ГЛАВА 10

Сэм сидела на жесткой церковной скамье между Элси и Трэвисом. Монотонный голос пастора Олдрича, читающего проповедь, убаюкивал ее, и она с трудом боролась со сном, но не осмеливалась зевнуть, хотя ей и очень хотелось. Последний раз, когда она все-таки не смогла подавить зевоту, Трэвис локтем резко толкнул ее в бок. А сейчас он с возмущением следил, как она все дальше и дальше сползает с сиденья. Сэм съехала на самый кончик, еще немного — и она окажется на полу. Девушка не могла отделаться от ощущения, будто она уродец, выставленный в балагане на всеобщее обозрение. С того момента, как они появились на церковном дворе, все глаза так и смотрели в их сторону, а стоило ей отвернуться, как они сверлили ей спину.

Элси позаботилась о том, чтобы Сэм было в чем появиться в церкви в то воскресное утро. На ней было новое платье. То, другое, порвалось в том месте, где оно накануне ночью зацепилось за ветку. Конечно, если бы Элси не купила для нее новое платье, Сэм не пришлось бы идти в церковь и терпеть эту пытку.

К огорчению Сэм, наступил момент, когда нужно было встать и петь псалмы. К тому же они сидели не где-нибудь, а в одной из первых рядов! Трэвис, который все время держал ее за руку, сунул ей в руки свой псалтырь. Она наградила его свирепым взглядом. Но внутренне сдалась. Что ж, если он этого хочет, пусть так и будет!

Нельзя сказать, чтобы Сэм, которая никогда раньше не слыхала, как поют псалмы, сразу уловила мелодию, хотя миссис Олдрич, добрая душа, громко и ясно выводила ее на стареньком органе. Со сборником псалмов в руке и ангельским выражением на лице Сэм неожиданно присоединилась к хору во всю мощь своих легких, отчаянно фальшивя и на целый такт отставая от остальных, поскольку, не умея читать, улавливала слова на слух.

Стоящий рядом с ней Трэвис застыл и перестал петь. Его шея над крахмальным воротничком рубашки пошла красными пятнами, и краска постепенно стала заливать лицо. Он так сильно сжал зубы, что на шее проступили вены и у виска начала пульсировать жилка. Он так крепко вцепился в псалтырь, который держала Сэм, что у него побелели костяшки пальцев, и попытался вырвать у нее книжку. Но Сэм, с невинным, но одновременно лукавым видом, не отдавала ему свою добычу.

Элси, стоявшая по другую сторону от Сэм, тоже перестала петь. Ее плечи затряслись в безмолвном хохоте, а из поджатых губ вырвались глухие сдавленные звуки. Раздались отдельные смешки и среди прихожан за их спинами. Лицо пастора Олдрича приобрело очень странное выражение, словно он подавился рыбной косточкой. Одна его супруга, похоже, пребывала наверху блаженства. Она не переставала улыбаться и кивать Сэм, как бы поощряя ее усилия.

Между тем низкий хрипловатый голос Сэм набирал силу с каждым стихом, а ее протяжное произношение, свойственное жителям юго-запада, одинаково искажало и слова и ноты. Прихожане церкви Святой Троицы в Тамблвиде никогда еще не слышали подобного исполнения псалма «Мы соберемся у реки». Многие давились от смеха и поэтому пели почти так же скверно, как Сэм. В результате финал песнопения начинал смахивать на вой койотов на луну.

Трэвису хотелось только одного — вырыть яму, залезть туда и закопаться там навеки! Он не мог припомнить случая, когда он был публично так опозорен, и ему некого было в этом винить, кроме себя самого. Остаток службы он сидел сгорбившийся, насупившись, и молился о том, чтобы пастор Олдрич распустил прихожан без пения заключительно псалма.

Идти по центральному проходу после завершения службы было сущим наказанием, все равно что идти сквозь строй. Трэвис крепко держал Сэм за руку и чувствовал, как она вся дрожит, но она ничем не выдала своего волнения. Она держалась гордо и прямо, бесстрастное лицо превратилось в маску равнодушия.

И все же смущение Трэвиса никак нельзя было сравнить с тем, что испытывала она. Он понимал, как неловко ей было чувствовать на себе любопытные взгляды.

