на ней еле сходятся, это просто неприлично. Неужели у нее нет корсета?

Услышав это, Элси подавилась от смеха. Ноле было бы абсолютно безразлично, что носит Сэм, пусть хоть мешок из-под муки, если бы не ее соблазнительная фигурка, привлекающая всеобщее внимание. Только слепой не видел, что Нола просто зеленела от ревности. В этот дом она приходила только из-за Трэвиса.

И в самом деле, Трэвис давно обратил внимание на то, как вызывающе торчали груди Сэм, особенно после того, как Нола научила ее ходить, откинув назад плечи и высоко подняв голову. Смотреть на ее юные, спелые формы было одним удовольствием, и в то же время это доставляло ему несказанные муки.

— Я позабочусь об этом, Нола, — пообещал он.

— Так, погодите минуточку! — завопила Сэм. — В никакой… э… ни в какой корсет… вы меня не засунете! — Несмотря на сопротивление Сэм, уроки Нэн Такер все-таки застревали в голове Сэм и все больше отражались на ее речи.

Трэвис сверкнул на нее глазами, не сказав ни слова. Нола, самодовольно ухмыльнулась, но так, чтобы он этого не заметил.

— А еще надо что-то сделать с этой неуправляемой гривой волос, — предложила Нола, развивая свой успех. — С этими волосами, падающими прямо на лицо, она похожа на дикое лесное создание. Если она не научится заплетать их в косы или связывать в узел на затылке, придется обрезать их до разумной длины.

— Нет! — вырвалось у Трэвиса, прежде чем он даже подумал об этом. — Нет, — повторил он спокойно, но с той же твердостью. — Если хотите, попробуйте разные прически, что ей лучше пойдет, но ни один волос не должен быть срезан. — Его проницательные глаза остановились на Ноле. — Ни на дюйм, — подчеркнул он. — Надеюсь, я ясно выразился, потому что если я обнаружу, что вы поступили по-своему, вы обе сильно об этом пожалеете и надолго запомните этот день.

Сэм казалось, что она и так надолго запомнит если не все дни, то многие из них. Она училась, как надо сидеть, вставать, ходить, как леди, мелко семеня ногами. Ее учили, как правильно есть, как пить, как прожевывать пищу, как откусывать небольшие кусочки и пить маленькими глотками. А еще — как надо пользоваться столовыми приборами, как класть на колени салфетку, как аккуратно складывать ее после еды. Затем неизбежно последовали уроки на тему, как надо одеваться, как укладывать волосы, хотя ее непокорные локоны все время норовили выбиться из самой строгой прически. Прелестные мелки колечки обязательно вырывались на свободу, обрамляя ее лицо, и вились на шее, смягчая лицо Сэм, несмотря на все старания Нолы добиться противоположного эффекта.

Когда дело дошло до шитья, то Элси и Нола, против всяких ожиданий, объединили свои усилия. Элси учила Сэм основам портновского искусства: как нужно вымерять ткань, как делать выкройки и определять размер, а Нола попыталась научить ее вязанию крючком и тонкой вышивке.

В этом Сэм оказалась безнадежной! Можно было подумать, что у нее в два раза больше пальцев на руке, чем у нормальных людей. Пряжа начинала жить своей собственной жизнью и запутывалась так, что распутать ее было абсолютно невозможно; на канве вместо вышивки получались беспорядочные узлы всех цветов радуги. Даже Элси в конце концов пришлось признать, что Сэм лучше не давать в руки вязальные спицы.

— Мне очень жаль, душечка, но ты лучше пользуйся вязальным крючком, а то еще нанесешь смертельную рану себе или окружающим.

Первое платье у Сэм вышло с неровным подолом и одним рукавом на три дюйма длиннее другого. Воротник оказался пришит наизнанку, а петли для пуговиц располагались как Бог на душу положит и выглядели так, будто их прогрызли мыши. И все же это была первая вещь, сшитая ее руками, и она невероятно гордилась своим произведением, когда оно было готово, хотя сам процесс шитья наводил на нее отвращение. Элси, жалея ее, помогла Сэм исправить ошибки, и теперь Сэм могла носить его на публике, не боясь, что привлечет к себе недоуменные взгляды.

