ГЛАВА 1

Темная, темная ночь. Во всю свою первобытную силу, как обычно в непогоду в Техасе, бушует гроза. Дует ветер, и по земле хлещут косые струи дождя. Сэм Даунинг чувствует, как за воротник темного дождевика стекают капли воды, набравшиеся в широкие поля шляпы. Сэм ежится и прищуривает глаза, пытаясь всматриваться во мглу. То и дело сверкают молнии, слышатся раскаты грома, похожие на рычание раненого медведя. Скверная ночь. Ничего не слышно, кроме грохота грозы, и из-за этого Сэм не находит себе места.

По правде сказать, Сэму всегда не по себе, когда папаша затевает очередное опасное предприятие, будь это днем или ночью. Где-то там, за небольшим холмом, папаша и трое старших братьев должны остановить идущий на юг поезд, и вот сейчас Сэм поджидает их, прячась среди деревьев. Глава семьи считает, что в свои семнадцать лет Сэм годится лишь на то, чтобы стоять на стреме во время их налетов и грабежей. И как всегда в таких случаях, Сэм мучается противоречивыми чувствами облегчения и зависти.

Спору нет, Том, Билли и Хэнк куда сильнее и крепче. Самому старшему из них, Тому, исполнилось двадцать пять лет, Биллу двадцать три, а Хэнку двадцать один. О таком росте и о таких мускулах, как у них, оставалось только мечтать. Отец, бывало, беззлобно приговаривал, что Сэм — самый маленький поросенок из помета. Семья Старого Билла Даунинга была дружной, его отпрыски держались все вместе и в радости и в горе, помогали друг другу, если кто-то из них попадал в беду. Когда пять лет тому назад скончалась от чахотки Салли Даунинг, отец и старшие братья взяли младшего под свое надежное крыло. И хотя Сэм принимает участие в их «делах» с малых лет и всегда бывает в курсе всех планов, основную роль во всем всегда играют старшие, а подростку достаются более мелкие и безопасные задания.

Сэм вздыхает и беспокойно ерзает в седле. Что же их так долго нет? Прошло уже минут десять с тех пор, как паровоз запыхтел и заскрежетал тормозами. Согласно отцовскому расчету, они уже должны вернуться с сумками, набитыми деньгами, взятыми из почтового вагона. По сведениям папаши, в поезде должна находиться очень крупная сумма, а потому и усиленная охрана, но последнее обстоятельство отца почти не беспокоило. Старый Билл не сомневался, что его ребятам никто не сможет оказать достойного сопротивления.

В темноте гремит выстрел. Сэм вздрагивает от неожиданности, отбрасывая со лба прядь медно-красных волос. Напрягая слух, улавливает отдаленные крики, а потом и глухой топот копыт по грязи. Топот все громче. Секундой позже появляется Билли на своей лошади.

— Сматываемся, Сэм! Папаша ранен. Бежим, скорее!

За ним по пятам следует Хэнк.

— Где отец? — кричит ему Сэм.

— Они едут за мной. Давай, Сэм! Скачи!

Сэм повинуется, прислушиваясь к топоту коней Тома и отца. Темные глаза от страха делаются огромными и резко выделяются на бледном, покрытом веснушками юном лице. Вдруг становится трудно дышать, словно кто-то двинул кулаком прямо в дыхательное горло. Их нагоняют Том с отцом, и Сэм сразу видит, что отцу плохо. Рот его кривится от боли.

— Держитесь, папаша, — хрипло говорит Том. Как и Сэм, он тоже испытывает панический страх. — Мы проедем немного назад, потом сделаем крюк, повернем на юг к Оуквиллу. Там найдем себе ночлег.

Только к полуночи они добираются до Оуквилла, и через час отец с бескровным лицом лежит на постели в гостиничном номере.

— Отец, я не могу этого сделать, — твердит ему Сэм, выслушав просьбу отца.

— Как это не могу? Придется, Сэм. Что же мне, доктору показывать огнестрельную рану, так, что ли? У тебя самые маленькие руки из всех нас. Ты вытащишь из плеча пулю так же легко, как занозу. Я в тебя верю, малыш.

— Ничего не поделаешь, Сэм, — как может, утешает Том. — Да ты быстро ее вытащишь. А мы тебе поможем, если только это в наших силах.