— Не бойся, Сэм, — шепнул он. — С тобой ничего не случится. — Хотя она и не ответила, он заметил, как она судорожно сглотнула слюну.

Сэм не слишком доверяла заверениям Трэвиса. Насколько она могла понять, очень немногое отличало эту толпу от разъяренных линчевателей. Многие дамы подбирали свои юбки, когда она проходила мимо; другие хихикали и посмеивались в руку. Некоторые прихожане забыли, где они находились, и теперь в открытую глазели на нее, раскрыв рты. Другие рассматривали Сэм, не скрывая любопытства. Миссис Мел-бурн, хозяйка магазина, что-то громко нашептывала в ухо женщине, стоящей рядом, и бросала мрачные взгляды в сторону девушки. Управляющий банком угрожающе хмурил брови. Общая атмосфера отнюдь не была радушной, и Сэм подумала, что так чувствовали себя пленники на борту пиратского корабля, когда их заставляли пройти по доске.

Похоже, что искренне радовались ее приходу в церковь только пастор с женой да еще Лу Сприт. Все трое стояли у входа, так широко улыбаясь, что казалось, у них кожа лопнет. Это было глупо, ведь Сэм почти не была с ними знакома, но их улыбки несколько приободрили ее. Когда они с Трэвисом подошли к этой компании, Сэм слабо улыбнулась в ответ.

— Ах, моя милая! — заворковала Альма Олдрич, протягивая руки и заключая Сэм в объятия. — Как я счастлива видеть вас сегодня! А как вы прекрасно выглядите! Правда, она просто прелесть, мистер Олдрич?

Пастор закивал головой в знак согласия.

— Совершенная правда. — И задал неизбежный вопрос: — Как вам понравилась сегодняшняя проповедь, мисс Даунинг?

Застигнутая врасплох, Сэм не могла припомнить ни одного слова из проповеди пастора, но ей не хотелось врать служителю церкви. Не зная, что сказать, она пролепетала:

— Больше всего мне понравилось пение. Странная тишина воцарилась после этого признания, все почему-то ужасно смутились, наконец Альма сказала:

— Мисс Даунинг, вам никогда не хотелось учиться пению? У вас такой сильный и красивый голос. Его требуется только немного обработать. Я бы с радостью взяла вас к себе в ученицы.

Трэвису показалось, что по лицу пастора Олдрича пробежала гримаса. Сэм совсем смешалась и не знала, что на это ответить.

— Вы очень добры, миссис Олдрич, — взял ситуацию в свои руки Трэвис, — но в этом нет особой необходимости.

— Ах, ведь я тоже хочу внести свой вклад в перевоспитание мисс Даунинг! — воскликнула Альма. — Я тоже хочу приложить свои скромные усилия в обучение мисс Даунинг. Разве я не имею на это права?

— Знаете ли… — начал было Трэвис, а Сэм покраснела до корней волос и желала только одного — испариться в воздухе.

— А что, — вставила вдруг Элси. — Что в этом плохого? — И пробормотала себе под нос, но достаточно громко, чтобы он слышал: — Если на то будет воля Божья, это пойдет всем на пользу и спасет наши уши в будущие воскресенья.

Гулянье, состоявшееся в тот день после службы, стало еще одним испытанием для Сэм, но Трэвис настоял на том, чтобы она обязательно в нем участвовала:

— Так ты познакомишься со многими людьми, и они к тебе присмотрятся. Но прошу, веди себя прилично. Если хочешь спасти свою шею, ты должна кое с кем в городе подружиться.

Среди публики, разодетой во все самое лучшее, Сэм снова выделялась как белая ворона. Да, платье, которое купила ей Элси, вполне годилось для будней, и Сэм, вероятно, так никогда бы и не узнала разницу между обычным платьем и праздничным, если бы не увидела в тот день нарядно одетых молодых дам. Если женщины постарше носили темные платья, то девушки одного с Сэм возраста одевались поярче, их туалеты были украшены вышивкой и лентами. Кружевные рюшки и оборки на юбках переливались всеми цветами радуги, когда девушки собирались группами, чтобы посплетничать и посмеяться.