Поверив в свои силы, Сэм решила связать крючком для Трэвиса пару носков, но результат получился такой же плачевный. На этот раз, однако, Трэвису пришлось надеть изделие, хотя один косок был слишком длинный, а второй такой короткий, что едва доходил до щиколотки. Но все-таки он их носил — к вовсе не из гордости за успехи Сэм, а из-за того, что Элси пригрозила ему, в случае если он откажется, научить Сэм сшить ему новые брюки. При мысли о том, что может угрожать его мужскому достоинству, он немедленно согласился на меньшее зло.

Но если Сэм потерпела провал в шитье, то в кулинарном деле она достигла заметных успехов. Уроки, которые вела Элси, проявляя завидное терпение, Сэм полюбила по-настоящему. Это ей все пригодится, когда она вновь соединится со своей семьей, и Сэм училась с большим энтузиазмом. О, поначалу она делала массу ошибок, но Трэвис мужественно поглощал ее подгоревшую стряпню, комковатое пюре и недоваренную морковь. Она, и не подозревала, что каждое утро он начинал с молитвы, чтобы Господь уберег его от смерти от несварения или отравления.

Однако пришел день, когда Сэм самостоятельно приготовила весь ужин. Она настолько поверила в свои силы, что выгнала Элси из кухни и даже держала в тайне от нее, что она собирается приготовить.

— Это сюрприз! — повторяла она, и больше из нее ничего нельзя было вытянуть.

Когда Трэвис вернулся домой в тот вечер, из кухни неслись восхитительные ароматы. С удовольствием втянув носом воздух, Трэвис определил по запаху яблочный пирог с корицей и свежий хлеб, но догадаться, что приготовила Сэм в качестве главного блюда, он не мог. Во всяком случае, в этом блюде, судя по запаху, было много острого перца и лука.

— Что там готовит Сэм? — спросил он у Элси.

— Это сюрприз для нас обоих, — сообщила Элси. — Сэм не позволила мне даже заглянуть на кухню.

— А ты уверена, что она не воспользуется ситуацией и не удерет?

— Только одна Сэм способна творить такой шум на кухне, — успокоила его Элси. — Она уже с полудня гремит там кастрюлями и сковородками.

У Трэвиса давно уже урчало в животе от голода, и он еле дождался, когда Сэм позовет их к столу. Но и усевшись за стол, он не вполне был уверен, что догадался, что приготовила Сэм, но не хотел спрашивать ее, чтобы не обидеть. То, что они ели, было похоже на свинину под острым соусом и с картошкой на гарнир. Блюдо и выглядело и благоухало восхитительно, и он так ей и сказал.

— Тогда наваливайтесь, — довольно улыбнулась Сэм. — Надеюсь, что вам понравится.

Еда оказалась вкусной и аппетитной, и хотя с виду действительно напоминала свинину, но вкус на свинину не был похож. Из-за острого соуса было трудно догадаться, что это такое, но в середине ужина Трэвиса посетила ужасная мысль. Осторожно отложив в сторону вилку, Трэвис спокойно спросил:

— Сэм, из чего ты это приготовила?

— Наконец я дождалась, когда ты об этом спросишь, — усмехнулась Сэм. — Я научилась готовить это, когда мы останавливались передохнуть на границе, и это единственное блюдо, которое я знала, что не испорчу. Это броненосец.

Трэвис подавился, а лицо Элси жутко позеленело.

— А что такого? — недоумевала Сэм. — Многие едят броненосцев, и вы оба тоже ели с удовольствием, пока я вам не сказала.

— Могу ли я спросить, как тебе в руки попалось это несчастное животное? — прохрипел Трэвис.