— Папаша прав, — вставляет свое слово Билли. — Конечно, мы можем отвезти его к доктору, но это все равно что самим совать голову в петлю.

— Ну ладно, — с трудом соглашается Сэм. — Но без вашей помощи мне не обойтись. Будете говорить мне, что делать. Ведь мне никогда не приходилось доставать пули из своих близких и вряд ли это занятие будет мне по душе.

— Можно подумать, папаша нарочно подставился под пулю, — ворчит Хэнк. — Тот тип с ружьем застиг нас врасплох, когда мы уже уезжали. Он по чистой случайности попал в папашу. Еще повезло, что только в плечо.

— Ничего себе повезло! Кто теперь будет лечить его рану? Разве что Сэм? Не хотел бы я оказаться на его месте. — И Том, чтобы хоть немного разрядить обстановку, комично покачал головой.

— Зато денежки теперь наши, — машет рукой в сторону сумок Билли. — Это должно хоть чуть-чуть поднять папаше настроение. Здесь никак не меньше тысячи долларов. — Билли взвесил на руках туго набитые сумки.

— Еще успеешь подсчитать доходы, Билли, — с укоризной говорит Сэм. — Катись на кухню, притащи мне чистые тряпки и кипяток, а если найдешь, то и маленькие ножницы — они сгодятся. Ведь не стоит делать папаше дырку шире, чем она есть, правда, папаша?

Старый Билл кивает в знак согласия.

— А еще прихвати бутылку самого лучшего виски, какой у них имеется, сынок, — скрипит сквозь сжатые зубы Старый Билл. — Нужно же мне чем-то заглушить боль, а Сэм пусть промоет им рану, когда вытащит пулю.

— Да не мешкай, брат, — приказывает ему Том. — Папаша и так уже потерял много крови, а если у нас ничего не получится, то, хочешь не хочешь, придется тащить его к доктору.

Через полчаса Сэм склоняется над стонущим пациентом. Старый Билл почти насквозь прокусывает зубами кожаный ремень, который он вставил себе в рот, чтобы не кричать, а тем временем Сэм орудует поочередно то ловкими пальцами, то маленькими ножницами, пытаясь извлечь пулю из раны на плече.

— Вытри кровь, Том, — командует Сэм. — Я ни черта не вижу. Я и так все делаю на ощупь. Было бы неплохо хоть что-нибудь разглядеть.

Том подчиняется. Потом чистой тряпкой вытирает пот со лба, откидывает волосы, спадающие на глаза маленького хирурга.

— Так лучше? — спрашивает он. Сэм кивает, и Том добавляет шутливо: — Когда ты наконец подстрижешь волосы, Сэм? Когда начнешь слушаться старшего брата, а?

— Когда у мула вырастут крылья, — следует неопределенный ответ.

— Слушай, Том, — смеется Хэнк. — Ты вот все время мечтаешь подарить кое-кому бритву, а ведь на этом домашнем котенке нечего брить, кроме персикового пушка да веснушек.

— Тише вы, займитесь лучше папашей, — прикрикивает на них Сэм. — Хэнк, дай сюда бутылку, будешь поливать из нее. Том, убери свои лапищи подальше хоть на минуту. — Сморщив лицо от напряжения, Сэм медленно вытаскивает из раны кусочек свинца. И, не утирая пот с лица, щиплющий глаза, и продолжая держать рану открытой, командует: — Теперь лей виски, Хэнк.

Когда алкоголь касается рваной раны, Старый Билл мечется, словно в агонии.

— Прости, папаша, — бормочет Сэм дрожащими губами, превозмогая мучительное желание отползти куда-нибудь подальше и как следует выплакаться. Ему еще предстоит перевязать рану. Уж потом кто-нибудь из них останется с отцом и проследит, чтобы у отца не начался жар.

— Все в порядке, Сэмми. У тебя прекрасно получилось, — сквозь стон произносит Старый Билл. — Все как надо.

Три дня спустя они покинули Оуквилл. Рана Старого Билла не загноилась и медленно заживала. Конечно, и путешествовать ему было еще рано, но все понимали, что не могут задерживаться здесь дольше. Положение осложнялось еще и тем, что «куча денег», которой, как они думали, были набиты сумки, оказалась всего-навсего нарезанной газетной бумагой, сверху и снизу обложенной долларовыми банкнотами. Получилось, что ночная охота принесла всего жалких сто пятьдесят долларов. Настоящие же деньги, если они и были в том поезде, сейчас, без сомнения, попали в руки тех, кому они и предназначались.