Все их разговоры в тот день крутились вокруг Саманты Даунинг, пленницы начальника полиции Кинкейда. Когда Трэвис подводил ее то к одному, то к другому жителю Тамбла, за ними тянулся хвост шепотков. В основном из уважения к должности Трэвиса никто в его присутствии не осмеливался оскорбить Сэм, но когда процедура знакомства закончилась, Сэм так и не получила ни одного приглашения присоединиться к какой-либо группе. Она стояла в компании Трэвиса, Элси и Альмы Олдрич и изо всех сил пыталась скрыть свой гнев и обиду.

Но это было еще не все. Подняв глаза, Сэм увидела приближающуюся к ним красивую молодую девушку. В полной уверенности в своей неотразимости она одарила Трэвиса ослепительной улыбкой.

Не обращая никакого внимания на Сэм, она протянула ему руку, затянутую в изящную перчатку, и промурлыкала:

— Трэвис! Не стыдно ли вам, вы совсем забыли обо мне! Я могла обидеться и вообще не прийти сюда.

Ее розовые губы сложились в призывную улыбку, которая полностью опровергнула ее упреки и вызывала у Сэм неодолимое желание двинуть кулаком прямо в лицо этой женщине. Сэм и сама не знала, почему у нее вдруг появилась такая мысль. На нее нахлынула истинная ненависть к этой даме, яростное чувство ревности, возникшее внезапно и. заставшее ее врасплох. Никогда еще за все свои семнадцать лет Сэм не испытывала такого.

— Послушайте, Нола, вы ведь знаете, я в этом не виноват. — Трэвис говорил ровно, спокойно, и это так удивило Сэм, что она широко раскрыла глаза. — С того дня, как произошло ограбление банка, я был очень занят и никак не мог найти время, чтобы съездить к вам на ранчо.

— Да, я слыхала об этом, — нежным голосом произнесла Нола и бросила уничтожающий взгляд на Сэм. — Вот это и есть та самая маленькая преступница, которая занимает все ваше время? — Нола презрительно оглядела Сэм с головы до ног и фыркнула: — Я слышала, что она живет с вами в одном доме.

Миссис Олдрич ахнула, почувствовав оскорбительный смысл в словах Нолы. А Элси немедленно стала на защиту Сэм:

— Да, Сэм живет в доме Трэвиса, где также живу и я.

— Ах, мне не нужно это объяснять, — небрежно махнула рукой Нола, посылая Трэвису еще одну обворожительную улыбку. — Ведь я уверена: у Трэвиса есть на это свои причины.

— Не могу же я держать Сэм в тюремной камере, Нола, — сказал Трэвис.

— Нет, конечно же, нет, — нежным голосом согласилась Нола. Но когда она вновь оценивающе посмотрела на молодую девушку, стоящую перед ней, ее взгляд снова стал холодным. — Как вы сказали? Сэм? — Ее голос звучал как колокольчик. — Надо же, какое странное имя!

— Это уменьшительное от Саманты, — пояснил Трэвис, слегка нахмурясь, — его начало задевать поведение Нолы. Он никогда не видел, чтобы Нола вела себя подобным образом, и это совершенно обескураживало его.

— Да? Но, по-моему, Сэм подходит ей гораздо больше. Вы согласны со мной? — спросила Нола. Ее губы сложились в улыбку, хотя глаза стали злыми.

Оставив этот вопрос без ответа, Трэвис сказал:

— Кстати, Нола, я хотел вас кое о чем спросить. Не согласитесь ли вы приходить раза два в неделю ко мне, чтобы научить Сэм, как должна вести себя настоящая леди?

Надо отдать Ноле должное — ее улыбка пропала только на мгновение. Какую-то долю секунды она выглядела так, словно подавилась пушечным ядром, но быстро восстановила самообладание.

— Конечно, Трэвис! Я почту за честь выполнить вашу просьбу! Я просто счастлива! — выпалила она одним духом.

— Нэн Такер учит Сэм тому что она пропустила в школе, а Элси показывает ей, что должна уметь девушка по хозяйству, — продолжал объяснять Трэвис. — Даже миссис Олдрич была так любезна, что сама вызвалась давать ей уроки пения. Но когда дело касается тонких материй, как должна вести себя настоящая леди, лучшей наставницы, чем вы, я просто не найду.