— А я выследила его еще неделю назад и ждала только удобного случая, — гордо объяснила Сэм. — Каждое утро, когда я возвращалась из уборной, я видела, как он копошится под задним крыльцом. А вот сегодня утром я его поймала.

Трэвис обратил жалобный взгляд на Элси, ища у нее сочувствия и утешения.

— Арми! — трагически простонал он. — Она изжарила Арми!

— Мы его съели, — с отвращением произнесла Элси.

Неожиданно Трэвис рванулся из-за стола и стрелой вылетел на задний двор, за ним по пятам бежала Элси. В полном недоумении Сэм последовала за ними, но остановилась, услышав, что и того и другого выворачивало наизнанку.

— Ничего себе! — вздохнула она, качая головой. — Зря я сказала им, что это броненосец. Пока они этого не знали, им все очень даже нравилось. Какие же бывают привередливые люди!

Вскоре обе жертвы кулинарии, еле держась на ногах, бледные и потрясенные, вернулись на кухню. В изнеможении опустившись на стул, Трэвис негодующим жестом указал на Сэм.

— Ты! — загремел он, бросая убийственные взгляды на Сэм. — Ты сделала это нарочно, из вредности! Я знаю точно.

— Откуда мне было знать, что у вас такие слабые желудки? — проворчала Сэм, все еще ничего не понимая. Разочарование и обида были написаны на ее лице. — Я так старалась приготовить для вас вкусный ужин! Я думала, вы похвалите меня за то, что у меня наконец ничего не подгорело!

— Знаешь, что ты наделала? — заорал он как сумасшедший. — Ты убила чемпиона среди броненосцев! Арни бегал быстрее всех броненосцев в трех графствах, а ты убила его! И зажарила!

— Хватит, Трэвис, ты несправедлив к Сэм, — слабым голосом вставила Элси, встревоженная багровым цветом его лица и тем, как он сжимал кулаки, пристально глядя на Сэм. — Откуда девушке было знать, что это ваш воспитанник!

— Я тренировал его для большого турнира в честь Четвертого июля, и он обязательно победил бы и в этом году, — горевал Трэвис, уронив голову на скрещенные руки. — Элси, он два года подряд выигрывал.

— Я знаю, дорогой, Я знаю.

Потрясенная Сэм почувствовала себя страшно виноватой.

— Трэвис, поверь, мне так жаль! Я, честное слово, не знала.

Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отбросил ее.

— Ну нет, ты все прекрасно знала! — продолжал он обвинять ее. — Ты так хотела отомстить мне! Боже, такой жестокой женщины свет не видывал!

— Тысяча чертей! — взорвалась она. — Откуда мне было знать, что ты дрессируешь эту глупую тварь? Ты никогда не говорил мне об этом, а ведь это не кошка и не собака. Откуда мне было догадаться?

Трэвис так расстроился, что не мог оставаться в доме и ушел, а Элси и Сэм очищали стол от останков бедняги Арни. Когда он вернулся, Элси домывала на кухне посуду. Сэм сидела на заднем крыльце на верхней ступеньке и строгала какой-то кусочек дерева. Усаживаясь рядом, Трэвис спокойно сказал:

— Прости, что я накричал на тебя. Ты действительно сделала это нечаянно. Я понимаю. Просто для меня это такой удар. Я прошу у тебя прощения, Сэм. Прости меня.

Она показала рукой на небольшой цветущий куст во дворе.

— Вон там я похоронила его. — И показала ему кусочек дерева. Он был выструган в виде креста с выцарапанной надписью: АРМИ. — Вот, возьми. Отдай ему последние почести.

Этот жест так тронул его, что даже слезы выступили на его глазах.

— Сэм, — пробормотал он, проводя пальцами по деревянному крестику. Но когда он поднял глаза, на крыльце никого больше не было и только скрип двери говорил о ее недавнем присутствии.

Ветер хлестал по простыне с такой силой, что чуть не сорвал ее с бельевой веревки. Одним мокрым концом простыня ударила Сэм по бедрам.