Даунинги понимали, что на эти деньги им долго не просуществовать и что как только Старый Билл более-менее придет в норму, им придется совершить еще одно ограбление. Дело осложнялось тем, что банда Даунингов приобрела широкую известность в Северном Техасе и с каждым новым налетом усиливалась опасность ареста. Объявления об их розыске уже появились во многих городках, железнодорожных станциях и полицейских участках в радиусе ста миль. К счастью, полиция не располагала их портретами и в объявлениях сообщались только скупые сведения об отце и братьях. Поэтому Даунинги решили «лечь на дно», пока не выйдут все деньги, а потом действовать с удвоенной ловкостью и осторожностью.

Качаясь в седле, Сэм вспоминал о лучших днях и мысленно погружался в прошлое, когда жива была мать. Жизнь с отцом, Хэнком, Томом и Билли была неплоха, но при маме все было по-другому. Тогда семья Даунингов жила вполне мирно и оседло. Скитаться они начали, когда потеряли свою ферму в Канзасе. Но и это ни в какое сравнение не идет с нынешним временем. Сейчас они постоянно были в дороге, переезжая с места на место, скрываясь от преследований полиции и опережая ее всего на один шаг.

Сэм, последний ребенок в семье, родившийся за несколько месяцев до того, как разразилась Гражданская война, только по рассказам отца представляет себе те годы. Зато старшие братья очень хорошо помнили, как Канзас оказался как бы на нейтральной полосе между Севером и Югом и стремился воспользоваться выгодами своего положения. Вот тогда-то и нагрянули отряды Квонтрилла, сея вокруг смерть и разрушения. Они спалили новый дом Даунингов и зарезали весь их скот. Даунинги едва успели убежать и спрятаться в лесу. Сэм, конечно, не помнит, как Салли, прижав его к своей груди, сидела в заросшем ежевикой овраге и смотрела, как горят их дом и амбар. Пламя освещало ночное небо на мили вокруг.

Билл воевал на стороне северян, и Салли с детьми пришлось одной пережить ужас той ночи. Только несколько месяцев спустя отец узнал о несчастье, постигшем его семью. Не имея возможности вернуться домой, он испытал горькое чувство беспомощности и вины, которое преследовало его на протяжении многих лет, как злые духи. Возможно, именно из-за этого чувства вины Старый Билл не отдал двенадцатилетнего ребенка на воспитание к каким-нибудь друзьям, а оставил его в семье. Билл по-своему старался оградить своих детей от превратностей жизни. Он поклялся, что никогда не расстанется с ними, какие бы суровые испытания ни выпали на их долю. Удары судьбы они должны выдержать вместе.

Тот ночной налет отрядов Квонтрилла круто изменил всю жизнь семьи Даунингов. Все, что было дорого Салли Даунинг, погибло в огне. Все, что было связано с ранним замужеством, все мелочи, напоминающие ей о девичестве, даже те немногие безделушки, что достались ей от матери и бабушки, превратились в пепел. У семьи осталось только название и то, в чем они выбежали из дому. А выбежали Даунинги в одних ночных рубашках.

Они не держали деньги в банке, а все с таким трудом заработанные наличные поглотило пламя вместе с домом. У них осталась только земля, на которой дом стоял, но и она недорого стоила, так как Квонтрилл и его бандиты подожгли поля и уничтожили урожай, который Салли и ее сыновьям удалось вырастить в том году, а вместе с ним погибли труды многих месяцев и будущие заработки.

От отчаяния Салли потеряла веру во все и, вопреки воле Билла, попросила помощи у своих родственников. Сами люди небогатые, они поделились с ней, чем могли, и Салли с детьми кое-как продержалась всю долгую зиму. С помощью соседей они соорудили нечто вроде землянки, халупу, почти такую же, в которой они с Биллом начинали свою жизнь, когда приехали в Канзас. Поскольку все деньги ушли на покупку кухонной утвари, инструментов и продуктов, Даунинги спрятали поглубже свою гордость и принимали поношенную одежду от сердобольных друзей и соседей, которым больше повезло в ночь налета Квонтрилла.