Сэм не верила своим ушам! Какая наглость со стороны этого недоумка. Стоит здесь и говорит о ней так, словно она неодушевленный предмет, распустил слюни, лишь бы угодить этой девице! Еще никогда в жизни Сэм не видела ничего более отвратительного, и никогда в жизни ей так не хотелось столкнуть лбами эти две головы, как сейчас. Даже Элси, судя по ее виду, пришла в полное негодование. Ведь у него не хватило элементарного такта представить девушку как полагается. Сэм и то научилась понимать такие простые вещи.

К счастью, она не успела сказать Ноле и Трэвису все, что она о них думает. Элси своевременно отвела ее в сторону, извинившись перед присутствующими.

— Пойдем выпьем лимонаду, надо остудиться, — сказала экономка, сморщив нос. — Сейчас и я готова дать Трэвису Кинкейду хороший пинок в зад, куда явно переместились его мозги. Ох уж эти мужчины! — презрительно фыркнула она. — Клянусь, они все слепые, как летучие мыши. Что он видит в этой особе, не пойму, хоть убей, да еще имеет глупость уговаривать ее, чтобы она учила тебя хорошим манерам. Когда Господь раздавал мозги, Трэвис, видимо, проспал это событие.

Впервые за эти дни Сэм искренне расхохоталась.

— Ах, Элси! Как ты мне нравишься! — заявила она. — Хоть эта Нола и называется леди, но не она, а ты — восхитительна.

Широко улыбаясь, Элси присела в шутливом поклоне:

— Ах, благодарю вас, детка. Я очень высоко ценю ваше мнение — по крайней мере в этом случае.

В продолжение вечера Сэм удалось познакомиться кое с кем еще, но не все ее новые знакомые получили одобрение Трэвиса. Например, Лу Сприт, который явно решил взять на себя роль ангела-хранителя Сэм. Убежденный холостяк, брадобрей ни на минуту не оставлял ее без своего внимания. Когда пришло время садиться за стол, он даже принес Сэм тарелку с угощением и уселся рядом с ней за столом. Он бросал злобные взгляды на тех молодых людей, кто в пику своим родителям отваживался подвинуться поближе к Сзм. Он дошел до того, что пару раз недобро взглянул даже на самого Трэвиса.

Бедная Сэм не знала, что ей делать и что думать обо всем этом. Она никогда в жизни не имела характера, у нее просто не было на это времени, но она инстинктивно почувствовала, что Лу ведет себя как настоящий кавалер. Это не могло не льстить ее женскому самолюбию, которое в последнее время подвергалось постоянным унижениям, и все же вызывало определенные неудобства. Если она правильно угадала возраст Лу, то он приблизительно годился ей в отцы. Кроме того, она еще не простила его за тот страх, который пережила по его милости. Однако ей не хотелось злить этого большого медведя, и она сдерживалась. Но и иметь его в закадычных друзьях Сэм тоже не планировала.

У Сэм промелькнула мысль, что, возможно, Трэвис, желая провести как можно больше времени с красавицей мисс Нолой, попросил Лу опекать ее, чтобы она не вздумала сбежать в очередной раз, но и такой вариант не вполне объяснял поведение Лу. Нет, Сэм дала бы голову на отсечение, что Лу добровольно решил посвятить ей целый вечер.

Сэм было тягостно сидеть за общим столом, с трудом глотая еду, когда на самом деле хотелось отползти куда-нибудь подальше и как следует выплакаться. Такие чувства редко посещали Сэм. Они были ей незнакомы, а сейчас они терзали ее и выворачивали душу. Всего несколько дней назад ей было в высшей степени наплевать на то, что другие девушки лучше, чем она. А сейчас Сэм испытывала из-за этого такую боль, что и описать трудно. Ей было обидно сознавать, что окружающие унижали ее, что они шептались о ней, прикрыв рты ладонями.

А больнее всего было видеть, как Трэвис ухаживает за Нолой, как он нежно улыбается ей в лицо, видеть, как он из кожи вон лезет, чтобы угодить ей. Сэм уже ненавидела Нолу, она не слышала, что говорил ей Трэвис, но догадывалась, какие нежности это были, если у Нолы сделался такой блаженный вид.