— Ух ты, проклятая! — ругнулась она, отскакивая и потирая ушибленное место. Сэм вместе с Элси занималась стиркой, это входило в обучение ее домашним делам. И. вот теперь Сэм самостоятельно развешивала белье на заднем дворе, а Элси в это время занималась приготовлением обеда.

С того ужасного вечера, когда Сэм подала на блюде несчастного Арми, она отказывалась заниматься приготовлением пищи. Три дня подряд Элси пыталась переубедить ее, но Сэм осталась непреклонной. У нее и так хватало неприятностей с Трэвисом, и ей не хотелось, чтобы их было больше.

Продолжая сражаться с мокрым бельем, Сэм думала совсем о другом. Если дни, заполненные бесконечными уроками, не доставляли ей особой радости, то ночи превратились в настоящий ад. Сэм по-прежнему спала в комнате Трэвиса, и это стало изощренной пыткой для них обоих.

Каждую ночь, лежа в тихой темной комнате почти рядом с Трэвисом, она не могла уснуть. Закрывая глаза, она представляла себе чистые линии его обнаженного тела, такого близкого и в то же время такого далекого, и от этого ее кожа начинала гореть как в лихорадке. Сердце начинало сильно стучать, дыхание прерывалось. Всем своим существом она рвалась к нему, а могла только беспокойно ворочаться на кровати. Ее пожирал такой огонь страсти, что казалось, он может воспламенить простыни, на которых она лежала, и ей казалось странным, что он еще не заметил ее волнения и не отпустил по этому поводу язвительных замечаний.

В начале лета ночи стали очень жаркими, в одну секунду простыни становились влажными, а ночная рубашка прилипала к телу, как мокрая тряпка. В другое время она бы просто содрала с себя проклятое одеяние и сбросила его на пол, но сейчас, когда на полу так близко от нее лежал Трэвис, укрытый всего лишь тонкой простыней, это означало бы подливать масла в огонь. В эти дни он был особенно нетерпимым, особенно раздраженным. Невозможно было угадать, что он способен выкинуть. Сэм, которая мало чего боялась в жизни, вдруг поняла, что ей бы не хотелось испытывать его гнев.

Так они и лежали молча каждую ночь, но напряжение между ними росло, и Сэм ощущала его физически. То, что Трэвис тоже почти не спал, мало утешало ее.

Сэм даже не пыталась шутить с ним, не пыталась вывести его из плохого настроения по утрам. Молча она ждала, когда он оденется и спустится вниз, и только потом начинала одеваться сама. Однажды она встала одновременно с ним, и он устроил такой скандал, что чуть дом не развалился. Трэвис орал, что она ведет себя непристойно и что хуже ее никого нет.

С тех пор она оставалась лежать в кровати, подоткнув под себя ночную рубашку, и, не смущаясь, открыто наблюдала, как он одевается. Она нисколько не пыталась скрыть свой интерес к его прекрасному мускулистому телу. Она не подсматривала за ним сквозь опущенные ресницы, не глядела на него, широко раскрыв глаза от ужаса, и не заливалась краской девической стыдливости. Она просто смотрела на него и искренне восхищалась им.

Трэвис чувствовал себя под такими откровенными взглядами неловко, хотя ему это очень льстило.

— Нравится подглядывать, Сэм? — спросил он однажды утром.

— Чего-чего?

— Подсматривать, говорю, за голыми мужчинами, — объяснил он, поворачиваясь к ней спиной, чтобы застегнуть штаны.

От ее хриплого смеха приятный холодок пробежал по его спине. Когда он повернулся к ней лицом, глаза Сэм горели смешливыми огоньками.

— Было бы нелегко не заметить то, что у тебя прямо перед носом, Кинкейд!

— Настоящая леди отвернулась бы и закрыла глаза, — упрекнул он ее и нахмурился.

— Настоящий джентльмен не будет расхаживать перед дамой в чем мать родила, если на то пошло, — дерзко возразила Сэм.

Ответом на это замечание было молчание. Наконец он произнес:

— Это я расхаживаю?