С приходом весны Салли заняла денег под залог земли и купила семян, чтобы засеять поле фермы. Ей помогали только маленькие мальчики, поэтому урожай получился небольшим, но Салли удалось сохранить крышу над их головой и уберечь детей от голода. В тот год под Рождество Биллу предоставили отпуск. Он прибыл домой и очень обрадовался, что его жена и дети живы и здоровы, но чувства его омрачила нищета семьи. Биллу очень хотелось остаться с женой и детьми, но, уступив настоянию Салли, он вернулся в полк.

Весной следующего года закончилась гражданская война, Билл возвратился домой и еще раз попытался возродить свою ферму. Снова ему пришлось взять ссуду в банке, чтобы засеять свои поля. В тот год засуха и саранча истребили почти весь его урожай, и Билл еще больше залез в долги.

Второй год оказался слишком дождливым, дожди залили поля и уничтожили новые всходы.

Вот тогда Билл потерял всякое желание заниматься землей. Он продал ферму, уплатил долги банку, на оставшиеся деньги купил провизию, нагрузил фургон и двинулся с семьей на запад. Сэм помнит, что с того времени и начались их скитания. Билл пытался браться за любую работу. Однажды ему удалось наняться помощником на ферму за небольшую плату и питание. Потом он работал на ранчо в Колорадо, а Салли готовила еду на всех работников. Тогда им жилось неплохо, тем более что Том к тому времени достаточно подрос и работал наравне с отцом, а вскоре стал помогать и Билли.

Когда Хэнку исполнилось четырнадцать, Салли сильно простудилась. Простуда перешла в воспаление легких. Салли долго болела, легкие ее ужасно ослабели. Она так и не смогла как следует поправиться, а на следующую зиму заболела снова. На этот раз кашель уже не проходил. Он настолько измотал Салли, что малейшее напряжение лишало ее всяких сил. Она все чаще не вставала с постели, и когда начала кашлять кровью, Билл понял, что случилось самое худшее. Его обожаемая жена умирала, а он был не в силах вернуть ей здоровье и жизнь.

Когда Салли умерла, Билл потерял не просто жену: он потерял своего душевного друга, свою путеводную нить. Без нее он остался как корабль без руля. Билл топил свое горе в вине, забываясь в пьяном угаре, и редко кто видел его в трезвом состоянии. Он потерял работу. И несмотря на то что Том, Билли и даже Хэнк, которому уже исполнилось шестнадцать, могли бы продолжать работать на ранчо, они не пожелали оставаться там, откуда гонят их отца. Так, впятером, они скитались по разным местам некоторое время, но далеко не везде могла найтись работа для четверых мужчин сразу, разве что на короткий период клеймения и загона скота, а когда выяснилось, что с ними в придачу еще и непригодный к работе двенадцатилетний подросток, возможность остаться падала до нуля. Новый поворот в их судьбе произошел во время перегона каравана фургонов из Вако в Эбилин. На каждом шагу в этом путешествии их подстерегала опасность. Их преследовали бури, наводнения, индейцы, им приходилось терпеть выходки начальника каравана, этого дьявола во плоти. Однажды повариха, которая присматривала за их младшеньким, зазевалась, и ребенка чуть не похитили индейцы. Тогда Билл решил, что вместо того, чтобы глотать тучи пыли и подвергать свою жизнь и жизнь своих детей постоянному риску, можно заняться другим делом. Он понимал, что вряд ли им удастся всем сразу найти приличную работу и найти жилище, где они могли бы все жить.

После долгих раздумий Билл выбрал новый путь, теперь дети всегда смогут быть при нем. Ему и в голову не приходило, чтобы Сэма отдать на время чужим людям ради удобства остальных. Так незаметно все Даунинги вслед за Биллом встали на путь преступлений. Их первые бандитские акции показали их полную неопытность и едва не закончились тюрьмой. Потом им улыбнулась удача, и некоторое время их дела шли довольно хорошо. Даунинги ограбили дилижанс на дороге в Даллас, вытряхнув из пассажиров сто долларов, — больше поживиться было нечем. Потом они совершили налет на банк в Денисоне, на границе Техаса с Оклахомой, и, прихватив несколько сотен долларов, скрылись в хижине в окрестностях Санта-Фе на всю зиму. Как только денежный запас начинал подходить к концу, Даунинги нападали на неосторожных путников и отбирали у них деньги и драгоценности.