А Нола — мягкая, насмешливая Иола! Ну почему она такая красивая? Блестящие темные волосы, уложенные на голове в затейливый узел, живые темные глаза, смуглый цвет лица, правильные черты которого делали ее похожей на испанскую статуэтку. Каждое ее движение было невыносимо изящным. Даже ее ровные зубы блистали безукоризненной белизной, черт бы ее побрал! Неужели у нее нет ни одного изъяна, кроме, конечно, ее несносного характера, незаметного, к сожалению, для глаз Трэвиса?

Рядом с Нолой Сэм чувствовала себя оборванкой, чего раньше с ней никогда не случалось. Конечно, в сравнении с Нолой сильно бросалось в глаза отсутствие у нее хороших манер, неумение вести себя в обществе. Короче говоря, рядом с Нолой Сэм сильно проигрывала как женщина и от этого злилась на всех подряд, особенно на Трэвиса и Нолу.

Она и сама не могла понять, почему вообще у нее возникли такие чувства. Какое ей дело до того, кому улыбается Трэвис Кинкейд и кому он уделяет свое внимание? Он ее враг, ее тюремщик. Господи, да он совсем и не нравится Сэм. С того самого момента, как они встретились в первый раз, он возненавидел ее и усиленно это демонстрировал. То, что она сама была зачинщицей чуть не половины их стычек, как-то не приходило Сэм в голову.

Так почему она вела себя как ревнивая идиотка? Почему каждая улыбка в адрес Нолы пронзала ее, как острый нож? Почему она то и дело искала его взглядом, словно один его вид доставлял ей радость? Почему вдруг он показался ей таким неотразимо красивым, таким желанным? Почему ее ладони вдруг повлажнели, а сердце так забилось в груди, что стало больно?

Если бы она смогла прочитать мысли Трэвиса, то избавила бы себя от многих мучений. Ведь Трэвису нравилось смотреть, как Лу увивался за Сэм, ничуть не больше, чем ей смотреть на его ухаживания за Нолой. Каждый раз, когда Трэвис оборачивался, он видел, как Лу склоняется над Сэм с заботливым видом и с дурацкой улыбочкой на физиономии, — от нее одной можно было сдохнуть. Трэвиса так и подмывало сказать Лу, чтобы он не строил из себя полного идиота, чтобы прекратил улыбаться Сэм, чтобы не надоедал ей своим вниманием.

Трэвис так напряженно следил за тем, что происходит между Сэм и Лу, что почти не слышал слов Нолы. Он только кивал головой, стараясь отвечать односложно. В душе Трэвис опасался, что ненароком может согласиться Бог знает на что, и все же никак не мог сосредоточить свое внимание на беседе.

А мысли его продолжали витать! Если Сэм не могла похвалиться красивым нарядом, как другие женщины, если у нее не было модной прически, от нее все равно было глаз не оторвать. Платье, которое купила для нее Элси, оказалось ей немного узко и соблазнительно обтягивало ее грудь. Трэвис не сомневался, что и Лу, и половина мужского населения Тамбла не могли не обратить на это внимания. Только от этой одной мысли у Трэвиса закипала кровь!

Простенький поясок еще больше подчеркивал тонкую талию Сэм и пышность ее бедер. Ее длинные волосы красного золота спутались у нее за спиной, и ему до боли хотелось утопить свои пальцы в этой сверкающей массе. Большие круглые темные глаза походили на глаза олененка. В эти глаза можно было смотреть бесконечно. А губы! Трэвис еще никогда не видел таких нежных, таких соблазнительных губ, как у Сэм. У женщин не должно быть таких зовущих губ, в противном случае выставлять их на всеобщее обозрение преступно. Сэм надо бы ходить с закрытым лицом, как это принято на Востоке.

Трэвис опять отогнал от себя праздные мысли, уводящие его на опасную тропу, и подивился тому, что с ним происходит. Он постоянно только и думает о Сэм и не может обуздать свое желание. Сегодня это случилось не в первый раз и, конечно, не в последний, но это начинало все больше и больше его тревожить. Силы ада! Одна только мысль о ее нежном обнаженном теле заставила Трэвиса утирать пот со лба, а брюки вдруг становились угрожающе тесными.

Он постоянно напоминал себе о разнице в их возрасте, о том, что Сэм преступница, его арестантка. Кроме того, она презирала его и не скрывала этого. И все же всем своим существом Трэвис желал ее и мучился оттого, что мужчины, вроде Лу Сприта, пожирали ее глазами. Он не хотел, чтобы другие улыбались ей, не хотел, чтобы она улыбалась им в ответ.