— А кто же еще, начальник? — хихикнула она. — Ты расхаживаешь, как фазан, распустивший хвост во всей красе, чтобы покрасоваться перед самкой.

Его яркие бирюзовые глаза пронзили ее насквозь, и он спросил низким голосом, от которого она сладострастно содрогнулась:

— А тебе нравится, как я красуюсь, Сэм? — Его проницательный взгляд скользнул на то место, где под ее ночной рубашкой явно проступали затвердевшие соски.

Когда он наконец посмотрел Сэм в лицо, она не смутилась.

— Я не святая, Трэвис, и не ангел. Несмотря на все твои старания, ты еще не сделал из меня настоящую леди. Но я женщина и я знаю, что мне нравится. Да, — сказала она, и ее голос обволакивал его, как теплый мед. — Я точно знаю, что мне нравится.

И вот сейчас, развешивая на душном дворе белье, Сэм пыталась бороться с нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами. Этим утром она открыла глаза и увидела, что Трэвис стоит у кровати и внимательно рассматривает ее. Сэм не поняла, что означало это странное выражение лица, этот серьезный взгляд. Внезапно Трэвис наклонился к ней, сильными руками приподнял с кровати и прижал к себе.

Не говоря ни слова, он наклонил голову и поцеловал ее. Его горячие губы вонзились в нее, ласково и властно, они не давали ей дышать! Она растаяла под его поцелуем, инстинктивно, не размышляя, отозвалась на его ласки. Уступая его настойчивому языку, ее губы сами по себе раскрылись. Словно молнии пронзили Сэм, когда его язык, проникнув в ее рот, встретился с ее языком.

Как-то нечаянно вышло, что ее руки поднялись и обвились вокруг его шеи, и она прижалась к нему еще крепче. Руки Сэм утонули в его светлых волосах, а его пальцы запутались в ее локонах. Сквозь тонкую ткань ночной рубашки было видно, как напряглись ее груди. Ее так и тянуло коснуться сосками его груди, заросшей жесткой густой растительностью. Со стоном, вся во власти желания, она изогнулась дугой и прильнула к нему.

Трэвис отпрянул назад. Сэм прерывисто вздохнула, у нее кружилась голова. И тогда он стал нежно покусывать ее за нижнюю губу, а руками поглаживать ее тело, все ближе и ближе приближаясь к груди.

— Сэм, — бормотал он охрипшим голосом. — Сэм!

И вдруг она захихикала. Она ничего не могла с собой поделать! Она и не представляла себе, какие чувствительные у нее губы, особенно когда их щекочут усы. Теперь она об этом узнала, и этого ощущения, вместе с другими восхитительными открытиями, она не могла выдержать. Сэм разразилась беспомощным смехом, в то же время крепко закусывая губы, чтобы его подавить.

Чары были разрушены. Глаза Трэвиса сверкали негодованием, он спросил напряженно:

— Может, мы вместе посмеемся, а, Сэм?

Дрожащими пальцами она яростно терла себе губы, чтобы избавиться от щекотки. Трэвис, решив, что она пытается стереть с них следы его поцелуев, вскочил с кровати и начал натягивать на себя одежду, каждым движением выдавая свою ярость и оскорбленное мужское достоинство.

— Трэвис! — умоляющим голосом произнесла Сэм. — Прости меня. Я не хотела смеяться, но твои усы так щекочут меня, что просто ужас.

Он бросил на нее грозный взгляд.

— Раньше никто на это не жаловался, — запальчиво сказал он.

— Ну и я тоже никогда не целовалась с усатыми мужчинами, — пояснила она. — Это вышло как-то неожиданно.

— Не бери себе в голову, — отрезал Трэвис. — Этого больше не случится. Этого и не должно было случиться, если хочешь знать. — В считанные минуты Трэвис превратился в степенного, строгого начальника полиции, для которого долг прежде всего.

— А почему нет? — спокойно спросила она.

— Что нет?

— Почему это не должно было случиться?