Постоянная смена мест стала для них образом жизни. Им постоянно грозила опасность, но они воспринимали ее как неизбежность, потому что сами пошли на это. Они брали все что угодно — от лошадей и скота до бумажных денег. Даунинги совершали налеты на поезда, почтовые кареты, банки, отели, их жертвой стали даже один-два процветающих салуна, но они никогда не воровали у детей и вдов, не трогали тех, у кого это было последним. Они слишком хорошо знали, что такое бедность, и никогда не обрушивали несчастье на голову ни в чем не повинных людей.

Иной раз они даже делились своим случайным богатством с теми, кому в жизни было туго. И эта безграничная щедрость мешала Даунингам накопить деньги для самих себя, чтобы купить землю и наладить честную жизнь. Они бросили свой жребий. Они превратились в настоящих преступников, которым за каждым углом грозил арест. Простые люди знали о их благородстве, сравнивая их с бандами Джесса Джеймса, Сэма Басса или с Робин Гудом, но представители закона не ждали от банды Даунинга ничего хорошего.

Быть может, в глубине души Билл Даунинг глубоко раскаивался, что затянул детей в такую жизнь, но никогда не заикался об этом вслух. Быть может, он мечтал о другом, но никогда в этом не признавался, как, впрочем, и его отпрыски. Они всегда были вместе, а это, несмотря на постоянный риск, для Билла играло основную роль. Наверное, Билл мечтал, чтобы Сэм или Хэнк, младшие из детей, ходили в школу или хотя бы получили нормальное воспитание, которое обязательно дала бы им Салли, останься она в живых, но он держал эти мысли при себе. Обойдутся сыновья и без грамоты. Верно, они выросли неотесанными, зато научились защищаться, не давали себя в обиду, умели спать в седле, метко стреляли, не пропали бы в лесу. Сэм, например, стреляет, ездит верхом, соображает куда лучше многих взрослых мужчин. Даже выпить может больше их. А за покер с этим чертенком лучше и не садиться, ему так везет, что и ловчить не надо! Так нужны ли книжки такому талантливому ребенку?!

Если бы кто-то из детей вдруг выразил недовольство, Старый Билл скорее всего отреагировал бы на это. В любой момент они могли поехать на юг, в Мексику, и купить там землю или же податься в Калифорнию и начать там все сначала. Но никто из детей не жаловался и не протестовал, а Биллу и не хотелось ничего начинать без Салли. Она была стержнем его жизни, источником его энергии, и без нее он просто выбрал самый легкий путь, плохой ли, хороший ли, но необходимый для сохранения семьи. Билл хоть и не был образцом для подражания, но оставался преданным своим детям отцом.

Сыновья, в том числе и Сэм, не закрывали глаза на недостатки отца. Вот и сейчас, продвигаясь к своему новому укрытию, Сэм с тоской думает о своей бродячей жизни. Все чаще и чаще он мечтает о том, чтобы жить на одном месте. Сэм не может похвастаться такой же силой, какая есть у братьев. Но все же он не отстает от них. Иногда, как в каком-то полусне, Сэм грезит о странных вещах: нарядной одежде, образовании, доме. Эти странные мечты всегда призрачны, так, смутное волнение души.

Иногда Сэм решительно отбрасывает эти видения. До тех пор пока они вместе — они сила, остальное образуется само собой. Сэму просто очень хочется не оглядываться постоянно через плечо, не ждать за собой погони. Как было бы славно хоть немного пожить спокойно, не думая ни о будущем, ни о прошлом, не волноваться о том, что кого-то из них могут ранить или убить, не бояться того, что когда-нибудь все они сядут в тюрьму или их повесят за многочисленные преступления.

С усталым вздохом Сэм надвигает поглубже на лоб шляпу, чтобы поля защитили глаза от слепящих солнечных лучей. Копыта кобылы ритмично стучат по дороге, отзываясь в юном мозгу повторяющейся фразой: «Может быть, когда-нибудь, может быть, когда-нибудь, может быть, когда-нибудь…» А что может быть? Сэм не знает, что ответить.