Особенно он страдал, если кто-то из мужчин прикасался к ней.

Помимо его воли Сэм очень быстро стала его навязчивой идеей. Трэвис опасался, что скоро он совсем потеряет из-за нее голову, и не знал, что делать, что предпринять, чтобы предотвратить эту опасность.

Когда среди гуляющих появился молодой помощник Трэвиса Чес Браун под руку с хорошенькой молодой блондинкой, Сэм быстро поняла, как одинока эта женщина. По какой-то причине, абсолютно неясной для Сэм, ни одна из прихожанок не желала общаться с мисс Уинфроу. Даже Элси, которую Сэм считала исключительно справедливой женщиной, держалась от нее подальше. Некоторые мужчины нехотя кивнули и затем поспешно возобновили свою беседу, но большинство делали вид, будто не имеют представления, кто такая эта Молли Уинфроу.

Все это выглядело очень странно, и Сэм стало жаль Чеса и Молли. Тем более что Чес покраснел до ушей и яростно сверкал глазами, как будто бросая вызов обществу, а Молли дергала его за руку и лихорадочно шептала что-то ему на ухо. Неизвестно, что она ему говорила, но при каждом слове Чес энергично тряс головой. Молча он повел свою даму к столу с закусками и положил угощение на тарелку. Потом, окинув взглядом собравшихся, он повел Молли к тому самому столу, за которым сидели Сэм и Лу.

— У вас не занято? — воинственно произнес Чес, бросая на Лу тяжелый взгляд.

Лу равнодушно пожал плечами:

— Нет.

Когда они оба уселись за стол, Чес обратился к Сэм:

— Привет, Сэм. Как дела? Сэм усмехнулась:

— Чес, только не рассказывай, что Кинкейд еще не сообщил тебе, как я пыталась этой ночью сбежать от него. Черт, держу пари; весь город узнал об этом в течение часа.

— Это верно, — кротко признался Лу. — Мы просто не хотим поднимать из-за этого большой шум.

— Чес, — сказала Сэм, немного подавшись вперед, — разве ты не хочешь познакомить меня с твоей дамой? — За эту невинную просьбу она получила тычок в бок и мрачный взгляд Лу. Чес тоже посмотрел на нее как-то странно.

Чес явно не мог понять, шутит Сэм или говорит серьезно. Решив, что она говорит серьезно, он обрадовался:

— Сэм, позволь мне представить тебе Молли Уинфроу. Молли, это Сэм, то есть Саманта Даунинг.

— Рада познакомиться с вами, Молли, — Сэм улыбнулась от всей души.

Как ни странно, Молли не проявила такой же доброжелательности, словно все еще не знала, как ей следовало себя вести. У Сэм даже промелькнула мысль, что она, должно быть, не желает общаться с арестанткой и, как и остальные, не прочь унизить ее. Но тут Молли покачала головой и сказала с печальным вздохом:

— Мисс Даунинг, я вижу, вы не имеете представления о том, кто я такая и почему никто не хочет иметь со мной дела. Я, милочка, служу в «Серебряном самородке». Я проститутка.

Сэм и глазом не моргнула при этом откровенном признании, хотя Чеса передернуло, а Лу громко зарычал. К изумлению Молли, Сэм улыбнулась еще шире:

— А я бандитка. Вот теперь и прикиньте, кто из нас первым попадет в ад.

При этих словах Молли оживилась, отчего ее лицо еще больше похорошело. Лу громко расхохотался и шлепнул себя по ноге в полном восторге. Чес вздохнул с облегчением и наградил Сэм благодарной улыбкой. Однако радость его оказалась преждевременной, потому что в этот момент к их столику подошел Трэвис.

— Чес, можно тебя на минутку? — Под взглядом его прозрачных, как лед, глаз улыбки на всех лицах погасли. — Наедине.

Ничуть не смутившись, Сэм спросила:

— Трэвис, ты знаком с мисс Уинфроу?

Лу укоризненно покачал головой и замычал, ожидая начала грандиозного скандала. Но Трэвис удивил всех своим весьма учтивым ответом:

— Я давно знаком с мисс Уинфроу, Сэм. — Обратившись к Молли, он сказал: — Добрый день, Молли. Рад тебя видеть.