— Потому что я тебя арестовал, Сэм, и мне не следовало терять из-за тебя голову. Это моя вина, и я жалею об этом.

Слышать, что он жалеет о том, что поцеловал ее, для Сэм было все равно что облиться ледяной водой.

— Ты жалеешь о том, что поцеловал меня, или о том, что тебе это понравилось? — хотелось ей знать.

— И о том и о другом вместе, — криво усмехнулся он и покачал головой.

Встряхнув очередное полотенце, Сэм прикрепила его к веревке, едва сдерживая бессильную ярость. Когда она оделась и спустилась вниз, Трэвис уже проглотил завтрак и выскакивал из дома, чтобы бежать к себе в участок. На полпути вниз по лестнице он крикнул Элси:

— Между прочим, чуть не забыл. Сегодня можете не беспокоиться об обеде. Поешьте с Сэм что хотите. В воскресенье я приглашен к Сандовалям, а сегодня вернусь очень поздно.

Взявшись за дверную ручку, он остановился и бросил через плечо холодный взгляд на Сэм. Он явно хотел, чтобы она это слышала, он знал, что она все время была рядом. Трэвис нарочно, специально хотел обидеть ее.

Сейчас Сэм, так же как и Трэвис, ругала себя за то, что пустила в свою душу этого наглого полицейского, и слишком поздно поняла, что ему удалось захватить ее чувства. Она восхищалась им, она скучала без него, ей даже не хватало их бесконечных ссор.

В последнее время он стал так много значить в ее жизни, что даже резкий взгляд или грубое слово глубоко ранили ее, и эта рана долго не заживала. Утренний поцелуй пошатнул весь ее привычный мир. Внутри нее проснулось желание, она ничего не видела вокруг себя, только его одного.

Но сейчас пелена спала с ее глаз, и то, что открылось взору, пугало ее. Она подошла к опасной черте, чуть не отдала свое сердце этому человеку, чуть не влюбилась очертя голову в своего врага. Этого не должно быть! Нет, она не имеет права допустить это хотя бы потому, что Трэвис явно не отвечает взаимностью. О, она не раз убеждалась в том, что он хочет ее, ока ловила на себе взгляды его бездонных сине-зеленых глаз, полных желания. Однако Сэм была не настолько наивна, чтобы обыкновенное вожделение принять за любовь. Если бы он хоть чуточку любил ее, он не пошел бы в воскресенье на обед к Ноле.

Кроме всего прочего, какая она, Сэм, ему пара? Как вообще это могло прийти ей в голову? Проклятье! Он начальник полиции, а она преступница! Этого нельзя отрицать.

Большую часть своей жизни она провела вне закона, всего на один шаг опережая своих преследователей и постоянно ожидая, что ее вот-вот поймают. Трэвис же само воплощение закона, полицейский до мозга костей. Закон был в его крови, закон — это его жизнь. Они двое — как вода и масло, не имеют между собой ничего общего, две противоположности, — и это изменить нельзя.

«Нужно бежать! — подумала в панике Сэм. — Мне здесь нечего делать! Мое место в семье, с отцом и братьями! Никакая я не Золушка, как в той сказке, которую читала мне мисс Такер. Проклятье! Хоть я и ненавижу Нолу, но она права в одном. Не получится шелковый кошелек из свиного уха, и не получится из меня настоящей леди. Пера перестать обманывать всех, и себя прежде всего. Давно пора!»

Сэм бросила быстрый взгляд на дом, потом на полупустую корзину с бельем у своих ног. Если еще развесить белье по всей веревке, то тогда длинный ряд мокрых простынь полностью скроет ее от взгляда Элси из окна в кухне.

Сэм скривилась в мрачной улыбке.

— Прости, Элси. Сегодня тебе не следовало ослаблять за мной слежку, — пробормотала она.

Секундой позже Сэм резво бежала через огороды, прячась между сараями, кустами и деревьями, упорно продвигаясь к тыльной стороне платной конюшни, куда Трэвис поместил ее кобылу.