— Добрый день, начальник, — пробормотала Молли, втягивая голову в плечи от смущения.

Следующее замечание Трэвиса относилось к Сэм и сопровождалось особенно пронзительным взглядом:

— Сэм, мне кажется, тебя искала Элси. Подозревая, что он затеял, и не собираясь идти у него на поводу, она сделала вид, что не понимает.

— Зачем это ей меня искать? Я уже полдня сижу на одном месте, да и она подходила сюда уже раза четыре, если не больше.

Сэм показалось, что она услышала скрип зубов, когда Трэвис процедил:

— Она хочет поговорить с тобой. Немедленно!

— Ладно, ладно! Не заводись! — Сэм отодвинула стул прежде, чем это сделал Лу. — Молли, мне было приятно познакомиться с вами.

Элси действительно ждала ее, чтобы поговорить с ней. Отведя Сэм в сторону, она прошипела:

— Не смей разговаривать с этой шлюхой! Печально покачав головой, Сэм посмотрела в глаза экономке и спросила:

— Ну и что? Чем она хуже остальных, Элси? И разве она хуже, чем я? Хоть я не особенно внимательно слушала, что сегодня говорилось в церкви, но разве пастор не призывал к прощению? Разве не сам Господь сказал: «Пусть тот, кто без греха, бросит первый камень»? И тогда никто не стал бросать камни, потому что у всех было рыльце в пушку.

Эти слова Сэм слышала не одна Элси, и не одна она опустила голову от стыда. В наступившей тишине Сэм это поняла и густо покраснела, не зная, что еще сказать, но и отступать она не собиралась.

И снова ей на помощь пришла Альма Олдрич:

— Вы совершенно правы, дорогая Саманта. Меня часто огорчает, как быстро мы готовы осудить других, в то время как сами далеко не безгрешны. — С этим словами супруга пастора, расправив плечи, словно генерал на параде, решительно направилась к столику, за которым сидела Молли.

— Это все верно, но и мы не должны купаться в грязи вместе со свиньями, — громко высказалась Берта Мелбурн. — Как говаривал мой отец: «Если пустил к себе в постель собаку, не удивляйся, что проснешься с блохами».

— Ах, — быстро отозвался пастор Олдрич, услышав, что кое-кто поддерживает заявление миссис Мелбурн, — но разве Господь наш Христос, как говорится в Евангелии от Матфея, в главе девятой, стихе тринадцатом, не сказал также: «Я пришел, чтобы покаялись не праведники, а грешники»? И теперь я хочу спросить вас: не должно ли нам, если мы называемся христианами, следовать его примеру? Не лучше ли нам показать нашим падшим братьям и сестрам дорогу к праведности, вместо того чтобы равнодушно отворачиваться от них?

Нашлось немного таких, кто не отвел глаз от соседа после такого глубокомысленного вопроса. Положив руку на плечо Сэм и сделав ее таким образом объектом всеобщего внимания, пастор Олдрич добавил:

— Эта молодая женщина появилась у нас недавно. Она хоть и незнакома с Писанием и это сам по себе факт прискорбный, но ее вины в этом нет, а сейчас она оказалась мудрее всех нас. Она все равно что ребенок, заново познающий мир и слово Божье, и все же она увидела, как часто мы бываем лицемерны и недостойны называться добрыми христианами.

Откуда-то из толпы послышалось: «Устами младенца». Кто-то другой добавил: «Аминь!»

Трэвис растерялся. Стоя в стороне, он уже собрался устроить Чесу форменную выволочку за то, что тот посмел познакомить Сэм с Молли, вынашивая надежду, что Сэм будут принимать в обществе. Теперь, после слов Сэм, а также заявлений пастора и миссис Олдрич, он не знал, что ему делать.

Непонятно как, но Сэм своими простодушными высказываниями выставила всех самодовольных идиотами — и, черт возьми, она оказалась совершенно права. Обескураженный Трэвис не мог этого не признать. Но ему стало немного жутковато, когда он задумался о том, какие еще сюрпризы может преподнести Сэм, особенно ему, в будущем. Она оказалась такой непредсказуемой, что его пробирала дрожь от одной мысли об этом!